ID работы: 8421743

Когда в картах не везёт...

Слэш
G
Завершён
31
автор
Размер:
14 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
31 Нравится 0 Отзывы 0 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
— Да ебись оно всё конём! — Грантэр зло хлопнул рукой с картами по столу так, что бутылки вина подскочили и в воздухе столкнулись, глухо звякнув. — Сука, опять тасовать! — Да не расстраивайся ты так, ну, знаешь же, что если не везёт в картах, то повезёт в любви! — попытался успокоить друга Жоли, но тот лишь горько вздохнул: — Это только у Боссюэ так работает... — Не отчаивайся, вдруг и тебе улыбнётся удача, — Курфейрак сочувственно похлопал Грантэра по плечу и переставил одну из бутылок на соседний стол, от греха подальше.       День только начинался, а Жоли уже выиграл столько, что мог бы открыть собственную больницу на вырученные средства. Курфейрак, иногда присоединявшийся к игре, покупал на выигрыш выпивку для Грантэра, который больше не мог себе этого позволить. Рядом с играющими сидел Боссюэ, наученный горьким опытом не играть ни в какие игры, поэтому он лишь иногда подсказывал Жоли, запоминая карты противника и те, которые вышли. Мариус умчался рано утром по каким-то "срочным" делам и обещал прийти только к вечеру, а Комбефер покинул кафе около часа назад для того, чтобы хоть капельку поспать, потому что всю ночь они с Анжольрасом провели в клубе на другом конце Парижа, участвуя в дебатах на тему революции. Сам Анжольрас сидел у окна и читал какую-то политическую статью, почти засыпая, но упорно продолжая тереть глаза и пытаться вникнуть в суть написанного. Баорель, видимо, ещё спал, как и Фейи, а Жеан Прувер, по словам Жоли, сидел в основном здании Мюзена и занимался "своими писульками". — Хватит меня утешать, сдвинь лучше, — попросил Грантэр, протягивая колоду на ладони. Курфейрак послушно сдвинул половину карт и переставил вторую бутылку вслед за первой, чтобы уж точно ничего не разбилось. Как оказалось, не зря, потому что как только Грантэр взял в руки карты и посмотрел их, раздался очередной удар о стол — Эру настолько не повезло, что тот сдался и отдал проигранные деньги, даже не начав играть. — Нет, мы не будем тебя так грабить, давай не считать это игрой, а то никакого удовольствия, — вздохнул Жоли и сдал свои карты (тоже, кстати, не очень хорошие) обратно в руки Грантэру. Курфейрак последовал его примеру и снова попытался было утешить друга: — Повезёт в любви, помнишь? — Мне уже не повезло, — горько усмехнулся Грантэр и вздохнул, отодвинув карты к противоположному концу стола. Анжольрас отметил то место в статье, где закончил читать и, оперевшись на подоконник, прислушался к разговору, сбивавшему его с мысли. Наблюдать за его друзьями, занятыми какими-то не касающимися революции делами, было своего рода отдыхом от политики, истории, философии и юриспруденции. Если бы дверь не открылась, а в неё не вошёл необыкновенно задумчивый Прувер, что-то выискивающий взглядом у себя под ногами, то Анжольрас непременно заснул бы в этой идиллии. — Буквально вчера ты нас уверял, что любая девушка на тебя клюнет, неужели не любая? — поинтересовался Жоли, махнув рукой Жеану и приглашая его сесть к ним. Прувер уставился на друга, постоял, размышляя, а потом медленно двинулся в их сторону. — Это слишком сложный вопрос, спроси полегче. — Друг, может, проблема в том, что ты не пропускаешь ни одной юбки? — Курфейрак пожал руку Пруверу и пригласил сесть на свободный стул рядом. Поэт послушно плюхнулся между Курфейраком и Грантэром и попытался вникнуть в суть разговора. — Это разве проблема? Проблема в том, что моя возлюбленная, кажется, не способна любить вообще... — Неужели Эр влюбился безответной любовью? — голосом, полным сострадания и жалости, спросил Прувер, сделав при этом такое лицо, будто у него на глазах умер щенок. — И проигрался в пух и прах. Видимо, невезение Боссюэ перешло к нашему пьянице, — ответил Жоли и с улыбкой обернулся на Л'Эгля, сидящего за его спиной. — Кто же эта девушка? — спросил Жеан Прувер, чувствующий, что он пришёл как раз вовремя для того, чтобы прочитать только что написанный стих на тему любви. — Подожди, друг, я ещё не настолько пьян, чтобы отвечать на такие вопросы. Где, кстати, наше вино? Курфейрак, будь добр, дай мне бутылку.       