#смолончуки

      — Сфотографируешь нас? — слышит Смолов над самым ухом и напрягается. Антон подошёл слишком уж неожиданно.       — Окей, — говорит мужчина, вряд ли надеясь, что в шумной раздевалке парень услышал его, и берет в руки телефон, на секунду соприкоснувшись с кончикам пальцев одного из Миранчуков.       На экране двое абсолютно идеальных мужчин и Смолов сглатывает предательски образовавшийся в горле ком, пытаясь перекричать поющего рядом Баринова, Федя смотрит на Антона:       — У тебя испачкана футболка!       Миранчук кивает, и как в одном из многих снов Смолова стягивает футболку через голову, оголяя торс, проведя рукой по тонкой шее:       — Так нормально? — Антон смотрит выжидающе и Федя согласно кивает.       — Нормально, — в голове тут же пропадают всякие мысли, освобождая сознание и подкидывая абсолютно ненормальные картины. Антон сидит справа и улыбается, так ярко, как может только он. Смолов узнал, как тот может улыбаться, на чемпионате мира, когда сидел в номере один после того судьбоносного матча с Хорватией.       Антон зашёл в номер, громко хлопнув дверью, заставив Федю машинально вытереть дорожки от слез тыльной стороной ладони.       — Можно я переночую здесь? — Миранчук посмотрел в красные от напряжения глаза, и Федя кивнул, не желая говорить. Но фразу «переночую здесь» Федя не воспринял так буквально, а хотя должен был. Антон подошел к кровати мужчины и, не замечая недоуменного взгляда, лег рядом, закрываясь одеялом.       — Я… — Федя посмотрел в карие глаза и закусил язык. Не хватало ещё извиняться за не забитый пенальти перед Миранчуком лично.       Антон положил теплую ладонь на небритую щеку и улыбнулся так, что Федя почувствовал: «Кажется, и правда легче».       Тогда они уснули вдвоём. Без поцелуев, признаний и вообще чего-либо. Уснули обнявшись, без лишних слов и ненужных фраз. И Смолов тогда понял, что жить не может без Антона Миранчука. Такого светлого, такого настоящего, но такого не его…       — Смол?! — Федя выныривает из собственных мыслей, услышав голос Баринова.       — Что?       — Садись к Миранчукам, сфоткаю вас, — кивает парень, и мужчина смотрит на уставившихся на него близнецов. Ну что за ангелы.       — Эм, ну да, — Федя садится к Леше, беря того за талию. Миранчук, кажется немного напрягается, что абсолютно неудивительно. Лёша всегда был немного нервным и всегда боялся всего. Федя знал об этом, когда застал Лёшу, трясущегося от страха под одеялом во время грозы на базе «Локомотива».       — Ты не поедешь домой? — Смолов закинул сумку с вещами за плечи, взглянув на свернувшийся под одеялом комок. — Уже поздно, могу отвезти тебя…       — Нет, — из-под груды белья выглянул Лёша, озираясь по сторонам, будто стараясь убедиться, что в комнате больше никого нет.       — Но почему? — тогда Федя ощутил себя полным кретином, но изменить что-то уже не мог.       — Потому что боюсь.       — Ну так… Эм… Ну ведь я буду рядом…       Леша посмотрел благодарно и кивнул, вылезая с кровати.       — Идём, — Федя протянул руку, беря неуверенного парня за кончики пальцев.       За окнами очередной Смоловой машины шёл дождь, заливая лобовое стекло потоками воды. Всё вокруг растворилось в цветных огнях светофоров и ночных вывесок. Сверкнула молния и Лёша немного дернулся, ожидая, что сейчас загремит гром, и Федя взял того за руку. Никаких возмущений и притязаний на личное пространство, только улыбка уголками губ и неловкое молчание, когда машина была припаркована у подъезда московской многоэтажки.       — Может, зайдёшь? — произнёс Леша тихо.       — Дела, сам понимаешь, — Смолов взглянул в окно, отлично зная, что никаких дел у него нет.       — Ладно, — кивнул Миранчук, выходя из машины, громко хлопнув дверью, погружая салон в полный вакуум, а мысли Смолова — в полный хаос.       — Смолончуки! — орёт Баринов и Федя в страхе отпускает талию Леши. Тот почти сразу же поднимается и забирает телефон у футболиста, подрабатывающего фотографом:       — Шутки, Бара, у тебя дурацкие.       — А что, — пожимает плечами парень, — все фанаты так шутят.       Федя встречается взглядом с полураздетым Миранчуком и не может сдержать улыбку.       Он бы все на свете отдал, чтобы только Смолончуки были не просто глупой шуткой фанатов.       Он бы умер, лишь бы Смолончуки стали реальностью.       Спустя несколько часов, Смолов дома. Облегченно вздыхает и бросает ключи на стеклянную стойку в прихожей. Те звонко ударяются о прозрачную поверхность и наполняют эхом всю квартиру. Помещение кажется пустым, хотя, так и есть. Встречать хозяина бежит пятнистая кошка, счастливо мурлыча и давая Смолову взять себя на руки. Она редко позволяет гладить себя, но она чувствует, сегодня — особый случай.       Мужчина заходит на кухню, машинально нажимая на кнопку чайника и заглядывая в холодильник. Пусто, только оставшаяся со вчерашнего вечера пицца с ананасами. Смолов пожимает плечами и съедает все сразу, запивая чаем с сахаром. Сегодня ему можно всё: и пиццу, и сахар.       После скудного ужина — освежающий душ и фильм в любимой спальне под десятком одеял и любование медалью Суперкубка России. А еще — постоянное обновление ленты в инстаграм и улыбка на экране новомодного гаджета. Улыбки. Их улыбки.       Неожиданный звонок в дверь совсем не входил в эти чудесные планы Смолова, и он остался лежать в кровати, рассматривая фотографии своих сокомандников. Но звон в дверь продолжался и Смолов не выдержал, подпрыгнув с кровати, собираясь послать незваных гостей, но, распахнув входную дверь, Федя остыл. За порогом стояли оба Миранчука в новой сиреневой форме «Локомотива» и улыбались, гораздо ярче, чем на фото. Гораздо.       — Вы что тут… кхм… Делаете? — Смолов не понимает ничего, но, кажется, эти двое тоже не особо в адеквате, раз завалились к нему в квартиру в половину первого ночи.       — Можно мы зайдём?       Федя кивает и запускает близнецов в квартиру. Антон подходит первым и целует в губы. Горячо и слишком прекрасно, чтобы отталкивать его, но Федя немного приходит в себя, отходя на несколько метров:       — Ты что делаешь? — Смолов в страхе смотрит на Лёшу. Тот молчит, но спустя несколько секунд, выдаёт:       — Мы можем поговорить? — Антон кивает на фразу брата и несуразная троица направляется на кухню. Молчание кажется слишком затяжным и напряженным, хотя, так и есть.       — Может, вы хотите чего-нибудь выпить? — Федя смотрит на переглянувшихся близнецов и мысленно улыбается, надо же, принимают решение исключительно вместе.       — Нет, — оба мотают головой и Федя молчит, не зная, что еще спросить, чтобы показаться не таким уж большим придурком.       — Мы хотели сказать тебе «Спасибо» за такую хорошую игру, и… — Антон замолчал, пытаясь поймать во взгляде Смолова хоть что-то, но мужчина смотрел в сторону.       — И мы хотели сказать, что не можем без тебя… — закончил Лёша и Федя уставился на улыбающихся Миранчуков.       — Это шутка сейчас такая? — Смолов не верил собственным ушам.       Неправда.       Всё это сон, или чья-то совершенно неудавшаяся шутка.       — Нет, это не шутка, — Антон поднимается и подходит слишком близко. Запах знакомого одеколона сносит крышу так, что хочется упасть в обморок прямо здесь, или хочется поцеловать кого-то из Миранчуков, а лучше — обоих.       — Я долго не мог сказать тебе правду, — Леша смотрит на Антона, который тоже подошёл, и Смолов начинает думать, что окружён, — мы не могли сказать тебе правду…       — И… — Федя нервно сглатывает, — что вы хотите, чтобы я на это ответил?       — Ты либо скажешь, что тоже не можешь без нас, либо… — Антон пожимает плечами, — либо скажешь, что мы придурки, и нафиг тебе не сдались, а твоя симпатия к нам — просто плод нашего воображения.       