Уход

      Звонкий щебет птиц ознаменовал для меня начало нового дня, но Джесси ещё спала. Я не стал будить её и в одиночку занялся приготовлениями: намыл и начистил картошки, нарезал ингредиенты для салатов, замариновал курицу, подготовил стол, скатерть, посуду, пересчитал все стулья в доме и на всякий случай подтащил их поближе к кухне.       Джесси проснулась только к десяти утра и стала ворчать на меня за то, что не разбудил. Но удивившись, как много я успел сделать с утра, почти ничего не оставив ей, она умерила пыл и пошла гладить мне рубашку, галстук и брюки, а себе — платье, которое так хорошо шло к её смуглому лицу. Хоть я бы предпочел свою повседневную одежду, особенно мои любимые зелёные подтяжки, у нас был повод нарядиться. Мы ждали гостей, ведь сегодня день рождения Петры.       Оливия, как всегда, приехала раньше всех — за два часа до условленного времени. Приехала бы ещё раньше, если бы поезд не задержали из-за внезапного взрыва крипера, повредившего железнодорожные пути. Как только Оливия наобнималась с нами вдоволь, сразу предложила чем-нибудь помочь. Помогать было уже почти нечего, но вместе с Джесси они как-то нашли для себя занятие — намывали бокалы, стаканы и тарелки, которые сочли недостаточно чистыми, а после пошли смотреть фотографии. Они бы с удовольствием украсили бы дом к празднеству, но слишком хорошо знали, что Петра не любит «всю эту мишуру».       Аксель приехал через час после Оливии, и пожал мне руку с такой силой, что в ней что-то хрустнуло. То же произошло с моими рёбрами, рёбрами Джесси и Оливии от его медвежьих объятий. И в кого он только вырос таким здоровым? Джесси говорит, что я сам был бы ещё выше среднего, если бы не болел так же часто в детстве, как она.       Детство. Прекрасная беззаботная пора, с которой, увы, рано или поздно придётся расстаться. Думаю, я расстался с ней слишком рано, не был ещё к этому готов. По крайней мере, я так думал, когда однажды в мой день рождения мать сказала мне: «Теперь ты взрослый, теперь решай сам, как жить», чуть ли не выпнув меня из дома.       Поначалу я злился на неё, злился на старшего брата, который за несколько лет до этого сказал ей: «Мать, теперь я взрослый, и буду сам решать, где с кем и как я буду жить!» Сказал, собрал свои вещи и переехал к своему другу. Они до сих пор живут вместе, как мы с Джесси.       Я обижался, чувствовал себя одиноким и брошенным, скучал по нашей семейной ферме, но позже, когда всё начало налаживаться моими собственными силами, прошла и вся обида. И в моей памяти не блекнут её косы, со временем потерявшие цвет — волосы Петры, такие же рыжие, как были у моей мамы, не дают выцвести старой потрескавшейся, но всё ещё светлой картине воспоминаний.       Петра, наша дорогая именинница, неспешно шла к дому, опустив взгляд. Вчера вечером она ушла, сказав, что отпразднует свой день рождения в пятницу с друзьями, категорически не желая пригласить их сегодня на наши семейные посиделки. Я отправил Джесси поискать в аптечке зелье от похмелья, а сам пошёл встречать её.       — Дорогая моя, с Днём Рождения тебя! — обнял я её, соблюдая традицию поздравлять её первым.       Она лишь слабо улыбнулась, и сказала краткое:       — Спасибо!       Пока мы вместе шли до дома, она вертела головой, слегка опустив её, так что волосы частично закрывали лицо. Она пыталась скрыть это, но я заметил, что щёки её слегка припухли, а глаза были покрасневшими. Скорее бы Джесси нашла зелье.       — Хорошо погуляла с друзьями? — поинтересовался я.       — Ага, — не очень-то весело ответила она. — Все уже здесь?       — Пока только Аксель с Оливией, но не переживай, к двум часам остальные подтянутся.       Она кивнула и ускорила шаг. Как только входная дверь открылась, Аксель с Оливией чуть ли не накинулись на неё с поздравлениями и объятиями. Аксель поднял её на руки и столько раз подкинул в воздух, сколько лет ей исполнилось. Жаль, что я так не могу с тех пор, как Петра переросла меня. Она, как всегда, требовала опустить её на землю, но все знали, что ей на самом деле нравится, и она подтверждала это своей широкой улыбкой.       