На этом Грантэр решил закончить жалобы на свою нелёгкую и воспользоваться другим способом облегчить свою душу: напиться. Анжольрас, подумав, что надо либо вступить в разговор, либо перестать подслушивать, снова попытался было взяться за статью: всё равно он не способен поделиться своим опытом в отношениях, так что не лучше ли посветить себя делу? Но Прувер начал зачитывать своё стихотворение, и он, уставившись пустым взглядом в страницу, краем уха слушал Жеана. Прувер читал красиво, как и всегда, все молча слушали его, даже вошедшая Луизон замерла у двери, боясь спугнуть Музу молодого поэта. Когда он закончил, посудомойка двинулась было в сторону кухни, но Грантэр вытянул руку, обхватил девушку за бёдра и привлёк к их столу. Никто её и не заметил, все были слишком заняты похвалой Прувера, только Анжольрас напрягся, потому что в прошлый раз несчастная Луизон так была поражена Грантэром, что разлила вино на все их листовки — теперь надо снова ночью пролезать в типографию. — Милая, любимая, дорогая моя Луизон, — девушка ударила Эра по руке и одёрнула юбку. — Ну ты чего, нормально же общались... — Что вам угодно? — Послушай, видишь этого Аполлона у окна, который засыпает за скучнейшей статьёй? Не могла бы ты, дорогая, принести ему чашечку кофе, чтобы он не заснул в таком положении и не ударился своей прекрасной головой о ваш каменный подоконник? — Давай деньги. — Видишь ли, цветочек, я совсем всё проиграл, но я очень не хочу, чтобы мой любимый друг ударился о ваш подоконник. — Нет денег — нет кофе. — Милая Луизон, всё, что угодно сделаю, только принеси кофе. Ну взгляни на этого прекрасного юношу, — Анжольрас сделал вид, будто читает и не слышит их. — Разве ты не хочешь помочь ему? Ну что я могу сделать, чтобы ты, солнышко, принесла всего лишь чашечку кофе?       Девушка нахмурилась, размышляя, какую выгоду она может извлечь из такого предложения. Сначала она долго вглядывалась в Анжольраса, поджав губы: очарование местного Аполлона подействовало и на неё. С силой оторвав от него взгляд, она осмотрелась и заметила две бутылки вина на столе, прикинула их цену и цену кофе, а потом повернулась к Грантэру, уверенная в том, что его любовь к Анжольрасу пересилит любовь к алкоголю. — Я заберу бутылку и принесу кофе, а сдачу оставлю себе. — Но это грабёж! — Это моё последнее предложение. — Я готов был всё для тебя отдать, а ты меня обворовываешь средь бела дня! — наигранно расстроился Грантэр. — Ладно, забирай.       Луизон, довольная собой, забрала бутылку и проронила, уходя: — Знаешь, если ты так сильно любишь своего друга, уложи его лучше спать.

***

      Вечером в заднем помещении Мюзена стало намного больше людей, всё здание гудело их голосами, а может, это просто Грантэр был слишком пьян для того, чтобы различить что-то чёткое в этом гуле. Он всё ещё пытался вернуть свои деньги, но тщетно: чуть только Грантэр выигрывал, следующие пять игр заканчивались не в его пользу. Вдобавок ко всему, он уже успел выпить очень много за чужой счёт и влезть в огромные долги, но ничто не могло его остановить от падения в огромную финансовую яму. Курфейрак, как хороший друг и товарищ, избегал игры с незнакомцами, которые не простили бы пьяному Эру проигрыша и попросту избили бы его, не получив свой выигрыш. Под конец они остались играть вдвоём. — Господи, Курф, если я проиграю и в этот раз... — Я тебя понял. Давай играть на желания. Ты выигрываешь — берёшь с меня деньги или загадываешь мне желание, а я в ответ не буду брать с тебя денег, лишь загадывать. — Как-то это несправедливо, не думаешь? — Зато я смогу спокойно спать ночами. — Ну, раз это для очищения твоей совести...       Как только Курфейрак выиграл, Грантэр понял, что теперь он полностью во власти человека с изощрённым умом и странным чувством юмора. — Итак, я хочу, чтобы ты честно ответил мне на один вопрос. — Задавай. — Что это за возлюбленная, из-за которой ты так страдаешь? — Какая такая возлюбленная? Ты о вине? — Я о той, о которой ты говорил утром.       