Расшатанные

Осторожно придерживая за тонкие локти, люди в форме вели его по светлым коридорам. Поначалу молодой человек старался изо всех сил поспевать за чеканными, широкими шагами натренированных солдат, но после выдохся и позволил им тащить себя. Это не был принудительный акт с их стороны, он сам сдался им. Ситуация была похожа на какой-то анекдот: бегая в чужой стране, скрываясь ото всех, сам же и подошел к хранителям порядка. Сначала они ему не поверили, даже засмеяли, но молодой человек только хитро улыбнулся и шепнул кое-что одному на ухо. Мужчина сразу же изменился в лице. Он прочистил горло и страшно посмотрел на своего напарника, что тому тоже пришлось принять серьезный вид. И теперь с плутоватой улыбочкой молодой человек поглядывал на сопровождающих. Они были намного выше его, шире в плечах, сильнее. Хоть они и аккуратно сжимали его локти, но молодой человек чувствовал в этих прикосновениях всю мощь и силу натренированного тела. Парень хотел взглянуть на лицо солдата, удовлетворить свое любопытство, узнать, будет ли этот человек похож на него? Но не успел, так как его подвели к дубовой двери. Один из сопровождающих постучал по ней костяшками руки. Послышался глухой голос, от которого по спине пробежали мурашки, и захотелось в тот час убежать, но молодой человек одернул себя и потянулся к ручке. Он, не оборачиваясь, благодарно кивнул людям в форме и зашел в просторный кабинет. Внезапно солнечный свет ослепил его. Вытягивая беспомощно вперед руку, парень зажмурил карие глаза и скривил губы. С другого конца кабинета раздался смешок. – Доброе утро, дезертир,- голос был с хрипотцой, будто человек только что проснулся,- как тебе город? Понравился? Скрипнув по полу каблуком ботинка, молодой человек резко развернулся, и его взгляд упал на собеседника, что в вальяжной позе развалился в мягком кресле. Мужчина, облаченный в форму, подпер рукой свою голову, прикрывая огромной ладонью правую часть лица, и не сводил внимательного взгляда с гостя. Он будто сканировал паренька, видел его насквозь, и метал невидимые молнии от негодования, что испытал недавно. В кабинете воцарилась неловкая тишина. От такого взгляда парень ощутил себя чертовым ребенком, который потерялся в толпе и теперь, рыдая, хватался за штанины мимо проходящих взрослых. Младший незлобно усмехнулся себе, он и есть глупый, потерянный ребенок. Только ребенку пришло бы в голову скрываться ото всех в чужой стране, а после случайной встречи с хозяином этой самой страны поступить необдуманно. Он не мог объяснить себе, почему сбежал тогда. Это был какой-то порыв. Волна смятения, паники и ужаса отступила, когда он оказался рядом со своей обшарпанной гостиницей. Задыхаясь, парень уперся ладонями о стену. Силы медленно покидали его, а осознание о содеянной глупости жестко било по лицу, отрезвляя тяжело дышащего паренька. Простояв у двери гостиницы еще пару минут, парень перевел дыхание и вытер пот со лба. Расфокусированный взгляд карих глаз устремился в безоблачное небо, а тонкие губы растянулись в глупой улыбке. Ему стало смешно, до нелепого смешно. – Красивый, приятный город, но, прости, если обижу, очень недружелюбный,- от неловкости почесал он свой остриженный затылок и оглядел просторную комнату. Как он и предполагал, его собеседник не изменял своим привычкам и предпочтениям. Кабинет был похож на тот, что был в Русском доме. Возле окна огромный, широкий стол с несколькими ящиками, в которых можно хранить не только бумаги. Этот человек любил прятать в верхнем ящичке свой пистолет. Интересно, он все еще там? Справа от стола, во