Чайка

      Катер рассекал водную гладь, оставляя белый след, словно намазывая лик безбрежного океана кремом для бритья, океан же отвечал разнообразными шумами. Двое человек, мужчина и ребёнок, мчались на всех парах, не намереваясь задерживаться в гостях у природы. Правил мужчина, преимущественно правой рукой. Левая рука ещё плохо слушалась, потому что самовольно мужчина сбросил с неё гипсовую повязку, лежащую неподалёку. К счастью, всё было позади, и ему удалось. Удалось провернуть это, всё было позади, и они вместе с сыном направлялись домой. Майкл прислушался. Очевидно, сын его был чем-то взволнован, и хотел что-то сказать, но не решался, а Майкл решил - раз Уолт сам не говорит, то он и не будет его допекать - стресса для мальчонки и так хватало. Наконец сын всё-таки решился.       - Жаль, что мы не смогли забрать и Винсента.       - Ну что теперь поделать, друг, - Майкл облегчённо улыбнулся, не переставая следить за рулём. – Не всегда все получается сделать так, как мы хотим. Но я тебе обещаю, он будет в полной безопасности.       - Откуда ты знаешь?       - Потому что в последний раз, когда я его видел, он был вполне здоров. Животные умеют приспосабливаться, так что с ним всё будет в порядке. – Майкл нахмурился. – Главное сейчас – как можно скорее забыть этот остров.       - А что ты сделал? - мальчик изменился в лице.       - Прости?       - Бен, который отпустил нас, сказал, что ты сдержал слово и отпустил его.       - Так и есть.       - Расскажи.       Вот он, тот роковой момент, Они обычно такими и бывают, нисколько не очевидными, роковые моменты. Если бы Майклу получше уметь лгать, он бы попытался что-то объяснить, а то и просто отгородиться от расспросов, повлияв родительским авторитетом. И как знать, не расслабься Майкл после завершения этого ада, через который он был пропущен, может быть, на той «волне» предыдущей лжи, которой ему пришлось заниматься, может, и сумел бы что-то наплести и сыну. Но ему расхотелось лгать. Чувства, что обуревали его, прорвались наружу, сказалось напряжение последних дней. Майклу удалось сделать невероятное; по сути дела, его поставили в безвыходное положение, дав задачу, представляющуюся ему невыполнимой. Но он спас своего сына, страшной ценой, кровавой, и теперь наслаждался каждой минутой, проведённой в обществе с ним. Правда была им изречена.       - я... я убил двоих людей.       - Кого? – Уолт застыл в состоянии шока. Майкл срочно стал отвечать, чтобы не допустить потенциальных страшных догадок:       - Анну-Люсию и Либби, - на лице Уолта выразилось непонимание, Майклу даже на секунду сделалось легче - ребёнок ему не поверил, не поверил в то, что его отец - вправду тот убийца, потому что не знал этих имён, но ведь разве облегчения Майкл заслужил? - Это... когда наш плот взорвался, мы выжили и высадились на другой стороне острова. Мы нашли людей из хвоста самолёта. Они тоже выжили, как и мы, и также считали нас погибшими, как и мы их. Их было... около двадцати человек. Мы объединились с ними в один лагерь. И когда Бена был пойман... я освободил его, и вот тогда я и был вынужден это сделать,- руки Майкла затряслись, а глаза стали вновь на мокром месте.       - А почему Джек, Кейт, Сойер, Хёрли были на пирсе? - пока у Уолта было только мрачное любопытство.       - Слушай... они понадобились Бену для чего-то. Но мне пообещали, что их не тронут, а пообещав мне отпустить нас с острова, эти "другие" всё-таки это сделали.       - Ты защищаешь их? – вопросительно поднял бровь Уолт. – Майкл не знал, что промолвить, и в панике замолчал, - и признаёшь, что убил двоих невинных женщин? Хватит, я больше не могу находиться с тобой в одном течении! – и мальчик приблизился к самому борту! Боже милостивый, он и вправду собрался прыгать.       - Стой! – бешено выкрикнул Майкл и притормозил судно. Руки его ходили ходуном. – Стой! – он приблизился и строго, но стараясь быть бережным, оттащил сына от кромки судна. Ты никуда не денешься и не будешь выпрыгивать в воду! Ты останешься здесь!       - А вот и нет! – чуть не плача, закричал Уолт, точь-в-точь, как в то время, когда они с отцом были в гостинице. Уолт понял разумом, что теперь он стал ему гораздо более близок, но от этого злость стала проявляться ещё сильнее! Если тогда он просто относился к нему, как к чужому дяде, то теперь Уолт подумал, что ненавидит его ещё больше, ведь теперь выясняется, что его отец – мерзкий убийца! А его похитители при нём ведь никого не убивали! Он – самый плохой! Уолт заистерил, заводя, по большому счёту, самого себя, что объяснялось перенесёнными им испытаниями.       Майкл оттащил сына в каюту, хоть тот и пихался. Усадив его на место рядом с собой, он веско сказал:       - Это небезопасно! Ненавидишь меня – можешь ненавидеть! А пока вся твоя помощь – это я, и без меня ты не выберешься в нормальный мир! Хочешь ненавидеть – подожди до тех пор, когда мы выберемся отсюда! Так что сядь и сиди смирно!       Уолт осознал, что в предложении его ненавидимого отца есть резон, и остался на месте. Только лютая злоба показалась в его взгляде. Тишина опять нарушилась ,и катер снова принялся бороздить волны, оставляя после себя белый след, наносившийся на безбрежный синий лик океана... чтобы вскоре исчезнуть. Мальчик со злобой косился на своего родителя-убийцу, потом вперил взгляд вверх... что-то начало с ним происходить. Демоническое проступило в нём, взгляд будто застыл. Вся вселенная сжалась в одну микроскопическую частицу. Частица эта стала приближаться, отдаляться, маневрировать... и вот наконец это ощущение прошло, и наконец в окружающем пространстве появился новый звук, больше всего напоминающий глухой стук.       Отец с сыном повернули головы одновременно. Уолт перепугался, а Майкл, с издёрганным лицом повернувшийся, испугался, что с судном что-то неисправно. Уолт бросился на палубу первым. Может, им и вправду было бы так лучше жить – плавать по морям и океанам с отцом-мастером на все руки, зарабатывая на жизнь починкой суден незадачливым рыбакам, а другие полгода, скажем, жить в Нью-Йорке. Но не эта судьба была им уготована. Помедлив, чертыхнувшись, Майкл вновь остановил руль и направился вниз, за сыном, посмотреть, в чём дело, а также для того, чтобы пресечь новую потенциальную искейпистскую попытку.       Волны плескались о борт остановившегося катера, каждая лишняя секунда пребывания на таком судёнышке дополняла столь опасное путешествие дополнительным риском, а тут приходилось отвлекаться на новые занятные происшествия. Майкл никак не хотел больше отпускать штурвал, ему начинало казаться, что он и его сын никогда уже не достигнут конечного пункта назначения – дома.       Внизу, на палубе, Майкла поджидало, на американский манер, две новости: одна -хорошая, другая – плохая. Хорошая новость заключалась в том, что механике судна пока ничто не угрожало. Плохая же заключалась в своей пугающей сущности и давала плохое предзнаменование. На палубе лежала белая птица, которую его ребёнок увлечённо, с некоторым удивлением, разглядывал. Доусон приблизился, чертыхаясь, и отодвинул Уолта. Птица, очевидно, была мертва, перья на её тушке выпирали во все стороны На лапке блестело что-то металлическое.       - Это чайка! – раздался голос Уолта. Ему ещё не удавалось внешним презрением оформить ненависть к своему родителю, поэтому ненависть его была ещё, как ему казалось, неубедительной – то вроде бы ненавидел, а то говорил нормально. Он и не предполагал, что эти ростки настоящей нелюбви уже проросли. А ранить – ранили сильнее пули.       