Грантэр вздохнул, взял почти пустую бутылку с их стола, допил вино, прислонил её горлышком к глазу, имитируя подзорную трубу, и развернулся на стуле лицом к самой оживлённой части зала — там Анжольрас стоял за столом над какой-то то ли картой, то ли чертежом и объяснял что-то сидящим и стоящим вокруг людям. — Да хватит дурачиться, Эр, выкладывай! — засмеялся Курфейрак и забрал у друга бутылку, удивляясь тому, как она так быстро опустела. — Ну я просто высматривал её среди этой толпы, а ты мне помешал! — ...но в комнате одни мужчины, — в недоумении посмотрел на друга Курфейрак. — И один бог, — поправил Грантэр и посмотрел мутным взглядом на Анжольраса. — Что?       Грантэр лишь развернулся на стуле так, чтобы можно было опереться на стену и полулёжа смотреть на их Аполлона. — Не-е-ет! — Курфейрак, кажется, начал понимать суть проблемы, но отказывался в это верить. — Нет! — Обещай мне протрезветь и забыть об этом, — улыбнулся Грантэр и сгрёб в руки карты, чтобы снова перетасовать их.       Эту игру он выиграл. Заказал себе абсент за счёт Курфейрака и с удовольствием наблюдал за тем, как чужие руки тасуют карты. Курфейрак то и дело косился то на Анжольраса, то на Грантэра и явно что-то обдумывал. — А он сам знает? — Я тебя умоляю, у меня иногда такое чувство, будто он не знает о моём существовании. — Ты в полной заднице, друг. — Мы все, Курф.       Комбефер, проспавший вместо запланированных пары часов весь день и пришедший партий десять назад (Грантэр уже отмерял время в таких единицах), подсел к играющим и с видом сонной мухи попросил раздать себе тоже. — Сдвинь, играем на желания, — Грантэр протянул карты Феру. — Денег у меня нет. — Как скажешь, — Комбефер сдвинул половину карт и бросил взгляд в сторону Анжольраса, уже разговаривавшего лично с кем-то из толпы. — Никто не хочет на вылазку в типографию? — Увольте, — усмехнулся Курфейрак. — У меня после прошлой не все места целы. — Послушай, набор готов, Анжольрас учёл все ошибки вашей вылазки, идёт сам, в этот раз всё пройдёт как по маслу! — Неужели дар убеждения Анжольраса подводит его так сильно, что ты агитируешь нас? — спросил Грантэр, раздавая карты. — Он еле связывает слова и засыпает стоя. С ним идут какие-то люди, но лучше, чтобы там был кто-то из тех, кому я доверяю свою голову, — Комбефер с разочарованием посмотрел на свои карты. — Кто под кого ходит? — По часовой стрелке. А почему ты оставил его одного против всей толпы? — Курфейрак выложил пару карт на стол. — Все мои аргументы разбиваются о "если это так надёжно, иди сам". — А ты не идёшь? — У меня завтра ночью встреча в Коринфе, давно туда не заглядывал. Анжольрас решил взять типографию в свои руки, чтобы не вышло так, как в прошлый раз, причём он хочет идти именно завтра ночью, но кто-то считает, что надо бы через неделю, кто-то вообще собирается через месяц, но мы же не можем столько ждать! — Перевожу, — Грантэр выложил ещё одну карту и подвинул всё Комбеферу, который, долго не раздумывая, забрал карты.       Грантэр и Курфейрак решили заказать ещё абсента в качестве проигрыша Комбефера. Следующие несколько партий снова были не в его пользу — казалось бы, неудача Грантэра перешла к новому игроку, но стоило только Феру встать из-за стола, Эр снова проиграл. — Ты подойдёшь и признаешься ему, — еле выговорив слово "признаешься", произнёс Курфейрак, глядя на Анжольраса и тем самым ясно давая понять кому, кто и в чём должен признаться. — Друг, мне кажется, ты перебрал. Я попрошу Мариуса отвести тебя домой, — Грантэр развернулся на стуле спиной к сидевшему в углу Анжольрасу. Их прекрасный лидер сдал место во главе стола Комбеферу и принялся читать какую-то книгу, в занудности которой Грантэр не сомневался. — Не-не-не, давай! Если скажешь, я прощу тебе все твои долги! — Ты мне их и так простишь. — Вперёд! Послушай, он не может презирать тебя больше, чем презирает тебя сейчас. — Спасибо, Курф, подбодрил. — Извини, но я говорю правду. Так, давай, иди уже, — Курфейрак пихнул Грантэра ногой под столом, но настолько мимо, что Эру оставалось лишь поражаться разнице в своём алкогольном пороге и алкогольном пороге друга. — Хорошо, то есть ты хочешь, чтобы я признался в своих чувствах? — Да. — Я люблю Анжольраса, — закричал Грантэр поверх стихшего к ночи гула кафе, но никто даже головы не поднял — все слишком привыкли к его пьяным выкрикам. Курфейрак закрыл лицо руками, испытывая испанский стыд за друга. Обернувшись и удостоверившись в том, что Анжольрас даже взгляда не оторвал от своей занудной книги, Эр повернулся обратно к столу. — Вот видишь, ему абсолютно похуй.       