заставь меня что-нибудь почувствовать

1. среда / 16:06   Не секрет, что Джеймсу нравится звук тишины. Это было известно ему годами. С первых дней, когда он слышал рыдания из спальни своих родителей; с похорон его матери, когда он не слышал ничего, кроме фальшивых извинений и пустых соболезнований от незнакомцев; с момента, когда его отец стал заполнять тишину бессмысленной болтовней в надежде наконец получить ответ от своего сына, который почти не разговаривал, не говоря уже о нем самом. Осознание было для него немного поворотным моментом, действительно. Иногда, когда он особенно отчаянно нуждался в тишине, он брал свои наушники на крышу и сидел там без музыки. Иногда он выходил из задней двери со своим скейтбордом, как только машина его отца въезжала на дорогу. Лучший вид тишины — за рулем с Алиссой. Никаких старых сборников, воспроизводящих одни и те же песни в бесконечном цикле, или голосов, транслируемых по автомобильному радио, никаких разговоров просто ради разговора, только движение, образовывающее этот знакомый фоновый шум. Не то чтобы он не хотел молча слушать, как она разговаривает. Он хотел. Ему нравится, что ее голос не мягкий и не тихий, нравится, что она не отступает, а вместо этого возражает с чем-то саркастичным и обычно сопровождающимся ругательством. Ему нравится, когда она бормочет и когда она кричит, когда она непростительно фальшиво поет вместе с радио, когда ее непрерывный ход мыслей никогда не высказывается просто для того, чтобы заполнить тишину. Главным образом, Джеймсу нравится, что они могут быть вместе, не чувствуя необходимости занимать пустоту бессмысленными словами, от которых он отказывался в ответ на попытки разговора своего отца. Алисса является первым человеком, которого он знает, рядом с которым неловкие паузы и неудобное молчание не существуют. Он думает, что может полюбить ее за это. Может быть, он уже любит. 2. среда / 19:32   Он думал, что угон полицейской машины будет для них хотя бы немного сложнее. На самом деле, все, что вам нужно, это базовые знания об автомобилях, отвертка и сообщник, который будет наблюдать за происходящим и стараться свести ее саркастические комментарии к относительному минимуму. В бардачке есть дорожные карты и довольно внушительное количество пачек сигарет, но как только они узнают, к чему это ведет, им приходится бросить машину и все, что в ней есть. А пока им просто придется не высовываться. Он не слишком знаком с концепцией нахождения в бегах, но он вполне уверен, что «залечь на дно» не означает красть полицейскую машину и ждать, когда кто-то заметит двух подростков, водящих ее по всей стране. — Итак, — говорит Алисса через не незажженную сигарету, свисающую с ее губ, — мотель недалеко отсюда. Мы можем избавиться от машины и подцепить где-нибудь попутку. — Хорошо. — Он не знает, что именно — она или весь этот опыт делает его более открытым, чем когда-либо, но Джеймс на самом деле пытается внести свой вклад. Алисса сказала ему, что он «покидает свою раковину», и ему нравится улыбка, появившаяся на ее лице, когда она говорит это, поэтому он пытается потворствовать такого рода заявлению большим количеством разговоров. — Мы могли бы ехать в противоположном направлении, а затем вернуться в мотель, попытаться отвести их от себя. Эта реплика прямо из какого-то боевика, в котором слишком много автомобильных погонь и слишком много взрывов, но это срабатывает. Она широко улыбается ему, затем он отвечает на жест дерганьем в уголке рта, прежде чем обратить свое внимание на дорогу. Легкая улыбка не покидает его лица до конца поездки. 3. среда / 22:17   Учитывая, сколько раз он удивлял ее за последние пару недель, Алисса доказала, что у нее столько же козырей в рукаве. Сначала он был озадачен тем, почему она положила в карман скрепки, сцеплявшие дорожные карты, когда они бросали машину, но не стал допрашивать ее об этом. Ее план начинает иметь для него смысл только тогда, когда она становится на колени перед дверью, разгибая скрепки и вставляя их в замок, когда он держит фонарик, чтобы она могла видеть, что делает. — Где ты этому научилась? — спрашивает он, как можно приближенным для него голосом к шепоту. По определенной причине они выбирают номер, наиболее удаленный от регистрационной стойки мотеля, но неоновая вывеска в переднем окне по-прежнему мигает каждые пару минут, и парковка не пуста, как они надеялись. Последнее, что им нужно, это попасть в последнюю незанятую комнату дешевого мотеля. До сих