всю стену стоял темный книжный шкаф, на стенах - зеленые обои с незамысловатым узором, а на полу, ближе к письменному столу, ковер. Напротив располагались двухместный диванчик и кресло, на котором и отдыхал хозяин кабинета. Смешок. Мужчина плавным движением поднялся на ноги и поравнялся с ним, он доверительно положил свою широкую ладонь на хрупкое плечо и несильно сжал. Он был неимоверно рад, что этот паренек сам наведался к нему. Молодому человеку пришлось приподнять голову, так как мужчина был выше его. И тут парень дрогнул, карие глаза расширились от шока и уставились на черное полотно, которое портило, даже уродовало своей неестественностью и неуместностью такое идеальное лицо. Черный кусочек ткани размером с яйцо прикрывал правый глаз, а тонкие кожаные ремешки плотно прилегали к правой, осунувшейся щеке и нахмуренному лбу; далее уходили, скрывались в темном волосе мужчины. Его густая бровь была рассечена, а на щеке виднелся небольшой шрамик, который бы парень не заметил, если не стал бы приглядываться. Они замерли в гробовой тишине, затаив дыхание, и буравили друг друга изучающими взглядами. Много воды утекло с того самого момента, когда в последний раз виделись. Многое они успели пережить за определенный кусочек времени. Мир не стоял на месте, но почему-то для них все покрылось кусачей коркой, не подпуская друг друга. Окунаясь в давно забытые воспоминания о счастливом времяпрепровождении с этим человеком, парень еле сдерживал слезы. Эти воспоминания сердце его насквозь протыкают, тревожа старые, загрубевшие раны. Ему жаль, обидно до глубины своей истерзанной души. Идя на поводу своего воспаленного рассудка, он отдалился от своей семьи. И теперь боялся потерять самое главное. То забытое чувство защищенности и благоговейного трепета, что дарил этот родной человек. Убегая от семьи и самого себя, он на подсознательном уровне тянулся к нему, ища поддержки. Весь измученный, выпотрошенный и запутанный в своих ощущениях. Словно в каком-то бреду, маленькие пальчики потянулись к ремешку, но тонкую ладонь грубо перехватили и сжали. Раздался еле слышный стон. – Не стоит ворошить прошлое, Сербия,- шумный вздох. И завеса маслянистого наваждения с противным всплеском пала. Младший очнулся, будто ото сна, проморгался и отошел на пару шагов. Мужчина же, не придавая случившемуся особого значения, обошел стол и сел за него. Он отодвинул прочь кипу бумаг, закрыл папки и положил их в нижний ящик. Сам же он потянулся вверх, разминая затекшие плечи и шею. Послышался громкий хруст. – Прости,- пробормотал себе под нос серб, он встряхнул головой и устремил стыдливый взор на пол. Парень сцепил тонкие пальцы между собой и закусил губу. Такое пристыженное ощущение он испытывает уже второй раз за эту неделю. Если тогда природу этого ощущения породили незнакомые ему люди, которых через несколько минут он стер из памяти, то сейчас, испытывая смущение и досаду перед родным человеком, хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, стать невидимым в конце концов. Скомкав полы светлой рубашки, он еще ниже склонил свою голову, напрочь забывая, что больше не мог прятать волосами смущенное лицо. Теперь Сербия немного жалел, что избавился от длинных волос, но зато они больше не напоминали ему о Югославии. – Присаживайся. И неспокойные воды в пудовой голове утихли. Теперь сознание окутывало шелковое дуновение умиротворенности и защищенности. – Союз,- тихий, но уверенный голос. Молодой человек пододвинул стул и расположился напротив мужчины.