Курфейрак положил руки на стол и посмотрел за спину Грантэра — Анжольрас всё продолжал бегать глазами по странице. — Мда, друг мой, это очень печально. — Всего лишь ещё одна причина беспробудно пить, — улыбнулся Эр. Курфейрак продолжал наблюдать за Анжольрасом, надеясь, что у того от недосыпа просто заторможенная реакция. Грантэр уставился в одну точку на столе и решил удариться в нежные речи. — Знаешь, пусть презирает, мне так будет легче принять его смерть на баррикадах. — Слушай... — Нет, будь добр, подожди, послушай меня. Вот ты как раз сейчас на него смотришь, видишь, насколько он прекрасен? Найду ли я кого-нибудь прекраснее? Конечно, нет. Я останусь без веры, без смысла и, надеюсь, засну в пьяном состоянии и больше не проснусь. — Грантэр! — Ты хоть представляешь, каково это, когда предмет твоей искренней любви не желает знать о твоём существовании? — Ох, блять... — Так вот, это отвратительно, и его презрение — единственное, что я чувствую постоянно! — Грантэр замолчал, почувствовав на своей голове чью-то руку, тянущую его за кудри. Курфейрак, не отрываясь, смотрел на картину перед ним, а в его глазах блестел ужас вперемешку с опьянением и жутким желанием засмеяться. С замиранием сердца Эр поднял голову и увидел над собой Анжольраса, который то ли собирался снять с него скальп, то ли проломить череп о стол — по его абсолютно спокойному виду было не совсем ясно. — Не знал, что такой бабник и алкоголик, как ты, ещё способен чувствовать, — с привычным презрением проронил он. — Давно ты здесь стоишь? — поинтересовался Грантэр, надеясь, что скоро Анжольрас уберёт свою руку и уйдёт домой отсыпаться, чтобы влезть в очередные долги и напиться очень-очень сильно. — Я вернусь сюда завтра около семи вечера для встречи с теми, кто пойдёт со мной в типографию, — чуть повысив голос, обратился Анжольрас ко всем присутствующим в комнате. Гул смолк, все повернулись в сторону стола Курфейрака и Грантэра. — Комбефер, не засиживайся, завтра у всех будет тяжёлый день. Вопрос об оружии оставим открытым, решим его в Коринфе послезавтра. Доброй ночи. — Доброй ночи, — чуть ли не хором ответила вся комната. — В такую позднь один и по улицам Парижа? Я тебя провожу! — встрепенулся Грантэр. — Знаешь, если здесь кто и нуждается в услугах проводника, то это ты, — ответил Анжольрас и, кивнув на прощание Курфейраку, направился к выходу. Грантэр вскочил за ним, махнул Курфейраку, опрокинул стул, но не особо обратил на это внимание. — Я не спрашивал твоего разрешения, это было утверждение! — открыв дверь перед Анжольрасом, сказал Грантэр. — Если ты не дойдёшь, я оставлю тебя там, где ты упадёшь, и сделаю вид, что не знаю тебя. — Согласен!       На улице было холодно настолько, что Ад показался бы раем. Анжольрас, оставивший свои вещи у хозяйки Мюзена, зашёл за ними, завернулся во всё, что только мог, а потом удивлённо посмотрел на Грантэра, который просто ждал его. — Ты собираешься провожать меня в одной рубашке? — Да, почему нет? — Когда я говорил о том, что оставлю тебя на улице, если ты упадёшь, я не думал, что ты собираешься замёрзнуть насмерть. — Тебе-то что, от меня вашей революции всё равно никакого толка? Одним алкоголиком меньше, одним больше... — Ты останешься здесь. — Нет. — Я возьму двуколку и доеду сам. — Нет, не возьмёшь, это не в твоём стиле. — Ты ведёшь себя как ребёнок! — с раздражением в голосе ответил Анжольрас. — А ты как моя мамочка.       Анжольрас лишь вздохнул, пытаясь побороть свою злость, которая захлёстывала его с головой — недосып и вся эта кутерьма с типографией и оружием знатно потрепали нервы, но терять самообладание не совсем "в его стиле", как выразился Грантэр. На улице хотя бы не было метели, только снег медленно и редко падал на лёд. Выйдя на улицу, Анжольрас быстро двинулся по улице, мысленно умоляя Грантэра не поскользнуться и не упасть, потому что иначе этот пьяница не доживёт до революции. Но Эр не отставал и не падал, лишь только стучал зубами от холода. Пьяный, не одетый и пытающийся поспевать за Анжольрасом, он выглядел настолько жалко, что даже местные гризетки решили промолчать в темноте. В такой холод и такое время все благоразумные люди спали дома в своих тёплых