Пьяненькая

— Василиса Викторовна, работу нужно закончить к концу недели, вы это понимаете? — радостно спросила начальница, а я мысленно увидела, как растянулись ярко накрашенные губы в злорадном оскале. Я медленно шагала по тротуару, взглядом цепляясь за неброские силуэты впереди идущих людей, а работодательница не унималась. Торжествующе она оповестила меня обо всех целях и задачах, которые я должна выполнить в течение этой недели. То есть, за два оставшихся дня. — Я, конечно, всё понимаю, но это физически невозможно. Успеть за такой короткий срок просто нереально. Начальница, нехорошо хмыкнула, от чего мне захотелось сбросить вызов и добавить её в чёрный список, но с людьми, от которых зависит судьба, так не поступают, и со змеиным шипением продолжила: — Не забывайте, что вы не единственная, кто у нас стажируется. Я могла бы поручить эту работу Михаилу, но ошибочно решила, что вы справитесь лучше. Тем более, Алексей будет оценивать вас как специалиста именно по выполненной работе. — При таком фривольном упоминании директора я сбилась с шага, — что ж, это ваш выбор, всего доброго. — Стерва! — воскликнула в сердцах я и, заблокировав телефон, спрятала в карман. На мой крик стали оборачиваться прохожие, видимо, в поисках интересной сцены, но, ничего не увидев, разочарованно посверкали глазами и продолжили идти в первоначальных направлениях. Я, утратившая интерес посторонних, осталась буквально наедине со своими мыслями. Снова неудача на работе, снова это разрушающее чувство вины перед всем миром за мою никчёмность, от которого я не могла избавиться. Хотелось остановиться посреди улицы, снять неудобные туфли и расплакаться от отчаяния, которое преследовало меня уже несколько месяцев. Хотелось броситься маме на шею и рассказать о злых работодателях, о плохих коллегах, услышать в ответ утешающие, полные любви слова, которых так не хватало. Но их надежды и вера в меня так велики, что разочаровать их у меня не хватало совести. Темнело. Идти домой желания не было. Пустая, холодная квартира нагоняла сильную тоску по дому, по родному селу и родителям, которые нечасто приезжали в гости. Я остановилась посреди тротуара, окидывая взглядом немноголюдную улицу. Справа от меня светилась вывеска уже знакомого бара, в который я заходила несколько раз развеяться и послушать жалобы постоянных клиентов заведения на жизнь. Помещение встретило меня тихой, приятной музыкой, уютным шумом и различными запахами. Немногие люди, сидящие за столами, отдыхали. На уставших лицах сияли улыбки, не было в них злобы и суеты, что так раздражали и давили в офисе. Я вдохнула полной грудью и направилась к барной стойке, у которой, на удивление, никого не было. Бармен — черноволосый, высокий парень с кольцом в нижней губе, — протирал бокалы, безразлично окидывая взглядом клиентов, и симметрично расставлял их на стойке. Подойдя ближе, я кое как запрыгнула на барный стул и, приподнявшись на локтях, сделала заказ: — Рюмку абсента, будьте добры. Приглушённый свет мягко освещал внушительных размеров помещение, которое казалось пустым. После тяжёлого рабочего дня клонило в сон, поэтому я, сложив руки на стойке, чуть прикрыла глаза в ожидании своего напитка. — Предъявите паспорт, — прозвучало в ответ грубо с издёвкой. Я подпёрла подбородок ладонью и, открыв глаза, посмотрела на бармена, который скакал вокруг бокалов, сдвигая их так, чтобы они стояли идеально ровно. Тоже мне, перфекционист нашёлся. Когда он заметил мой полный гнева взгляд, отвлёкся от увлекательного занятия, — я же сказал, паспорт… — наконец, узнав меня, он широко улыбнулся и упёрся предплечьями в отполированную до блеска поверхность. — Малышка, прости, не узнал. Ты бы привстала, а то тебя из-за стойки не видно. — Очень смешно, — выдохнула я, глядя, как он потянулся за бутылкой. Я была здесь всего несколько раз, но этого парня запомнила и, спустя несколько часов, проведённых в одном помещении, начала