Sleep, sugar

*** Признаться честно, Кроули не помнил, как оказался у ангела дома. То есть — по какой конкретной, веской причине. Сочельник? Рождество? Вроде до него ещё далеко, хоть и замело пол-Лондона (не без помощи юного мистера Янга, прибывшего на экскурсию, но не пожелавшего оставаться без зимней атмосферы). Что и говорить, его усилиями холода задержались во влажной столице, превратив её в хрустальный сосулечно-иневой замок. При желании, на задних дворах можно было отыскать достаточно снега, чтобы устраивать снежные баталии. В кой-то веки Кроули мог вздыхать с облегчением, глядя на это всё. Ведь натравливать псов на то, чтобы сделать снег жёлтым и непригодным для использования, вовсе не обязательно. Зато он с удовольствием сотворил сотню-другую невероятно скользких скатов, на которых люди неизменно рушились на копчики. Азирафаэль в свою очередь сделал так, чтобы эти копчики ни в коем случае не повреждались. В этот ледяной вечер, свистящий ветрами с грязной Темзы, они наверняка просто хотели погреться, и завертелось, как обычно это бывает, когда тебе не грозит смерть от алкогольной интоксикации. Но и не сказать, что Кроули был ужасно пьян и потому бойко нёс чушь, размахивая руками. Это был один из тех случаев, когда алкоголь действует не как возбуждающее средство, а как снотворное. Винить в этом погоду или сам алкоголь, Кроули пока не определился. Названия он не помнил. В пузатой бутылке с коричневатым напитком дрейфовала небольшая змея. Демон вытаращился на неё, а после протестовал и доказывал Азирафаэлю, что это сущий каннибализм. Тот в ответ уверял, что змея вовсе не его родственник и «не собираемся же мы её есть, милый мой?» Ага! Судя по логике аргументов и качеству обращений (которые, будем честны, в хорошем настроении ангел применял практически ко всем подряд), перед этой бутылкой они успели прикончить что-то ещё. Перед Кроули маячил мучительный выбор: заснуть под треск дров в камине прямо на старом диване или протрезветь со всеми вытекающими. С одной стороны, чего бы не спать? Это приятнее вытравливания алкоголя. Не прикончит же его ангел, на самом деле, за слюни на антикварных подушках? Небольшое неудобство состояло в том, что во сне Кроули, как бракованная диснеевская принцесса, превращался в змея. Во внушительной длины и толщины такую змеюку. Веса соответствующего. Ведь разве маленький змеёныш смог бы соблазнить первородную Еву ободрать хозяйскую яблоньку, а затем склонить к тому же созданного из части её тела Адама? (На самом деле это была лопатка, но люди опять всё напутали (возможно, специально), и решили, что это Ева получилась из ребра, а не Адам из Евиной лопатки. На протяжении шести тысяч лет это был весьма удобный аргумент в спорах о неполноценности некоторых полов). Конечно же, для успешных уговоров на грех нужен внушительный змей, которого просто так не схватишь за голову и не сдерёшь с заветного деревца. Кроули скоропостижно заснул до того, как решил, что же ему делать таким умиротворённо-пьяно-расслабленным напротив Азирафаэля, что с лёгкой улыбкой и с бокалом в пухлых руках глядел на каминный огонь. *** Азирафаэль не любил есть в одиночестве. В основном это касалось ресторанов и кафе, только что открывшихся или тех, которые вводили новое меню. Будучи один, он не мог заказать разом всё, что его интересовало, справедливо опасаясь косых взглядов. Приходилось набираться терпения, вздыхать и приходить по нескольку раз. Но если он брал с собою Кроули (теперь без опаски и гораздо чаще, ведь Небесам уже не было дела до его поведения и контактов с врагом), то без стеснения мог заказать гораздо больше. Пусть официант наивно думает, что это на двоих. Никто не собирался следить за тем, какое блюдо кому