постелях, поймать любое средство передвижения было бы чудом, которое Анжольрас и сотворил. Кучер, явно не желавший развозить всяких пьяниц, неохотно остановился, сказал, что пьяных возит только с сопровождающими, и так же неохотно тронулся с места, когда пассажиры расселись. — Я же говорил, что доеду, — всё ещё раздражённо бросил Анжольрас, снимая с себя кашне. — Если бы я с тобой не пошёл, ты бы отправился пешком! — Ну и что бы со мной случилось? — Анжольрас протянул Грантэру кашне и откинулся на спинку сидения, чувствуя, что засыпает. — Где твоя одежда, кстати? — Проиграл какому-то мужику. Оденься. Ты так простудишься. — А ты замёрзнешь насмерть. — Если ты простудишься, то никакой типографии! — Почему тебе так сложно не спорить со мной? — Анжольрас устало потёр переносицу и положил кашне на колени Грантэру. Тот всё-таки замотался в него, как мог, и пробурчал слова благодарности. — Пожалуйста. Спасибо за кофе. — Кофе? — Который ты выменял на бутылку вина утром. — А... Не за что.       Остаток пути прошёл в полудрёме: кучеру пришлось будить обоих, когда экипаж остановился у места назначения. Анжольрас вывел Грантэра и потащил его в дом, сам еле держась на ногах. Помещение встретило их теплом и уютом, которого Грантэр не чувствовал уже давно. Сколько он сидел, не выходя из Музена? Дня два? Может, больше? Интересно, а жильцы с его квартиры уже съехали? Надо будет проверить. — Господин Анжольрас, вы так поздно, — из смежной с прихожей комнаты вышла старушка в ночнушке и чепчике, каких Грантэр видел только в книжке про Красную Шапочку. Низкая, горбатая и худая, она выглядела живее всех живых и очень часто меняла выражение лица. Вот они только зашли — радость на первых двух словах, улыбка и сияющие счастьем глаза, на "вы так поздно" — упрёк, брови нахмурены, губы бантиком. — Мадам Дюпон, вы ещё не спите! — устало улыбнулся Анжольрас, снимая пальто. — Как я могу спать, вас не было вчера ночью, сегодня весь вы где-то, простите меня, шлялись, — совсем нахмурилась старушка, на что Анжольрас лишь мягко прервал её: — Прошу вас, ложитесь спать, уже очень поздно. — У вас гость? — полюбопытствовала мадам Дюпон, явно не собираясь уходить спать. Она забрала у Анжольраса пальто и повесила его сама, на что юноша только руками развёл. — Да, он ужасно замёрз... — ...и мертвецки пьян, — закончила старушка с непередаваемым отвращением на лице. — Он останется на ночь? — Понятия не имею, он вообще не должен был оказаться здесь, но в силу сложившихся обстоятельств... Знакомьтесь, это Грантэр. Грантэр, это мадам Дюпон, хозяйка этого дома. — Очень приятно, — улыбнулся Эр и прислонил к губам протянутую руку. Отвращение на лице старушки сменилось радостью знакомства с одним из друзей Анжольраса. — Проходите скорее к камину, вы совсем замёрзли...

***

      Грантэр проснулся на рассвете и осознал, что заснул на диване перед камином, хотя собирался уйти обратно в Мюзен сразу после того, как убедится, что Аполло в безопасности у себя дома. Наверное, Анжольрас будет в ярости из-за такой наглости, а учитывая их и без того напряжённые отношения... а ещё после того, что Грантэр вчера выкрикнул на всё кафе! Юноша схватился за голову, желая как-нибудь перемотать время назад и не родиться вовсе. Мало того, что от похмелья хотелось пойти и снова напиться, так ещё жгучий стыд за всё сделанное и несделанное, за все мысли и просто за своё существование словно вдавливал в диван, желая раздавить Грантэра не только душевно, но и физически.       Да, не о такой ночи с Анжольрасом я мечтал...— попытался пошутить у себя в голове Эр, но от этого совесть только сильнее вгрызлась в нервы. А он ещё проиграл куртку, и этому Аполлону пришлось отдать ему свой шарф! А вдруг он застудил себе шею из-за Грантэра? Наверное, Анжольрас навозился с ним на всю оставшуюся жизнь и теперь видеть его не захочет... Наверняка он ещё спит, можно встать и тихо уйти, вот только не хочется. Мысль о том, что Анжольрас спит где-то там, в доме, приятно грела душу, и Грантэр просто не мог встать и покинуть это здание — его как будто примагнитили к стенам, и они его не отпускали. Да и это попросту будет невежливо, — пытался логически обосновать своё решение остаться в доме до пробуждения жильцов Грантэр, но чувство стыда от этого никуда не делось.       