- Защити меня. Сербия не молил, он говорил это спокойно, будто новость в газете зачитал, но в карих глазах плескалось еле скрываемое безумие. Если внешнюю рябь надломленности ему получилось временно побороть, скрепить хлипкими досками, то глубоко внутри еще бушевал океан. И этот неспокойный шквал эмоций мог вновь накрыть маленького серба с головой, если встретится с равнодушием или замаскированным сочувствием со стороны Союза. – Хорошо, я сделаю это, но скажи мне, Сербия, от кого я должен тебя защитить? Серб вздохнул с облегчением, тонкие плечи пали. Больше не было той негнущейся спицы вдоль позвоночника, что сковывала его, не давая свободно вздохнуть. – Ты не задумался даже…- еле слышно всхлипнул он, вытирая ладошкой навернувшиеся слезы. – Я же обещал тебе помочь, помнишь тот разговор? Сербия прекрасно помнил тот прерванный бомбардировкой разговор, тогда он пережил самый страшный день в своей жизни. Страх, отчаяние, агония, внезапное единение с народом, которое ядовитой иглой укололо в самое сердце. Все ощущения смешались в единую субстанцию. Воды холодного, неприветливого океана топили серба, накрывали, перехватывали затрудненное от случившегося дыхание, а после дарили чудные видения. Иногда океан был благосклонен к нему, потому отрезвлял потерянного серба хлестким всплеском воды и теплотой нежных, морщинистых рук. – Союз, столько всего случилось,- Сербия вцепился тонкими пальчиками в крупные ладони. Карие глаза наполнились влагой, тонкие брови надломились, а уголки губ дрожали. Серб говорил доверительно, но тихо, с придыханием, постоянно запинаясь. Было видно, что он впервые делился своими переживаниями.- Я…я был в плену, совершенно один, несколько лет, в небольшой лачуге. Но я чувствовал тогда все: боль людей, их потерянное и напуганное состояние; захват моей земли, будто плоть отрывали, неторопливо, кусочек за кусочком. Я… Я сдался тогда, Союз, хотел умереть. СССР аккуратно перехватил руки серба и ласково погладил их большими пальцами. Взгляд его потеплел, он прекрасно понимал чувства этого бедного паренька, ведь пережил то же самое, только вот с одной огромной разницей: рядом с ним оказались добрая, милая Югославия и его нетерпеливый сын, а рядом с Сербией - отвратительное чувство ненужности. Союз поморщился, он обещал тогда помочь ему, но болезнь, потеря детей подкосили его. От противного чувства вины он закусил губу. – Но потом появился он,- Союз отвлекся от своих мыслей и нахмурил густые брови. Тон серба резко изменился, больше его не терзали тревоги, теперь он делился с самыми теплыми и радостными воспоминаниями,- сначала я не поверил, думал, мне привиделось. Но, знаешь, если первый раз – это случайность, чертова игра воображения, то второй, третий и последующие разы…Боже, Союз, я так скучаю по нему. Дедушка помог мне, он вытащил меня из той ямы, он стал моим ангелом-хранителем. На бледном лице заиграла легкая улыбка. Союз чувствовал себя околдованным, он не мог оторвать глаз от вдохновленного, блаженного лица. Он слушал внимательно историю маленького серба, ловил каждое его слово, был жаден до счастливых эмоций на родном лице. Давно он не видел радости и беззаботности. Невзначай Союзу вспомнилась юная Югославия, что давным-давно кружила с ним в пышном зале, а после, затаив дыхание, всматривалась вместе с ним в звездное небо. Тогда они только познакомились, но уже испытывали какие-то необъяснимые чувства друг другу. Союзу не будет стыдно признаться, но тогда он влюбился с первого взгляда, влюбился в хрупкое очарование, что беззаботно улыбалась ему, сверкая чистыми голубыми глазами. Тогда он еще не знал, что Югославия помолвлена, а когда узнал