Эхо старого кладбища

Лохматая, исполосанная медом пчела ползает по блеклому засушенному цветку в поиске меда. Эта пчела... она самая живая из живых. Она самая гнилая из мертвых. Этот искромсанный горем мир, полный эгоистичных, объятых страхом людей.... он просто напросто уже ничего не может ей дать. Все что осталось- это серый, выцвевший на солнце могильный цветок. В далеке стихли чавкающие шаги последних ног, скрылся в далеке черный зонтик. Он сидел на сырой росянистой земле перед кучей такой же сырой, совсем свежей черной земли. Последними влажными отпечатками лап дождь оббивал грязь с холодной могильной плиты, хлопал по черным потертым плечам пиджака ,еще и еще ,с каждой каплей воды, напоминая о том ,как же без нее холодно. Уродливая помятая игрушка хрустела в руках и потрескивала плохим сентипоном, кололась в пальцы взмокшим, склеенным дождем в иглы мехом. О стеклянные львиные глаза бились редкие капли. От этого он казался еще человечнее. Львенок плакал ,хоть и плакал дождевыми , совершенно пресными слезами... Соленые капали ему на голову, стекая с живого человеческого лица. Лицо уже не было бледным от горя, не было таким разбитым. Теперь это красное блюдце без желания отпустить мертвую жизнь, воскреснувшее чудо... отпустить вместе со львенком в грязной искусственной колючей шерсти. Между травой ,зажигая тусклые грязные лужи, поползли золотые солнечные зайчики, пришедшие с горизонтного фронта, где собирались присесть солнце. Как ладони они гладили землю. Взъерошив кустик голубеньких ,не раскрывщихся васильков ,лучи ,по пути пропуская между пальцами травы, поползли по воспылавшей от солнца, красной ,перемешанной с грязью глине. Золотое пятно упало на грязную штанину, почти коснулось потерающей колено ладони, но она испугано отскочила. В горьком всхлыпе заныл обреченный стон, руки закрыли лицо от солнца. Оно пришло чтобы мешать печалиться. "Нет, я ее не отдам...все не могло оборваться так быстро..." Где-то в ногах заскулил плюшевый львенок, прижавшись к земле тяжелой от воды головой. "Не смогу забыть никогда...никогда..." Филип всхлыпнул еще отчаянее, глаза застилали крупные детские слезы и не давали смотреть на мир. На такой одинокий, серый ,покрытый холодной пленкой из соленой воды мир...мир в котором ее больше нет. Совершенная в своем несовершенстве. Прекрасная в своей смерти настолько,...что Филип даже ни разу не спросил :какого же цвета были ее глаза. Черные оборванные звезды были лучше любых других цветов. Ни зеленый,ни карий глаз ни за что не сравнились бы с полными жизнью ,искрящимися счастьем мертвыми черными гвоздями в ЕЕ глазах. ЕЕ сухие волосы в ленточной койме. ЕЕ пестрая юбка ,пьянящая старым запахом абсента ,и о эти игрушечные колечки на каждый пальчик. Все она забрала с собой, все оно таится под тяжелым покрывалом земли. Взорвалось плачем старенькое кладбище. Совершенно живой, убитый горем живец навзрыв завыл в ладони. По макушке его ласково гладили солнечные руки и мягко уговаривали заткнуться и наконец отпустить. Все вокруг заулыбалось ее улыбкой; подмигнул облитый засыпающим солнцем голубой василек с чернеющей сердцевинкой; плачущего львенка аккуратно обняла свежая, только поднявшаяся от побоев дождя трава. Филип сидел ,уткнувшись лицом в ладони. По кладбищу ,вместе со звуками возвращающейся грозы, прыгали отголоски его плача, отзывалось эхо каждой падающей слезы.