Всегда ли к счастью рыжие коты

То, что в городе завелся человек со способностью превращать людей в животных, Чуя знал. За этим человеком охотились и портовая мафия, и ВДА. Мафия – чтобы заставить, то есть уговорить, вступить в свои ряды. ВДА – чтобы спасти от мафии объяснить правила поведения в Йокогаме (нехорошо способствовать появлению бездомных животных), а дальше по обстоятельствам. Но то, что он встретится с ним совершенно случайно в одном из новых баров Йокогамы, Чуя даже предположить не мог. И, конечно же, он не думал, что из-за своей же раздражительности и острого языка станет следующей жертвой. Очень недальновидно было с его стороны ссориться с незнакомыми подозрительными типами только потому, что те ведут себя слишком несдержанно. Глубину жопы, в которую угодил, Чуя начинает осознавать только в тот момент, когда мир вокруг почему-то вырастает до нереальных размеров, а сам он упирается взглядом в ботинки незнакомца. – Мяу! – от души ругается Чуя. И… ...что? Он пытается еще раз открыть рот (пасть?) и снова кроме “мяу!” ничего не выходит. Он пробует применить силу, и снова ничего. Отлично, потрясающе просто. Решив, что удариться в панику он всегда успеет, а сейчас хорошо бы запомнить лицо незнакомца, Чуя пытается на него посмотреть, но тот уже развернулся и шустро пробирается к выходу. Чуе сложнее. Приходится сперва скакать по куче собственных же вещей, потом – среди чужих ног, которые пришли в движение (– Вы видели?! Тут человек стоял, а теперь его нет! – Успокойтесь, это просто фокус, сейчас я уберу реквизит). “Реквизит, конечно”, – думает Чуя, ловко пробираясь к выходу. Бегать на четырех лапах неожиданно удобно и легко. Он даже успевает выскочить за дверь вслед за незнакомцем, но тут же получает такой удар в бок, что отлетает, ударяясь о стоящую тут же мусорку. Если бы он был человеком, ему было бы больнее. Если бы у него была способность, хрена с два какой-то урод смог бы его так пнуть. – Мяу, – грустно говорит Чуя, чувствуя, как незнакомец отдаляется, зато приближается паника. Ходить на четырех лапах нихрена неудобно. Из бара Чуя бежал на адреналине и инстинктах, а теперь, когда он пробует просто идти, получается не очень. Он пытается переставить две правые лапы и заваливается на бок. Пробует переставить две левые – не удивительно, тот же эффект. Чуя пробует шевелить одновременно передними и задними, и даже радостно скачет в ночь, но быстро устает. “Правая передняя и левая задняя, левая передняя и правая задняя”, – повторяет он про себя, пока мозг его, он надеется на это, перестраивается на автоматическое управление новым телом. Получается вроде неплохо. Когда Чуя оборачивается, по его ощущениям от бара он ушел на километры, по факту – на метры. Догнать незнакомца в таком темпе (и в таком теле, будем откровенны), задача, обреченная на провал. Неожиданно приходит светлая мысль: вернуться в бар. Ведь в его вещах остался телефон. Как-нибудь он сможет объяснить, кому позвонить. И даже пароль разблокировки намяучит. Но когда он возвращается, дверь уже закрыта. И это странно. Что за бар закрывается так рано? Чуя ругается во всю свою кошачью глотку, стоя под дверью. – А ну пошла отсюда, тварь блохастая! – сперва прилетает крик, а потом новый пинок. Когда Чуя вернет свое тело, он обязательно сюда придет и всем покажет, что бывает за жестокое обращение с животными. Пока что он просто бредет по улице, обдумывая свое положение. Он жив – это несомненно плюс. Он сохранил разум – это, конечно, тоже хорошо. Он лишился силы, лишился нормального тела, а новое такое маленькое и хрупкое, и вот уже лапы все в грязи и мокрые, а это неприятно, и есть невероятно хочется, и куда теперь идти, и вообще, куда он идет? Чуя останавливается и оглядывается по сторонам. Мозг вроде привык управлять телом на автомате – еще один пункт в копилку плюсов. Ноги – лапы – завели его черт знает куда. И вот это еще один существенный минус. Чуя силится сориентироваться, но с его