Прикосновения

Совсем недавно Джисону исполнилось девятнадцать лет, и в жизни его, как и у любого другого подростка, наступил тяжёлый период. Не только потому, что девятнадцатилетие означает переход во взрослую жизнь, а вместе с этим и обретение «взрослых» проблем. На самом деле, это всё ничто по сравнению с получением способности чувствовать. В этом мире в каждом человеке после достижения девятнадцатилетнего возраста открывается способность физически ощущать на себе фантазии других людей. У каждого отношение к этому чудному факту уникально: кто-то чуть ли не с самого детства с нетерпением ждёт свой девятнадцатый День Рождения, дабы поскорее испробовать вкус неведомых ранее ощущений, а для кого-то это самый настоящий судный день. Но если ты айдол, то с наступлением «взрослой жизни» у тебя с вероятностью в сто процентов жизнь превращается в Ад. У большой популярности всегда есть свои минусы, и орава озабоченных фанаток — один из них. Благо, агентство заботится о своих артистах и старается в первые дни по максимуму ограничивать контакты недавно повзрослевших айдолов с их фанатами, но брать длительные выходные в самом разгаре промоушена фактически невозможно. Со временем люди учатся «фильтровать» ощущения, не пропускать в своё сознание фантазии посторонних людей, и открываться только когда они этого сами захотят. Но на это нужно время, которого у айдола нет. Тем не менее, агентство добродушно предоставляет артистам абонементы на дорогостоящие тренинги, способные ускорить процесс обучения. Что немаловажно, ведь от этого зависит здоровье подопечных. Джисон до сих пор помнит, как тяжело переживал первые несколько недель Хёнджин. Ему было плохо даже в первые дни, когда ему разрешили закрыться в общежитии и не выходить. Казалось, он ощущал на себе фантазии едва ли не всего Сеула. В основном это, конечно же, были сексуальные фантазии фанаток (чего греха таить, и фанатов тоже), но были и хейтеры, поехавшие кукухой самые настоящие маньяки, мечтавшие причинить физический вред айдолу. Особенно жутко было, когда Хван закричал среди ночи из-за того, что кто-то хотел выколоть ему глаза. У Джисона, к счастью, первые дни проходили в разы легче, чем то было у старшего. Не ясно, потому ли, что Хёнджин — самый популярный участник группы, или же дело в том, что он всегда был более эмоциональным и чувствительным, чем кто-либо ещё в группе. В любом случае, что бы там ни было причиной, Хан был искренне рад, что ему не пришлось проходить через тот же ад, что и Хёнджину. Нет, конечно, это не значит, что он вообще ничего не чувствовал. Фантазии были, и много. Особенно жестокими были согруппники, которые чего только себе ни придумывали, чисто чтобы поиздеваться над Ханом. В основном этим страдали младшие, ещё не познавшие всю боль этого пиздеца. Ну ничего, скоро узнают, и Джисон обещает, что они запомнят это на всю жизнь. Месть его будет жестокой. Вскоре чувствительность прошла, но, к сожалению, ненадолго. Он считал, что уже в достаточной мере научился фильтровать фантазии, когда пришла пора выступать на сцене. Тогда-то и началось всё самое худшее. Джисон думал, что его стошнит прямо во время выступления, но, благо, желудок дотерпел до уборной. В тот день он ощутил самый сильный всплеск чувствительности из всех, что у него когда-либо были. Ощущать на себе прикосновения десятка незнакомых людей по всему телу, в каждой точке, и каждый человек одновременно хочет сделать что-то своё… отвратительно. Но чего Джисон боялся больше всего — его отвращение было написано на лице, когда всё внимание стэй было сконцентрировано конкретно на нём и Феликсе, недавно получившим способность чувствовать. У Феликса всё прошло гладко, а вот Джисон ненароком вызвал у нетизенов чересчур бурную реакцию на выступление. В твиттере выводили хэштеги в защиту Хана, кругом были сплошные срачи между софт и хард стэнами. Особо умные даже обвиняли Джисона в произошедшем, а кто-то создавал петиции с требованиями от JYP принять должные меры. Хану тогда пришлось проводить трансляцию, на которой он объяснял, что всё с ним хорошо и переживать не стоит, чтобы хоть как-то утихомирить обстановку на просторах интернета, но на душе у него было гадко. Наверное, любому будет болезненно разочаровываться в поклонниках, которым ты доверял. Инцидентов не было вот уже пару месяцев. Месть над Сынмином прошла более чем успешно, но он не особо-то был виноват, в отличие от Чонина, которому ещё только предстоит ощутить на себе весь ужас мести злой белки. На фансайнах у Хана несколько раз спрашивали за тот инцидент двухмесячной давности, интересовались его самочувствием и действительно волновались за своего кумира, что со временем помогло Джисону восстановить веру в стэй. Но однажды