Where Jungkook is drunk and Jimin is whipped

      Чимину каким-то образом удается открыть дверь в квартиру, одновременно балансируя с большой тушей под боком. Поиск ключей — тяжелая миссия, но он успешно находит их в заднем кармане джинсов Чонгука. Чимин открывает дверь ногой, чудом не падая вместе с Чоном. Чонгук тяжелый и где-то за пределами этой реальности. — Чертова пьянь, — бормочет Чимин, сильнее наклоняясь и крепче обхватывая парня одной рукой за плечи, а другой — за талию. Он тихо вздыхает, сдерживая улыбку. Пак даже не знает, насколько сильно Чонгук пьян, да и не уверен, что хочет. Единственное, что Чимин знает, сам он достаточно влюблен, чтобы улыбнуться всей этой нелепой ситуации, он достаточно влюблен, чтобы отвечать на бессвязные слова, которые Чонгук бормочет ему в шею. Он даже не злится на слюни. Чимин качает головой и идет к кровати, не заботясь о том, чтобы снять обувь. Чонгук всегда поднимает из-за этого шум, но сейчас он слишком пьян, чтобы обращать внимание на подобное. Юноша недовольно скулит, когда слышит предложение снять ботинки. Пак рад, что дверь в спальню приоткрыта. Он обходит кровать и без угрызений совести бросает на нее Чонгука. Тот стонет, приоткрывая глаза. Он видит вставшего у прикроватной тумбочки парня, вероятно, ищущего лекарства, которые точно понадобятся Чону завтра утром. — Мин? — тянет он и ловит взгляд Чимина. — Привет, детка. — Где мы? — В аду, — на мгновение задумавшись, отвечает Чимин. Чонгук дуется и выглядит до смешного очаровательно, и Паку не остается ничего, кроме как наклониться и подарить ему дразнящие, крошечные поцелуи по всему лицу. Чонгук дует губы на это еще больше, и Чимин улыбается, не переставая удивляться, с насколько большим ребенком он встречается. — Везде, где ты, рай, — говорит он с легкой улыбкой, и Чимин почти тает. Почти. — Ты очень пьян, — выдыхает в ответ он. — Да, — соглашается Чонгук, — пьян от любви к тебе. — Пожалуйста, прекрати. Чимин может назвать три факта о пьяном Чонгуке. Во-первых, он очень быстро доходит до этого состояния. Очень. По опыту Чимин знает, что его парень может выпить один или два бокала. От большего количества он отключается, забавляя кого-то вроде Пака, который к этому моменту еще даже не начал ощущать эффект от выпитого. Он вспоминает, как на ужине в компании друзей Чонгук выпил больше, чем мог осилить его организм, и парня пришлось стаскивать со стола полуголым и танцующим. Чонгук очень застенчивый и робкий. Он милый, даже слишком, по очаровательному скромный и невинный, хотя сексуальности у него не отнять. Не такой уж невинный, исправляется Чимин. Но пьяный Чонгук? Выбросьте застенчивость из окна и приветствуйте высший уровень бесстыдства с распростертыми объятиями. И чрезмерное оживление, хотя Чимин полагает, что это обычный Чонгук, просто более смелый. Чимин со стоном вспоминает, что хотел больше не позволять Чону пить. Но… если быть честным, как и трезвый Чонгук, пьяный ему тоже нравится. «Ты просто тоже пьян», — вспоминает он слова Тэхена. Да, Чимину нравится пьяный Чонгук. И это позволяет назвать следующий факт о его не слишком трезвом парне. Во-вторых, Чонгук очень честный. Находясь вне этой реальности, он совершенно не фильтрует мысли и говорит искренне и честно. Он говорит от сердца те вещи, которые его трезвое и застенчивое «я» ни за что бы ни позволило произнести. Чимин не против узнать, что творится у его парня на душе, даже если ему приходится практически нести чужое тело на себе и маневрировать с ним, пытаясь не упасть. Чонгук становится по-детски честным, в его словах ни капли стыда или неловкости. Он также может быть довольно поэтичным, хотя Чимин всегда стонет от всего этого поэтического дерьма, обычно повествующем о том, какой Чимин крошечный и что его пальцы выглядят такими же крошечными, особенно в ладони Чонгука, или как его розовые щеки напоминают Чону о сладких маленьких помидорах черри. Это смущает, и даже если Чимин утверждает, что ненавидит это всем сердцем, он просто лжет. Чимин слаб перед пьяным Чонгуком, но предпочел бы не говорить ему об этом. — Чимини, — недовольно бурчит Чон, протягивая руки к стоящей у кровати любви всей его жизни. Он никак не может понять, почему еще не обнимает своего парня. — Почему ты стоишь? Чимин смеется, и его смех похож на звон рождественских колоколов. Нет, подождите, скорее похож на самый мягкий и нежный звук снегопада. Или дождь. Чонгуку нравится дождь, и смех Пака похож на дождь. Мягкий, успокаивающий, тихий… — Иду, — с улыбкой отвечает Чимин. Он забирается на кровать, путаясь в покрывале, когда внезапно оказывается на Чонгуке, прижимая руки к твердой груди и вдыхая запах вишневой водки. — Что ты делаешь? — утыкаясь Чону в