Kill it

      Он — убийца. Она поняла это ещё тогда. Он пришёл с тем, кто лишил её единственного близкого человека, но по какой-то непонятной причине не позволил убить её, беззащитного ребёнка, которому просто не повезло стать свидетелем страшной сцены. Его она запомнила на всю жизнь. Сохранила в памяти лицо, скрытое чёрной маской, и глубокие карие, наполненные состраданием глаза, чтобы снова, когда-нибудь, неожиданно вдруг встретить худого и высокого темноволосого мужчину среди опустевшей улицы, около старого моста.       Она была замкнутой девушкой, у которой, по сути, не было желания заводить друзей. Она была богатой, её дедушка позаботился обо всём заранее. Вот только где были деньги, там стоило ожидать проблем. Проблемой был её дядя — человек, от которого каждый раз при встрече по телу бежали колючие мурашки. От него хотелось спрятаться, убежать и больше не вспоминать ни лица, ни голоса. И она убегала, постепенно свыкаясь с мыслью, что больше так продолжаться не может. Тогда, стоя на мосту и вдыхая солёный запах моря, сжимая в карманах лёгкой куртки заледеневшие пальцы, она безвольно утопала в тяжёлых мыслях, не решаясь сделать последний безрассудный шаг. И тогда невидимой рукой судьбы их встреча стала обычной случайностью. Так искренне думала она, пока через десять лет наконец не поняла, что с того самого злополучного дня он стал её тенью, личным телохранителем.       — Просто позвольте остаться с вами.       Её дрожащий голос разрезал тишину в придорожном кафе. Он поднял на неё пронзительный взгляд, в котором она снова увидела себя, жалкой и беспомощной. Нет, она не чувствовала к себе отвращения и не чувствовала отвращения к нему. Его глаза на фоне безэмоционального лица были убийственно неправильными. Она сжимала кулачки под столом, так и не притронувшись к еде, что он заказал для неё. Ей не хватило смелости произнести вслух, что она помнит. Помнит каждую деталь: то, как он был одет, его маску и чёрную кепку. И того человека, что убил её дедушку. Ей хотелось сказать, что его глаза — отражение её больной поломанной души на дне бездонного чёрного моря — совсем не подходят такому человеку, как он. Им легко поверить, легко обмануться. Из всех правильных слов, не вырвавшихся из горла, она произнесла самый веский, на её взгляд, аргумент:       — Мне больше ничего не нужно. Вам будет нужно просто кормить меня.       Он никогда не отличался многословностью. Убийцам слова были ни к чему. В его молчании было больше искренности, чем в клятвах большинства лжецов. За безразличием и холодностью, она поняла лишь со временем, прятались настоящие чувства. Он вовсе не был безразличным, ошибкой было думать, что он холоден.       Когда в их дом вломился человек из его прошлого, так вышло, она пострадала. Ей снова пришлось столкнуться со страхами, увидеть настоящее лицо её спасителя. Когда всё закончилось, он нашёл её среди сломанной мебели в комнате. Она дрожала всем телом, сидя на полу и сжимая пальцами разбитую голову. Когда его рука бережно сжала её плечо, она в ужасе отшатнулась от него. Он был огнём. И рядом с ним было опасно. Но, как и от любого огня, она чувствовала его тепло. И это, наверное, всё-таки перечёркивало все отрицательные в нём стороны. В его глазах плескались смятение и мольба. В молчании было много смысла, и это снова её убивало. Убийцы не совершают ошибок, он часто говорил так. И ему, собственно, не было жаль. А она просто глупый ребёнок, просто зависящий от него. Ей было не положено говорить о том, что болело. Поэтому она прятала боль в улыбках. Она не была проблемным ребёнком, лишь иногда ей приходилось вести себя чересчур по-детски, и только ради его внимания. Потому что так было проще обмануть память. Она больше не старалась выплакать прошлое, слёзы слишком портили её нежное лицо.       