досталось. Задней мыслью Азирафаэль подспудно осознавал, что в глазах любого смотрящего на них, все заказанные ими блюда — общие. И все эти смотрящие человеки совершенно не удивлены, когда он якобы «ворует» еду из тарелки, стоящей напротив Кроули. А демон, подперев подбородок рукой и цедя вино, лениво разглядывал его через чёрные стёкла очков. Возможно, взгляд выражал нечто вроде «как в тебе это помещается?», но это явно не было «Господи, с кем я сижу» и даже не «Сатана, с кем я сижу!» Хотя бы потому, что чаще всего в новые рестораны приглашал его именно Кроули. Вернее, намекал примерно так: «Я тут слышал, на пятой авеню открылось одно местечко, которое может тебя заинтересовать. PS: У них есть рыба Фугу». Естественно, заказать полменю — это то, что Азирафаэль позволял себе весьма нечасто. Всё, что делается часто, перестаёт приносить удовольствие, теряет радость новизны и мгновенно превращается в рутину. Но сегодня они решили сыграть на поле Кроули и сгоряча заказали половину винного меню. А ещё по пришествии домой Азирафаэль откопал в подвале древнюю мексиканскую водку. Он подозревал, что она валялась у него в недрах имущества со времён ацтеков, которые её и гнали, но уверен не был. Всё же у них не было стеклянных сосудов таких правильных форм (только конические черепа, которые они вытягивали своим младенцам с помощью бинтов). От состояния нестояния их спасло только то, что надирались они довольно медленно, обстоятельно и с удовольствием. И совершенно неотчаянно, совсем не как после рождения Антихриста. В итоге, когда Азирафаэль, наслаждаясь послевкусием и приятным теплом в крови, прекрасно сочетающимся с жаром каминных углей, всё-таки вынырнул из своих мыслей и перевёл взгляд на диван, облюбованный Кроули, то демона там не обнаружил. Вместо него на расшитых потрепанных подушках и подлокотниках привольно разлеглась гигантская змея и тихо посапывала. Так как жёлтые глаза не имели привычных век и никогда не закрывались, Азирафаэль определил змеиный сон по косвенным признакам. Делалось это примерно так: он легонько толкнул змея в самую широкую часть, потом попробовал постучать по носу. Он даже взял и приподнял кончик хвоста и потянул за него, но от Кроули не было сигналов, как с Альфы Центавра или ещё дальше. На улице стоял непривычно морозный поздний вечер, пусть и лишённый обычной мерзкой влажности. Холод хоть и был приятно-свежим, но оставался холодом. Азирафаэль вовсе не надеялся, что хилая система отопления здания или камин справятся с таким непосильным противником. Посему он бережно накрыл змея двумя слоями пледов из настоящей верблюжьей шерсти, чуть подсобрав соскользнувшие с края тяжелые кольца, и даже тщательно подоткнул одеяла вокруг, чтобы не выпустить тепло. Наверное, неплохо бы последовать его примеру и тоже отправиться спать. Этот вечер был насыщенным, а после — наполненным размышлениями; соответственно, читать всю ночь напролёт ему не хотелось. *** Змеи тянутся к теплу, все это знают. У них холодная кровь, замкнутая в систему кровообращения из двух кругов, а ещё у них есть термолокаторы на лицевой ямке между глазами и носом, расположенные по бокам головы. И эти биологические датчики чертовски хорошо умеют определять направление источника милого их змеиному сердцу тепла. Только по этой причине, не имея понятия, где в запутанных глубинах тёмного дома Азирафаэля скрывается его спальня, Кроули без труда обнаружил её. Он ещё спал, остывший и потому тормозящий. Ему не пришла в голову логичная мысль, что надо просто превратиться в теплокровного человека, чтобы не страдать. Глупая змея в нём поступила проще: она нашла себе иной способ обогрева и с достойным упорством устремилась к нему. Пол был холодным, половички спасали мало, так и норовя потянуться следом за его скольжением. Ручку двери он открыл самым излюбленным змеиным способом, вызывающим у людей инфаркты — вытянувшись и надавив на неё подбородком. И когда спальня оказалась перед ним, заскользил уже активнее: на кровати спал кто-то ужасно горячий, гораздо теплее человека. 