Совершеннолетие

      — Жалеешь, Дэн?       — О чем? — Я с трудом отвлекся от своих мыслей.       Там, в фантазиях, мы с Аезоном танцевали на поверхности озера, и это зрелище так завораживало, что расставаться с ним не хотелось.       — О том, что ты не маг воды.       — Откуда ты знаешь, о чем я думал?       — У тебя всегда все на лице написано.       Да, на лице наверняка написано, я совершенно не умею скрывать эмоции, другое дело, что Аезон сидел сейчас ко мне спиной. Шли летние каникулы и мы дни напролет проводили в парке. Вот и сегодня опять зависли на моем любимом озере. Аезон устроился на гранитном столбике ограды моста, а я стоял позади и одной рукой задумчиво поглаживал сквозь тонкую ткань рубашки шрамы на его спине, запечатывающие крылья.       Полгода назад я рисовал для конкурса это озеро и танцующую на нем пару волшебных сущностей, именно тогда мы с Аезоном и познакомились, а позже повторили их позы перед зеркалом. И так хотелось хоть раз действительно встать вместе на зыбкую гладь и исполнить наш танец — такой простой фокус, доступный любому магу воды. Но у меня из стихийных только дар излучать электромагнитные волны — почти бесполезный в быту, зато опасный из-за моего неумения его контролировать. Стоит почувствовать возбуждение — и те, кто рядом, могут пострадать. До сих пор мне удавалось вовремя остановиться, и все повреждения ограничивались ожогами от интенсивного ультрафиолета, но мой домашний спектрометр готов фиксировать и рентгеновское, и гамма-излучение. Как же я боялся когда-нибудь увидеть на экране соответствующие цифры… Достанься мне правильный дар — и мы могли бы гулять по морю…       — Мы могли бы ходить по морю, как по асфальту, — продолжил Аезон.       Это уже слишком. Как он понимает, о чем я думаю, не видя даже выражения лица?       — Просто ты думаешь очень громко.       Я отстранился от Аезона и уставился сверлящим взглядом на его стриженый затылок. Чуть более длинные и светлые волосы на макушке, как всегда безупречно уложенные, сияли на солнце слишком ярко, и я перевел взгляд на спину. Он обернулся через плечо и рассмеялся.       — Как ты это делаешь? — Аезон произнес это одновременно со мной и снова расхохотался. Успокоившись, сказал примирительно:       — Расслабься, просто я очень хорошо тебя знаю.       Он притянул к себе мою лохматую голову, зажал под мышкой и ласково взъерошил завитые заклинанием волосы (под нелепой шарообразной прической я прятал от людей эльфийские уши). Сразу захотелось мурлыкать — в последнее время мне редко доставались подобные ласки. Казалось, чем ближе мое совершеннолетие и возможность перейти к более близким отношениям, тем сильнее он отстранялся. Поэтому сейчас я жадно ловил каждое движение пальцев. Лишь бы не отпускал, а говорит пусть все что угодно.       — Эранхар показал, как это здорово. Маг воды просто должен обнять партнера покрепче — и можно хоть танцевать, стихия не тронет.       Нет, ну не настолько все что угодно! Я прекрасно знал эти фокусы Эранхара — ученика отца и по совместительству моего друга. Бывшего друга. Когда он в последний момент вдруг передумал оставаться со мной в изначальном мире, я твердо решил, что друга у меня больше нет. Но раньше, когда я еще жил с ним и родителями, Эранхар и меня регулярно таскал на море — ходить по воде. Так что я знал, насколько тесно для этого нужно обниматься. Представив Аезона в его руках, я сжал губы, чтобы не сказать лишнего, и вырвался.       Аезон снова оперся руками о перила, продолжил мечтательно, будто не замечая теперь моих мыслей, которые всего минуту назад так безошибочно читал:       — А еще они там все умеют телепортироваться. Шаг — и ты на море, шаг — снова дома. Жаль, что…       — Ну и отправляйся туда обратно, раз там так здорово! — рявкнул я, перебивая.       — Не могу, — картинно вздохнул он. — Забыл, что меня официально назначили твоим наставником? Так что в ближайшие пятьдесят лет никуда мне не деться, — еще один показательно тяжкий вздох.       — Очень сочувствую! — Больше не было сил терпеть издевательства. — Пойду домой, — бросил я ему в спину и медленно побрел прочь, надеясь, что он остановит. Напрасно.       — Ложись без меня, я вернусь поздно, появились кое-какие дела, — раздался мне вслед беззаботный голос.       Я теперь постоянно только и делал, что ложился без него. Даже массажа по вечерам Аезон больше не хотел, каждый раз находя все новые и новые срочные дела. Впрочем, именно ночь стала моим любимым временем суток. Когда мой ангел думал, что я сплю, он был по-прежнему ласковым, нежным, влюбленным существом. Обнимал меня «спящего», утыкался носом между лопаток или в шею, гладил по груди, прижимался так тесно, что я чувствовал иногда его возбуждение, воспламеняясь в ответ и моля всех богов о том, чтобы себя не выдать. Если Аезон догадается, что я не сплю, он тут же будто случайно ляжет ко мне спиной, свернется калачиком, а на попытки обнять пожалуется, что жарко и нечем дышать.       Последние несколько месяцев моей жизни, с тех пор, как мы с Аезоном признались друг другу и поклялись быть вместе вечно, я был самым счастливым существом в этом мире. В какой момент все разладилось? Сейчас я не мог даже толком вспомнить. Наверное, первые признаки отчуждения появились недели три назад. Аезон начал как-то вяло реагировать на прикосновения и объятия, впервые отказался от массажа, был постоянно погружен в себя. Когда он в очередной раз увернулся от поцелуя, я вспылил:       — Да в чем дело, Аезон? Что происходит?       Он странно на меня посмотрел, потом вдруг толкнул на диван, уселся верхом, расстегнул рубашку и приложил к своей груди мою ладонь. И впился в губы поцелуем таким страстным, каких у нас еще никогда не было. Одной рукой он продолжал удерживать мою ладонь на своей коже, а другую запустил мне в волосы, положил на шею, притягивая сильнее, и резко сдвинулся вперед, прижимаясь к моему животу внутренней стороной бедер и пахом. Я дернулся от неожиданности — это было слишком интимно, мы еще подобных границ не переходили. А он застонал в мои губы, и от этого звука я совершенно потерял голову и контроль над даром.       В тот же миг Аезон отстранился и убрал мою руку, демонстрируя оставленный ею багровый ожог.       — Еще вопросы есть? — жестко спросил он, не глядя на меня, снова холодный как лед, будто не стонал только что в моих руках.       Я бросил взгляд на экран спектрометра, который показывал десять в минус восьмой — верхнюю границу ультрафиолета. Вспышку перехода через видимый спектр я на этот раз даже не заметил. Вопрос у меня был только один:       — Позволишь тебя исцелить?       Оказывается, бывает и такое: безумно тосковать по нему, находясь рядом. Больше мне не хотелось ни гулять с Аезоном по паркам, ни кататься на катамаранах и велосипедах, ни бродить по улицам. Он по-прежнему был добр и заботлив, пока не доходило до физических контактов. А я не хотел быть для него просто другом. Но сейчас, на озере, даже его дружелюбие дало сбой. Через три дня у меня стопятидесятый день рождения, я получу право на урок любви с наставником, по сути — на первый в жизни акт физической близости. Мне очень страшно, но я собирался хотя бы попробовать. Однако если он не хочет, тяготится своим положением, боится… меня аж затошнило от одной только мысли.       Он пришел через пять минут после того, как я выключил свет, собираясь спать. Послышались мягкие, тихие, такие родные шаги, шум воды в ванной. С кухни донесся запах какао, и вскоре его аромат окутал меня полностью — Аезон принес чашку с собой, поставил на столик у кровати. Включив ночник и усевшись рядом, он зашелестел страницами, наверное, что-то читал. Прохладные пальцы зарылись в мои волосы. Почему? Что за ерунда? Неужели только притворяясь спящим я теперь могу «видеть» его настоящего? Даже глаз не открыть… Как же больно и обидно это все, и как непонятно! Наверное, я не сдержал эмоций — пальцы ангела замерли и исчезли. Но уже через секунду его руки подтянули меня поближе, уложили голову на колени, погладили по лбу, по затылку, старательно избегая ушей. Развернувшись, я подтянул колени к подушке, уткнулся носом в его живот и обнял одной рукой. Вот так я согласен спать.       Аезон вздохнул, положил на меня руку с книгой, вторую снова запустил в волосы, сказал шепотом:       — Все у нас будет хорошо, Дээнлан, все получится.       