Птица умерла от столкновения с твёрдым предметом – судном. Словно птицы стали камикадзе, и именно эта специально бросилась всем телом к людям, на палубу корабля, причём с такой неистовой силой шлёпнулась, словно была сюда примагничена.       - Вот скотство, - произнёс Доусон, и уже собрался было выкинуть мёртвое птичье тело за борт, как вдруг неожиданно рука сына схватилась, и очень больно, вряд ли специально, схватилась за больную руку, на которой теперь не красовался гипс.       - Не надо, - попросил мальчик. – Я хочу посмотреть! – потребовал он.       Майкл был так рад их с сыном совместному освобождению, и так расстроен реакцией его на произошедшее, что не смог отказать на хоть какое-то вступление с ним в разговор. Он разжал здоровую руку и протянул сыну сей "дар моря".       Мальчик заметил кольцо на лапке чайки. Он был неглупым ребёнком, так что в свои десять лет знал, как выглядит чайка (многие ли из его сверстников смогли бы?), а также сумел догадаться, для чего это кольцо. Это была не добыча, утащенная птицей, как предположил его родитель, а кольцо, продетое специально в лапку чайки людьми. В научных целях их окольцовывают. Но при внимательном взгляде на кольце можно было увидеть кое-что ещё.       Послание! Лист бумаги был закреплён на нём. Из любопытства мальчик аккуратно отвязал бумажку. Сначала она не поддавалась, но дальше поддалась очень легко. И он принялся читать. Настроиться не получалось, никак не удавалось листик удобно взять в руки.       - Что это? Выбрось-ка! – сказал ему Майкл.       Уолт внял совету. Посмотрев для очистки совести на птицу, он удостоверился, что реанимировать её бесполезно - она мертва, и бережно, не со всего размаху, бросил безжизненное тело за борт. А листок остался в его руке. И, наконец, пристроив лист в руки, принялся читать. На первых строчках его глаза округлились от шока, потом на лице появилась короткая улыбка, обозначающая радость, потом злобный взгляд, и он скосился на сбоку сидящего отца. А потом он читал уже, сдвинув брови, в выражении не понимания, не отрывая взгляда. Вот что гласило послание:       Всем, кто это прочтёт, мы – выжившие с рейса Oceanic 815. Мы выживали на этом острове восемьдесят дней. Мы провели шесть часов в полёте, когда пилот сказал, что мы сбились с курса, и мы повернули на Фиджи. Мы попали в турбулентность и разбились. Мы ждали здесь всё это время помощи, которая не пришла. Мы не знаем, где мы. Мы лишь знаем, что вы не нашли нас. Мы наилучшим образом устроились на этом острове. Некоторые из нас смирились, что мы никогда его не покинем. Не все из нас выжили после катастрофы, но есть и новая жизнь, а вместе с ней, есть и надежда. Мы живы. Пожалуйста, не ставьте на нас крест.       Задохнувшись от возмущения и даже забыв про удивление, Уолт жестом попросил отца остановить судно. Чертыхнувшись, Майкл был вынужден это сделать, раздосадованный тем, что у него никак не получается этот остров покинуть.       - Папа, посмотри! – Уолт покраснел, насколько афроамериканцы могут краснеть. – Посмотри! – он повторил только одно это слово.       Майкл прочитал этот лист. Какое-то чувство, всё-таки, пролезло в нём, потому что один раз его лицо, в свою очередь, исказилось гримасой. Ничего не сказав, Майкл вопросительно посмотрел на своего сына, в ужасе готовясь поведать ему новую страшную правду.       - Мы должны вернуться за ними! Мы должны это всем показать!       - Не горячись, - хладнокровно ответил сыну отец.       - Но мы нашли, а значит, это теперь наша ответственность!       - Что ты хочешь показать, этот листок бумаги? – вопрос заткнул Уолта. Майкл сам поразился, как быстро смог найти ответ. – Тебе никто не поверит. Даже если бы его действительно нашли на птице – написать можно всё, что угодно. И потом, мы даже не знаем, кто написал этот листок. Это может быть любая шутка, любая мистификация.       