нынешнего роста город выглядит невероятно незнакомым, чужим, опасным и злобным. Неужели он всегда таким был? Чуя садится на задницу прямо в лужу (в прямом смысле слова) и горестно мяучит. Жалость к себе заканчивается примерно на десятом мявке, и в душе снова поднимается злоба и уверенность в том, что он со всем справится. Конечно, справится. Иначе и быть не может. Ему просто надо избавиться от этой странной силы, что сковала его в кошачьем теле. Дазай. Имя на ум приходит неожиданно, и Чуя недоумевает, как не подумал о нем раньше. Дазай лишает всех силы. Может, если он прикоснется к Чуе, то все пройдет? О том, что Дазаю, вероятно, лучше прикоснуться к тому мужчине, Чуя старается не думать. Лучше всего решать проблемы по мере их появления. Первая проблема – найти Дазая в таком большом городе, когда ты сам такой маленький. Вторая, тесно связанная с первой, понять, где он находится вообще. Чуя решает положиться на интуицию, удачу и волю случая – на три самых нестабильных вещи во вселенной разом. Отличный выбор, нечего сказать. К рассвету у него уже натурально отваливаются лапы, мяукать уже нет сил, а есть хочется так, что непонятно, как такое маленькое тело вмещает такое огромное чувство голода. Утром люди наводняют улицы. Приходится быть осторожнее, чтобы избежать столкновения с ногами. На него никто не обращает внимания, и это плюс. Но и еды ему никто не дает, а это уже минус. Чуя решает, что когда выберется из этой передряги, будет подкармливать всех портовых котиков. Бездомные котики, к слову, от него шугаются: чувствуют что-то неладное, наверное. Чуе это и нравится, и нет. У них может быть еда. У них есть навыки выживания на улице. Если Чуя в ближайшее время не найдет Дазая, ему все это постигать придется в одиночестве. Пока что хорошо бы постигнуть искусство “писать по-кошачьи”. Чуя справляется с блеском, хотя ощущения странные. К зданию ВДА он выходит примерно к обеду, если ориентироваться по смертельной усталости и положению солнца. Даже интересно, он постоянно шел правильно, просто был так далеко, или же плутал по улицам, пока случайно не нашел? Следующая проблема – проникнуть внутрь. Даже если Дазая сейчас там нет, он же когда-нибудь придет. Первая дверь, в которую Чуе удается проскользнуть, оказывается дверью в кафе. Сразу успех: за одним из столов сидят Дазай с Ацуши. Как бы весь запас удачи не растерять за один этот день. Чуя разгоняется из последних сил, прыгает сперва на диван, потом сразу на колени Дазая. Тот только вскакивает от неожиданности. Чуя выпускает когти и повисает на его плаще. Чтобы его убрать – придется к нему прикоснуться. – Убери это, Ацуши-кун, – Дазай машет и кривится брезгливо. Высокомерный ублюдок. – Он же такой милый, – пытается спорить Ацуши. – Убери! Ацуши послушно и очень аккуратно отцепляет Чую. Чуя пытается вырваться, но его берут за шкирку и все мышцы отключаются. Он чувствует себя безвольной тряпкой ровно до тех пор, пока Ацуши не опускает его на землю у порога кафе. – Милый котик, – говорит он, и “милый котик” тут же шмыгает обратно в еще не успевшую закрыться дверь. – Эй, стой! – Ацуши бросается за ним. Чуя со всей возможной скоростью пересекает зал, запрыгивает на диван, на стол и смотрит на Дазая таким взглядом, какой, как он думает, должен растопить любое сердце. У Дазая сердца нет. Он машет руками со словами “кыш-кыш-кыш” и старается спугнуть кота со стола. Чуя старается попасть ему под руку. Со стороны это выглядит так, будто он наоборот хочет увернуться. – Кажется, он к вам привязался, – говорит подошедший Ацуши. – Может возьмете его себе? – Что? Привязался за секунду? – Дазай замирает и отмахивается теперь от Ацуши. – Я и кот, да ни за что. – Мяу, – весомо говорит Чуя и смотрит на Дазая своими проникновенными, он надеется, глазами. – Смотрите, котик явно хочет к вам. – Мяу! – еще весомее добавляет Чуя и подбирается ближе к рукам Дазая. Дазай прячет руки под стол. Гадство. – Думаешь? – он наклоняется, рассматривает