Всю ночь мне снилось, что он читает вслух сказки на древнеэльфийском.       Утром на кровати рядом с собой я нашел только записку:       «Дэн!       Мне необходимо срочно уехать, не скучай.       К твоему дню рождения вернусь.       Люблю. Вечно твой Аезон.»       Я закусил губу, представив, как он произносит последнюю строчку вслух, а потом решился: надо сказать ему, что я не потребую ни секса, ни уроков любви каких-то, и плевать, что будет совершеннолетие и уже можно, плевать! Пока я не смогу себя контролировать, пока это его пугает, да хоть вечно!       Я схватился за телефон, набрал сообщение:       «Аезон, я отказываюсь от уроков любви, мне ничего от тебя не нужно, просто возвращайся скорее.»       Не доставлено.       Бросив бесполезную игрушку на кровать, я выбежал из квартиры. Что же мне с этим делать? Что делать? Ноги несли сквозь парк, все дальше к окраине города и настоящему лесу, освобождая сердце от беспокойства, упорядочивая мысли. Я и забыл, как люблю бегать.       Держать Аезона в объятиях вечно — этому желанию не суждено исполниться. Дай мне волю, я бы его никуда никогда не отпустил. Потому и не дает, усмехнулся я. А еще потому, что я опасен. Вспомнил строчки из последнего письма отца: «Наверное, ты уже столкнулся с трудностями в контроле магии. Не переживай, наберись терпения, через полгода ты станешь гораздо сильнее, откроются новые возможности и, может быть, не сразу, но ты справишься. Сейчас же не думай об этом, расти, развивайся, учись любимому делу». А я чем занимался все это время? Именно тем, о чем мне было велено не беспокоиться. Лучше бы больше рисовал, читал, учил языки... Научиться жить рядом, не требуя большего — вот моя новая цель.       Развернувшись, я побежал еще быстрее — домой.       В моем распоряжении был еще один отличный способ справляться с проблемами, и сегодня я решил поработать с акварелью, взяв самые яркие краски. Мне нужно вернуть, призвать обратно в жизнь счастье, которое я почти потерял. Пейзажи получались нелепыми и фантастическими, но вызывали улыбку даже у меня, их создателя. Я решил, что это хорошо.       Утро накануне дня рождения я посвятил уборке, а вечер — готовке, захотелось испечь все, что он любит. Аезон обещал вернуться вовремя — значит, вернется, а его будем ждать мы: я и идеальный порядок. А еще вафельные слойки с заварным кремом, крошечные фруктовые пирожные, ореховые конфеты, абрикосовое желе и оборонительный резерв в морозилке — шоколадное мороженое.       Спать я лег почти счастливым.       Ночью я услышал сквозь сон, что Аезон снова читает сказки на древнеэльфийском. Привыкший за последние три недели сначала думать и только потом показывать, что проснулся, я попытался разделить сон и реальность. Реальность оказалась фантастичнее: Аезон действительно говорил на древнеэльфийском, причем разговаривал он с моей левой рукой. Я понял это по тому, как он держал ее, и по долетавшему до кожи теплу его дыхания. Половины слов я не мог расслышать, но узнал часто повторяющиеся «любовь», «обещание» и «дар». Когда я понял, что это не сказка, а заклинание, то чуть не вырвал руку, еле сдержавшись в последний момент, напомнив себе, что Аезон ни при каких обстоятельствах не причинит мне вреда, зато, может, я теперь хоть что-то пойму.       Закончив «сказку», он поцеловал меня в запястье, чуть сдвинув часы, и зашуршал одеждой. А потом вдруг оказался на мне и уже страстно целовал, смело лаская языком, будто не был я опасным магом-недоучкой, будто не игнорировал меня сам Аезон последние три недели. Спящим я перестал притворяться в тот же миг, ответив на поцелуй.       — С совершеннолетием тебя, Дэн, наконец-то! — прошептал он, прервавшись, запустил руки ко мне под футболку, задирая ее, скользнул вниз и скрылся под одеялом.       В то же мгновение я почувствовал горячие губы на своем животе, а холодные пальцы под резинкой пижамных штанов. Он что, решил принести себя в жертву нелепому эльфийскому обычаю празднования совершеннолетия?       — Не-е-ет! — закричал я. — Аезон, нам нельзя, опасно!       Я схватил его под мышки и вытащил наверх, обнял, стискивая так, чтобы он не смог шевельнуться.       — Можно! — уверенно возразил он. — Все тебе уже можно! Поздравляю!       — Самоконтроль не появится за один день! Остановись, прошу!       — Дээнлан! Посмотри на меня.       Я чуть отпустил его, позволив приподняться.       — Молодец, а теперь посмотри на свои часы.       При чем тут часы? Не понимая, зачем это делаю, я поднял руку. Три часа двенадцать минут после полуночи. Это что-то должно означать?       — Нет, время тут не при чем, — как всегда без труда прочитав мои мысли, ответил Аезон и провел рукой над циферблатом. В миллиметре над стеклом вспыхнула и зависла ярко-розовая магическая составная руна. Я разобрал элементы «стихия» и «защита» среди других, незнакомых. Через пару секунд знак погас, часы снова выглядели обычными.       — Что это?       — Все вопросы потом, ладно? Сейчас просто вспомни, кто их тебе подарил.       Отец. На стодвадцатилетие. Неужели он предусмотрел для меня какую-то блокировку магии?       От рассуждений отвлек Аезон, лизнувший меня в нос. Сразу после этого он нырнул под одеяло и я опять почувствовал его губы на своем животе, еще ниже…       — Не-е-ет! — снова завопил я.       Он высунулся из-под одеяла.       — Хочешь сделать из меня импотента?       — Прости, но… а вдруг не сработает? Вдруг ты пострадаешь?       — Я уже страдаю, вот прямо сейчас! — Аезон тяжело вздохнул. — Хорошо, смотри сюда, — он указал двумя пальцами на свои глаза, а потом положил ладонь мне на ширинку.       Под ладонью тут же предательски дернулось. Аезон слегка сжал мой член, а я сжал зубы, готовясь сдерживать всплески силы.       — Обрати внимание, я все еще жив. Ты меня не убьешь, все под контролем. Понятно?       Рука отпустила, давая передышку.       — Да. — Я снова обнял его, прижал к себе. — Я так скучал…       — И я тоже, поверь мне, — голос смягчился, став тихим и нежным — но это тоже потом, хорошо? Я все тебе объясню. А сейчас…       — Я отказался от уроков любви.       Он снова вздохнул, на секунду прикрыл глаза.       — Это было обидно, но ты сам виноват. Теперь урок будешь вести ты.       — Что?       — Для меня это тоже первый раз, так что мы на равных, но я хотя бы от тебя не отказывался. Так что давай, — заявил он, стягивая с меня футболку, — показывай, как ты меня любишь.       Как же я его люблю! Придерживая Аезона за спину, я перекатил его на кровать, навалился сверху и впервые поцеловал не сдерживаясь, не думая, не считая отпущенные секунды… Через некоторое время я понял, что мы не просто целуемся: он сосет мой язык, а я ритмично двигаю им вперед-назад, и в том же ритме мы тремся друг об друга своими возбужденными членами. Наверное, уже нужно было идти дальше, но я никак не мог сообразить, с чего это дальше начинается, и продолжал делать то, что понятно и привычно.       В той куче порно, что я пересмотрел, пытаясь подготовиться, даже не целовались особо… Ох, как же переходят к следующему этапу?       Аезон отстранился первым, прошептал, с трудом переводя дыхание:       — Сними же… эти… треклятые штаны!       Что-то в его голосе меня насторожило. Я быстро протянул руку вниз и впервые прикоснулся к нему там. Аезон был полностью обнажен, а я только сейчас это заметил. Крайняя плоть сдвинута, головка оголена, и именно на это чувствительное место приходилась резинка злосчастных штанов. Обхватив его член рукой, я нежно провел большим пальцем по влажной горячей коже, компенсируя грубость прикосновений ткани. Аезон уткнулся носом в мою ключицу и, похоже, попытался задержать дыхание. Его слегка потряхивало, кажется, меня тоже.       Просунув под него руку, я прижал его к груди и прихватил губами мочку уха. Аезон в ответ вцепился в мою спину так, будто упадет, если отпустит.       — Дэн, — прошептал он, и у меня все перевернулось внутри от этого шепота и от осознания того, что он так трепещет в моих руках из-за меня.       Я поцеловал его в висок и снова засосал мочку. Плоть здесь была такая нежная и мягкая, теребить ее языком оказалось невероятно приятно.       