уважать. Он первый, кто высказался по поводу моего роста открыто, в лицо. Благодаря ему я и поняла, что не нужно комплексовать, как он выразился, из-за такой мелочи, как рост. — Чего такая грустная, малышка? — спросил он, пододвигая мне рюмку с желтоватым содержимым, на ободке которой была нанесена соль, а сверху лежала долька лайма. Я подняла на него глаза, желая задать интересующий вопрос, но меня перебили: — рано тебе ещё. — Мне двадцать два, чудик, — я, улыбнувшись, показала ему язык и, выдохнув, осушила рюмку. — Ещё! — Малыш, что случилось? — он тоже подпёр подбородок ладонью и вкрадчиво посмотрел мне в глаза. Жаль, что его имени я до сих пор не узнала. Каждый раз бейджик у него на форме менялся, поэтому сложно было определить, кто он: Артём, Влад или Илья. — Да так, — пожала плечами я, наблюдая за воркующей неподалёку парой. — Стажировка закончилась, а работу никому не предлагают. Гоняют, как рабов, шантажируют… — я улеглась на барную стойку и, скрестив руки, положила на них голову, — я так устала. — Всё наладится, малышка, — передо мной поставили ещё одну рюмку, содержимое которой я выпила залпом. — Это что? — спросила я, так и не почувствовав горечь на языке. — Сок. Тебе уже хватит. Спустя двадцать минут уговоров, мне дали ещё одну рюмочку. Спустя ещё десять — к нам присоединился мужчина с проблемами в семье. Он рассказывал о жене, которая его бросила, о детях, которые не навещают старика, а мы с барменом переглядывались и улыбались друг другу, когда рассказчик путался в показаниях и начинал говорить совсем о другом. Это ужасно грустно, когда человека бросают одного с его проблемами. Рассказ, скорей всего, был выдуманным, но неожиданно для себя я расплакалась. Закрыла ладонью рот, глядя на парня за стойкой, и неуверенно потянув его за рукав формы, спросила: — Бармен, мне срочно нужна порция тепла и нежности. У вас есть обнимашки? — парень, постояв в недоумении, вдруг улыбнулся и, вышел из-за стойки, как я сначала подумала, за охраной. Когда над ухом раздалось тихое: — Иди сюда, моя пьяненькая, — я, не раздумывая, дёрнулась к нему, быстро соскакивая со стула. Бармен оказался тёплым, уютным и приятно пахнущим одеколоном. Я встала на цыпочки, чтобы обхватить его шею и удобнее положить голову на плечо. Вопреки моим ожиданиям, бармен наглел с каждой секундой. Его руки беспардонно блуждали по спине, не забывая сбиваться с маршрута и невзначай касаться груди. — Полегчало? — спросил он, широко улыбаясь, когда я накрыла его ладони своими, пытаясь убрать с ягодиц. Возмущённо вздёрнула подбородок, заглядывая ему в глаза, но мой взгляд привлекло совсем другое. Кольцо у него в губе блеснуло в тусклом свете ламп, уже полностью завладевая моим вниманием. — Тебе эта штука целоваться не мешает? — Спросила первое, что пришло в голову, проводя пальцем по нижней губе, задевая пирсинг. — Хочешь проверить? — Хочу… Я, стыдясь своих мыслей, потянулась к его губам. Ладонью надавила на затылок, заставив подвинуться поближе. Едва губы коснулись губ, он сильнее сгорбился, и, обхватив талию, прижал меня к себе. Приоткрыв рот, лизнула его нижнюю губу, а потом и вовсе втянула, поглаживая языком кольцо, которое секундой назад было холодным. Ладонь сама собой скользнула в волосы, поглаживая и ероша. В голове что-то щёлкнуло. Наверное, совесть и здравый смысл проснулись. Когда я отстранилась, между нашими губами повисла тоненькая нить слюны, которая тут же оборвалась, когда я повернула голову в бок. Все люди, находившиеся в баре, с нескрываемым интересом пялились на нас, от чего мне становилось не по себе. — А ты полна сюрпризов, маленькая, — громко сглотнув, он сильнее прижался ко мне, и, наклонившись ближе к уху, прошептал: — мне нравится…

