violence and cruelty

      Ау, в котором до восемнадцати лет ты встречаешь своего соулмейта, а в день совершеннолетия снятся яркие моменты, проведенные с ним. Так люди узнают кто их истинная пара.       В него входили яростно, жестоко, словно разрывая все внутренности. Когда он пытался закричать-били головой об кафельную стену, от чего белая, грязная поверхность окрашивалась в ярко-алый цвет, капли стекали и падали на пол, образовывая эстетичные лужицы. Пряди волосы прилипли ко лбу от пота, силы были на исходе, и ощущение, будто разум покидает его тело. Небывалая легкость и наступившее чувство смирение, безнадеги, обреченность. Вырваться возможности не было, руки зажаты, щеки упираются в стену, а боль убивает. Он уже не мог понять, где находится, что с ним делают и как это произошло. На руках и костяшках следы крови, белоснежная футболка безнадежно испорчена.       Луи Томлинсон–псих. Тиран, который уничтожает все веру в себя, самооценку, разрушает психику без шанса на восстановление.       Гарри–слабый, униженный мальчик, который не раз был в такой ситуации с одним и тем же человеком.       Его унижали вербально. Кричали в след слова о том, какой он никчемный, чтобы он наконец убил себя и не мучил всех вокруг. Такие выражения как «убогий», «ненужный», «тупой» он слышал в свой адрес постоянно, когда проходил по коридору. Получал осуждающие взгляды и насмешки. Не раз его избивали за школой до крови и разбитых коленок. Спускали с лестниц, массово запугивали и били. Били, били, били. Так, что на руках, ногах и животе не оставалось живого места. На бледной коже выступали почти иссиня-черные синяки, царапины, а иногда ожоги от потушенных окурков. Боль адская, а мальчик терпит. Терпит все, не говорит ни слова, замыкается в себе и не роняет слезинок, принимает как должное.       Однажды все подростки городка празднуют событие: совершеннолетие Луи Томлинсона. Приглашены, конечно, все кроме Гарри. Вечеринка была громкая, а после нее Луи как будто подменили. Сначала он ровным счетом не обращал внимания на своего мальчика для битья, а потом произошел срыв. Мощный срыв, который разрушил в Гарри все живое, что могло остаться. Тогда его струнки порвались, он сломался.       Первое изнасилование обрушилось жестоким ударом, в подворотне, после школы. Где бегали крысы, истошно в руку насильнику кричал Гарри, но никто помочь не мог. А дружки Томлинсона снимали видео, на память. Затем другая локация — снова слезы, нескончаемая боль, разрушение. Гарри не помнил уже количество, места. Но точно помнил ощущения. Ощущения раздавленности, беспомощности. Душевная боль после пережитого нависла над ним черным густым туманом — он отказался воспринимать что-либо и просто существовал, ходил, словно приведение.       Каждый день был адской пыткой, а Гарри просто хотел все закончить. Сообщение на почтовом ящике пополнялись, иконка гласила число 17. И в каждом видео, как насилуют паренька, что отчаянно вопит, скулит. Где слышен истеричный смех за планом, а над мальчиком нависает туча в виде прекрасного юноши со светлыми глазами и мягкими чертами лица, которые искажаются в желании, похоти и ненависти, ярости и презрении. Гарри видел их вживую, видел на съемке, и желал смерти себе, а не человеку, что принес ад в его жизнь.       Вот и сейчас, на полу школьного туалета происходит это. Только нет дружков Томлинсона, в первый раз. Есть только они, вдвоем, жар комнаты и желание умереть, чтобы не терпеть это все. Гарри кричит, Луи смеется. Луи хорошо, а Гарри невыносимо. –Сегодня ночью ты все поймешь, сукин сын. Что испортил жизнь нам обоим, и во всем виновата только твое никчемное существование, — Яростно прошипел Луи, обжигая шею и ушную раковину, вошел последний раз, развернул к себе, дал сильную пощечину, которая будто вышибла все мозги и откинула в сторону. Гарри упал, ударившись, но это было совершенно не ощутимо по сравнению с болью в других частях тела. Это было восемнадцатое изнасилование по счету. Гарри ничего не чувствовал, он ничего не хотел и не знал как будет жить дальше.       Завтра Гарри исполнится восемнадцать. ***       Он лег опустошенный, выпотрошенный до изнеможения, но с маленьким лучиком надежды где-то в сердце. Проснулся с потом на лице, непониманием и разочарованием. Сердце бешено стучало, дыхание сбилось.       Гарри снился он. Его блестящие сумасшедшие глаза, оскал, не улыбка, с ровным рядом зубом и выступающими клычками. Истинной любовью, родственной душой и верной парой Стайлса оказался безумец. Сцены избиений, унижений, фантомные боли в ребрах от сильных ударов. Смех и сильные руки, что дергали его за волосы. Все моменты изнасилований накатили на него этой ночью, с новой силой, с новой болью и кровью.       Гарри сломался давно, но понял, что выдержать не сможет он уже сейчас.       Собрался, оделся как смог.       Пошел к мосту.       Жить, думать, понимать сил не было. В голове пустота.       Он рассчитывал на единственного человека — родственную душу. Верил, что его спасут, примут, полюбят. После смерти родителей никого не осталось — только надежда. Как известно, надежда умирает последней, и сейчас были ее похороны.       Ветер обдувал волосы. Гарри смотрел на рассвет — такой красивый, нежно — розового цвета. Сегодня ему восемнадцать. Его верная любовь — верный насильник.       Одна нога перешагивает через ограду.       Вторая.       Руками он держится за перила, понимая, что все. Пути назад нет, он все решил, и ему будет хорошо. Сзади на плечо опускается рука.       –Что, малыш, смириться не смог? — спросил Луи, приторно ласковым голосом, явно улыбаясь.       –Как ты понял, что я здесь? — ровным тоном спросил Гарри, не боясь. Ему нечего сейчас бояться.       –Чутье привело сюда. Решил умереть? Думаешь, легче станет?       –Лучше, чем жить с осознанием того, кто твоя истинная любовь.       –А ты знал, что умереть от рук соулмейта равносильно самым адским пыткам? Говорят, ты сначала сгораешь изнутри, долго мучаешься в агонии, и только потом приходит спокойствие, — Луи положил руку на спину Гарри. Сквозь плотную ткань толстовки все равно ощущался холод тонких пальцев тирана. Стайлс вздрогнул, вспоминая, что делали эти пальцы и руки. Это был их первый и последний диалог за все время.       –Теперь узнаешь, — сказал Томлинсон, истерично усмехаясь, и толкнул Гарри. Руки соскользнули с холодных перил. Ни крика, ни сопротивлений. Гарри полетел, словно птица, ударился об воду и умирал мучительно. Долго, с выжженным сердцем и легкими.       Луи вниз даже не посмотрел. Ветер обдувал его челку, сквозь которую были видны мрачные глаза, что холодным, ровным взглядом прошлись по затянутому тяжёлыми тучами небу. Руки, ментально испачканные кровью, обхватили сигарету. Огонек поджёг фильтр. Парень вдохнул глубоко, заполнил лёгкие дымом. А затем выдохнул. Безразлично, пусто. Докурив, так и ушел с моста, выбросив сигарету через ограждение. В синих смертельных водах сейчас плескались и умирали два огонька. Окурок сигареты и Гарри Эдвард Стайлс.