На что сын ему возразил:       - А откуда шутнику было знать, что пилот развернулся и мы шесть часов летели не в том направлении? - Майкл замолк. - Мы же ведь действительно там были, и знаем, что так оно и было. Да и экспертизу почерка можно провести...       - Это шутка, - раздражаясь, ответил Майкл. - Мало ли что было написано на этом листе!Мы даже не знаем, кто это написал. - Майкл вознамерился твёрдо прекратить расспросы.       Уолта же, однако, теперь интересовал вопрос иного рода.       - А почему здесь было написано про восемьдесят дней, а мы на острове были меньше двух месяцев. Тридцать умножить на два – это же шестьдесят, не восемьдесят. А тридцать умножить на три - девяносто, больше, чем восемьдесят.        - Мало ли что было написано на этом листе! Даже если это наши друзья, что это меняет? Они могли просто плохо написать! Вместо «два» написано «три» неразборчиво, или от нервов, вот и всё.       - Да нет, там написано «восемьдесят дней»...       - Ты пытаешься мне сказать, что эта чайка переместилась к нам из будущего? Или мы переместились в будущее? - Майкл закричал, но тут же себя успокоил. - Что же, смею тебя заверить, уже скоро ты попадёшь в чудесное настоящее время, на материке.       Уолт помолчал-помолчал, а потом, не узнавая себя, менторским, требовательным голосом, с жестокими какими-то нотками, потребовал:       - Поворачивай назад.       - Я не собираюсь это обсуждать! – голос Майкла был резок. - Если бы ты знал, на что я пошёл, чтобы вытащить тебя оттуда, ты бы так не разговаривал со мной. Полчаса назад ты был чертовски рад попасть домой, а теперь стремишься вернуться в это дурное место! Прости, но с островом покончено. Сейчас я вернусь за штурвал, чтобы до самого материка от него не отходить, - и отец подвёл черту в разговоре. - Прости, но ты ничем не можешь им помочь. Добро пожаловать домой, Уолт.       И с этими словами Майкл Доусон исполнил своё намерение; до пункта достижения цели он именно так, неотрывно, боясь любой непредсказуемости, любой каверзы, управлял судном. Эта работа позволяла ему отвлечься от мрачных мыслей. Он не отвлекался, так что не мог даже поговорить с Уолтом, который, в свою очередь замкнулся и сам инициативы в разговоре более не проявлял. Можно было успокоить себя той мыслью, что главное – Уолта отсюда увезти, а там, уже как-нибудь, получится вновь найти с ним общий язык. Но Майкл уже знал, знал, что занимается самообманом, и он бессилен это остановить, и невзирая на всё происходящее, сына он уже потерял.       Мысли Уолта тоже были мрачны. Помимо того, что он теперь узнал, что его отец –убийца, и пошёл на это ради того, чтобы его, Уолта, спасти, а затем и отвезти домой, он теперь понял, что что-то тёмное и пугающее связывает его самого, его сверхъестественную способность, с этим островом, который не был готов расстаться с ним. Точнее, остров не готов был расстаться с ними обоими.       Его отец ещё не оказался закалён и обожжён в мореплавательных интригах, где ему потом предстояло не просто чинить вещи, но виртуозно их ломать, сочетая свои познания в механике ещё и с новообретёнными способностями в обмане! Расходовать талант, чтобы получить дар - значит, принести себя в жертву! Так ведь Сьюзен, покойная мать Уолта, ему говорила! Майкл зажмурился и застонал, а в штурвал впился намертво... И что бы ни произошло с ним потом... Уолт начал убивать отца в тот миг, когда обвинил его.       Уолт не мог объяснить, но знал, что именно он, силой своей непонятной способности, погубил эту птицу. Он лишь не знал, что, обвиняя и упрекая, он убивал отца.