More than just a War

Как бывает на следующее утро после хорошей ночи? Раскалывающая голова, иногда дрожащие руки, горло, требующее воды, частичная потеря памяти и обещание, что больше никогда столько не будешь пить – всё это испытывает Луи Томлинсон. Наш взрослый адвокат сидит за столом в своём кабинете. Чёрное кожаное кресло вдавливало парня, от чего ему казалось, что его головная боль тащила вниз. Напротив Луи сидит одна женщина. Она рассказывала ему о том, как ей тяжело было жить с мужем, который постоянно изменял ей за спиной, а в глаза говорил, что любит. Ладно, с этим Луи уже смирился, что практически слышит одно и то же. Но обязательно было женщине плакать? Луи сейчас этого понять не мог. Обычно он таких посетителей сразу успокаивал, но сейчас адвокат просто предоставил ей упаковку салфеток и слушал её рыдания, схватившись руками за голову и нервно потирая виски. Луи понял, что хочет от него посетительница, так что он полностью погрузился в свои мысли. У него в голове только существует два вопроса: что было вчера, и какого чёрта все мысли о Гарри Стайлсе? Ладно, предположим, что было вчера, Луи наполовину помнит. Томлинсон судорожно старался вспомнить все вчерашние события, когда ехал на работу в машине. Вчерашний вечер, а точнее ночь, далась ему на утро с трудом: у Луи дико болела голова. Но всё пошло на пользу: адвокат вспомнил, что они с Гарри приехали в его клуб. Там они начали играть в игру. Надо отметить то, что шатен не ожидал, что Стайлс осилит все двадцать пять рюмок голого мартини. И последняя деталь, которую помнит Луи, это то, что Гарри танцевал. Что-что, а это Томлинсон замечательно помнит, несмотря даже на весь выпитый алкоголь. Луи очень понравился его танец. Все его движения были отработаны заранее. Тело Гарри пропитывало все мелодии до последнего звука и чётко ложилось под музыку. Где-то на подсознательном уровне шатен знает, что ему сильно понравился танец Гарри, не зря же он за пах держался. Но самому себе он никогда не признается в этом. Может, когда-нибудь, но не сейчас. Ведь Стайлс его соперник по делу, а влюбляться точно в него не надо. И отсюда вытекает вопрос: какого чёрта все мысли о Гарри Стайлсе? Луи винил себя лишь за то, что ему понравился танец - не больше. Но мы-то с вами знаем, что это далеко не танец… Примерно также дела обстоят и с Гарри. Только он был сам на себя не похож утром. Молодой адвокат отменил все встречи, которые были запланированы сегодня, и просидел всё время на лавочке в парке. Кудрявого парня тоже замучила головная боль. Если не умеешь пить, то не берись. Только кого волнует эта пословица? Уж точно не наших молодых парней. В чём различие Стайлса и Томлинсона, так это в том, что шатен умеет себя контролировать. Поэтому не мудрено, что Луи помнит большую часть весёлой ночки. А Гарри… ну, это же Гарри. Как наш молодой адвокат не старался бы, он всё равно вспомнил только танец Луи у шеста. Если рассуждать логически (что за гранью реальности), то Гарри не должен этого помнить, ведь в нём было столько алкоголя. Но наш Стайлс поражает нас вновь. Сколько он выпил – не помнит, а как дело дошло до развратного танца Луи – так это пожалуйста! Недолго думая, Гарри сорвался со скамейки и помчался туда, куда, следовательно, не стоило идти. Перед тем как это делать, нужно, как минимум, подумать, но мозг, видно, Гарри оставил дома или в клубе, поэтому бежал на работу к Луи. Что ему сказать, Гарри понятия не имел, только знал, что ему нужно увидеть этого человека. А зачем? Кто бы ему сказал… В кабинете Луи наступило молчание, и шатен на секунду испугался этого. Рыдания прекратились, и адвокат поднял голову. Теперь на него смотрела женщина тридцати пяти лет с красными от слёз глазами. У неё огненно-рыжие волосы, которые большими волнами ниспадают ей на плечи. Её грудь тяжело поднимается и опускается. И Томлинсону почему-то стало жаль её. Женщина замолчала и тихо вытерла глаза белой салфеткой. - Эм… - Кристина Стоун, - всхлипывая, подсказала женщина. - Да. Миссис Стоун, у Вас ещё есть ко мне вопросы по поводу Вашего дела? – вежливо поинтересовался Луи, стараясь скрыть свою