44.3 градуса по Цельсию против 36.6. Это определённо большая птица, и пахнет так же, сухими перьями. Кроули поддел носом край одеяла в мелкий цветочек, проникая внутрь. Проскользил, наслаждаясь долгожданным прикосновением, вдоль бедра, по горячему животу и мягкой груди, до самой шеи. Подтянул и равномерно распределил всё тело вокруг птицы, почему-то имеющей форму человека. Но это даже к лучшему, они гладкие, когда голые. Он блаженно замер, удобно пристроившись плоской головой к бьющемуся пульсу на шее, чуть выше кадыка. Он оставил высунутым наружу лишь кончик носа и сладко заснул, угревшись. *** Посреди ночи Азирафаэль проснулся оттого, что его ноги коснулось что-то холодное и по-животному подвижное. На всякий случай не подавая признаков жизни, он осторожно приоткрыл один глаз. В темноте к нему под одеяло медленно и неспешно, будто крадучись, заползала огромная змея. Кроули! Теперь понятно, почему всё-таки изначально это звучало как «Кровли»*. От него реально мурашки пробирали по телу. Азирафаэль предпочёл не шевелиться и дальше, пытаясь понять, чего добивается демон, полагая, что ангел спит и ни о чём не подозревает. Змей медленно, но неотвратимо заползал в его постель и на него самого, придавливая упругими прохладными кольцами практически равномерно. Кончиком хвоста Кроули обернулся вокруг его щиколотки, будто вокруг ветки. Азирафаэль морально приготовился мерзнуть, сколько придётся, но Кроули согрелся на нём удивительно быстро. Ангел ощущал равномерное биение его сердца где-то в районе собственной печенки. Тяжесть вовсе не казалась дискомфортной, а холод отступил. Согревшийся змей тихо дышал ему в ухо, чуть тревожа кудри над ним, но Азирафаэль не решился его передвинуть. Несмотря на все отягчающие факторы и обстоятельства, провалился обратно в сон он довольно быстро, испытывая при этом неизвестно откуда взявшееся ощущение глубокого покоя. *** Проснулся Азирафаэль от массивных тектонических подвижек на самом себе. Только спустя пару секунд он осознал, что это всего лишь шевеления разлёгшегося на нём змея. Змей приподнял голову и осуждающе смотрел ему прямо в лицо. Да, правы те, кто утверждает, что лучшая защита — это нападение. Кроули напал, едва заметил, что ангел приоткрыл глаза: — Позволь тебя спросить, мой непредсказуемый многоуважаемый друг, почему ты спишь без пижамы? Я всё это время предполагал, что ты едва ли не ночной колпак надеваешь, не говоря уже о безразмерных сорочках, а на деле на тебе даже белья нет! — Ты приполз и снова устроил скандальчик, — мрачно констатировал ангел, сумевший высвободить из-под змея только руки. — Я не специально. Я просто замерз, и инстинкт пригнал меня сюда, — пояснил Кроули. — Я мало что понимал в тот момент, кроме того, что на кровати, судя по температуре, развалилась гигантская сухопутная птица. Последняя фраза прозвучала весьма язвительно. Или это был странный комплимент? Птицы ведь хорошие животные, красивые. И вкусные. — Ладно, — сдался Азирафаэль. — Если я сплю, то предпочитаю делать это без одежды. Так удобнее и ничего не мешает вертеться. Но у меня встречный вопрос. Почему, Господь всемогущая, ты до сих пор лежишь на мне в облике змея? Сказал и осёкся, решив не уточнять двусмысленную фразу. Оба задумались, в том числе о теории природы оговорок авторства Зигмунда Ф. Ибо вопрос скорее интерпретировался как возмущение тем, что Кроули не лежит на нём в облике человека, а