Оливия первой подарила ей подарок. Это было красивое платье цвета индиго, который так нравится Петре. Она не носила платьев, но для дней рождения всегда делала исключения. Оно очень шло ей, особенно в сочетании с причёской, что сделала ей Джесси, настолько, что сама именинница не могла налюбоваться на себя в зеркало.       Почти к двум часам прибыли наши с Джесси братья, Джек привёл с собой Нурма. Я встречал их, Джесси с Оливией накрывали на стол, поставили курицу с картошкой в печь, и наконец, все уселись за стол, посадив во главу его Петру.       Я всегда был главным по части произнесения тостов и поддержания разговоров за столом, и с каждым моим тостом Петра получала по подарку от одного из гостей. Джесси передала ей подарок от Радара, который не смог придти, потому что был очень занят. По традиции я дарил последним, а тост произносила Джесси.       Я был, наверно, и самым внимательным слушателем. Оливия рассказывала о своих и совместных с Эллегорд изобретениях, Аксель — как весело, но сложно управлять городом безумцев, и ему, всё же, придётся ввести кое-какие правила. Джек говорил про то, как долго они выбирали подходящие шторы, и Нурм где-то согласно, где-то недовольно хмыкал. Лукас пересказал завязку сюжета своей новой книги. Взгляд мой метался от одного к другому, и я не сразу заметил, что Петра, то и дело, вилкой выкладывает узоры из укропа в своей тарелке.       — Ты дала ей зелье? — спросил я у Джесси, и она кивнула.       Когда почти всё было съедено, я включил музыку и по традиции первым пригласил именинницу на танец. На мой вопрос, всё ли с ней хорошо, она ответила, что у ней просто побаливает голова. Когда я принёс целебное зелье, она уже весело, как ни в чём ни бывало, игралась за окнами с Акселем и Оливией. Мы с Джеком и Лукасом присоединились к ним, а Нурм пошёл помогать Джесси подготовить всё к чаю.       И вот все сели, и вот Аксель с Джеком вынесли большой, красивый торт, под песенку «Happy birthday to you!» Петра окинула всех сидящих за столом и, улыбнувшись, задула все свечи.       — Ну, нам, пожалуй, пора идти, — решительно произнёс Джек, когда выпил свой чай и встал из-за стола.       — Уже уходите? — воскликнула Петра, — Вы разве не останетесь на завтра?       — Прости, но нам нужно успеть на последний поезд, чтобы… Э… Кольценосые Нибелунги из глубин озера Лох-фейс призвали меня э… спасти их от губительного нашествия э… саблезубых панд-неформалов, и…       Она на миг отвернулась, и вздохнула.       — Вот так всегда, бросаете меня, — перебила его Петра, не дав довыдумывать.       Джек с Нурмом и так просидели до самого последнего момента. Когда все вышли их проводить, они буквально уже бежали на станцию. Не знаю, что у них там за дела, я не стал спрашивать, но вот Петра меня теперь всерьёз обеспокоила. Как бы не вышло, как в тот раз…       Когда все вернулись к столу, разговоры завязывались неохотно, несмотря на мои старания, и настал тот самый страшный момент для любого застолья, когда все замолчали более чем на минуту. Только праздничный торт мешал мне подумать, что мы будто бы на поминках, а не на дне рождения.       И вот кто-то набрал в рот воздуха, чтобы что-то сказать, это была Петра. И я понял, что тишина была затишьем перед бурей.       — А вы-то хотя бы останетесь? — спросила она, окинув взглядом Оливию, Акселя и Лукаса.       — Мне, по правде, — застенчиво заговорил Лукас, — тоже лучше бы уйти сегодня до темноты. В понедельник нести роман редактору, а я ещё не дописал две главы…       — А ты не можешь дописать здесь?       — Как же я буду здесь писать? — Лукас осмотрелся, — У меня дома такое вдохновение, я боюсь, здесь оно не придёт.       