об этом от своего отца, то решил отпустить. Любовался он уже хрупким очарованием издалека. Югославия заметила внезапное охлаждение к своей персоне. Она не хотела прекращать общение с ним, но из-за давления мужа о встречах можно было забыть. Союз только догадывался, что происходило в ее семье, но не смел влезать, не смел разрушать. А через некоторое время и у него самого появилась спутница, которая подарила ему первенца. Девушка была из высшего сословия, образована, сильна духом и невероятно красива. Союз полюбил ее теплый взгляд, бледную, бархатную кожу и светлый волос. Она напоминала ему о несбыточной мечте, что проживала далеко-далеко, с другой семьей, с другим мужчиной. Отец Союза всегда одобрительно смотрел на нее, помогал ей освоиться, давал советы. Российская империя ласково обращался к ней и называл ее «девушка-весна», а та кокетливо хихикала и прятала очаровательный румянец за ажурным веером. Иногда Союзу казалось, что ее больше интересует его отец, нежели он сам, но девушка состроила такое выражение лица, что Союзу пришлось немедленно забрать свои слова назад. Года шли, строй менялся. Тогда страну поглотила непроглядная печаль. Союз, стоя на коленях напротив надгробного камня, оплакивал своего отца и сгоревших братьев. Он часто приходил сюда, приносил цветы, чистил могилу от сорняков. Склонялся над землей, касаясь лбом камня, просил у всех прощение, молил у мертвых упокоения и умиротворения. Он должен быть сильным, непоколебимым лидером, что поведет со своим вождем народ вперед, потому приезжал к этой забытой могиле каждые полгода и сидел в таком положении по несколько часов. Он часто делился с мертвыми нынешним положением, чувствами, переживаниями. Союз обнажал свою душу, лил слезы, а после облегченно и нежно улыбался камню, когда солнце выглядывало из темных туч и дарило тепло. Мужчина вытирал слезы белоснежным платком и ласково поглаживал высеченные буквы. Перед тем как покинуть могилу, он кидал наполненный любовью взгляд. – Прощай, Елена.

***

– Почему ты плачешь?- послышался тонкий голосок. Союз недоуменно уставился на сконфуженное выражение лица напротив себя. Серб перестал улыбаться и замолчал на полуслове, как только увидел, как по осунувшейся щеке мужчины покатилась одинокая слеза. Союз прочистил горло и усмехнулся самому себе. Давно его на слезы не прошибало, а тут разреветься только из-за воспоминаний, пробудившихся из-за этого маленького, исхудавшего, измученного жизнью серба. Он быстрым движением руки смахнул слезу, прогнал прочь давно забытые воспоминания о его юности и о первой влюбленности. – Все хорошо, Сербия,- нервно хихикнул он,- продолжай, пожалуйста. Серб еще несколько секунд глядел на мужчину беспокойным взглядом, но после вздохнул и сухо продолжил: – Как я уже сказал, я не мог больше терпеть. Хотелось умереть, но тут меня вызволил Хорватия, мой старший брат,- уточнил он, но, не увидев в глазах напротив недопонимания, продолжил,- он помог мне пересечь границы и вернуться в столицу, где меня нашел Русия. И тут Союз слегка вздрогнул, и это не утаилось от внимательных глаз Сербии. – Потом бесчисленные годы адаптации на своей родине, скучные годы, хочу я отметить,- и на этой безразличной ноте Сербия закончил свой рассказ. Он сложил свои ладошки на коленях и направил на Союза нечитаемый взгляд. Мужчина проследил за этим движением и успел подавить смешок. Ему показалось, что конец рассказа получился каким-то скомканным, будто серб что-то утаивает. Словно посреди своей истории он опомнился и начал давать только сухие факты, хотя до этого делился всеми ощущениями и мыслями. Союз заподозрил неладное, потому не сводил взгляда с отрешенного лица. – Ты чего-то не договариваешь?