вовсе не как возмущение этим лежанием. После паузы Кроули осторожно заметил: — Снаружи всё ещё холодно. — Если ты дашь мне вылезти, я разожгу камины и посмотрю, что можно сделать с бойлером. А сам пока останешься в тёплой постели. Кроули снова задумался, мгновенно стрельнул языком наружу-внутрь, едва не коснувшись ангельского носа. И вкрадчиво полюбопытствовал: — А почему ты меня гладишь? Блуждающие руки Азирафаэля испуганно остановились. А он и не заметил! Едва он их освободил, они явно зажили своей тайной жизнью, и их действия так прекрасно вписывались в общую гармоничную картину мира, что ангел попал впросак. Тело демона было таким непривычно и восхитительно упругим, а тёмная змеиная кожа — текстурно-гладкой: от неё сражённые тактильными ощущениями кончики пальцев буквально не могли оторваться. Ангел насупился. Ещё раз, напоследок, провёл по изгибам Кроули ладонями: — Уж тебе лучше знать, ПО ЧЕМУ я тебя глажу. А впрочем, подробности только все испортят, — он старательно сделал вид, что это его вовсе не волнует. — Я просто пробую чешую на ощупь, мне любопытно. Вот, все, я перестал. Кроули ничего не ответил, но, кажется, усмехнулся. Азирафаэль старательно отвёл взгляд, рассматривая тусклый рассвет (или обычный тусклый Лондонский день) за окном с кисейными шторами, которые давно не мешало бы почистить от пыли. — Мне нужно открывать магазин, — почти грустно использовал он в качестве аргумента по выселению змея из кровати. — Сегодня выходной. Что ж, это была хорошая новость. Наверное. Да. Кроули и не думал уползать, лишь немного сдвинулся, чуть сжав его по бокам, и снова расслабил тело. Азирафаэль вздохнул и, наконец, встретился с ним взглядом: — Если бы ты не был таким увесистым и длинным, то я взял бы тебя с собой, пока вожусь с регуляторами в подвале и пока разжигаю огонь в гостиной. — Хыссссшшш, — в ответ прошипел Кроули. И начал перемещаться. Азирафаэль с удивившим его самого сожалением подумал, что Кроули всё же решил слезть с него и отпустить. Да вот только змеиное тело медленно ползло по нему, но совершенно никуда не уползало. Оно скользило, снова и снова напрягая и расслабляя мышцы, и оставалось на месте. Оно ощущалось везде, будто проводило экзотический массаж, в сто раз приятнее любого другого, что прежде доводилось пробовать Азирафаэлю. Связано ли это с тем, чем его делали или же с тем, кто его делал — пока оставалось не определено. Кроули спрятал нос в подушку рядом с его головой, чтобы не наткнуться на предположительно возмущённый взгляд ангела, настоятельно требующий прекратить безобразие. И это было удачное решение: Азирафаэлю не пришлось контролировать выражение своего лица, на котором мечтательная, рассеянная улыбка сменялась лёгким блаженством и почти незаметно закушенной губой. Лишь спустя минут пятнадцать Азирафаэль нашёл в себе силы заворчать в силу нравственного долга. — Кроули, не елозь по мне, — сказал он совершенно нестрого. Уверяя себя, что это даже отдалённо не похоже на некую разновидность стона. — Хшшшш. Движения не прекратились, по-прежнему удерживая Азирафаэля в состоянии податливого желе. — Мы ведь совершенно не пьяны, чтобы потом как-то оправдать собственное поведение, — выдыхает ангел. — Ты просто дурачишься. — Масссашшш… — И притворяешься тупым змеем. — Это весело, — он перешёл на английский, поднимая голову от подушки и снова располагая её почти вплотную к носу Азирафаэля. — Елозить по ангелу? — Не знаю, как насчёт тебя, но я, кажется, вовсе не протрезвел за ночь, — признался демон со смешком. — А я ведь предупреждал. Это мне наказание за каннибалисссм. Азирафаэль внимательно рассматривал его несколько секунд, напрягая ангельские органы чувств и зачем-то прищурившись. — Действительно. Ты