Как послание свыше, лестница заскрипела под чьими-то медленными шагами, а потом спускающийся, шаркая ногами, вошёл в гостиную, где спал Грантэр. Юноша хотел было подняться, поблагодарить за гостеприимство и убраться восвояси, но куда там — голова не поднималась, конечности не слушались, организм просил немедленной смерти или алкоголя, но Эр не мог позволить себе ни того, ни другого. Еле подняв руки, чтобы хотя бы протереть глаза и подать признаки жизни, Грантэр вспомнил, что такие шаги были у мадам Дюпон, которая является хозяйкой этого дома. Кажется, сейчас его прогонят взашей. — Ох, извините, я вас разбудила, — шёпотом запричитала старушка, быстро прошаркав к Грантэру. — Как себя чувствуете? — Вы... — да, язык тоже не слушался. Помогите. — ...не разбудили, не беспокойтесь, — Грантэр отнял руки от лица и сразу же зажмурился, чтобы не ослепнуть от света керосиновой лампы. — Я... — Наверное, очень хотите пить? Вам принести воды? Не замёрзли? — всё продолжала спрашивать мадам Дюпон, а Грантэр еле улавливал конец одного вопроса и начало другого. — Да, если не сложно, — только и смог выговорить он. — Я бы не предлагала, будь это сложно! — даже сквозь закрытые глаза Грантэр почувствовал эту снисходительную улыбку и суетливо удаляющийся свет лампы. Теперь можно открыть глаза, спасибо. Сначала юноша не увидел ничего, кроме серого потолка, который, наверное, при свете дня был белым, и спинки дивана, на котором спал. Это было сложно назвать диваном — скорее, большим креслом, на котором Грантэр заснул, сложившись в три погибели, но, по сравнению со стоящими рядом узкими креслицами, то, на чём лежал Эр, казалось диваном. Мебель была обита красной тканью и особо не отличалась какой-либо искусной резьбой по дереву, зато камин был произведением искусства: белый мрамор поражал своей белизной даже в темноте, две боковые колонны представляли собой длинные полосы ювелирной работы рельефных орнаментов, упирающиеся в капители в виде головы льва, на которые опирался карниз с рельефами лавровых ветвей, начинающихся у краёв камина и оплетающих розетку в его центре. Будь у Грантэра под рукой бумага и карандаш, он бы непременно зарисовал всю эту красоту, но художественные принадлежности лежали где-то в недрах квартиры юноши, под слоями пыли. Под диваном — тонкий ковёр в восточном стиле, окончательно портящий дизайн интерьера. Внутренний художник Грантэра не мог принять сочетание несочетаемого, но всей остальной личности было плевать. В комнате было одно большое окно, за которым постепенно светало, а между ним и стеной, в которой находился проход на лестницу, стоял книжный шкаф, забитый под завязку. Прямо напротив него, в другом углу, стоял шкаф с чайным сервизом и какими-то прочими безделушками, а вплотную к нему примыкал длинный комод грубой работы и с отбитым углом. На нём — чей-то бюст, и Грантэр не мог отогнать от себя мысль о том, что хотел бы себе такой с изображением Анжольраса. В третьем углу, между комодом и стеной, стоял ещё один книжный шкаф, так же забитый, только значительно ниже того, что стоял у выхода в прихожую. Закончив с разглядыванием камина и узоров на ковре, Грантэр свесил ноги с дивана и сел, запрокинув голову назад и закутавшись в большую шерстяную шаль, пахнущую старостью и пылью, которой его, видимо, накрыла хозяйка дома. Через минуту в проходе с другой стороны от камина появилась сама мадам Дюпон, держащая в одной руке лампу, а в другой чашку с водой. — Спасибо большое, — выдохнул юноша, принимая чашку из трясущихся старческих рук. Залпом осушив её, он глубоко вздохнул, надеясь, что сейчас ему станет хоть каплю лучше. Конечно, это так не работает. — Ещё? — Нет, благодарю. Спасибо за то, что согрели и дали переночевать, но я, наверное, пойду. — Куда это ты пойдёшь без завтрака? — мгновенно всполошились старушка, приняв при этом такой злой вид, что Грантэр почти было испугался её. — Ещё и без одежды?! — Да я быстро добегу... — Даже не вздумай! — перебила мадам Дюпон, забрав у Грантэра чашку и угрожающе взмахнув ей. — Я тебе сейчас приготовлю, — она встала, направляясь на кухню. Грантэру ничего не оставалось, кроме как вскочить вслед за ней. — ...найду, во что одеть... — Я вам очень благодарен, но... — Туфли надень, пол холодный! — всё с той же злобой бросила старушка, не меняя свой курс в сторону чайника. — Что? — Туфли! У дивана!       