Петра фыркнула, Джесси и Оливия переглянулись, они тоже уже поняли то же, что понял я.       — Ну, а ты?       — Я остаюсь, уеду в понедельник утром, — сказала Оливия.       — Ты же собиралась уехать со мной завтра вече… Э? Оливия, зачем ты мне на ногу наступила?       — Я могу и остаться, — вкрадчиво говорила она. — И ты тоже можешь.       — Нет, не могу, если б мог, остался бы, — возразил Аксель.       Я не знал, как сделать так, чтобы он понял. И метод Оливии явно был неподходящим, потому что Петра поднялась из-за стола, хмуря брови.       — Конечно, можете все уезжать, если я вам не нужна! Идите, давайте, по своим таким важным делам, оставьте никому не нужную Петру в покое!       Случилось то, чего почти все мы так боялись. Она опять принялась за старое. Накричала на нас, небрежно бросила ложку на пол и заперлась в своей комнате.       — Я поговорю с ней! — сказал Лукас, взглянув на часы.       Только когда Лукас ушёл, Джесси убедила Оливию перестала ворчать на Акселя, и сказала мне:       — Джесси, иди, поговори с ней, ты же знаешь, она вряд ли станет слушать других.       — Давай дадим ему шанс.       Я посмотрел на остальных. Одними только взглядами они выражали своё недоверие, но этот шанс был не только для него. Петре он тоже был нужен. Хотя все мы заботились о ней, она будто бы замечала только мою заботу. Я же не замечал за собой какого-то иного к ней отношения, чем к Акселю или к Оливии, несмотря на её сходство с моей давно умершей матерью. Единственное отличие состояло в том, что Петра всё ещё жила с нами.       Я надеялся и верил, но Лукас или оказался недостаточно красноречив, или Петра была ещё более упряма, чем Джесси, но наш дорогой писатель вернулся один и покачал головой.       — Она слушать меня не хочет. Даже проводить не захотела, — вздохнул Лукас, — Джесси, иди ты, тебя-то она послушает. Всегда так было. А мне уже пора идти.       Петра могла бы там просидеть несколько суток, как было в тот раз, и мы вместе проводили Лукаса, дав ей время немного успокоиться.       — Ну же, иди, поговори с ней! — настаивала Джесси, зная, что Оливию, несмотря на её энтузиазм, ждёт поражение. Но она не могла ожидать, как и я, что она вернётся, чуть ли не плача, и Джесси придётся утешать её.       — Без тебя никак, — сказала Джесси, обнимая Оливию.       — Я её тоже люблю, — обиженно произнесла она. — Почему она всегда так холодна со мной?       — Потому, что ты чёрная? — пошутил Аксель, в попытке её подбодрить, и она синхронно с Джесси прикрыла лицо рукой.       — У этой шутки борода с твой рост! — проворчала Оливия, а Джесси осуждающе посмотрела на него.       — Ладно-ладно, извини.       Сказав это, он сам пошёл попытать счастья, а Оливия, успокоившись, решила поставить чайник, и Джесси сказала:       — Ты, что ли, плохо её знаешь? Чего ты добиваешься? Чтобы с ним было то же, что с Оливией?       — Просто хочу научить её слушать кого-то кроме меня, — пояснил я. — Мир полон других людей, она не может вечно закрываться от них.       — Она может, — вздохнула Джесси, и была права. Петра действительно могла.       — Все-таки, я хочу, чтобы ты тоже попробовала, хорошо?       Она кивнула. В тот момент в комнату вошла Оливия, неся на подносе пять кружек чая и вазочку с печеньем.       — Аксель, скажи ей, что чай готов, и к нему её любимое печенье! — крикнула она.       — Я не могу! — послышался громкий бас. — Она бебекает.       — Что? — удивилась Оливия.       Мы с Джесси усмехнулись — и смешно и грешно, она уже не ребёнок, и даже не выпила, но бебекает. Джесси окинула взглядом кружки с чаем и пошла к комнате Петры. Аксель вернулся и покачал головой.       Печенье стояло на столике и было так притягательно аппетитным, что мы с Акселем не удержались и потянули к нему руки. Оливия шлёпнула сначала по его ладони, потом по моей.       — Мы ждём Петру! — пояснила она приказным тоном, — Не есть!       