Навсегда

Он припарковался рядом с домом Ганнибала десять минут назад. В своей медлительности Уилл мог бы винить ливень, но ведь одежда уже давно вымокла, да и сам он не сахарный, чтобы растаять. Просто ноги от страха отказываются двигаться, однако откуда происходит сам страх, он плохо понимает. Пугает его вовсе не то, что Ганнибал вампир, скорее то, что вампир позволил себе влюбиться. Прежде Уилла никогда не страшили обязательства. Просто сама мысль об отношениях казалась далёкой и нереальной. Слишком сломленный, слишком заваленный делами, слишком нестабильный для того, чтобы связывать себя обязательствами. С другой стороны, вампиру, который живёт и убивает уже около трехсот лет, должно быть решительно наплевать на все тёмные стороны Уилла. Если быть абсолютно честным с собой, то никто прежде не принимал Уилла и не желал настолько искренне, как это делал Ганнибал. Рядом с ним не приходится отфильтровывать и скрывать свои тёмные желания и сопутствующее любопытство, ведь Ганнибал никогда не смотрит на него так, как смотрят другие. Будто Уилл давным-давно был сломан и не подлежит починке. Сердце Уилла бьётся с такой силой, словно готово выпрыгнуть из грудной клетки и шлёпнуться к ногам. В конечном итоге он всё-таки вынуждает себя на негнущихся ногах покинуть машину, и ливень — последнее, что его в этот момент волнует. Ганнибал открывает дверь раньше, чем Уилл становится на крыльцо. — Здравствуй, — произносит Уилл, и его зубы стучат от холода. Дождь не настолько ледяной, просто он промок до костей. Ганнибал берёт его ладонь и увлекает внутрь, обнимая заранее приготовленным полотенцем. — Тебе следует принять тёплый душ, в ванной есть свежие вещи. — Знаешь. . я х-хотел по-о-говорить. Это… Его речь прерывается поцелуем — Ганнибал вжимается в него губами, сухими, мягкими и сладкими. А затем так же внезапно отстраняется. — Прости меня. Это было грубо, — произносит он с такой искренней грустью и извинением в глазах, что из Уилла будто выбивают весь воздух. — Давай побеседуем позже, когда твоя температура вернётся в норму. Я зажгу в кабинете камин. Сердце снова мучительно вздрагивает, но сам Уилл просто кивает и проходит вслед за Ганнибалом, оставляя за собой влажные следы. Ну по крайней мере, он в состоянии двигать свою дрожащую тушку в направлении ванной. Температура воды определённо выше, чем рекомендуется для человеческого тела, тем не менее когда Уилл заканчивает банные процедуры, чувствует он себя просто великолепно. Вещи, которые сложил ему Ганнибал в ванной комнате, это одежда, которую он оставил в прошлый свой визит. Визит, когда он узнал… обо всём. Они лежали в постели, обнимая друг друга и переплетаясь телами, как делали постоянно, и Уилл раздумывал о предыдущих любовниках Ганнибала. Он спросил, потому что между ними не было запретных тем, а Ганнибал ответил, потому что просто ничего не скрывал от Уилла. Тем не менее это был первый раз, когда информацию он выдавал неохотно. Конечно же, связи у него были, но никто не привлёк его внимание на достаточно длительное время, потому что не являлся «единственным». Поначалу Уилл принял его слова за дрянное романтическое клише, но потом оказалось, что у вампиров есть буквальный термин, обозначенный этим словом. И только тогда Уилл понял, что этот термин про него. Он был «Единственным» для Ганнибала. Единственным и навсегда. До смерти Уилла или Ганнибала — чья наступит первой. Уилл постарался ответить что-то в тему, а затем пытался изо всех сил уснуть в объятьях Ганнибала, смыв эту информацию как ненужный налёт. Так и не справившись со своими мыслями, он встал с постели, забрал ключи от машины