шею, хихикает Чимин. Чонгук водит кончиком носа по чужой щеке, и Мин задается вопросом, почему так податлив чужим прикосновениям. Это действие кажется более интимным, чем он думал. Он чувствует, как жар медленно растекается по щекам, и еще сильнее утыкается в шею. Руки Чонгука обхватывают его за талию, достаточно легко, чтобы можно было выбраться из объятий, но достаточно крепко, чтобы всё-таки не иметь возможности выпутаться из них. Они заставляют Чимина чувствовать себя в безопасности и защищенным, и он просто устраивается поудобней, не намереваясь никуда уходить. Чимин плывет от того, как Чонгук играет с его волосами, мягко массируя длинными пальцами голову. Он довольно мычит, уверенный, что может заснуть вот так. Если он просто закроет глаза и позволит теплу чужого тела окутать его… И… Чимин вдруг слабо вздрагивает, чувствуя зубы на своей щеке. Укус ощутимый, но Чонгук тут же отстраняется, когда Пак щиплет его за бок. Чимин садится, потирая рукой щеку и хмурясь, но он не злится. Он знал, что Чонгук укусит его, и это все еще самая странная вещь, которую когда-либо Чон делал, будучи нетрезвым. Третий факт о пьяном Чонгуке: как ни странно, ему нравится кусать Чимина. Чонгук снова дуется, смотря на Чимина и тыкая пальцем в другую щеку. Его щеки настолько невообразимо мягкие, что Чонгук не может понять их существование. Как они такие… мягкие, милые и розовые? Чон выглядит таким смущенным, что Чимин улыбается, а потом и вовсе начинает хихикать. Боль проходит, все, что остается, это следы от зубов, которые тоже скоро исчезнут. Он позволяет Чонгуку продолжать тыкать в свои щеки и смотрит на своего придурковатого парня с весельем. — Гукки? — Я хочу рисовые пирожки, — поджимает губы Чонгук. — Мы можем заказать их завтра, детка, — Мин ошеломлен внезапной просьбой, но кивает. — Нет, я хочу те, которые у тебя, — для пущей выразительности он тычет пальцем в чужую щеку чуть сильнее. На секунду Чимин смущен, прежде чем в осознании удивленно поднимает брови. Он сгибается пополам от смеха, пряча лицо на плече Чона. Насколько же большим дурачком становится Чонгук, когда пьян. Но он такой милый, что Чимин снова хочет зацеловать все его лицо. Он дурачок, но, к счастью, его дурачок, и, вдвойне к счастью, потрясающе-восхитительно-невероятный дурачок. — Ты очень, очень пьян, — снова приподнимается Пак, нежно обхватывая чужое лицо руками. Чонгук в подтверждение кивает. — Я же сказал, что- — Да, да, пьян от любви ко мне, я понял. Чонгук широко улыбается в ответ, и Чимин не может сдержаться. Он наклоняется и целует в нос. Потом в щеку. Затем в другую. Затем в лоб, веки и подбородок. Наконец, он добирается до губ, касаясь их на мгновение дольше, прежде чем отстраниться. Чонгук смотрит на него широко раскрытыми глазами, и Чимин снова улыбается. — Ты поцеловал меня?! — взбудоражено восклицает Чон через секунду. — Я все время тебя целую, милый. — Но… но сейчас у тебя рисовые пирожки! — Сейчас у меня рисовые пирожки, — кивнув, усмехается Чимин. Чонгук вдруг снова дуется. Его пальцы опять тянутся к щекам, трогая и тыча в них, пока сам парень смотрит на них в замешательстве. — Они такие мягкие, но почему я не могу их съесть?! — Чон бормочет это с интонацией капризного ребенка, у которого в руках коробка с конфетами, но он понятия не имеет, как ее открыть. Чимин тихо вздыхает, пока его сердце вот-вот и вырвется из груди. Он кладет свои ладони поверх чужих и держит их так нежно, словно они необычайно хрупкие и представляют огромную ценность. Чимин переплетает их пальцы и благоговейно целует тыльную сторону каждой руки по очереди. Чонгук выглядит более трезвым, чем пять минут назад, его щеки покраснели, а взгляд полон трепета и обожания. — Интересно, почему не можешь… — Взгляд Чимина очень мягкий, почти застенчивый, и его губы растягиваются в не менее милой улыбке. — Может, потому что… это мои щеки, мм? — Рисовые пирожки, — непреклонно исправляет его Чонгук. «Как ребенок», с нежностью думает Мин. — Хорошо, — хихикает он. — Но это рисовые пирожки, которые ты не должен есть, — вдруг серьезным голосом говорит Чимин. — Почему… — Потому что, если ты их съешь, то что останется мне? Чонгук задумывается, и это выглядит… так невинно. Чимин прикусывает нижнюю губу, пытаясь сдержать улыбку. — Ладно. Но только ради тебя, — кивает он.

***

      Когда их тела переплетаются под теплым одеялом, Чонгук притягивает Чимина еще ближе, утыкаясь носом в его волосы. Пак чувствует поцелуй и сонно клюет Чонгука в шею. Тот пахнет сандаловым деревом и мокрой травой, и Чимин никак не может насытиться этим запахом. — Мин? Твои рисовые пирожки… они милые. Чимин легонько бьет Чонгука, и тот тихо хихикает. — Дурачок, — смеется он. Мой дурачок.