Сейчас ты узнаешь, что такое настоящая боль

Я спокойно сидел в своей комнате и плакал. Сегодня ровно девять лет с того момента как умерла моя мама. Я знаю, что виноват в этом, но осознание до сих пор не приходит. Я мог бы уже двести раз смириться и начать новую жизнь, но я не могу. Первая причина — протез, который я вынужден носить постоянно, чтобы хоть как-то скрыть все то убожество, которое творится под ним. Вторая причина — отец, вечно пьющий и избивающий меня до полусмерти. Мало того, что он наносит мне телесные увечья, так он еще и постоянно напоминает мне, что я убийца. Сейчас я и сам это понимаю. В этот день, каждый год, отец набухивается в хламину и попадает в больницу. Надеюсь, сегодня не произойдет этого и он просто в очередной раз поранит мое тело и душу. Ведь, несмотря ни на что, я его люблю. Он — единственное, что осталось у меня, после той трагедии. Пока я размышлял, то не заметил, как дверь открылась, и на пороге нашей квартиры стоял Генри. Я тут же закрыл свою комнату на ключ и, сев в дальний угол, стал еще сильнее плакать. Я не понимаю, почему я должен видеть его таким, неужели он не может перестать пить и сделать хотя бы что-нибудь хорошее? Мне было очень больно, слезы лились из меня ручьем и я даже не заметил, как отец стал кричать на меня сквозь дверь. Он орал, что бы я открыл ему, иначе он выбьет эту деревяшку к чертям. Я послушался. На ватных ногах встал и пошел к двери. Один поворот, второй, и вот на меня уже смотрят эти глаза, полные ненависти и отчаяния. — Сейчас ты узнаешь, что такое настоящая боль, — крикнул отец и дал мне нехилую пощечину. Я отлетел на несколько метров и, ударившись затылком об угол кровати, сполз по стене. Отец молниеносно подлетел ко мне, хватая за запястья, и кинул на кровать. Я слабо пискнул, потому что ударился головой и на секунду потерял ориентир в пространстве. Когда я все же смог хоть что-то различить то увидел рядом с собой отца, который переворачивал меня на живот. Только сейчас до меня дошло, что он хочет сделать. Я начал извиваться и кричать, но он сильнее меня, поэтому одного его удара по моей спине хватило, что бы я заткнулся и перестал рыпаться. Генри стянул с меня штаны вместе с боксерами. Даже когда он бухой, у него получалось делать все быстро и четко. Затем он приспустил свои брюки, и перед тем как доставить мне нереальную боль сказал, что теперь я поплачусь за все. Я взвизгнул, когда его нехилое достоинство вошло в меня почти полностью. Моральная боль и осознание стали уходить на второй план, передавая свое место телесной. Мой папа имел меня очень грубо, как будто перед ним не сын, а шлюха, готовая на все. С каждой его махинацией я вскрикивал от неземной боли в нижней части тела, но сделать ничего не мог. Поначалу я сопротивлялся, но он грубо схватил оба моих запястья в одну свою руку и сказал, что если я не буду терпеть, то он сделает еще больнее. Я даже не хотел знать, куда можно еще больнее, но решил не проверять. Отец вдалбливался в мое тело минут двадцать, а потом кончил с резким рыком, заполняя все мое нутро своей спермой. Это было очень противно и мерзко - чувствовать что-то инородное в себе, а тем более, что это что-то было от твоего родственника. — Хорошая из тебя дырка, надо почаще так тобой пользоваться. А сейчас иди собирать вещи, мы завтра переезжаем, — саркастично сказал отец, переворачивая мое тело на живот и давая мне пощечину для скорости. Из-за всего, что сейчас произошло, я не мог нормально пошевелиться, поэтому просто проронил последнюю слезу и закрыл глаза, надеясь, что скоро все это закончится.