и уехал в одной пижаме Ганнибала, оставляя его без каких-либо объяснений. Этот разговор происходил около недели назад, но ужасную неловкость относительно своего поведения Уилл ощущает до сегодняшнего момента. Вытершись полотенцем и одевшись, он следует в кабинет: Ганнибал стоит напротив камина. Увидев гостя, он оборачивается, оторвав взгляд от огня. — Так лучше? — Гораздо. Спасибо тебе, — тихо отвечает Уилл. — Я торопился к тебе и напрочь забыл про дождь. — Не было никаких причин для спешки, — произносит Ганнибал, и на его лице проявляется мягкая улыбка. — Я не собираюсь никуда уходить. Уилл склоняет голову в кивке и подбирается ближе к огню: не настолько близко, чтобы пламя могло согреть его, скорее чтобы не стоять на месте. Чтобы не чувствовать себя внутри вялым и аморфным, и пусть несколько шагов не избавят атмосферу от общей напряжённости, но хотя бы помогут отсрочить разговор. Ганнибал не прикасался к нему с момента дежурного поцелуя у двери, и это избегание было нарочным. На каком-то этапе их отношений постоянные прикосновения губ или рук Ганнибала стали повседневной банальностью, и поэтому отсутствие контакта сейчас ощущается особенно остро. Так и иначе, Ганнибал обычно всегда поддерживает их тактильную связь, а сейчас даже извиняется за их поверхностный поцелуй. И всё это оттого, что сам Уилл заставил Ганнибала чувствовать себя нежеланным. Он более чем уверен, что не мог бы ранить его глубже, чем невольно высказав своё отторжение. — Я не планировал убегать… избегать тебя после… — Понимаю, человека подобное откровение может сбить с толку. Уилл жёстко сглатывает и кивает. Сбить с толку. Что же, существует только один способ выяснить — рассказать напрямую о собственных чувствах. — Не хочу, чтобы ты считал, что я незаинтересован… или что считаю это недопустимым. Ничего не изменилось, даже если бы я считал недопустимым. Не то чтобы я считал… — вздыхает Уилл, разочарованный своей неудачной попыткой собрать мысли воедино. — Уилл, я понимаю. Всё в порядке. — По-твоему это называется «в порядке»? — выпаливает Уилл. — Имею в виду, нормально… то, кем ты становишься со мной. — Мы называем этот период «спариванием», хоть, на мой вкус, термин слишком животный. И я не особо уверен, насколько тебе комфортно слышать нечто подобное из моих уст. Любопытство сгубило не только кошку, но и человека, чьё предназначение — быть парой вампиру, поэтому Уилл делает шаг в направлении Ганнибала, впитывая в себя уют от близости и надеясь, что его беспокойство постепенно испарится. — Я справлюсь с тем, что услышу. Близость тревожит Ганнибала не меньше, чем Уилла: если обычно он притворяется, что дышит, то сейчас его грудь мертвенно неподвижна. — Я знал, что ты едешь ко мне, за минуты до того, как ты припарковался, потому что способен предчувствовать твоё приближение нутром. Одним взглядом на тебя я насыщаюсь сильнее, чем кровью. Твой запах для меня словно наркотик, сладкий и огненный одновременно. — Пока Ганнибал произносит эти слова, его глаза закрыты, а голова слегка склонена набок. — Ты, по сути, являешься моей основой, моей движущей силой. Силой, которая привязывает меня к этой планете. Навечно. Уиллу всего лишь следует попросить… — Да, — безмолвно выдыхает он вместо ответа. Ганнибал так близок, и Уиллу не терпится поцеловать его снова. Если бы только он ощущал себя способным двигаться. Отсутствие любой реакции со стороны Уилла выводит Ганнибала из транса, в который он погрузился прежде, и только расширяет образовавшуюся между ними бездну. — Могу представить, насколько огромной и ошеломляющей кажется для тебя эта информация, — объясняет он, оправдываясь. — Также