пор им везло избегать того, чтобы «современных Бонни и Клайда», как их называли журналисты, узнали. (Алисса жаловалась, что они могли, по крайней мере, придумать что-то не «такое чертовски неоригинальное», но Джеймс просто рад, что никто еще не сдал их за вознаграждение. Хотя он всегда был прагматичен). — Самоучка, — гордо говорит она и продолжает заниматься замком, на мгновение останавливаясь, чтобы послать ему еще одну усмешку, охваченную лютой гордостью. Он думает, что он мог бы начать коллекцию таких частых от нее к нему улыбок. — Когда родились близнецы, мой хуев отчим поставил замки на двери вместе с защитой от детей. — Довольно иронично, это в итоге только помогло нам. — Читаешь мои мысли.   Она встает, засовывая погнутые скрепки в задний карман джинсов. Когда они сошлись во мнениях о том, что для него неразумно быть на людях в больничном халате и для нее — в окровавленном платье, они остановились на блошином рынке за новой одеждой. Заплатили наличными. О том, что они сделали, можно сказать много, но, по крайней мере, быть в бегах у них получается все лучше. Он думает, это почти забавно, что быть беглецами у них оказалось лучше, чем когда-либо быть детьми своих родителей. Но он новичок во всей этой эмпатии, так что, может быть, на самом деле это печально. 4. четверг / 1:40 — Джеймс? — Да? — Что будет потом? Между ними длительная нерешительность и никто ничего не говорит. Изо всех сил пытаясь придумать, что сказать, и прийдя к твердому выводу, что ничего стоящего нет, он, наконец, собирается нарушить молчание, но обнаруживает, что не знает, как сказать об этом. Он не может предложить какой-либо честный ответ, кроме вынужденного «я не знаю». Она корчится, поворачиваясь к нему лицом, когда он обнимает ее, таким образом ее голова лежит на подушке напротив его. Когда он открывает глаза, чтобы посмотреть на нее, он оценивает ущерб и надеется, что не сказал ничего плохого. Он часто так делает. Ее глаза не красные и не опухшие, как он ожидал, и по ее щекам не текут слезы и они не стоят в глазах. Он почти начинает перемещать свою руку, чтобы положить на ее, но ее плечи сгорбились так, как никогда раньше. Напряжение настолько ощутимо, что даже он может чувствовать, как оно излучается от ее тела волнами. Глаза Алиссы бродят по его лицу, прежде чем приземляются на его глаза. Она сглатывает и открывает рот, чтобы что-то сказать, но ничего не выходит. На этот раз он не колеблется, когда поднимает руку, чтобы убрать случайную прядь волос, упавшую ей на лицо. Он может только надеяться, что становится лучше в утешении людей, потому что он чувствует, от всех этих «преступников на свободе» от него потребуется много успокоения и утешения.   — Джеймс? — Да? — Мне страшно. Он не знает, как она это делает, но в ее голосе чувствуются уязвимость и неповиновение, когда слова покидают ее рот. На этот раз по щеке скатывается одинокая слеза, и ее подбородок дрожит, когда она поднимает его, словно осмеливаясь отчитать его за ее слезы. — Мне тоже, — говорит он, и на этот раз он действительно серьезно. 5. четверг / 18:21 Если спросить, Джеймс скажет, что Алисса, вероятно, наименее незаметный человек, которого он знает. Она может быть громкой, имеет склонность принимать импульсивные решения и, как правило, любит, чтобы о ее присутствии было известно везде, где бы она ни находилась. Это не совсем те качества, которые хочется иметь в бегах, но до сих пор она справлялась просто отлично. Каждая из черт, которые он обнаружил за последние несколько недель, заставила бы его поверить, что она станет худшим кандидатом в успешные преступники, не говоря уже о карманниках. Если спросить, Джеймс ответит неверно. Оказывается, Алисса может быть невероятно пронырливой, когда она либо уже готова действовать, либо когда ей приходится. Он не совсем понимает, что именно относится к этой конкретной ситуации. С одной стороны, он не думает, что когда-либо целенаправленно принуждал кого-либо, но с другой стороны, он улыбался и говорил что-то вроде «нет выбора», когда она рассказывала ему о своем плане. — Что, ты думаешь, я не могу сделать это? — Это просто… это немного рискованно, да? Ты практиковалась? Она стреляет в него своим фирменным взглядом, ее челюсть сжимается, он не замечал этого, пока не осознал, что это отражение челюсти ее отца: — Думаю, нет лучшего времени для начала, чем сейчас? И после этого она исчезает в толпе. Менее чем за десять минут он оказался неправ в пустяковом ударе незнакомца по