Штаны я так и не снял, ведь для этого пришлось бы прерваться, разомкнуть объятия, а это последнее, на что я бы сейчас согласился. Вместо этого я потерся о бедро Аезона и еще несколько раз провел рукой по его члену вверх-вниз. Он резко вдохнул, снова задержал дыхание, а потом опять прошептал:       — Дэн, я… — И сорвался на крик, с силой вжимаясь в мою руку и выгибаясь дугой.       Я заскулил сквозь зубы, кончая следом.       Вытерев руку об штаны, я наконец-то их стянул, краем сознания подмечая, что пришел к финалу раньше, чем разделся. Насколько же я схожу по Аезону с ума. Настолько, что расстояние между нами уже кажется невыносимым. Я поскорее сгреб его в охапку, а он сразу же сомкнул руки за моей спиной и поцеловал в ключицу — похоже, это его любимое место.       — Люблю тебя. — Теплое дыхание пощекотало шею.       Я стиснул его крепче и чуть повернул голову, чтобы посмотреть на спектрометр, но увидел только чистый экран.       — Неужели до сих пор сомневаешься? — прокомментировал Аезон.       Опять прочитал меня, как открытую книгу, даже не глядя. Я улыбнулся:       — Это уже привычка.       — Дэн…       — Да?       — Я хочу стать одним целым с тобой, до конца. Понимаешь?       От этих слов, сказанных простым и серьезным тоном, кровь хлынула к низу живота, в мгновение делая меня снова твердым и жаждущим. Я выдохнул так резко, что получился свист. Аезон посмотрел на меня обеспокоенно.       — Ты в порядке?       — Да, все хорошо, прости, что я сразу не смог… Дай мне привыкнуть.       — По-моему, ты уже отлично привык, — возразил он, слегка двинув бедром, специально задевая уже полностью возбужденного меня.       Дразнится, значит? Я игриво куснул его за шею, но вместо возмущений получил почти радостный стон. Хм, а это интересно. Попробовав «на вкус» плечо, пальцы и даже сосок, я понял, что Аезон, во-первых, очень красиво звучит, а во-вторых, совершенно не собирается сдерживаться. И я был ему за это безумно благодарен, спускаясь поцелуями и языком все ниже. Когда я добрался до внутренней поверхности бедра, он замер и задержал дыхание. Я продолжил — не сможет же он не дышать вечно? Через несколько секунд он со стоном выдохнул, резко вдохнул и опять замер. Ох, надеюсь, это безопасно.       Когда я лизнул яички снизу, Аезон сдвинул колени и попытался меня отпихнуть. Я удивленно поднял голову: он хихикал.       — Щекотно, что ли?       — Да, ты там поаккуратнее.       «Там» неисследованным осталось только самое интересное.       — Скажи, если будет неприятно, хорошо? — попросил я. — Все-таки, я никогда раньше не пробовал.       — Не представляешь, как меня это радует, — улыбнулся он.       Глубоко вдохнув, я решительно взял в рот его член и попробовал подвигаться, как в порно-видео. А вот и первые сложности. Наверное, надо было сначала облизать — губы отказывались скользить. Я исправился, не выпуская его изо рта, но двигаться уже расхотелось. Под языком оказалось столько интересного! Пройдясь им по кругу, я нащупал краешек сдвинутой плоти и понял, что это место мог бы теребить вечно — ощущения почти те же, как с мочкой уха. Пришлось взять себя в руки и с сожалением оторваться от этого занятия. Еще немного побродил языком по головке, потрогал дырочку уретры, прислушиваясь к реакции.       Дальше я все-таки попробовал делать те самые движения вверх-вниз, и продолжал совсем недолго, когда Аезон снова начал задерживать дыхание. Его трясло, со стонов он перешел на хрипы, а потом вцепился в мои волосы и принялся оттаскивать.       — Дэн, Дэн, хватит, не так!       Я понял его, но как же было страшно делать так…       Со вздохом сожаления я выпустил его изо рта. Аезон лежал, запрокинув голову, и тяжело дышал. Как к этому подступиться? А вдруг не смогу? Порву ему что-нибудь…       — Ты целитель, а я не чувствую боли, — напомнил он, снова отвечая на мои мысли, приподнялся на локтях и посмотрел в глаза. — Мы так этого хотели, ну же, иди сюда.       Привстав, он обхватил меня и завалился назад, увлекая за собой, и не смущаясь поцеловал губы, которые всего минуту назад ласкали его в самом интимном месте.       Даже не знаю, хорошо это или плохо — что он не чувствует боли. И действовать, прикрываясь способностью мгновенно исцелить любые ошибки, — тоже не то… Так хотелось, чтобы наш первый раз стал настоящим удовольствием для обоих. Наконец я собрался с мыслями.       — Аезон… ты не против перевернуться? Я читал, так лучше всего для первого раза…       Улыбнувшись, он оттолкнул меня и перекатился на живот, положив руки под голову, как перед массажем. От такой знакомой позы мне почему-то сразу стало спокойнее. Я лег сверху, целуя шрамы, запечатывающие крылья, так же, как делал это много вечеров раньше, но теперь не было преград одежды и я, удачно попав членом точно меж его ягодиц, нагло терся, чувствуя, как отлетают последние сомнения под напором желания.       Не глядя, я нащупал на полке чуть ли не месяц назад приготовленный тюбик смазки, сел на пятки меж ног Аезона и выдавил немного на ладонь. Это действие тоже было обыденным и привычным, будто я просто, как всегда, собираюсь делать массаж, но теперь в немного особенном месте. Стараясь быть предельно деликатным, я провел скользкими пальцами по промежности.       — Приятно, — прокомментировал Аезон.       Несколько раз погладив анус, я ввел внутрь мизинец буквально на одну фалангу и тут же быстро его вынул. Никакой реакции не последовало. Осмелев, я вставил указательный до середины и замер, не решаясь спросить, что он чувствует. Аезон качнул ягодицами, насаживаясь сильнее. Я тут же снова выдернул палец и услышал недовольное шипение. Так, надо взять себя в руки, а потом взять уже то, что мое по праву, да еще и навечно. Эта мысль оказалась спасительной. Нежность и желание вытолкнули из сознания страхи, потеснили осторожность. Снова аккуратно введя внутрь один палец, я припал губами к прохладной коже левой ягодицы и целовал ее все то время, которое мне казалось необходимым для расслабления, потом пальцев стало два, а поцелуи — еще нежнее. Я осторожно подвигал рукой, и Аезон застонал, вроде бы даже от удовольствия.       Аккуратно поглаживая нежные стенки изнутри, я искал таинственную точку удовольствия, расположение которой знал до сих пор только по анатомическому атласу. Нащупать ее заранее у себя почему-то в голову не пришло… Вторую руку я переместил Аезону под бедра, медленно сдвигая ее выше. Наконец он вздрогнул, застонал и вжался членом в мою ладонь, потом снова качнул ягодицами назад — будто не мог определиться, куда его тянет сильнее. Я добавил третий палец — он был встречен одобрительным мычанием — и начал совершать рукой поступательные движения, старательно задевая найденное чувствительное место. Через минуту таких действий Аезон зарычал:       — Дэн, я ведь запомню, войди уже!       Сложнее всего было не кончить снова раньше времени. Аезон мне в этом никак не помогал, на каждом этапе провоцируя более резкие действия. Когда я вошел почти полностью, он вдруг уперся головой в кровать, развел ноги шире и, протянув назад правую руку, изогнулся, схватил меня за бедро и резко прижал к себе до конца.       — Я твой! — промурлыкал удовлетворенно.       Ненормальный. Мой. Я обхватил его и завалился на бок, прижимая к себе изо всех сил, обнимая, вдавливая его в себя, а себя — в него.       — Навсегда, — прошептал я в ответ.       Аезон со стоном подался мне навстречу, а я положил ладонь на его член, сжал, и тут же мою руку оттолкнули, ничего не объясняя. Аезона снова трясло, он почти не дышал, выгибался в моих руках, прижимаясь только ягодицами к паху и затылком — к ключице. Мое любимое лакомство оказалось так близко… я захватил губами его мочку и тоже задержал дыхание, чувствуя, как нарастает волна, рвутся последние барьеры. Через секунду мы оба со стоном выдохнули.       — Спасибо, — прошептал я и потерся носом у Аезона за ухом — кажется, я нашел еще одно любимое место.       — За что?       — За то, что ты сделал это возможным. Теперь расскажешь, как тебе удалось? Кто-то помог?       Он вздохнул и мягко отстранился, заставив меня покинуть его тело. Сам я этого делать не собирался.       — Может, сначала в душ?       Я протянул руку за спину, нащупал упаковку влажных салфеток и выдернул сразу с десяток.       — Ты на меня дурно влияешь, — пробормотал он, вытираясь.       