всё ещё немного пьян. Я помогу тебе протрезветь. — Ангел, не над… Пуф! Человеческая кожа шлёпнула по человеческой коже. Демон и ангел оказались в одной кровати, нос к носу. Совершенно голые. Демон сверху. — Эээ, Кроули, — со смущённой полуулыбкой начал Азирафаэль. — А почему ты-то голый? Ты разве не вместе с одеждой превращаешься? — Вместе, — сумрачно подтвердил он. — Однако ты в курсе, что одежда на мне ненастоящая, просто часть обличья. Так что у меня встречный вопрос — почему я голый, так ещё и отвратительно трезвый, на тебе? — Прости, был неправ. Азирафаэль чуть двинулся, чтобы избежать острой косточки таза, неудобно впившейся в него, и тут они, наконец, почувствовали. Глаза у обоих стремительно расширились. У Кроули — от масштабного удивления, которое не может определиться — довольное оно или шокированное. А у Азирафаэля — от лёгкой паники, быстро перерастающей в тяжёлую. Во-первых, в этот момент они сокрушительно осознали, что их друг всё это время имел определённый пол, а не зависал в Эдемской изначальности. А во-вторых — что этот друг совершенно точно возбуждён и, в свою очередь, осведомлён, что второй — тоже. — Неловко получилось, — высказался Кроули, чья голова по-прежнему находилась на том же минимальном расстоянии от лица ангела. — Не то слово, — подтвердил Азирафаэль, чьи руки оказались на демонической спине. Кроули глубоко вздохнул и выдохнул, чуть прикрыв веки, отчего почему-то стал ещё твёрже. — Что нам теперь делать? — спросил ангел, мечущийся по лицу Кроули беспомощным взглядом. — Вероятно, ничего предосудительного. — Вот теперь, серьёзно — не ёрзай. — Но и не слезай? Азирафаэль опасливо сглотнул. — Ты, эм… не знаю, хотел бы меня… поцеловать? — смог он пробормотать по отдельным словам, чувствуя, как сердце неумолимо наращивает обороты. На губах Кроули медленно проступила неосознаваемая им самим улыбка, и он посмотрел на ангела с выражением, которое показалось Азирафаэлю смутно знакомым и в то же время совершенно новым.  — Ты уверен? — спросил Кроули. — Да. Змеиные зрачки, и так неузкие в бледном свете утра, тут же предательски расширились до состояния чёрных омутов, затопивших жёлтую радужку. Азирафаэль со смешанными чувствами ощутил несколько капель вязкой влаги на своём животе, как раз в том месте, где горячее и плотнее всего соприкасались их тела. И это точно не его. Кроули опустил голову, чуть повернув её влево, и их приоткрытые губы соприкоснулись. До безумия приятное электрическое напряжение тут же наполнило ангела, и он забыл, как дышать. Губы демона скользили почти невинно, но так откровенно. Изредка он проводил по ним самым кончиком языка, но не сделал ни единой попытки забраться внутрь или углубить поцелуй. Азирафаэля бросило в жар, и он инстинктивно пошевелился под ним. Кроули сдавленно охнул прямо ему в рот и с силой впился ногтями в подушку по бокам его головы — ангел услышал этот внезапный скребущий звук. Поцелуй остановился. Кроули тяжело дышал, отстранившись лишь на пару миллиметров. Чужое сердце стучало гораздо громче и реже, чем у него. Удары были такие, будто оно разрывалось от желания остановиться совсем и от того, как много кислорода требовало участившееся дыхание Кроули. — Ты давно уже хотел так сделать или только сегодня подумал, что неплохо бы…? — ангел говорил, а их губы слегка соприкасались на каждом слоге. — Ты думаешь, я способен так захотеть любого, кто случайно окажется подо мной? Азирафаэль… Он так произнёс его имя, что это физически трудно было вынести. Не потому, что он использовал обвиняющие интонации. Кроули выстонал его имя так, будто прямо сейчас погибнет от страсти и слишком сильного возбуждения, и зажмурил глаза. Азирафаэль коснулся татуировки, змеящейся по