***

Утро выдалось странным и ужасно неловким. Меня ощутимо трясли за плечо, а я пряталась в одеяле, лягалась, бормотала привычные отговорки и просто отмахивалась руками, пока над ухом не раздался знакомый голос: — Вставай, уже двенадцать. — Ещё чуть-чуть, — умоляла я, прикрываясь пледом от света, но хриплый, мужской смех прогнал остатки сна. Я подпрыгнула, морщась от несильной головной боли, и протёрла глаза, осматривая комнатку, с весьма скромной планировкой. Вчерашний бармен стоял рядом со стаканом воды, на дне которого шипела таблетка. Вчера я досидела до закрытия бара. Потеряв бдительность, рассказала о работе, об институте, который не так давно закончила и стервозной начальнице, которая пыталась меня задеть, давала невыполнимые задания и постоянно отчитывала за мелкие проступки. Стоя на тротуаре около закрывшегося бара, парень предложил вызвать такси, а когда он спросил мой адрес, я, бросившись ему на шею, разрыдалась. Говорила, что дома пусто и одиноко, плакала, умоляя не оставлять меня одну. Он растерялся, но отталкивать не стал. Отвёз к себе домой и уложил в комнате, которая была и спальней, и гостиной, и кабинетом. — Умыться не желаешь? — поинтересовался он, забирая у меня уже пустой стакан.– Или тебя отнести? — Сама, — пробурчала я, откидывая одеяло в сторону, — я сама. Смотреть в зеркало было страшно: тушь размазалась по лицу так, что я стала похожа на чёрта, губы и подбородок, по которым размазался блеск, сверкали, а по щеке тянулась красная полоса от подушки. Умывшись, прополоскав рот и вообще более менее приведя себя в порядок, вышла в свет. Точнее, на кухню, где, сложив руки на стол, сидел бармен и испепелял взглядом пустую сковородку. — Ну как, малышка, голова болит? — Спросил он, устало расправляя плечи, — как спалось? — Спалось отлично, а голова, нет, не болит, — парень приподнял бровь, пристально глядя на меня, — ну ладно, чуть-чуть… Глянув на часы, которые показывали половину двенадцатого, я вспомнила о работе, с которой меня, скорей всего, уже уволили. Вчерашний разговор с начальницей дал ясно понять, что работать в этой компании я не смогу. Бармен, выслушав все мои «спасибо», предложил приготовить завтрак, который станет лучшей благодарностью. Пока я кашеварила, он рассказал мне, где учится и почему пошёл работать в бар, поведал о младших брате и сестре, которые во всём равняются на него и стремятся поступить в тот же институт. Нашу милую беседу прервал телефонный звонок. Резкий звук гаджета заставил моментально оставить сковородку с готовящейся яичницей и подбежать к нему очень быстро. Едва я провела пальцем по дисплею, противный голос тут же испортил мне настроение. — Василиса, вы опаздываете на три часа. Понимаете, что это может отразиться на вашем трудоустройстве в будущем? — Деловито поинтересовалась она, давая мне понять, что я всё ещё работаю. — Я не приду сегодня, — почему-то отказаться на этот раз было легче. — Алексей вас уволит. — Наталья Степановна, я не смогу… — Мы заняты, перезвоните позже, — вежливо попросил бармен, резким рывком забирая у меня телефон и сбрасывая вызов. — Ты что творишь? — спокойно спросила я, глядя, как он ласково берёт мою руку и вкладывает в неё телефон. — Маленькая, пока ты спала, я изучил твои переписки с этой дамой. Увольняйся, тебя явно не ценят… — Артём… — начала я, но меня снова прервали, накрыв губы поцелуем. От холодного металла пирсинга по позвоночнику прошли мурашки, но это не сильно волновало моего целователя. Он, немного присев, усадил меня на широкий подоконник, у которого я разговаривала по телефону, и продолжил целовать и обнимать. — Юра, — поправил он, наконец, оторвавшись от меня. — В общем, мне нужно идти, спасибо за всё… — Может, останешься? — предложил он, показывая на сковороду, в которой уже всё яйца сгорели. — Может, останусь… — пожав плечами, согласилась я, сбрасывая очередной звонок от начальницы. В чём-то он прав, меня, действительно, не ценят. Юра, сложив руки на груди, продолжил рассказывать о своей семье, а я, стоя у плиты, поняла, что уже второй час не перестаю улыбаться. Что-то подсказывает, теперь это надолго.