так внимательно, что Чуе становится не по себе. Дазай переводит взгляд на Ацуши, Чуя следует его примеру и видит умоляющий взгляд. – Ладно, – Дазай сдается то ли под напором взгляда Чуи, то ли не может противиться взгляду Ацуши. Он протягивает руки и подхватывает кота под живот. Чуя замирает. И ничего не происходит. Черт. (Чуя даже не думает о том, что если бы получилось, он оказался бы голым в кафе в здании ВДА). – Такой мелкий, – говорит Дазай, скептически рассматривая кота. – Как думаешь, он еще вырастет? Чуя возмущенно мяучит и, выпустив когти, бьет Дазая по руке. – Вот черт! – он разжимает пальцы, и Чуя плюхается на стол. – Не хочет он ко мне! Хочет, еще как хочет. Быть у Дазая, который, наверняка, тоже ищет того странного типа, намного лучше, чем слоняться по улице. Идти до порта далеко. Да и люди там более нервные, даже по сравнению с Дазаем. – Он просто уставший и замерзший, – Ацуши изо всех сил защищает кота. Надо будет его поблагодарить потом. Быть может. Чуя намного мягче говорит: – Мяу. Дазай смотрит на него без интереса. Засунув гордость туда, где ей пока самое место, Чуя примеряется и головой бодает Дазая в лежащую на столе руку. Если бы он знал, как у котов включается мурчало, уже бы включил. Но его мозг до этого пока что не дошел. Приходится ограничиться головой и чужой рукой. – Божечки! – восклицает Дазай, а в его глазах загорается такое умиление, что Чуе становится не по себе. Он издает жалкий “мявк”, когда Дазай хватает его обеими руками и сует под пальто. – Ты идешь со мной, – говорит Дазай, вставая – Куда? – В магазин. Уговорил взять кота, теперь помогай покупать ему все необходимое. Чуе под пальто хорошо. Тепло, уютно и не нужно никуда идти. Он сворачивается в клубок у Дазая на груди и сладко засыпает, едва успев подумать, что если Дазай уберет руку, он упадет. – Дальше я сам. Чуя слышит голос и выныривает из дремы. Высовывается из-под пальто и смотрит на увешанного пакетами Ацуши. Вот Дазай, вот говнюк, заставил парня все тащить. Ацуши вроде не против: ставит пакеты на пол и уходит. Только тогда Дазай открывает дверь. В комнате у Дазая тихо и пусто: свернутый у стены футон, маленький столик у другой стены и встроенный шкаф. Через невероятно грязное окно едва пробивается солнечный свет. – Ну и что нам с тобой теперь делать? – спрашивает Дазай, присаживаясь на корточки перед Чуей. Чуя сказал бы что. Найти того странного мужчину. Заставить его вернуть все, как было. И никогда не вспоминать об этом. Чуя только смотрит и проникновенно говорит: – Мяу. Дазай усмехается. – Такой грязный, надо тебя помыть, – говорит он, подхватывает Чую поперек живота и несет в ванную, свободной рукой поглаживая между ушами. Чуя млеет. Что за фигня? Ему не должны нравиться такие прикосновения. Тем более от Дазая. Что это? Кошачьи инстинкты берут верх над человеческим разумом? Этого только не хватало. Чуя недовольно шипит и пытается вырваться, но Дазай держит двумя руками. Когти только цепляются за бинты. Не вырваться. – Не любишь воду? – говорит Дазай, заходя в ванную и плотно закрывая за собой дверь. Чуя к воде относится хорошо. На самом деле хорошо. И теперь искренне не понимает, почему шерсть на загривке встает дыбом, стоит только Дазаю опустить его в низкую железную ванну. Звук включившейся воды вселяет в сердце иррациональный ужас. Чуя подпрыгивает сразу со всех ног, заползает по рукаву Дазаю на плечи, прыгает за спину и встречается с закрытой дверью. Вот же ж. – Вот же ж, – говорит Дазай, словно читая его мысли. Ловит за загривок и сует под душ. Чуя снова повисает безвольной тряпочкой, пока Дазай ловко моет его одной рукой. Чую трясет. Ему холодно. Слипшаяся от воды шерсть неприятно пахнет, хотя Дазай зачем-то вылил на него столько шампуня, что хватило бы на лошадь. Махровое полотенце, которым его вытер (на самом деле промокнул) Дазай не сильно помогло. Чуя вспоминает, что коты, вообще-то, вылизываются, и, возможно, от этого станет лучше. Он даже