его виску, запустил пальцы в медные волосы, добрался до макушки и медленно провёл ладонью до затылка в поглаживающем жесте, ощущая, как мягкие волосы ласкают его пальцы сами собой. Рука Азирафаэля трепетно прошлась вдоль всего выступающего позвоночника, и весь Кроули был там — в мучительно медленном скольжении по его напряжённому, как струна, телу. Когда она добралась до поясницы и остановилась там, демон распахнул глаза и в отчаянии взглянул на Азирафаэля. — Кроули… — тихо произнёс ангел, и в этом было всё. Такой улыбкой, что была в тот момент у Азирафаэля, останавливают войны. Если бы в комнате были цветы, они, несомненно, тут же распустились пышным цветом. Что уж говорить об одном-единственном демоне, вмиг потерявшим разум и последние остатки самообладания. — Пожалуйста… — умоляюще прошептал он и потёрся щекой о его щеку в тоскливом зверином жесте, универсальном на любых языках и наречиях, земных и небесных. Ангел легонько ткнул его носом, разворачивая лицом прямо к себе. Потянулся вперёд, губами раздвигая губы и запуская язык внутрь незнакомого рта. Он не был уверен, что делает всё правильно, он сталкивался лишь с теоретическими описаниями, а не с практикой. Но если в чём ангелы и разбирались, кроме разрушения городов пылающими мечами, так это в том, как следует любить. Он не умел ничего делать, он умел лишь выражать это чувство. Требовалось лишь немного изменить способ и цель. Не потому, что Кроули это заслуживал или добился от него. А потому, что Азирафаэль никогда не мог чувствовать ничего иного по отношению к нему. Хотя, конечно, всегда успешно делал вид, что это не так. Он зря беспокоился, что не справится, ведь тогда ему не было бы столь хорошо, всю его кожу не пекли и не холодили бы странные ощущения, похожие на чистые звуки фортепианных нот. Он понял, что дышит слишком часто, и его руки снова сами по себе гладили спину и лопатки демона, будто ожидая наткнуться там на основания крыльев. Змеиный язык Кроули охотно ласкал его в ответ, не ускоряясь, не напирая, не направляя, словно ему вовсе не нужна была жадность, скорость и острота. Его ладони почти невинно касались плеч ангела, перемещались на шею, дотрагивались до кожи за ухом, да только ощущались они как огненные всполохи. Поцелуй был тягучим и неразрывным, и Азирафаэль чувствовал себя тем, кто всё ещё дрейфует на поверхности, в то время как Кроули собирался утонуть. Он снова испытал это позабытое безусловное чувство, почти рефлекс, вспыхнувшее с новой силой — потребность накрыть Кроули крылом, чтобы защитить от всего, от чего только возможно. Демон никогда не просил об этом, но всегда принимал. Ангел не позволил ему утонуть, он придерживал его на границе реальности осторожно и бережно, как сокровище. Будто их омывали бешеные муссоны и пассаты где-то на внешней облачной границе, и его белые крылья без труда держали обоих, разрезая опасные воздушные потоки, как мягкое масло. Азирафаэль крепче обнял Кроули, резко выдохнув от охватившего его душу чувства. Он отчаянно хотел передать это ему, но вместо направленного действия оно будто взорвалось на коже тысячекратно, брызнув сразу во все стороны, как пыльца с цветка, заполнив всё видимое пространство. Кроули удивлённо и почти благоговейно посмотрел на него, с трудом оторвавшись от ангельского рта. Азирафаэль сконцентрировался и повторил, глядя ему в глаза. Кроули, безусловно, чувствовал всё, но никто во всем свете не знал, что это напоминало ему. То, что было до падения? Благосклонный взгляд Бога, который клялся любить, но уничтожил всю его жизнь? Изначальный звёздный свет? Свои белые крылья и позабытые творения в той, другой жизни? Или то, чего он не надеялся никогда обрести — ощущение Небес снова. Ангел со страхом