боль. - Нет, мистер Томлинсон. Я надеюсь, что Вы посмотрите всё ещё раз. - Хорошо. Спасибо, что Вы пришли ко мне. Оставьте Ваш телефон у моего секре… - Ты, мистер Взрослый Гном! – в кабинет вломился Гарри. Неловкая пауза зависла в воздухе. Женщина, которая встала с места, улыбнулась вошедшему гостю и поскорей вышла из кабинета, чтобы не мешать двум парням. Луи с удивлёнными лицом сел обратно на место, закрывая глаза. А Гарри просто не ожидал, что в кабинете будут посетители. Хотя это очевидно. Томлинсон не бездельник, как Стайлс. Луи дорожит своей работой, ведь кроме её у него ничего нет. А Гарри могут выкинуть, и университет тут же предложит ему другую работу. - Мистер Стайлс, попрошу Вас выйти за дверь и войти, как следует, - тихо произнёс Луи. - Да, чёрта с два, Гном, - сел кудрявый на одно из кресел. - Я тебе не Гном, - тут в мысли врезался вчерашний вечер, и Луи вспомнил прозвище Гарри, - Богатая Сучка. Улыбчивое выражение Гарри сменилось на подступающую злость. Со стороны это выглядит смешно: улыбается Гарри – злится Луи и наоборот. Наверное, трепать друг другу нервы – часть любви. Да, у наших парней взаимная любовь: поубивать друг друга. Но они оба настолько смелые, что даже не видят этого. Смелость – это не отсутствие страха, а скорее осознание того, что что-то другое может быть важнее страха. Ведь не каждый захочет подружиться с врагом. - Ты зачем пришёл ко мне? – не прерывая зрительного контакта, спросил Луи. - Ты помнишь, что было вчера? – заметно расслабился Гарри. - Ну, так себе. - замялся Луи. - А ты? - Тоже. Только у меня дико болит голова. Луи нажал кнопку на телефоне и заговорил: - Кейт, принеси два стакана воды. - Хорошо, мистер Томлинсон, - раздался женский голос. Оба молчали. Они не знали, как начать разговор. А что, собственно, они друг другу могут сказать? Что им понравилось, как они танцевали? Это глупо, ведь тогда они узнают, что кто-то из них голубой. А если один признается, то другой, по их мнению, будет презирать до скончания дней. Хотя… как крупно они ошибаются. В дверь постучали, и сразу вошла молодая девушка. В руках у неё два стакана воды. Не будем задерживать своё внимание на ней, ведь она нам не интересна, не так ли? - Спасибо, Кейт, - поблагодарил Луи. Девушка улыбнулась и покинула кабинет, оставив их наедине. Гарри сразу накинулся на воду. Такое чувство, будто он не пил дня два. Но если вспомнить, что было вчера… А это толкает на очередную головную боль и комок в горле. Стайлс осушил весь бокал, и Луи придвинул ему свой. - Так… - Так… - подхватил Луи. Луи до сих пор не понимал, что тут делает Стайлс. Он может в любой момент его выкинуть отсюда. Но ему кажется, что если он выгонит Гарри сейчас, то он уйдёт из его жизни, а это почему-то ему не хотелось. Томлинсон не отдавал отчёта, что творилось у него сейчас внутри. Словно весь его внутренний мир жил другой жизнью, в которой сам хозяин не участвует. Шатен заметил, что головная боль прошла тогда, когда он услышал этот хриплый голос Гарри. Его появление пробудило в нём все вчерашние чувства, которые просто не могли спокойно уложиться. Ведь это неправильно! Так, ну, нельзя! В руках у Гарри появился какой-то листок. Он долго смотрел Луи в глаза, даже тогда, когда пил. Стайлс боялся отвести взгляд. После ночи прошло несколько часов, а у него уже нехватка этих серо-голубых глаз. Это же не любовь? Сейчас она кудрявому совершенно не нужна. Тогда какого чёрта он сейчас сидит тут и не может поднять свою задницу с кресла? Стайлс решил, что во всём виновато недосыпание. Да, конечно, нашёл на что сваливать! Только Гарри решился на необдуманный поступок, как в кабинет Луи постучались. - Мистер Томлинсон, здравствуйте, можно? В проёме показался парень с карими глазами и короткими волосами. Вид у него потрёпанный и печальный. Его серый лёгкий свитер на трёх пуговицах кажется помятым и раскрывает все чувства молодого человека. Луи, смутившись, всё-таки набрался смелости и заговорил: - Да, конечно. Подождите, пожалуйста, за дверью три минуты. - Хорошо, - кивнул парень и вышел. Дверь закрылась, и Луи заметил, что Стайлс опустил глаза. Недолго думая, Томлинсон