пробует: высовывает язык и проводит по лапе. И тут же отфыркивается, стараясь выплюнуть прилипшую к языку шерсть. Быть котом очень тяжело, решает Чуя. – Кушать, – говорит Дазай, и Чуя бежит к выделенному ему углу, где теперь стоят миски. Кошачья еда – проклятье, решает Чуя, рассматривая коричневые куски непонятно чего. Если верить кошачьему нюху, пахнет божественно. Если верить глазам и человеческому разуму, то дрянь это несусветная. Чуя решает верить себе и демонстративно переворачивает миску. Дазай внимания не обращает. – Мяу! – говорит Чуя, привлекая внимание. Показывает на миску. Дазай встает, ставит ее нормально и насыпает еще корма. Придурок непонятливый. Чуя снова переворачивает миску и гордо задрав хвост идет к маленькому столу, на который Дазай поставил себе еду. Его ужин выглядит ничуть не лучше кошачьей еды. Чуя принюхивается, демонстративно морщится, но хватает кусок чего-то похожего на мясо и довольно жует ровно до тех пор, пока Дазай не палит его и не сгоняет. Ладно, пока и так сойдет. Чуя облизывается, поражаясь, как легко его язык достает прям до самого носа. А потом поражаясь тому, что облизался он на автомате, не задумываясь об этом. Кошачьи инстинкты, перестаньте, а. К миске с водой он примеряется добрых несколько минут. Никак не верится, что можно просто опускать язык в воду и пить. Лучше не думать. Чуя пьет так, что вода летит во все стороны, но ему откровенно пофиг. Хоть часть попадает в рот и то хорошо. Ссать в лоток совсем не то же самое, что ссать на улице. Но воспользоваться унитазом не удалось: лапы соскользнули, а вода в нем холодная очень. Наполнитель неприятно застревает между пальцами, но копаться в нем довольно прикольно. Чуя сдвигает все в одну сторону, а потом передвигает обратно с диким скрежетом когтей по пластику. Стоп. Он что, совсем с ума сошел? Чуя в который раз за этот день одергивает себя и поспешно отступает от такого привлекательного лотка. В первую же ночь он узнает, что спит Дазай в трусах и бинтах. Чуя даже смущается, когда он выходит из душа и скидывает легкую юкату, а потом ложится на футон и кутается в одеяло так, что только макушка торчит. Чуя его прекрасно понимает: в квартире довольно холодно. Он ищет себе место потеплее, но такое есть только на Дазае. То есть Чуя не проверял, но он чувствует исходящее от него тепло. Спать на полу – плохо. Спать рядом с Дазаем – лучше умереть. Ну, он его, конечно, спас с улицы, накормил, напоил в силу своих скромных способностей, но бесить от этого меньше не стал. Чуя гордо прыгает на стол, рассудив, что на нем будет не так холодно, и сворачивается клубочком. Гордости хватает ненадолго. Шерсть все еще влажная, вылизываться все еще смерти подобно, и все еще холодно и жестко. Он старается себя убедить, что спать с Дазаем еще хуже, чем спать вот так, на холодном столе. Чуя проигрывает. Спрыгивает с обреченным мявком (Чуя может поклясться, что он сам сорвался), идет к футону максимально медленно, будто надеясь еще передумать. Ложится на самый край в ногах. Чуя надеется, что когда проснется, окажется, что все произошедшее всего лишь затянувшийся сон. Чуя просыпается все еще котом. Под боком у Дазая. Его туда привела магия, не иначе. За неделю Чуя узнает, что хозяин животного из Дазая откровенно херовый. Он забывает покормить, забывает налить воды, не убирает лоток, не реагирует на попытки объяснить, что кот – не просто кот. И вообще пропадает иногда на сутки, а то и больше. Чуя в такие моменты себе места не находит. Не из-за волнения за Дазая, нет. Ему просто невероятно скучно. Он раскидывает наполнитель вокруг лотка, раскидывает еду, разливает воду, а потом задумчиво смотрит в унитаз, испытывая невероятную жажду. Чуе дико интересно, чем занимается Дазай. Ему очень хочется надеяться, что он ищет того мужчину, и скоро все это дерьмо кончится. Чуя спросить не может. Это его невероятно бесит. Чуя ссыт в обувь Дазая, ссыт на гору грязной одежды в ванной, на оставленный разобранным