Вскоре вернулась Джесси, сказав:       — Не вышло. Она бебекает…       И Аксель так громко прыснул со смеху, что Оливия аж подпрыгнула на месте и была этим очень недовольна. Джесси не дала разразиться ссоре, хотя Аксель с Оливией всегда быстро мирились, и посмотрела на меня. Делать было нечего, шанс не сработал. Я вздохнул и, поднявшись с дивана, отправился к Петре.       Она всё ещё бебекала, делала небольшие паузы и продолжала. Я постучался, но она не переставала. Выждав момент, я успел произнести:       — Петра, это я.       И она умолкла.       — Что тебе надо? — послышалось из-за двери.       — Поговорить.       — Я не хочу.       — Тогда, мне уйти?       Я несколько раз громко топнул у дверей.       — Нет, не уходи! Останься.       Не думал, что это сработает — нет, вру, я знал, что это сработает.       — Хорошо.       Слышно было, как она несколько раз тихо всхлипнула, шмыгнула и завозилась под одеялом. Потом скрипнули доски под её ногами, она открыла дверь, впустив меня, и тут же плюхнулась обратно на расстеленную кровать.       — Ну и что это мы плачем? — спросил я, присев на её краешек.       — Я не плачу! — дрожащим голосом сказала она.       — Хорошо, чего это у нас слёзки на подушке?       — Что ты со мной сюсюкаешь, как с маленькой? — возмутилась она.       — А кто у нас ведёт себя как маленький? Плачет, обижается, запирается у себя в комнате?       — Я не маленькая, я тебя выше! — обиженно произнесла Петра.       — А я старше.       Мы затихли, я посмотрел за окно. Там уже смеркалось, появились первые звёзды. Петра лежала, поджав ноги, а рыжие, как у её бабушки, волосы закрывали ей лицо. Я подсел поближе к голове и погладил её по волосам.       — Ты знаешь, что Оливия расстроилась из-за тебя? Тебе стоит перед ней извиниться, и, кстати, она согрела нам всем чай и принесла печенье. Твоё любимое.       Петра не произнесла ни слова, просто шмыгнув. Я дал ей собраться с мыслями, слыша, как она порывается заговорить, но вновь сохраняет тишину.       — Мы так редко видимся, почему они просто не могут остаться ещё на денёк? — сказала она, сев на кровати.       Я ещё ничего не ответил, как она продолжила:        — Помнишь, как мы путешествовали все вместе? Мы втроём, Аксель с Оливией и Лукас тоже иногда, порой Радар и Джек с Нурмом. А ведь было так здорово! Почему всё не может быть как раньше?       — Дорогая моя, у них теперь есть свои заботы. Конечно, нужно иногда выбираться куда-нибудь, но не могут же они всё время уделять путешествиям?       Она подняла заплаканное лицо и с надеждой посмотрела на меня.       — А ты? Хотя бы ты! Ты же так любишь путешествия!       — Люблю, конечно, но я уже устал от них. Иногда я скучаю по тем временам, но для меня пришло время осесть. Для меня, Петра, но не для тебя.       — Но я не хочу одна! — вскрикнула она, обняв меня.       — Ты можешь позвать друзей, с которыми вчера отмечала, путешествуйте вместе, пока не захотите где-нибудь остаться.       — Я соврала! — взвыла она, — У меня нет никаких друзей! Я просто гуляла в округе!       От отчаянной интонации, от печальных слов у меня заболело сердце, и я снова погладил её по голове, поцеловал в лоб.       — А как же твоя модная тётка? Стелла, вроде?       — Она просто мой клиент и та ещё сука!       — Что за выражения!       Видимо, я сказал это слишком громко. Она вздрогнула и затихла. За окном появилось ещё несколько звёзд, прежде чем я решился заговорить снова.       — Ты сможешь найти друзей в путешествии, — сказал я, протянув ей носовой платок. Сделал бы это раньше, если бы не забыл совершенно про содержимое карманов своего праздничного наряда.       — Но я хочу с тобой! — высморкавшись, взмолилась она.       — Моё место здесь, — попытался я сказать как можно мягче, знал ведь, что она, как и Аксель, куда более ранима в душе, чем выглядит.       — А я? — всхлипнула она, вытирая слёзы предплечьем. — Как я без тебя? Куда я без тебя?       — Куда захочешь, ты свободна. На твоей шее нет ошейника, и я не держу в руках конец поводка. Ты сама себя ко мне так крепко привязала, что не можешь уйти, хотя хочешь.       — Нет, я не хочу уходить, потому что люблю тебя! — воскликнула она, прижавшись ко мне.       — И я тебя тоже люблю, дорогая, и это будет так, даже если мы окажемся в разных Вселенных.       Я хотел её так успокоить, гладил по голове, но она только плакала. Когда всхлипы её стали затихать, я заговорил:       — Знал я одного человека… Может, чем-то похожего на тебя. Его брат сам ушёл, когда понял, что может. Он же до последнего не хотел уходить, так что его даже пришлось выгнать. Я не буду так поступать с тобой, хочу, чтобы ты сама решила, когда пора. Но, знаешь, дорогая моя, если бы его тогда не выгнали он бы так и провел всю жизнь на ферме, не зная ни мира, ни духа приключений, ни других занятий, что он полюбил больше садоводства и разведения скота.       Петра всхлипнула ещё несколько раз, усмехнулась и произнесла:       — Это ты, что, сейчас, про себя?       — Э… Нет, конечно нет, один человек, которого я знал… — она меня раскусила, а ведь я даже сказал «знал я одного человека» вместо «один мой друг».       — Ты говорил, что провёл детство на ферме, а ещё твой брат живёт с мужиком…       Сообразительная, это у неё в мать.       — Много кто провел детство на ферме, я не об этом. Я о том, стоит ли тебе цепляться за меня, за этот дом, когда тебя так тянет к странствиям?       Она посмотрела на меня так, будто бы я сказал ей в одиночку сделать генеральную уборку в доме.       — Не обижайся на меня, я просто хочу, чтобы ты была счастлива.       Она помолчала несколько минут, а потом вдруг заговорила:       — А помнишь… — и начала вспоминать одно из наших давних совместных приключений. Я тоже сразу вспомнил парочку, и, пересказывая одно из них, заметил, что Петра уснула. Я уложил её, накрыл одеялом, поцеловал в лоб и тихо ушёл, бесшумно прикрыв дверь.       Аксель с Оливией тоже уже уснули, оперевшись на Джесси. Аксель, тихо похрапывая, положил голову на её макушку, Оливия — на грудь. Джесси не спала, приставив палец к губам, она хотела, чтобы я не шумел. Ни к чаю, ни к печенью никто не притронулся, все ждали нас с Петрой, но не дождались.       — Как она? — очень громким шепотом спросила Джесси.       — Уснула.       — Хорошо, — она прикрыла глаза и через несколько минут начала похрапывать.       Наутро Петра была бодрее и веселее, за завтраком посадила Оливию к себе на колени и на пару с Акселем смеялась над её недоумением. Сразу после завтрака девочки вместе с Джесси убежали в магазин, и вернулись с кучей пакетов, как раз к тому моменту, когда Аксель чуть не обыграл меня в шахматы, чему и он, и я были удивлены. Впрочем, мы оба были уставшие после спонтанной утренней рыбалки и на самом деле толком не умели играть.       За обедом Петра внезапно встала из-за стола. Мы уж боялись, что вчерашняя история снова повторится, но всё сложилось иначе.       — Я хочу кое-что сказать. После того, — она посмотрела на меня, — как вы все вчера со мной поговорили, я решила, что отправлюсь в путешествие. Вокруг света. Завтра же!       Оливия с Джесси синхронно приставили руки ко ртам, Аксель открыл рот, и я был уверен, что у меня сейчас то же потерянное выражение лица, что и у него.       — Засиделась я в уютном гнёздышке, — пояснила она, смотря на меня, — пора расправить крылья! У нас есть что-нибудь выпить?       Мы устроили ей проводы, отослав по-быстрому письма Лукасу и Джеку с Нурмом. Конечно, было маловероятно, что кто-то из них сможет так быстро всё переиграть и приехать хотя бы под утро, но Радар был совсем недалеко, заменял меня на посту мэра Маяков, пока я был в отпуске, и прибежал уже к шести вечера.       — О, Рей, вот и ты! — поприветствовала Петра своего любимого кузена. Впрочем, Аксель с Оливией тоже обожали этого мальчугана, но его сердце принадлежало Джесси.       