Вот, казалось бы, Миранчуки пришли сами. Говорят, что влюблены в него, но что-то по-прежнему останавливает.       Сдерживает.       Федя молчит, наблюдая за напряженными скулами Лёши, и Антона, который смотрел едва ли не в упор.       — Ничего не скажешь? — голос Антона дрожит, а Федю начинает тошнить. От нехватки воздуха и переизбытка Миранчуков.       Близнецы выходят из квартиры и Смолов смотрит вслед, нервно заламывая татуированные пальцы. Шаги становятся слишком отдаленные, а позже и вовсе пропадают. Федя чувствует, как внутри что-то сворачивается. Что-то склизкое и неприятное. Он только что выставил их за дверь.       Выставил своих единственных…       В Москве сегодня дождь, но мужчине плевать и он выбегает в подъезд, нервно колотя по кнопке лифта, но того все никак нет, поэтому недолго думая, он летит к лестничной площадке и выбегает из дома. Миранчуки стоят, держась за руку и услышав шум, разворачиваются.       Московский ливень успел здорово промочить новенькую форму «Локомотива», а сами парни, кажется, плакали.       — Простите меня, — шепчет Федя, стоя во дворе своего дома, держа в объятиях двух совершенно дорогих ему людей, — простите…       Сегодня в квартире душно, пахнет свежезаваренным чаем и любовью. Света почти нет, горит лампа на кухне, и светится одиноко ночник в спальне, теперь уже не такой одинокой, как минуту назад.       Трое, задыхаясь и давясь полустонами, падают на кровать. Федя останавливается и немного приподнимается на локтях:       — Вы уверены? Мне кажется, все так… Неожиданно… И нам нужно немного привыкнуть к друг другу, и…       Братья переглядываются, как они обычно это делают и хитро улыбаются.       — Антон… — Леша кладет руку близнецу на плечо.       — Да, братик? — оба весело улыбаются, а Федю трясти начинает от этого их «братик», крышу срывает и уносит куда-то в США, так далеко, что вернуть ее на место становится невыполнимой задачей.       — Заткнёшь ему рот? Чтобы он не болтал лишнего?       — Ещё бы, — ухмыляется Антон, и садится на Смолова сверху, страстно целуя.       Мокро и прекрасно.       Так, как Смолов и фантазировал по вечерам.       Лёша зря времени тоже не теряет и пропадает из поля зрения, но только для того, чтобы стянуть со Смолова штаны и обхватить наглым и чертовски горячим ртом, ставший каменным член. Федя задыхается, хочет вздохнуть поглубже, но влажные губы целуют без остановки. Мужчина чувствует теплые ладони под футболкой, шальные пальцы задевают соски, и Смолов выгибается.       Еще секунда без кислорода, и он задохнется.       Антон, кажется, понимает это и немного отстраняется, давая мужчине вздохнуть, стягивая с себя футболку. До Смолова доходит, стало еще хуже.       Миранчуки рядом — хорошо, голые Миранчуки рядом — жди беды.       Горячая кожа Антона соприкасается с вытатуированной грудью, Лёша заглатывает член по самое горло, немного прикусывая основание.       Слишком много эмоций, слишком много Миранчуков. Всего «слишком».       Но это то, о чем он мечтал.       Именно об этом.       Мир рассыпается на миллионы ярких кусочков, а Смолов только протяжно стонет. Спустя секунду Антон слезает с размякшего мужчины, а Лёша кончиками пальцев вытирает влажные губы. От такого зрелища хочется кончить еще раз, но мужчина сдерживает себя, у него еще будет целая ночь, а может, и целая жизнь.       — Не просто так сегодня в новой форме пожаловали? — Смолов хитро улыбается и толкает близнецов на кровати так, чтобы они сели поудобнее. Антон тянется за поцелуем к Лёше, и Федя понимает — из этого омута под названием Миранчуки — нет выхода. Мужчина опускается на колени, и смотрит на целующихся близнецов с предыханием. Проводит руками по выпуклостям на шортах, и подцепляет гетру Антона чуть выше колена острыми зубами, немного задевая бедро. Антон откидывается на кровати, дыша, кажется, через раз.       