футон. В качестве вишенки на торте, когда Дазая нет особенно долго, Чуя срет ему на подушку. Чего не сделаешь, когда обычные методы показать свое раздражение недоступны. Дазай всегда возвращается. Чуя чувствует его еще до того, как ключ поворачивается в замке. Бежит к двери. Дазай неизменно говорит: – Привет, – так устало и грустно, что Чуя его не узнает. А потом Дазай убирает последствия кошачьей скуки, ворчит, ругается и становится похожим на того, кого Чуя знает уже столько лет. Чуе становится легче. Дазай спит настолько тихо и неподвижно, что Чуе иногда кажется, что он умирает каждую ночь и воскресает утром. Он даже иногда просыпается среди ночи и старается уловить дыхание Дазая. Если он действительно не проснется, как быстро их найдут? Дазай всегда просыпается. Чуя как-то застал этот момент и увидел в его взгляде не остатки сна, но невероятную тоску и печаль. Будто он действительно предпочел бы не просыпаться. Чуя решает не думать об этом. Теперь он просто ждет каждый раз, когда Дазай встанет первым. У Дазая входит в привычку сразу после пробуждения чесать кота между ушами. Когда Чуя просыпается один, ему чего-то не хватает. У Дазая никогда не бывает гостей. Дома он молчит, ест, читает, иногда пьет и спит. Чуя как-то порывается сунуть морду в его стакан с саке, но Дазай успешно его отгоняет. – Ты напоминаешь мне кое-кого, – как-то говорит Дазай. Он сидит на полу за столом и ужинает рисом с рыбой. Чуя сидит на столе напротив него и ворует еду из тарелки. Он уверен: Дазай все видит. Но ничего не говорит. – Мяу. – Есть один, придурок, рыжий, как и ты. И глаза такие же голубые, – он задумчиво подкидывает коту кусок рыбы без костей. Хороший шанс Дазаю еще раз как-то намекнуть. Чуя этот шанс проедает. – Мне не нравится этот кот, я хочу от него избавиться, – тянет Дазай, разговаривая с кем-то по телефону. Чуя приоткрывает глаза и смотрит на него. – Он странный. Чуя встает со своего места и потягивается, выгибая спину и выпуская когти. Этой кошачьей фишке он научился уже давно. – Будто есть не умеет по-кошачьи и пить, все вечно разбрасывает. Чуя идет к мискам, хрустит кормом и пьет воду, ничего не переворачивая и не расплескивая. – Постоянно гадит. Чуя прыгает в лоток, делает свои дела и осторожно загребает лапой. – Кастрировать? Думаешь поможет? У Чуи шерсть встает дыбом. Что же станет с его человеческим телом, если так надругаться над кошачьим? – МЯУ! – говорит Чуя, привлекая внимание, хотя Дазай и так на него смотрит. Скребется в лотке, мол, смотри, я все делаю, как надо, какая кастрация, успокойся. – И мне кажется, он все понимает, – говорит Дазай. – Мяу… – говорит Чуя, подходит ближе, ставит лапы на колени Дазая и заглядывает ему в глаза. – Кто ты? – спрашивает Дазай. И Чуя рад б ответить, показать, написать, но это не невозможно. Он столько раз пытался объяснить, намекнуть, заставить понять. Но Дазай не понял или не захотел понимать. – Что? Нет, показалось просто, – говорит он невидимому собеседнику и сбрасывает звонок. Чуя ест и пьет из своих мисок, не переставая воровать еду у Дазая. Смотрит на него подолгу так внимательно, будто старается мысленно передать, кто он на самом деле. Дазай закрывается от него телефоном, книгой, дверью ванной, одеялом. Чуя приходит спать к Дазаю. Всегда в ноги, просыпается – у груди, у спины – под боком. Чую это уже даже не бесит. Просто так теплее. Чуя встает вместе с Дазаем, каждый раз обследует комнату – вдруг что изменилось, сидит под дверью ванной, – вдруг он что с собой там сделал? – провожает на работу и встречает вечерами. Чуя учится спать большую часть суток и почти уже не чувствует скуки. Чуя не сразу замечает, что Дазая нет необычно долго. Корм в миске давно кончился, вода тоже, от лотка несет так, что подходить к нему – смерти подобно. Чуя задумчиво смотрит на оставленный развернутым футон – Дазай очень спешил – и снова пытается победить унитаз. В этот раз побеждает, только после этого понимая, что