питерская зима

      Питерская зима Рине вылизывает кожу стылым холодом, выворачивает все чувства изнутри наружу. Рина чувствует себя разбито-рвано, она кутается в свитер как минимум на два размера больше, греет руки травяным чаем… Не помогает. Конспиративная шныровская однушка около станции метро, вгоняет ее в прогорклую тоску, но пишется ей почему-то в несколько раз продуктивнее, она опустошает все близлежащие канцелярские магазины (у каждого своя слабость), коллекция ее записей пополняется как минимум на четыре тетради по девятосто шесть листов, а восхитительно-изысканный маркиз Дю Грац с каждым новым предложением теряет свой щегольский вид, приобретая холодное отношение ко всему женскому полу, пару-тройку шрамов и заросшее щетиной лицо. Прошло около трёх месяцев с того момента, как часть главной охранной закладки перешла к ведьмарям. Три месяца, с тех пор, как во главе Шныра по указанию Кавалерии встали старшие шныры. Безумная надежда вернуть часть охранной закладки не оставляла их всех, и в один из вечеров ее в кабинет вызвал Ул и кратко изложил суть дела. — Ну, чудо былин, пакуй вещи, — он хмыкнул и устало потёр глаза. Видимо трудовые будни молодого отца давали о себе знать. — По нашим данным, след закладки мелькнул в Питере. Очевидно ведьмарики надеялись, что без Кавалерии и Меркурия мы ослаблены и столь далеко соваться не будем, но мы переиграем их. Постараемся по крайней мере. Собирайся, вы выезжаете в 22.00, будем надеяться, что проскочите без хвостов, Макс с Афанасием вас прикроют. — Хорошо, — Рина кивнула, вставая. — С кем я еду? — С Родионом. Будете жить на конспиративной квартире, адрес он знает. — Но, почему… Именно с ним? — она ощутила как голос предательски дрогнул. — Рин, не начинай! Иди собирайся. — Ул пристальное посмотрел на нее и вновь уткнулся носом в лежащие перед ним бумаги.

***

      Они жили в этой квартире две недели и за все время так ни разу не заговорили друг с другом, кроме коротких язвительно- рубленых фраз в стиле: «шнеппер не потеряй.» Она ершилась, сыпала колкостями в ответ, а Родион лишь усмехался и смотрел на нее пристальным взглядом потемневших тёмно-синих глаз. Рина ощущала каким-то обострившимся чутьем, что не тормозя летит в пропасть. И дна в ней нет, лишь бездна.

***

      Рина просыпается от глухого удара входной двери и шума опрокинутых вещей. На всякий случай вытащив из ящика арбалет, она выходит в коридор и видит бледного Родиона, который неустойчиво держится за стену, цепляясь за левый бок. — Родион… Как это случилось? — у нее безнадежно дрожит голос, а перед глазами летают липкие фиолетовые мушки. — Нарвался… На особо рьяных… Не сиделось им… Острых ощущений захотелось… Рин… — он не договорил, его шатнуло в сторону, но она успела его подхватить. — Пойдем, нужно обработать рану, — Рина тяжело сглатывает, откуда-то изнутри поднимается невероятная решимость, смешанная с бесстрашием. Она ему поможет. Эту ночь они переживут.

***

      Рина кладет его на кровать. В аптечке находится все необходимое, но руки все же почему-то трясутся, пока она распаковывает пакет с продезинфицированной иглой и бинтами. Рина оглядывает его рану, не находя в ней ничего непоправимого, но она глубокая, ее нужно зашить и продезинфицировать. Она берется за дело, параллельно вспоминая все уроки Меркурия по оказанию первой помощи, стараясь причинить Родиону как можно меньше боли. Он молчит, лишь дышит рвано, порой сжимая и разжимая кулаки. — Все, готово. — Рина аккуратно наклеивает пластырь на рану и бережно укрывает его одеялом. — Спи, я буду рядом. — Не уходи, — Родион ловит ее за руку стремительно, у него чуть прохладные пальцы, со сбитыми костяшками, а у Рины начинает сердце колотиться сбито-болезненно, заполошно.       Она ложится рядом, вслушиваясь в тишину, Родион засыпает сразу, но Рина чувствует, как ее рука всё ещё находится в его руке.