увидел, как нечеловеческие жёлтые глаза, которым и моргать-то было не нужно, наполнились слезами. Азирафаэль не смог назвать его имени, потому что из его памяти было стёрто настоящее, а произнести «Кроули» прямо сейчас было бы бессердечным кощунством. Тогда он стёр начинающуюся слезу из внутреннего уголка глаза и поцеловал это место. — Всё хорошо, — уверил ангел. Тяжёлое, нетерпеливое ощущение между лопаток, распространяющееся по всей спине — его едва не трясло от настойчивого желания вытащить и расправить крылья, но было некуда. Их губы снова соединились, и это всё меньше походило на физическое прикосновение, будто они мягко планировали, спускаясь, в сладкий светящийся омут по спиральным стенкам. К тем галактикам, которые создал один из них, но был навсегда вычеркнут из истории творения. Азирафаэль без сомнений отдал бы свои крылья, чтобы тот мог долететь до них. Кроули крупно вздрогнул, жалобно простонал в поцелуй. Конвульсивно дёрнул бёдрами, проехавшись по животу ангела, напрягшись всем телом. Ногти, предусмотрительно перемещённые с нежных плеч, впились в материал подушки, пропороли её в нескольких местах, а между их телами стало запредельно горячо и мокро. Ему не хватило воздуха, он разорвал поцелуй и рассыпался в бессвязном змеином шипении, загнанно дыша своему ангелу в ямку под челюстью. Но как только Кроули смог снова владеть мышцами хотя бы частично, он жадно, влажно и нежно впился в шею ангела, в самую чувствительную точку. Это было точное, безошибочное действие, словно змеиный бросок. Он втянул и прикусил кожу, и расчётливо дёрнул тазом ещё раз, проехавшись по липкой влаге между ними. Разряд нервного электричества, горящий в ангельских нервах, вспыхнул, разрастаясь и ширясь. Азирафаэль потрясённо выдохнул «о боже!..», широко распахнул глаза и выгнулся под демоном, изо всех сил прижимая обеими руками Кроули к себе, словно тот помог бы ему пережить разрывающий сознание момент. Когда он пришёл в себя, Кроули лежал уже не на нём, а рядом под одеялом, и никакой липкости не было. Демон вовсе не обнимал его посередине груди, не закинул на него свои длинные ноги и даже не прильнул к боку, пристроив подбородок на ангельском плече. Кроули боялся его обнять? — Кроули? — позвал Азирафаэль прежде, чем успел сформулировать мысль, резко поворачиваясь к демону и автоматически протянув к нему руки. — Почему ты не со мной? Демон встретил его взгляд так, как принимают удар меча на щит. — Я подумал… а, впрочем, неважно. Неужели Кроули посчитал, что Азирафаэль спишет всё на недоразумение, едва соберётся с мыслями? Он так часто чувствовал себя отвергнутым им? Кончики ангельских пальцев аккуратно касались его тёплой кожи, затормозив в последнее мгновение. — Ладно, раз не хочешь ты, то это сделаю я, — решительно высказался Азирафаэль. Обнял его посередине груди, попытавшись пригрести к себе поближе; бесстрашно разместил на нём ногу и приник к его боку. И тогда впервые в жизни увидел, как на щеках Кроули вспыхнул румянец. — Что? — спросил Азирафаэль. Ладонь Кроули скользнула по его колену, затем вдоль бедра и с удовлетворением остановилась на пухлой ягодице. Ангел замер. Демон провернулся в его объятиях, оказываясь к нему лицом, и удовлетворённо переплёлся с ним в ответ. — Всё-таки, это был не каннибализм, — подытожил Кроули. — А самая настоящая помощь собрата. — Ага, — просто ответил Азирафаэль. Лёжа на боку, было просто выпустить крылья, что он и сделал. Они выбились из-под одеяла и свесились до самого коврика. Он красноречиво почесал Кроули «в том самом месте, где всегда зудят спрятанные крылья», и почувствовал под пальцами тут же вылезший мягкий пух, а с другой стороны кровати на пол точно так же хлопнулись длинные маховые перья.