- хмыкнул он, а Сербия сильнее вцепился короткими ноготками себе в ногу, пряча эмоции всеми силами. – Нет, это все. – Тогда от кого тебя надо защитить? По твоему рассказу я понял, что врагов ты не нажил. Ты упомянул своего брата, но он тебе, наоборот, помог, потому я его исключаю из списка потенциальных недоброжелателей. Остается только РСФСР, да и то сомнительно, ты бы тогда не приехал сюда. Прошлые враги мертвы или же находятся сейчас под колпаком. Если проблема в западных странах, то твоя просьба не несла бы личностный характер. Сербия, чего ты так боишься, что бросил не только своих братьев и сестер, но и одинокую мать? Молодой человек сдержанно выслушал подозрение и обвинение Союза. Он держался ровно, не горбился, даже не смел шевелиться, так как считал, что хоть малейший шорох, и Союз все поймет, расколет в щепки выстроенную стену из холода и жестокости. Сербия вновь начал крутить в голове свою мантру, что он среднестатистический человек этого города. Почему-то это помогало ему вышибить все ненужные мысли. Но после сказанных Союзом дальнейших слов, ему пришлось поперхнуться. – Что-то случилось внутри семьи?- мужчина скрестил руки на груди, откинулся на стул и вскинул бровь,- что-то не так с Юго…? Но не успел Союз проговорить ее имя, как Сербия кинул на него полный злобы взгляд карих глаз. Будто рой пчел, в пудовой голове вспыхнули непрошенные воспоминания. Хоть Сербия и решился поделиться своим рассказом, но он специально опускал кое-какие детали. Ему не хотелось вновь переживать то гниение. Но с произнесенным именем хрупкий купол, что сдерживал океан, покрылся трещинами, вызволяя так далеко запрятанную пучину. В памяти всплыли насмешливый взгляд ядовито-зеленых глаз, хозяин которых любовно очерчивал крючковатыми пальцами выступающие скулы на бледном лице, а через мгновение этими самыми пальцами сжимал с извращенным удовольствием тонкую шею; хладнокровное убийство невинной жизни, взгляд той старухи навсегда отпечатался в подкорке; перекошенное страхом выражение лица старшего брата; предательство близких. А кульминацией всего этого стало заточение в лечебнице и последующие ужасные отношения с матерью. Все существо маленького серба моментально изменилось: лицо побледнело, искусанные губы некрасиво искривились, на скулах заиграли желваки, а короткие волосы на затылке взъерошились. Теперь же Сербия напоминал дикого зверька, что с еле сдерживаемым гневом, унимал желание наброситься на собеседника. Союз от такого зрелища даже невольно потянулся к верхнему ящику, но быстро одернул себя. – Спокойно, Сербия, ты в Москве, со мной,- Союзу было сложно осознать, что причиной такого кардинального изменения парня является женщина, которую так сильно любил. Он прекрасно помнил добродушного паренька, что ходил за ним как хвостик, постоянно подсаживался к нему во время перерывов между собраний и улыбался самой яркой улыбкой. Но Союз безвозвратно потерял его, стер войной и кровью счастливое выражение лица, утопил холодностью и расчетливостью немного инфантильный характер, посеял семена раздора в семье Югославии. Сербия же еле себя сдерживал. Он понимал, где он находится и с кем, но горло сжала невидимая костлявая рука, не давая ему вздохнуть. Потемневшие глаза безумно метались по письменному столу Союза, пытаясь наткнуться на какой-нибудь острый предмет, чтобы в случае чего дать отпор или же, наоборот, нанести удар первым. Союз, видя озверевшее лицо, начал лихорадочно обдумывать, как