Их взаимоотношения можно было смело приравнять к нулю, или по случайности назвать странными. Но она упрямо продолжала надоедать ему, а он, казалось бы, совсем не обращал на неё внимания.       Она терпеть не могла его приказной тон. Он часто прогонял её к себе в комнату, и она, недовольная, уходила. Потому что знала, что в такие моменты ему откровенно не до её выходок.       Ещё она ненавидела, когда он внезапно пропадал. Всей душой навидела его так называемые командировки.       Однажды она не выдержала, было смутное чувство тревоги, эмоции выплеснулись наружу. Они вместе ужинали, а она пыталась сдержать слёзы, глядя на его забинтованную ладонь.       — Пожалуйста, оставайся в стороне, даже если тебя будут провоцировать. Не дерись. Ты спас меня. Я простила тебя. Но если ты вновь покажешь мне другого себя, я не прощу. А теперь уходи.       И он ушёл, оставив после себя тонкий аромат парфюма и чувство глубокой апатии. Ночью его машина снова скрылась за переулком. А она снова запёрлась в своей комнате, молясь о том, чтобы по утрам он, молчаливый, как обычно, готовил ей завтрак, а потом по-прежнему продолжал терпеливо выслушивать её болтовню и всё так же неизменно отсылал её, надоедливую, в свою комнату.       И совсем скоро, как и кричало сердце, случилось что-то плохое. В их доме было всё перевёрнуто, всё обвешено жёлтыми лентами. Она содрогнулась, медленно осматривая помещение. Колкой мыслью, что всё кончено, ударило в грудь. Когда-то это должно было случиться.       На улицу она вышла на негнущихся ногах. В руке сжимала телефон, устав напрасно набирать знакомый номер. Всё равно не ответит. Разве ему это было так важно? Она просто глупый ребёнок. Что в девять, что в двадцать лет. Просто ребёнок, который думал, что снова кому-то нужен. Только правда была в том, что не она ему была нужна — он ей был необходим.       Снова болело в груди. Рыдания вырвались наружу без сопротивления. Да и какая разница? Пусть смотрят. Какая разница, ноги всё равно не держали, ей показалось неплохой идеей усесться на асфальте. Почему-то поступивший звонок на мобильный от неизвестного номера совсем не удивил её.       — Встань и поднимайся к себе, — приказал голос.       — Это ты? — она с надеждой увидеть его подскочила с места, начала осматриваться. — Ты сейчас рядом и смотришь на меня?       Он видел, как она, встревоженно сжимая пальцами помятую юбку, оглядывается по сторонам, так и не сумев различить среди тёмных машин в конце парковки его силуэт.       — Поднимайся наверх, — снова повторил он, безотрывно всматриваясь в её лицо. Запоминая. — На столе я оставил пакет. Поужинай.       — Я не притронусь к еде, пока ты не вернёшься. Я буду ждать. Мне всё равно, кто ты, — голос её надломился. — Пожалуйста, просто возвращайся. И я забуду всё.       Он продолжал смотреть на неё и ему определённо хотелось многое ей сказать. Например, что для него, хочет он того или нет, осталась последняя миссия. Что скоро всё закончится. Что ему тоже больно. Ему жаль оставлять её вот так. Он всегда желал для неё лучшего. Она была дорога ему.       Как всегда, глаза отражали все чувства, а тишина в динамике не выражала ничего. Но она знала, что ему сейчас сложно. Это просто чувствовалось. Она не могла увидеть застывшие слёзы в его глазах. Какие убийцы плачут?       Он просто сбросил вызов. А на другой стороне улицы раздался надрывный плач.       Её слёзы выворачивали наизнанку душу, а ведь он думал, что ещё хуже просто быть не может. Её боль медленно его убивала. Но другого пути просто не было.       Однажды его, сбежавшего детдомовца, подобрали и научили убивать. Теперь его история подходила к концу. Он не сказал ей самого главного.       Он убивал, чтобы выжить. И перестал убивать, чтобы жить.