уничтожил источник какой-никакой а воды. Паника накатывает тогда, когда солнце без Дазая встает в четвертый раз. Чуя лежит на его футоне и думает: если он умрет в в теле кота, станет обратно человеком? Думает, если у котов девять жизней, можно ли умереть и воскреснуть? Или умереть котом, и воскреснуть человеком? Думает, если Дазай все-таки вернется и найдет на своем футоне голый труп Чуи, он удивится? Или он специально ушел? Хотел же избавиться от кота, решил уморить таким вот жестоким образом? Чуя старается убедить себя в том, что Дазай все-таки не такой живодер. Но если с ним действительно что-то случилось, то что теперь делать? Чуя задумчиво смотрит на окно – заперто. Чуя подходит к двери – такую ручку кошачьими лапами не открыть. Чуя сдается на шестом рассвете. Дазай возвращается на закате. Чуе кажется, что Дазай зовет его по имени. Чуя решает, что это галлюцинации от голода и жажды. Сил нет даже чтобы просто открыть глаза. – Прости, – тихо говорит Дазай, и Чуя чувствует его рядом, очень близко. Он открывает глаза, только когда пальцы касаются его между ушами. От Дазая пахнет не как обычно. От него несет порохом и кровью. – Сейчас-сейчас, – говорит Дазай, проводит ладонью по всему боку, а потом встает. Запах крови и пороха перебивает запах еды. Чуя приподнимает голову: миски стоят прямо у футона. Он напивается и наедается до отвала, а спустя время блюет в углу. Снова ест, теперь уже меньше. Становится легче. Чуя идет к приоткрытой двери в ванную. Смотрит, как Дазай наполовину разматывая, наполовину просто срезая, снимает грязные бинты. Часть из них – большая – в крови. Непонятно чьей. Чуя искренне надеется, что это кровь не Дазая. Чуя впервые видит его без бинтов. Впервые смотрит на бесчисленное множество шрамов, что покрывают его тело даже в тех местах, где очень сложно ранить самого себя. Дазай замечает открытую дверь. Видит кота. Чуя животными инстинктами чувствует его ужас. Когда дверь захлопывается, Чуя остается сидеть у ванной. Чуе кажется, что прошла целая вечность, прежде чем Дазай выходит. Улыбается широко, но неискренне. Идет к футону. – Надеюсь я могу на него лечь и не вляпаться ни во что? – Дазай натянуто смеется. Чуя демонстративно прыгает на футон и топчется по нему. Наблюдает за скованными движениями Дазая. В этот раз он ложится под одеяло, не снимая юкаты. – Знаешь, мы его почти поймали, – бормочет Дазай, закрыв глаза. – Слишком мало времени, – добавляет он, засыпая. Чуя чувствует жар от раны. Где-то сбоку. Чуе интересно, если у котов девять жизней, он может отдать одну Дазаю? Он всегда думал, что этих самых жизней у Дазая бесчисленное множество, но сейчас действительно за него боится. С ранами в больнице надо быть, а не в закрытой комнате спать. Какой же придурок. Дазай дышит рвано, постанывает во сне. Чуя никак не может найти себе места. Его магнитом тянет к самой горячей точке, но он боится сделать больно. Чуя слишком легко проигрывает инстинктам. Залезает между рукой Дазая и боком, прижимается. Чуя впервые понимает, что нужно сделать, чтобы замурлыкать. Дазай уходит рано утром. Уходит ничего не сказав и не почесав кота за ушами. Чуя провожает его до двери и искренне надеется, что тот идет в больницу. А еще надеется, что он скоро вернется. У Чуи стоит три миски с кормом и целая кастрюля воды. Он самозабвенно роется в новом, чистом наполнителе, задорно хрустит кормом, ловко лакает из миски. Большую часть времени спит, остальное – обследует квартиру или вылизывается. Он забывает, что кого-то ждет. Он забывает. Когда Дазай возвращается, кот его встречает с громким мяуканьем и мурчанием. Трется об ноги, мешает снимать обувь. Дазай подхватывает кота на руки, и он даже не сопротивляется. – Привет, – говорит Дазай, но кот и ухом не ведет. Не смотрит, не реагирует. Дазай опускает его на пол и первым делом идет в ванную – Знаешь, – Дазай, теплый после душа, садится на футон, кот тут же прыгает к нему на колени. – Я только сегодня узнал, – он