ты должен знать, что спаривание не всегда оказывается взаимным. Многие из созданий моего вида ждут его целую вечность. — Другими словами… — Уилл качает головой и прикрывает ладонью лицо. — Я могу быть твоей парой, но при этом ты не будешь моей? Конечно же, Уилл не вампир, поэтому спаривание и так на нём не сработает, но теоретически он предполагал, что этот процесс взаимный. — Невзаимность вызвана тем, что их парой оказывается человек? — Это мнение распространено, тем не менее не является истинным. Бывает, что они обращают своих людей, но не получают обратной связи. Ведь даже вампирский опыт не даёт полного понимания о спаривании. Внезапно Уилл ощущает поднимающуюся в груди, сжимающую всё его естество паническую атаку. Желудок выворачивает от одной мысли о том, что Ганнибалу придётся провести целую вечность в одиночестве. Возможность невзаимности кажется гигантской потерей. Прохладная ладонь Ганнибала на щеке уберегает Уилла от внутреннего коллапса, он поднимает глаза, чтобы встретиться со встревоженным взглядом. — Твоё сердце бьётся так громко. — Что, если ты не моя пара? Ганнибал задумчиво склоняет голову. — Существует единственный способ выяснить — это обратить тебя, но я его даже не рассматриваю, дорогой. — Почему? — У тебя есть своя жизнь, Уилл. Друзья, которые любят тебя. Работа, которая важна для тебя. — Ты важен для меня, — выпаливает Уилл, не раздумывая, и только потом задумывается, насколько же его слова на самом деле являются правдой. Он не испытывает ни малейших сожалений о возможной утрате собственной жизни. Ганнибал отвечает ему искренней улыбкой. — Конечно же, выбор за тобой. Только прошу тебя хорошо всё взвесить, прежде чем принять любое решение. В текущий момент в комфорте и спокойствии Уилл нуждается сильнее, чем в чём-либо другом, поэтому он подавляет тревогу и прижимается к широкой груди Ганнибала, дыша медленно и глубоко. — Я знаю только то, что мои чувства к тебе безграничны. И я считаю, что это многое значит. Он чувствует, как Ганнибал с нежностью целует его волосы. — Твоё беспокойство о моих годах одиночества говорит само за себя о глубине твоих чувств. Тем не менее у нас полно времени, Уилл. Тебе не стоит беспокоиться о решении прямо сейчас. — Так, значит, ты влюблён в меня? — спрашивает Уилл, зарываясь лицом в изгиб шеи. Зрительный контакт кажется лишним во время настолько откровенного разговора. Когда Ганнибал отвечает, его голос достигает пика напряжённости: — Это слово не способно должным образом описать мои чувства к тебе, но ответ на твой вопрос «Да». Уилл закрывает глаза и запрокидывает голову в молчаливом приглашении к поцелую, на которое Ганнибал отвечает сразу же. Он больше не желает слышать из уст Ганнибала никаких извинений, потому что их связь, которая чувствуется настолько правильной, не может являться ошибкой. Прохладные пальцы скользят под рубашку, оглаживают спину. От прикосновений дрожь пробегает вдоль позвоночника, вплоть до самых кончиков пальцев. Ганнибал на вкус как сделанный вручную крафтовый шоколад, как идеально настоявшееся вино, как что-то безумно вкусное, чему Уилл пока не может дать названия. Уилл издаёт жадный стон и оборачивает руки вокруг шеи Ганнибала, фактически повисая на нём, с единственной целью — ощутить, как мало для него значит человеческий вес. На мгновение Уилл чувствует себя невесомым, ведь Ганнибал способен поднять его одним движением пальца. Может разорвать его голыми руками, а Уилл даже не успеет оказать сопротивление. — Прости моё малодушие, — выдыхает он Ганнибалу в рот. — Мне очень жаль, что я уехал без разговора или предупреждения. Но мне больше не