К позднему вечеру Аксель начал рыдать у Петры на груди, и она обещала, что обязательно будет заглядывать к нему в гости, в Бумбург, когда путь заведёт её в те края. Он, обрадовался, но плакать не перестал, и так долго обнимал её, прощаясь, что чуть не опоздал на свой поезд. Я не мог не умиляться этому.       Жаль конечно, он не застал рассказ прибывшего уже в потёмках Джека о загадочных Нибелунгах Лох-фейского озера, и как Нурм спел на своём языке «песню провожающего в дальний путь». Звучало очень красиво, но никто, кроме Джека, не понял ни слова. Тем не менее, все прослезились.       Рассвет близился с колоссальной быстротой, и Петра суетилась собирая вещи, которые ей понадобятся. Хотя, куда больше суетились Джесси с Оливией, так удивительно непохожие внешне, и так удивительно схожие внутренне. Радар суетился, хвостиком увиваясь за Джесси, Джек суетился, давая Петре наставления, а Нурм увивался хвостиком за ним, согласно или недовольно хмыкая. А я сидел спокойно — только внешне — и, как в ожидании неизбежной смерти, считал минуты, до того момента, когда от моего сердца оторвут очередной кусок.       Этот момент настал на заре, когда только-только защебетали птицы. Петра сама была ранней пташкой, и проще всего ей давались те дела, что она начинала с самого утра, как только просыпалась. Прямо как я! Как и Оливия. Джесси же, как и Аксель, могла бы проспать до вечера, дай ей только волю. Поэтому, чтобы быть бодрой, она не ложилась с вечера, чтобы не засыпать на ходу, провожая Петру.       А она уже шагнула за пределы дома, и теперь мы все вместе шли, не оборачиваясь, по тропинке к воротам, где нас встретил Лукас. Он пришёл буквально на несколько минут, попрощался с Петрой, обнял сестру и Оливию, отругал за что-то Радара и ускакал на лошади в издательство за пару тысяч блоков отсюда. Занятой человек — писатель!       — Передавай привет своей су-упруге, слышишь? Привет Стелле! — крикнула ему вдогонку Петра. Я бы тоже передал привет, если бы не забывал постоянно имя его жены.       Джек шепнул ей на ухо последние наставления, попрощался и с нами, а Нурм показал ей какой-то странный жест, но, похоже, ободряющий. Радар, попрощавшись с девочками, побежал к Маякам, порой оборачиваясь и маша нам рукой. Петра махала ему, пока он не скрылся из виду за небольшим холмом.       — Давайте без этих долгих прощаний, — сказала она, вздохнув, — не провожайте меня дальше.       — А ты… В какую сторону ты пойдешь? — с надеждой в голосе спросила Оливия.       Петра посмотрела куда-то вдаль, взглянула на Оливию и, улыбнувшись, произнесла:       — Ну, могу пройтись с тобой до станции, а там… Пойду, куда глаза глядят.       Оливия обняла её, нет, она буквально повисла на ней. Её ноги не касались земли. И мы с Джесси обняли их. Петра услышала ещё пару наставлений, прежде чем Оливия стала частенько поглядывать на часы. Она тоже тянула до последнего момента.       — Иди, Олли, — сказала Петра, — я тебя догоню.       Попрощавшись с нами, Оливия неспешно пошла по направлению к станции, иногда оборачиваясь. А Петра обняла и поцеловала Джесси, обняла и поцеловала меня, последний раз оглянулась на дом и, вздохнув, произнесла:       — Ну что ж, до встречи!       — До встречи! — сказал я.       — До встречи! Не забывай писать нам! И на холоде не спи! И…       Петра улыбнулась, развернулась и поспешила нагнать Оливию. Джесси ещё много могла бы сказать, но я похлопал её по плечу, когда она открыла рот и в очередной раз набрала воздуха. Я приставил палец к губам, когда она посмотрела на меня.       Джесси вздохнула, опустила голову мне на плечо и тихо всхлипнула, совсем как Петра. Думаю, моя жена сейчас чувствовала то же самое, что и я: печаль очередного расставания, смешанную с радостным ожиданием предстоящей встречи, легкую грусть и счастье — наша самая старшая дочь, наконец, повзрослела.