А потом развернулся ко мне лицом, улегся, подперев голову рукой: эдакое обнаженное божество, которому совершенно нечего стесняться. Я сглотнул. Попытался сосредоточить внимание только на ясных карих глазах, но не смог, снова отвлекшись на сияние кожи в лучах рассвета. В итоге я накинул на него одну из махровых простыней, которые мы летом использовали вместо одеял. Аезон усмехнулся и, подцепив ее ногой, стянул почти до бедер, а потом задрал с другой стороны до колен. Ну, хоть так. Может, смогу на чем-то еще сосредоточиться… наверное… я провел пальцами по его груди и тут же потянулся туда губами.       Меня остановил заливистый смех и одно слово:       — Эранхар.       Да, это слово охладит любой пыл.       — Что Эранхар?       — Эранхар рассказал, что делать. Помнишь, полгода назад я навещал твоих родителей? И потом принес тебе от них письмо.       — Да, конечно. А при чем тут Эранхар?       — Насколько я понял, подарок тебе твой отец и его ученик готовили вместе. Они же оба… — Аезон замялся.       — Кибернетики, — подсказал я.       — Да. Но у Эранхара еще есть дар определять таланты других и как-то с ними взаимодействовать. Что-то очень особенное они в итоге сделали, не просто часы. В стопятидесятый день рождения это нужно было только активировать. Надеюсь, ты сам разберешься, как оно работает, потому что я не смогу объяснить. Единственное, что я запомнил — вещь не вечная. Лет на четыреста-пятьсот максимум, так что тебе нужно будет все-таки научиться самоконтролю, но ты станешь сильнее за это время, так что все будет хорошо. — Он протянул руку и взлохматил мои волосы.       — А почему ты меня так долго избегал?       Аезон опустил взгляд.       — Прости, это было необходимо. Чтобы все получилось, ты должен был две недели воздерживаться от высокоэнергетических излучений. Эр так сказал.       Я застонал, услышав сокращенный вариант имени «только для близких друзей и родных».       — А мне объяснить ты не догадался? Неужели я бы не понял? Не представляешь, как было тяжело! Все это время я гадал, боишься ты меня или злишься, или я просто больше не интересую тебя в физическом плане…       Прохладные руки обхватили мою голову и притянули к груди. Я почувствовал, как Аезон целует меня в макушку, потом в висок.       — Мне тоже было тяжело! Но Эранхар…       Я зарычал, снова услышав имя недруга.       — Эранхар, — повторил Аезон, игнорируя мое недовольство, — сказал, что ты не станешь слушать, узнав, что информация исходит от него. Теперь я вижу, что он был прав. Что у вас произошло? Вы ведь прожили в одном доме больше сотни лет и были друзьями?       — Он меня предал.       — А он говорит, что вы бы оба погибли, поступи он иначе…       — Это с ним ты провел последние два дня?       — Да.       Я вырвался из его рук. Стало так грустно и тяжело, и ничего больше не хотелось слушать. Обняв подушку, я отвернулся. Аезон очень мягким тоном продолжил:       — Расставаться с тобой надолго совершенно не хотелось, поэтому сначала я взял у Эра книгу, чтобы выучить заклинание. Но оно оказалось слишком сложным, в итоге пришлось осваивать его под присмотром. Я не мог тобой рисковать.       — И все это время вы ходили по воде?       — Сидели на берегу.       Услышав в последних словах улыбку, я поднял голову. Глаза Аезона сияли счастьем.       — Ты так смешно ревнуешь. Хотя, если честно, я скоро начну злиться. Ты сам сбежал от родителей. Я у тебя твоего Эранхара не отнимал.       — Что? — изумленно вытаращился я. — При чем тут он?       Аезон расхохотался. А потом снова посерьезнел:       — Слушай, давай уже уберем его из нашей постели, я снова тебя хочу, — и в подтверждение своих слов откинул с бедер простынь, — или остались еще вопросы?       Я с трудом перевел взгляд обратно на его лицо.       — Только один. Почему руна розовая? Насколько я понимаю, в подобной магии можно выбирать цвет внешних эффектов.       — Эр сказал, что розовый — твой любимый. Я был уверен, что это не так, но засомневался. Все-таки, он знает тебя гораздо дольше.       Да, Эр отлично меня знает. Увижу — скажу спасибо, а потом сразу убью… чем-нибудь мерзко-розовым.       Я протянул руки к своему ангелу, уже чувствуя, как отливает от мозга кровь, лишая способности соображать.