страшно. Стоит ли бояться, на самом-то деле? Вечность рядом с хищником абсолютно приемлемая цена за вечность таких поцелуев, как сейчас. Когда Ганнибал подаётся назад, его глаза темнеют так, словно он не питался неделями. Тем не менее Уилл не в состоянии оторваться от сияния его хищного рта. — Могу отнести тебя наверх? Значит, он всё ещё сомневается. Прежде Ганнибал подхватывал Уилла с вертикальной позиции и нёс за собой, не обращая внимания на любые наигранные протесты. Толкал его в стену и разделывался с ним при минимальной затрате усилий. Сейчас Уилл знает, что возненавидит себя, если потянет ещё немного. — Ну… если ты этого не сделаешь, мне придётся тащить тебя. Ганнибал улыбается хищно и красиво, одним изгибом губ намекая, что посмотрит на то, как Уилл попытается это сделать. Что желает увидеть момент, когда у него будет такая же сила. В присутствии Уилла Ганнибал прекратил скрывать свои способности уже достаточно длительное время, тем не менее поднимается по лестнице он в человеческом темпе, время от времени прерываясь на длительные затяжные поцелуи. — Я скучал по тебе, — признаётся Уилл, когда они всё же добираются до спальни, утратив по дороге большую часть одежды. Ганнибал подхватывает Уилла одной рукой и укладывает на кровать, его хищный взгляд в этот момент у любого другого человека должен бы вызвать приступ ужаса, тем не менее у Уилла пробуждается только нарастающая между ног тяжесть. «Словно он желает съесть меня», — думает Уилл, ощущая от этой пугающей мысли приступ лёгкого головокружения. — Для моего вида время ощущается абсолютно иначе, — отвечает Ганнибал, скользя губами по груди Уилла. — Года проходят подобно секундам. Но последняя неделя тянулась не менее чем целую жизнь. Каждая минута твоего отсутствия ощущалась как будто столетие. — Прости меня, — повторяет Уилл, выгибаясь под прикосновением Ганнибала. Как же ему хотелось трахаться всю последнюю неделю. А ещё хочется стереть всё это время из памяти Ганнибала. — Главное, что ты здесь, со мной, — нашёптывает Ганнибал, стягивая с Уилла бельё. — И мне этого более чем достаточно. Уилл так и не смог привыкнуть к тому, что Ганнибал всегда оказывается со смазкой в нужную минуту, в какой бы части дома они не находились, словно планирует всё действо заранее. Обычно он способен растягивать прелюдии едва ли не на час, прежде чем окончательно овладеть Уиллом, на этот же раз внезапно проникающие внутрь скользкие, холодные пальцы напрочь выбивают дыхание. — Опасаюсь, дорогой, что сегодня моё терпение истончилось. — Господи. Всё просто отлично, — кряхтит Уилл, изворачиваясь, чтобы перехватить запястье Ганнибала между собственных бёдер. — У нас будет полно времени завтра. Давай же, не останавливайся. — Всё слишком быстро. Не хочу поранить тебя. Тем не менее он всё ускоряется, раздвигая и активно работая пальцами, пока Уилл не начинает вполголоса причитать. Его член сочится смазкой каждый раз, стоит Ганнибалу задеть простату. Прошло достаточно времени, прежде чем Уилл отговорил Ганнибала от использования презервативов. В качестве предохранения они бесполезны, но Ганнибал опасался грязи. К его сущему разочарованию, Уиллу, наоборот, нравилось ощущать сперму в себе ещё некоторое время после совокупления — так долго, как только возможно. К тому же, это был лишний повод для совместного душа. Ганнибал созерцает Уилла сверху вниз, его челюсти напряжены, и, будь Ганнибал человеком, можно было бы видеть натяжение его мышц. Каждый раз он боится ранить Уилла, не рассчитав свою силу, и при этом ещё ни разу не ранил его. По крайней мере, не ранил сильнее, чем Уилл когда-либо просил. — Просто скажи