У них вообще есть терпение?       Но Федя и сам таким терпением похвастаться не мог, поэтому уже через несколько минут Миранчуки уже лежали на животах, с подложенными под них подушками. Федя аккуратно, как ювелир, работая над своими произведениями, нанес смазку на руки и растер в ладонях, чтобы было не так холодно и надавил на анус «старшенького». Тот закрыл глаза и пытается нащупать ладонь Антона. Находит. А Смолов уже входит в Лёшу, кусая атласную кожу на спине.       Каждый мускул, каждый сантиметр.       Федя вынимает член из узкого пространства и слышит разочарованный вздох. Не расстраивайся, Лёша, у нас еще целая ночь, а может, целая жизнь.       Мужчина заставляет Антона прогнуться, и тот закидывает голову, позволяя Смолову взять его за волосы.       — Хочешь кончить? — Федя шепчет в самое ухо и парень активно кивает. Леша рядом ложится и Смолов успевает еще подрочить неугомонному и совершенно неутолимому Лёше.       Движения становятся рваными, сильными, ощущения граничат с теми, когда теряешь сознание. Все вокруг замирает на секунду, и Федя падает на спину Антона, слыша, как рядом стонет Лёша и, судя по звукам, тоже кончает.       Мужчина не без труда ложится посередине и закрывает глаза. Это был очень сложный день.       Стресс перед стартом. Кубок. И Миранчуки.       Он хотел сказать каждому из них, что-то вроде «Спасибо» и «Люблю вас», но не было абсолютно никаких сил. Теплые руки прижимали к себе.       Две пары теплых рук.       Всё затянула белая дымка и Смолов уснул, открыв глаза уже утром.       Рядом никого не было. О вчерашней ночи напоминает флакон со смазкой и разбросанная фиолетовая форма «Локомотива». В проходе в спальню стояли оба парня, обернувшись в полотенца:       — Мы приготовили завтрак, — Антон улыбается так, что на душе расцветают пионы, и что там еще цветет в июле.       — Вообще-то я приготовил, — поправляет брата Лёша и самодовольно скрещивает руки на груди. Смолов лежит и всё никак не может поверить, что всё это досталось ему.       — Я помогал! — воскликнул Антон.       — А вот и нет, — Лёша пожимает плечами и смеется, когда младший убегает на кухню, ворча что-то под нос.       — Мы… Мы ждём тебя, — кивает Лёша и тоже выходит из комнаты. Федя надеется, не для того, чтобы отлупасить брата.       После душа, Федя останавливается около двери на кухню.       — Антон, хватит дуться. Это жизнь. Мы позавтракаем и разбежимся. Он будет дальше жить один, а мы — одни. то был просто секс, ты что, не понял?       У Смолова перехватывает дыхание. Как так? Неужели Миранчуки и правда такого мнения о нём?       — Не помешаю? — Федя чувствует себя неловко, Антон выглядит поникшим, а Лёша улыбается как-то натянуто. Смолов садится между братьями и те подают подгоревшую яичницу, и такие же подгоревшие гренки с маслом сверху. Есть абсолютно не хочется. Но две пары глаз смотрят настороженно, и Федя засовывает кусочек яичницы в рот.       Боже.       Как вообще можно пересолить яичницу? Как можно так отвратительно приготовить яичницу?       — Ну как? — Лёша смотрит прямо в глаза, Антон, кажется, напряженно гипнотизирует затылок.       — Вкусно, — улыбается Смолов и замолкает, смотря куда-то в одну точку. Хочется извиниться, что ребята его не так поняли, и вообще…       — Вчера был тяжелый день, и я уснул… Извините…       — Да ничего, — Лёша отмахивается непринуждённо, но переглядывается с братом, боясь начать разговор. Тот самый. А что же дальше?       Но Смолов решает отрубить лишние вопросы, так сказать, «на корню».       — Знаете, я бы всё на свете отдал, лишь бы смолончуки были реальностью. Антон порывисто обнял Федю, а Лёша довольно улыбнулся, поцеловав мужчину в небритую щёку.       Смолов улыбнулся и прижал к себе обоих.       И если это не счастье, то он тогда не знал, что счастье.