еще можно успокоить Сербию. Но было слишком поздно, дверь в кабинет приоткрылась. – Протектор, прости за беспокойство, но у верхушки возник неотложный вопрос… Все случилось мгновенно. Союз только моргнуть успел, как с глухим стуком повалился стул, а серб молниеносно налетел на растерявшегося гостя и припечатал его к дубовой двери. Немец машинально вскинул вперед правую руку в защитном жесте. Он бросил на Союза перепуганный взгляд серых глаз, а после перевел его на перекошенное и красное от гнева лицо. Серб, в свою очередь, напирал на врага, крепко сжимая в руке ручку, с которой и набросился. Он целился в глотку противника, но немец успел ее прикрыть правой рукой. Ручка с легкостью вошла в его предплечье, будто бы ничего ей не препятствовало. Сербия перевел на предположительную рану недоуменный взгляд. Крови не было. А под рукавом льняной рубашки прощупывались холодные пластины и тонкие спицы. Он дернул за пластмассовый корпус ручки. Послышался противный скрип, и она сломалась, застревая в правой руке недруга. А через секунду до ушей младшего донесся какой-то металлический щелчок. Серб испуганно отпрыгнул от немца, впечатываясь спиной в мускулистую грудь. – ГДР, стоять!- во весь кабинет раздался громоподобный голос. Союз, что успел подобраться к сцепившимся, схватил за плечо пришедшего в себя, но перепуганного серба и завел его за спину. Тому удалось мельком разглядеть в руках немца какой-то заостренный предмет, который отсвечивал на свету. – Боже, он испортил мне рубашку,- цокнув языком, ГДР расстегнул пуговицу на правом рукаве и закатал его до локтя. Придирчиво осматривая нанесенный ущерб, он вытащил застрявшую между двумя осями пластмасску,- который раз убеждаюсь, что сталь – это лучший вариант. Вновь послышались щелчки крепежей, бряцанье деталек и слабый скрип шарнира. – Ох, смазать бы,- бурчал немец себе под нос. Отвлекаясь на осмотр протеза, он совершенно забыл, с какой целью шел к Союзу. Конечно, неожиданная атака сбила почву из-под ног, но благодаря своему прошлому «Я» и тренировкам, ГДР быстро пришел в норму. Он даже выпустил за считанные секунды припрятанное в руке лезвие, намереваясь контратаковать, но неописуемый испуг в карих глазах и четкий приказ протектора сдержали его. А Сербия уже сам ничего не понимал. Он осторожно выглянул из-за спины мужчины и потерял дар речи. Ведь это же не галлюцинация! Серб ошарашено повертел головой, но видение никак исчезать не хотело. Прямо перед ним, перед его глазами стоял Германия и увлеченно копался в своей правой, и походу, в неживой руке. Парень впился ногтями в спину Союза, до конца не веря в происходящее. Живой Германия, да еще спокойно находящийся здесь, в самом сердце чужой страны, в кабинете Союза. И тут Сербия вновь ошарашено глянул, только теперь не на ожившего мертвеца, а на рядом стоящего мужчину. Почему Союз ничего не предпринимает? Враг же перед ним, чудовище, что унесло жизни миллионов людей. «Сговор!»- молниеносно пронеслось в пудовой голове. Сербия остервенело замотал головой и попятился назад. Но не успел он и шага сделать, как к нему обернулся Союз, обхватывая тонкие руки. – Тише, не бойся, он свой,- мягко произнес он. – Но…Но это же…- его голос задрожал, он вскинул руку вперед, указывая на ничего непонимающего немца пальцем, и что-то лепетал себе под нос. И тут взор начал затуманиваться, картинка плыть, а ватные ноги подгибаться. Благо рядом стоял Союз, он обхватил ослабевшего серба поперек корпуса и осторожно довел того до диванчика. Укладывая изнеможенное тело, он обратился к немцу. – ГДР, живо нашатырь и сладкий чай!