Грантэр вернулся в гостиную и действительно обнаружил у дивана пару домашних туфель. Он послушно надел их и вернулся на кухню, твердя себе, что не достоин этого всего. — Я глубоко тронут вашей заботой, но мне так неловко принимать её, ведь я вчера завалился сюда без приглашения, пьяный, замёрзший... — Господин Анжольрас сам попросил вас не будить, когда вы вчера заснули у камина, — вновь перебила мадам Дюпон, открыв чайник и заглянув в него. Грантэр смолк, не зная, что и отвечать. Он думал, что не может любить Анжольраса больше, чем любил вчера, но оказалось, что может. Благодарность к нему и этой пожилой леди потихоньку вытесняла чувство стыда, грея душу. Старушка отошла в угол кухни, где стояло два больших ведра с водой, зачерпнула из них ковшом воду и перелила её в чайник. — Чего стоишь, садись, — доставая спички, сказала мадам Дюпон. Грантэр послушно сел, пытаясь уложить у себя в голове всё, что произошло и происходит с ним в этом доме. Старушка тем временем поставила на стол небольшое корытце и принялась перекладывать к нему грязную посуду. — Может, я могу помочь? — предложил Грантэр, надеясь на то, что за работой ему будет не так неловко находиться в этом доме. — Я, может, пьяница, но посуду-то помыть сумею. — Ну, если тебе так хочется возиться в холодной воде... — пожала плечами старушка и отошла, уступая место юноше.

***

      Грантэр сам не ожидал от себя такого, но до обеда он провозился вместе с мадам Дюпон, выполняя всю работу по дому, какую только мог. Старушка не отпускала его, утверждая, что Анжольрас расстроится, если гость уйдёт не попрощавшись. Грантэр был иного мнения, но спорить было бесполезно, а сидеть сложа руки в трезвом виде — отдельный вид пыток. Мадам Дюпон нарадоваться не могла такому помощнику, а Грантэр и сам не помнил, когда в последний раз чувствовал себя так хорошо без алкоголя. Его накормили, дали заставили умыться и спросили, точно ли у него есть дом. Думать о том, что будет тогда, когда Анжольрас проснётся, не хотелось. Лучшим вариантом, какой мог себе представить Грантэр, был следующий: Аполлон просыпается, выпроваживает его из дома и продолжает не обращать на его существование никакого внимания.       Когда на лестнице послышались шаги, Грантэр замер, не донеся чистую тарелку до её места в шкафу. — Ты чего, призрака увидел? — подавая юноше следующую тарелку, одернула его мадам Дюпон, заставив продолжить. — Добрый день, — Анжольрас буквально влетел в кухню и встал у стола, уставившись на Грантэра, видимо, сбитый с толку непривычным явлением в своей жизни. Грантэр обернулся, чтобы ответить, но не смог проронить ни слова: вид ещё сонного, растрёпанного и совсем домашнего Аполлона заставил весь словарный запас Грантэра испариться. Анжольрас не был похож на того сурового лидера, каким был среди Друзей Азбуки — он выглядел слишком мило и невинно для того, чтобы агитировать народ к революции. Растерянность и удивление на его лице были настолько непривычными для Грантэра эмоциями, что их хотелось зарисовать, потому что вряд ли такое доведётся ещё когда-нибудь увидеть. Анжольрас знал, как свергнуть власть, но понятия не имел, что делать с пьяницей в своём доме. Так понравившееся Эру непонимание происходящего во взгляде Анжольраса медленно превратилось в его привычную серьёзность. Он не стал от этого менее красивым, но сердце у Грантэра сжалось. — Ты ещё здесь? — Да, я помогал мадам Дюпон... — еле выговорил Эр, наконец, вспомнив, что он должен транспортировать чистые тарелки на верхние полки шкафа, до которых хозяйка не доставала без стула. — Тут в кастрюле горячая вода, если вам надо умыться, — вытирая очередную тарелку, сказала мадам Дюпон, и Грантэр был ей благодарен за эту короткую фразу. — Я думал, что ты сбежишь обратно в Мюзен пить прежде, чем я проснусь, — нахмурился Анжольрас, видно, ожидая в чём-то подвох. — Но он не сбежал, — снова вмешалась хозяйка, всучив Грантэру тарелку. — Я рад, — безэмоционально ответил юноша, забрал кастрюлю и ушёл. — Что ты его так боишься? Как будто он тебя съест, — как только смолкли шаги Анжольраса, спросила мадам Дюпон. — И не вздумай отнекиваться, я же вижу, как ты робеешь. — Да сам не знаю.