мне, дорогой, что тебе хорошо, — шепчет Ганнибал Уиллу в щёку. — Пожалуйста. «Мне идеально», — думает Уилл. Возможно, даже произносит вслух, он не уверен в этом, ведь сердце стучит так быстро, а ещё хочется, чтобы Ганнибал поспешил, чтобы толкался в него быстрее, сильнее, и делал это прямо сейчас. Уилл просто умрёт, если Ганнибал ещё немного помедлит. Даже простого соития тел в любовном экстазе ему мало. Уилл жаждет, чтобы Ганнибал поглотил его целиком. — Ты никогда не ранил меня прежде. Эту фразу он точно произносит вслух, потому что дыхание Ганнибала утяжеляется. — И не думаю, что ты способен поранить меня, даже если бы захотел, — завершает он сквозь сжатые зубы, изнывая от того, как его член подёргивается между их телами. — Я определённо думал об этом, — произносит Ганнибал, делая очередное поступательное движение бёдрами. — Думал о том, чтобы убить тебя. Чтобы осушить до последней капли. Каким изысканным должен быть твой вкус… От этих слов Уилл только плотнее обхватывает коленями его талию и напоминает себе не прокусывать губу. Разговоры о его гипотетической смерти не должны бы возбуждать его настолько. Тем не менее член Уилла сочится смазкой, а сам он (ошеломляюще) близко к краю. — Хватит ли тебе исключительно моего вкуса? — спрашивает он, тяжело дыша, захлёбываясь собственной страстью и непреодолимой потребностью давать Ганнибалу всё, чего бы он не пожелал. Пусть даже в виде подобных полумер. Ганнибал захватывает зубами всё-таки прокушенную Уиллом нижнюю губу, засасывает нежно, а затем отпускает через мгновение и прижимается лбом ко лбу Уилла. — Даже не знаю, — шепчет он. — Интенсивность собственных чувств я не могу ни предвидеть, ни контролировать. — Мы были созданы друг для друга, — выдыхает Уилл. — И я уверен, что ты моя пара, ведь я ни к кому не ощущал настолько глубоких чувств прежде. — Уилл, — едвы выговаривает Ганнибал, ускоряя и так быстрый ритм. — Ты даже представить не можешь… Нет. Никаких полумер. Уилл хочет принадлежать ему целиком. — Обрати меня, — произносит отчаянно и внезапно даже для самого себя. Он просто знает, что сейчас не место для сомнений. — Обрати меня, Ганнибал. — Прошу тебя, — отвечает Ганнибал, плотно зажмуривая глаза. — Не проси об этом меня прямо сейчас. Это слишком серьёзно. — Я уверен. Боже, да я никогда в жизни не был в чём-либо уверен настолько же, — бессвязно умоляет Уилл, переполненный эмоционально и физически. Он просто знает, что это правильный выбор. Так просто должно быть. — Я хочу этого. Хочу тебя. Навсегда. Особо жёсткий толчок вызывает болезненный стон, который переходит в ослепляющее удовольствие. Уиллу нравится наблюдать за тем, как Ганнибал борется с собой. Он ведь тоже хочет быть с ним всегда. В этом нет сомнений. Скользя пальцами в волосы Ганнибала, Уилл привлекает его к себе, к своей сонной артерии. — Я твой. Навсегда. Ты перезапишешь меня, создашь меня нового, я буду частью тебя, а ты частью меня. Ганнибал рычит и вылизывает языком влажную дорожку на шее. — Именно. Это почти невыносимо. Я не могу… — О, ты можешь, — стонет Уилл, двигаясь бёдрами навстречу Ганнибалу. Он так близко, и дальнейшее томление уже болезненно. Во всей своей жизни Уилл не нуждался в чём-либо сильнее, чем в этом. Он прижимается к уху Ганнибала влажными горячими губами, чтобы прошептать: — Я ведь ещё даже не начал описывать глубины своих чувств к тебе. — О, Уилл. — Просто сделай это. Прошу тебя. Удовольствие пронзает его настолько же мощно, как зубы Ганнибала — его шею. На мгновение Уилл задумывается о том, что боли как-то подозрительно мало, и что смерть может ощущаться как долгожданное возвращение домой.