***

Первое что увидел серб - было обеспокоенное лицо Союза. В носу почему-то стоял противный, резкий запах, от которого лицо парня приобрело такое странное выражение лица, что мужчина напротив него невольно улыбнулся. – Ты напугал нас, Сербия,- ласково произнес он и провел большим пальцем по щеке. До конца еще не пришедший в себя серб заворожено уставился сначала на тонкие, обветренные губы, а после перевел глаза на наполненный нежностью взгляд. – Передай пацану чай,- со стороны стола донесся слегка скрипучий голос. Теперь же испуганные карие глаза пересеклись со стальными,- только вот не надо больше сознание терять. – Союз, какого черта?- громким шепотом он обратился к мужчине, что сидел перед ним на корточках и с осторожностью придерживал его за руки. Союз забрал у немца кружку с чаем и передал его растерянному парню. Тот обхватил горячую кружку, придирчиво понюхал содержимое, удостоверившись, что там действительно чай, сделал глоток. Проглотив, он поморщился, чай оказался слишком сладким. – Пока тебя приводили в сознание, протектор поведал о тебе, Сербия,- начал немец. От того как мурчаще произнесли его имя, серб вздрогнул. ГДР стоял напротив них, уперевшись бедрами о край стола, и не сводил с паренька внимательного взгляда. Интересные у Союза знакомые. - Опережая твои будущие расспросы, скажу, что ампутация руки спровоцировала провалы в памяти. Поэтому, прости, но тебя я совсем уж мутно помню. Он помахал правой рукой. И теперь Сербия мог рассмотреть искусственную конструкцию, что уходила за закатанный рукав персиковой рубашки. Сплошная пластина с наружной стороны предплечья поблескивала в лучах солнца и скрывала собой спицы, за которые и умудрилась застрять ручка, далее виднелась какая-то непонятная черная полоска на том месте, где должно быть запястье, от нее же велись четыре тонкие лапки, с погнутыми вовнутрь наконечниками. Сербию передернуло от такого зрелища, и он перевел взгляд обратно на лицо Германии. Все те же глаза, что с хитрым прищуром глядели на него, осклабившая ухмылка, прямой вздернутый нос, тонкие брови и слегка отросшие, черные волосы, что были разделены на пробор три четверти, хотя раньше, помнится, мужчина любил зачесывать их назад, либо прятать за головным убором. Предпочтения в одежде тоже изменились, теперь ГДР ходил в гражданском, бегая от формы как от огня. Лояльно он относился только к форменной, верхней одежде. Он не отказывал себе облачаться в длинную, серую шинель без каких-либо погон и знаков различия. Но носил эту шинель исключительно в пределах штаба, где трудился Союз, и когда от него требовали в обязательном порядке: будь это встреча с верхушкой, либо же сопровождение важных лиц. – Чуяло мое сердце, что не нужно было тебя возвращать в штаб,- говорил Союз немцу, оборачиваясь к нему. ГДР на это только плечами пожал. – Твой пацан устал от меня,- махнул он здоровой рукой,- и тем более он без меня справится. – Ну и мне здесь ты не особо-то нужен,- тихо хмыкнул тот. К счастью, ГДР этого не услышал. Сербия переводил непонимающий взгляд от одного мужчины к другому. В голове его не укладывалось, что после всего случившегося Союз будет якшаться с немцем. Германия упомянул о потере памяти? Как удобно, думал про себя серб. Он поудобнее разместился на диванчике и поглядывал на немца исподлобья. Чай серб больше не пил, так как сладкое терпеть не мог. Союз, заметив это, нахмурился. – Сербия, внизу есть столовая,- он забрал кружку из рук и поставил ее на тумбочку, а сам сел рядом с ослабевшим сербом,- тебе надо подкрепиться. Парень только слабо кивнул. Больше пререкаться не хотелось, он устал, а об остальном узнает позже. Будет щипцами информацию доставать, пока не услышит истину, какой бы жестокой она не была. В байку немца он не верил, но бесспорно доверял Союзу. Он не предаст его, дал слово. Мужчина поднялся с дивана и подхватил на руки легкое тело. Сербия был как пушинка, и от этого Союзу стало неимоверно грустно. Обхватывая рукой крепкую шею, серб уткнулся в нее и закрыл глаза. Мерное дыхание мужчины успокаивало его, а тепло тела окутывало, даря чувство защищенности, которое он не ощущал уже много лет.