плечу и впечатляюще искренних извинениях. Она возвращается к нему с гордой улыбкой, с невероятно яркими глазами и вытаскивает толстый кожаный кошелек из заднего кармана джинсов. Она покупает им первую за несколько недель сытную пищу. Парень, которому они заплатили, кажется, вполне доволен сделкой: половина наличных денег, которые у них были, и что-то из меню в обмен на то, что они получат столько еды из закусочной через улицу, на сколько ему хватит денег, без лишних вопросов. Парень, кажется, доволен договоренностью, но Джеймс подозревает, что Алисса довольна собой больше. +1 суббота / 1:57 / месяц спустя Он пытается запоминать все, что происходит в последующие недели, отчасти потому, что он не уверен, как долго продлится эта реальность, а главным образом потому, что не уверен, что это действительно реальность. Пару месяцев назад он никогда не думал, что подобное может стать его реальностью. Теперь он лишь немного уверен в том, что это на самом деле происходит с ним. И вот что (он уверен) происходит: Проезжая через ночь сквозь мили и мили по открытому шоссе, с музыкой, тихо играющей на заднем плане, каждые несколько минут он глядел на нее, наблюдая, как она постепенно проваливается в сон. Делав попытки, но терпев неудачу в обучении ее вождению машины, он решает отказаться от этого, когда она чуть не сбила десятилетнего ребенка, играющего на улице. Со слабой болью в его щеках из-за слишком сильной улыбки от ее ужасного фальшивого пения, он задавался вопросом, действительно ли у нее нет слуха или ей просто похуям — зная по опыту, что последнее. И это еще не все. Моменты, когда чувствуется, что это на самом деле не он, этого ведь быть не может, потому что, ну как это возможно? Но эти моменты происходят все реже, чем дольше они находятся в дороге, и он яснее понимает, что он не тот, кем он когда-то знал себя, что он находит себя, когда не думает, что сбился с пути. Он не бесчувственный и не бессердечный, он может быть способен заботиться о ком-то или влюбляться. Он не психопат и никогда им не был. Он наконец начал чувствовать это. Удивительно, но чаще всего маленькие моменты, простые жесты, тихие слова, сказанные в темноте, заставляют его начинать осознавать все это. В частности, есть один момент, который, как он думает, всегда будет выделяться из прошлого.   Они останавливаются на пляже где-то по пути. Красиво, но приливы слабые, а ветер достаточно сильный для борьбы с ним, когда они движутся к берегу. Холодный воздух резко колит любую обнаженную кожу, с которой он сталкивается, и он может сказать, что это беспокоит ее, потому что, только они выходят из машины, она стягивает рукава рубашки и прижимает руки к груди. Он видел, когда был младше, что его отец делал это для его матери бесчисленное количество раз, но ее реакцией всегда были нежелание и отказ от предложения. Он полагает, что рискует — что-то, что он начал делать с недавних пор. Он расстегивает молнию на своей короткой куртке и думает, важно отметить, что он купил ее на блошином рынке, потому что она подумала, что он выглядел «шикарно», когда заставила его примерить ее. Что-то — он не достаточно скор, чтобы понять, что именно, — вспыхивает в ее чертах, как только она понимает, что он снимает куртку и предлагает ее ей. Ее глаза моргнули на его протянутую руку, затем снова поднялись, чтобы встретиться с ним взглядом, и замешательство на ее лице медленно сменилось чем-то другим. Он не может быть уверен, но думает, что он видит не просто признательность. За последние пару месяцев многое изменилось, но он все еще боится точно определять эмоции, которые узнает. Вместо этого он инстинктивно наклоняет голову, чтобы скрыть легкую улыбку, и вешает негабаритную куртку на ее плечи. Однако прежде чем он сможет вернуться к своему месту рядом с ней, она поднимает руку, чтобы схватить воротник его рубашки и потянуть его вниз до ее уровня. Когда она прижимает свои потрескавшиеся губы к его, он, не колеблясь, отвечает на поцелуй, заходит так далеко, что кладет руки ей на бедра, чтобы притянуть ее ближе. Это не ново, не совсем, но к этому нужно привыкнуть. Она награждает его еще одной улыбкой, когда они отстраняются, и он с нетерпением ждет возможности потратить столько времени, сколько ему будет допущено, чтобы дополнять коллекцию. Может быть, он слишком отвлечен взором на нее, чтобы заметить, или, может быть, он наконец-то привык к прикосновениям, но он не вздрогнул, когда она взяла его обожженную руку в свою. Это приятно.