***

      За обедом мадам Дюпон жаловалась своему жильцу на всякие бытовые мелочи, рассказывала, как Грантэр ей помогал утром, а Анжольрас молча слушал, за всё время разговора даже ни разу не взглянув на гостя. Прежде чем сесть за стол, Эр несколько раз порывался уйти, но старушка продолжала находить предлоги, под которыми он должен остаться. Именно поэтому Грантэр сидел над стынущим кофе и, пропуская мимо ушей слова хозяйки, наблюдал за тем, как Анжольрас время от времени берёт в руки чашку, подносит её к губам, делает глоток и ставит обратно. Он был очень красив, и Эр не знал, как оторвать взгляд от него, потому что так откровенно пялиться было просто неприлично. Он прекрасно понимал, что, как только мадам Дюпон выйдет из комнаты, Анжольрас попросит его немедленно убраться, поэтому наслаждался моментом и лишь иногда пил кофе, чтобы не выглядеть совсем уж извращенцем. — Не думал, что Грантэр способен сделать столько полезных дел за всю свою жизнь, а тут аж за одно утро, — проронил юноша после того, как мадам Дюпон закончила свою речь о том, какой у Анжольраса прекрасный друг. — Вы просто волшебница, что заставили его что-то сделать. — Неужели вам от него никакого проку? — Ни малейшего. Только вред. Из-за него мне придётся снова завтра провести ночь в типографии. — Я могу помочь, но у тебя вроде как и без меня достаточно помощников, — уткнувшись в чашку, пробормотал Грантэр. — Лишние руки нам не помешают, особенно трезвые. — Ну вот, и вам от него прок будет! Пойду принесу ещё выпечку, — обрадовалась старушка и убежала, чуть не смахнув своё блюдце на пол. Анжольрас проводил её взглядом, а потом посмотрел на Грантэра, став ещё серьёзнее и суровее, чем был до этого. Вот сейчас разразится та гроза, которой Эр так боялся. — Знаешь, для того, чтобы привлечь моё внимание, не обязательно кричать всякое на всё кафе и провожать меня до дома без одежды, — отчеканивая каждое слово, произнёс Анжольрас. — Равно как и для того, чтобы признаться мне в любви, не обязательно кричать об этом. — Так ты слышал? — А я похож на глухого? Так ты правда пойдёшь со мной в типографию? — Пить мне всё равно не на что. — Тогда поедем в Мюзен вместе? — Да! — не смог сдержать радости Грантэр, а потом понял, что надо бы не выглядеть таким влюблённым идиотом. Анжольрас лишь дёрнул бровью — кто знает, было это удивление, безнадёга или стыд, Эр так и не научился до конца читать эмоции на лице его Аполлона. Мадам Дюпон вернулась с круассанами и поставила их в центр стола, снова начав трещать о каких-то пустяках.       После обеда старушка утащила Грантэра мыть посуду, и Анжольрас улыбнулся, бросив что-то в духе "Ну всё, тебя уже прибрали к рукам", и Грантэр подумал, что, будь он здесь хоть рабом, всё равно бы ни за что не уехал. Видеть Анжольраса как доброго соседа, а не недоступного лидера — звучало как сказка. Мадам Дюпон постоянно хлопотала по дому, разговаривала о всяком и могла бы стать Грантэру самым мудрым другом, сделать из него хоть что-то, похожее на человека, а ещё не давать губить себя алкоголем. Сколько она суетилась, пытаясь найти Грантэру одежду, чтобы добраться до Мюзена! Добрых полчаса старушка без устали перерывала содержимое сундуков и шкафов, пока Анжольрас не принёс своё старое пальто. Грантэр было подумал, что умер и попал в рай, пока Анжольрас не смерил его суровым взглядом: — Не смей его пропить или проиграть, другого у меня не найдётся.       Собирая молодых людей в Мюзен, мадам Дюпон всё спрашивала, когда Анжольрас вернётся, обменивалась любезностями с Грантэром и даже предложила ему снимать одну из спален наверху, "...как это делает твой друг". — Я подумаю, — ответил Грантэр, застёгивая пальто. Для такой роскоши надо, наверное, бросить пить... Да и в корне изменить отношения с Анжольрасом, чтобы тот тоже был рад соседству, а не съехал куда-нибудь подальше от пьяницы. Да и сколько радости было бы для мадам Дюпон, появись у неё новый жилец и помощник! — Ты ей очень понравился, — сказал Анжольрас, когда дверь за ними захлопнулась. На улице мороз, уже темнеет, а люди всё спешат куда-то, пряча носы в кашне и руки в карманы. — Да я вообще склонен всем нравиться! — Ах, ну да, как я мог забыть, — улыбнулся в ответ Анжольрас и повёл Грантэра по улице в сторону Мюзена.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.