задумал развеселить этого странного кудрявого адвоката. - Прости, Сучка, мне пора работать. Гарри резко поднял голову и, ухмыльнувшись, сузил глаза. Он покачал головой и достал из кармана ручку. На бумажке, которую молодой адвокат мял, написал свой номер и протянул Луи. - Звони мне, Гномик, - съязвил Гарри. Он отвернулся и быстро преодолел расстояние от стола до двери. У Стайлса ужасное чувство. Ему не хочется покидать этот просторный синий кабинет, но всё-таки Луи ждёт работа. Да, и Гарри не мешало тоже приступить к своим клиентам, которые, наверное, и так уже его заждались. - Я позвоню, - выкрикнул Луи, не подумав. Гарри обернулся и улыбнулся ему. - Я знаю, Луи, - и дверь закрылась. Луи сел обратно в кресло и попытался понять, зачем он это сказал. Зачем ему связываться с этим парнем? Но мозг, по ходу дела, спал ещё дома. - Мистер Томлинсон? – в дверях послышался шум. - Проходите, - жестом пригласил Луи посетителя. Парень кивнул и прошёл дальше в кабинет. Луи дождался, пока клиент усядется, и начал задавать вопросы: - С чем пожаловали? - Меня зовут Лиам Пейн. Художник. - Очень приятно, мистер Пейн, - парни пожали друг другу руки, а Луи вспомнил, что вчера на выставке он видел одну картину этого мастера. – Ваша работа изумительна. - Которая? – улыбнулся Лиам. - Вчера я был на выставке у миссис Бьюти. К сожалению, я не успел всё обойти, но ваша картина, на которой двое мужчин держат друг друга за рубахи, очень воодушевила. - Польщён, - кивнул парень. - С чем Вы ко мне пожаловали, мистер Пейн? - Лучше просто Лиам. И, пожалуйста, на “ты”. - Хорошо. С чем ты ко мне пожаловал, Лиам? - Я хочу развестись, - грустно ответил Пейн. - Это я уже понял. Так, для начала скажи мне, как её зовут. Это нужно для дела. - Его зовут Зейн. Зейн Малик. Глаза Томлинсона приобретали всё больше и больше круглую форму. Он понятия не имел, что с этим вот делать. Чёрт, это же ведь… - И, да, - выдохнул Лиам, - я - гей. Хочу обратиться к автору заявки... Юленька, мне становится тяжело писать этот фф. Причину я уже знаю. Она всё та же. С каждым днём наша разлука приближается, а я просто не готова тебя отпустить. Вот вчера, когда я написала тебе то сообщение, я не смогла уснуть, потому что проплакала всю ночь. Да, я очень сентиментальная, но что поделать... Я знаю, что всё изменится с сентября этого года, но я хочу, чтобы ты просто где-то в глубине души помнила обо мне, ведь у меня больше нет лучшей подруги. Этой ночью я вспомнила всё: как мы гуляли, как ты меня успокаивала, как ты переживала, как ты звонила мне, спрашивала совета, провожала в больницу, поддерживала всегда. Тогда я поняла, что не смогу больше так довериться, как тебе. Если ты уедешь в Питер учиться, то я не смогу спокойно тебя провожать на вокзале. Я обязательно либо разревусь, либо не отпущу, либо побегу за поездом, а, может быть, всё вместе. Увидев тебя сегодня в школе, я не могла нормально на тебя смотреть. В школе я, как минимум, три раза ревела. По дороге в 18 школу я просто плакала, завидев тебя издали. Когда мы ждали распоряжение по аудиториям, я долго смотрела на тебя. Вот, ты на меня посмотрела, а я, как дура, тупо отвернулась, и слёзы вновь нахлынули. Когда назвали мою фамилию в первую аудиторию, я не смогла даже обернуться, чтобы посмотреть на тебя. Я почувствовала себя такой дрянью, но я просто не смогла, а только проглотив слёзы, переступила порог школы. Весь час на ЕГЭ я тоже плакала. Просто не хочу тебя терять, а я знаю, что так и будет. Да, я тебя потеряю частично, но этого я ужасно боюсь. Я опять, пожалуй, написала бред, но я не могу больше так. Я устала плакать, но зная где-то в глубине души, что ты скоро уйдёшь, ещё больше грущу. Я не хочу, чтобы между нами прерывалась та связь, которую мы построили. Я, конечно, желаю тебе всего самого лучшего: высоких баллов, лучшего заведения для учёбы. Если оно будет в Питере и ты пройдёшь (и ты уедешь), я не буду злиться и обижаться, что ты не будешь мне писать. Просто хочу, чтобы по холодным зимним, осенним или весенним вечерам, ты просто вспоминала, что есть одна девушка, которая ждёт тебя домой и очень скучает. Твоя Алёна.