гладит кота между ушами. – Чуя пропал. Давно уже. Ходили слухи, но точно я смог убедиться только сейчас, – он проводит пальцами по всему боку свернувшегося кота. – Чуя? Это ведь ты? – зовет Дазай, но кот не реагирует. Кот не понимает, о чем вообще говорит хозяин. *** Чуя приходит в себя, как от удара. Тело рвет невероятной болью. Чуя кричит. Чуя больше всего в этом мире хочет, чтобы это закончилось, пусть даже его смертью – как угодно. Все прекращается так же резко, как началось. Чуя глотает слезы и пытается отдышаться. Осматривается. Пустая комната: футон, на котором он и лежит, встроенный шкаф, маленький стол у стены, невероятно грязное окно. Комната Дазая – всплывает в голове. Следующее, что понимает Чуя, он совершенно голый. А еще, что тело кажется невероятно большим и тяжелым. Он поднимает руку, шевелит пальцами. Потом другую. Ноги шевелятся тоже. Кажется, цел. Но встать удается только на четвереньки. Долгих несколько минут уходит на то, чтобы встать на ноги. хватает ровно на шаг, а потом он падает, со всего размаха ударяясь о пол коленями. Что ж, на четвереньках передвигаться тоже можно. Ему невероятно холодно. Как можно жить вообще в таких условиях? Дазай вообще человек? А сам Чуя? Он осматривает себя еще раз. Человек. С чего вообще такой вопрос? В голове такой плотный туман, что выцепить в нем связные мысли так же сложно, как уговорить Дазая перестать пытаться убить себя. Одеться, стоит хотя бы одеться. Чуя подползает к шкафу, открывает двери. Там несколько брюк, рубашек, жилеток и новая порция холода. Сойдет. Чуя хватает первое, что попадает под руку. Брюки велики, а пуговицы на рубашке никак не удается застегнуть негнущимися пальцами. Чуя сдается после второй, и просто запахивает полы. Сойдет. Чуе очень хочется спать. Еще сильнее – прижаться к чему-то теплому. Он забирается под одеяло прямо в одежде и сворачивается клубком. Только тогда он понимает, что трясет его не от холода. Но от чего – понять не получается. Чуе просто хочется провалиться в забытье. Чуя приходит в себя как от удара. От удара дверью о косяк. Он открывает глаза и видит в дверном проеме Дазая. Дазай смотрит на него огромными глазами, а потом закрывает лицо руками и сползает по косяку на пол. Чуя не сразу слышит, что Дазай смеется. – Чуя, – говорит Дазай, сквозь истерические всхлипы. – Дазай, – говорит Чуя и не узнает своего голоса. – Что произошло? – Ты был котом, а я тебя спас, – Дазай сразу как-то преображается. Ловко встает на ноги, улыбается. – Тебя по голове много били? – А ты ничего не помнишь? Хм, об этом он не успел сказать, – Дазай делает шаг в комнату. – Кто? – Чуя наблюдает за приближающимся Дазаем и вцепляется покрепче в одеяло. Мой футон, попробуй выгони. Дазай выгонять не собирается, просто садится на край. Чуе даже не хочется отодвинуться, желательно, в соседний город. Просто упадок сил, решает он про себя. Потом все станет, как обычно. Минуток через пять. То, что он себя переоценил, Чуя начинает понимать буквально через минуту: новая порция усталости наваливается бетонной плитой. Приходится приложить все усилия для того, чтобы просто прислушаться к голосу Дазая и удержать глаза открытыми. – ... что были людьми и остаются животными. Говорил, что я уже опоздал. – Куда опоздал? – Чуя едва ворочает языком, глаза закрываются. – Вернуть тебя, – улыбается Дазай. Тянет руку и запускает пальцы в рыжие волосы. Чуя млеет под лаской. Что за черт? Он обязательно подумает об этом завтра. – Ты, конечно, не лучший человек, но кот из тебя просто отвратительный. – Ты хозяин тоже паршивый, – мямлит Чуя с границы между сном и явью. Рука Дазая исчезает и становится как-то холоднее. Чуя приоткрывает один глаз и видит, как Дазай раскладывает еще один футон – откуда только притащил – у стены, подальше от Чуи. И правильно, и так одной комнаты слишком мало для них двоих. Им нужно держаться как можно дальше друг от друга. Чуя просыпается под боком у Дазая. Его туда привела магия, не иначе.