Хан вновь ощутил на себе фантазию прямо во время выступления. Он как раз зачитывал свою партию, как почувствовал кого-то за своей спиной, обвивающего его талию руками. Джисон не будет отрицать, что тогда он очень сильно растерялся, хоть и не подал виду. В первую очередь это было неожиданно, потому что никак не могло произойти: к тому моменту он уже достаточно хорошо освоил навык блокирования. И хотя был один человек, которому все блоки Джисона были нипочём, он отчего-то был уверен, что у того имеется хотя бы капля совести не вытворять такое на сцене. Укус в загривок, руки перемещаются с талии на бёдра. Джисон чувствует, как в его задницу упирается стояк, скрытый под тканью узких джинсов. Из-за нарастающего возбуждения становится крайне трудно отделить реальность от фантазии, и потому движения в танце становятся несколько смазанными и неуклюжими. Опять фанатки устроят в сети не пойми что… После выступления Джисон уходит со сцены, едва ли скрывая ярость из-за произошедшего, и стоит лишь зайти за угол, как он хватает Минхо за грудки и чуть ли ни со всей силы припечатывает его к стене. — Какого, блядь, хуя ты творишь? — по слогам шипит Хан, со всей злостью смотря в глаза старшего. — Хей, парни, чего это вы тут устроили?! — взволнованный Чан моментально подрывается разнимать согруппников, и все остальные уже готовы ему помочь, но Джисон добровольно отпускает Ли. — Всё нормально, ничего серьёзного, — лукаво произносит Минхо, улыбаясь вслед уходящему Джисону. А Джисон в тот момент мысленно едва ли не до полусмерти избивает Минхо, жалея, что тот всё равно не может даже доли всего этого почувствовать, как бы сильно Хан его там ни избивал. На самом деле, Минхо прекрасно знал о слабости Джисона по отношению к нему и пользовался этим как ему только вздумается. А Джисон не то чтобы всегда был против, наоборот, иногда это было очень даже приятно. Но у них было лишь одно табу: ни в коем случае не применять фантазии на сцене. Даже на встречах с фанатами или на трансляциях Минхо не раз проворачивал свои трюки, а Джисон хоть и демонстрировал своё недовольство, но на самом деле против не был. Но всё это — не выступление, где в таких случаях приходится танцевать и петь с возбуждённым членом между ног. И не только со своим. Джисон любит Минхо, хоть об этом и не говорит, а то, что между ними происходит, сложно назвать здоровыми отношениями. Они просто иногда занимаются сексом, вот и всё. Нет никаких свиданий, романтичных поцелуев, цветов, подарков и признаний в любви. Не сказать, что Джисона что-то не устраивает, но иногда ему всё же не хватает нежных успокаивающих объятий любимого человека. Минхо нарушает табу дважды, но на второй раз всё заходит куда дальше. Первое, что ощущает Джисон, находясь прямо на сцене — это то, как кто-то одним движением стягивает с него штаны и сквозь ткань трусов сжимает мягкий член, очень скоро приходящий в эрегированное состояние. Благо, Хан почти сразу понимает и не выпускает из головы, что всё это — ненастоящее, но очень сложно игнорировать ладонь, ласкающую ниже пояса. К середине выступления Минхо полностью избавляет Джисона от одежды и, придерживая возбуждённый член одной рукой, проходится языком по всей длине. Джисон всеми своими силами и остатками самообладания старается сдержать тихий стон и оставаться в реальности, но это становится почти невозможным, когда губы Минхо накрывают головку, а позже вбирают член почти до основания. Ли начинает плавно скользить по члену, каждый раз заглатывая всё глубже в горло. Один из плюсов фантазий — здесь можно делать что угодно, не испытывая никакого лишнего дискомфорта, даже вгоняя чей-то член себе по самые гланды. Лицо Джисона окрашивается во все оттенки красного, он тяжело дышит, и ему остаётся только надеяться, что никто ничего не заметил. Со сцены он уходит бледный как смерть, на негнущихся ногах, пребывая в прострации почти всю дорогу к гримёрной. Уже подходя к двери, он возвращается в сознание, выхватывает Минхо из группы и за запястье, без всяких объяснений, тащит Ли в туалет, а там затаскивает его в ближайшую кабинку и прижимает к стенке, как и в прошлый раз со всей возможной яростью прожигая любовника взглядом. — Мы договаривались не делать так, — злобно шипит Джисон. — Тебе же понравилось, — Минхо кладёт свои ладони на поясницу Хана и притягивает парня к себе поближе. — Если бы ты сам этого не хотел, то поставил на меня блок. В такие моменты Ли выглядит как кот, объевшийся сметаны, и всё, что Джисону хочется — это навалять по наглой роже, но, увы, в реальности этого делать нельзя — айдол всё-таки, во многом работает именно своим красивым лицом, да и Джисон не садист, а в мыслях нет смысла — всё равно же не почувствует. И Джисон уверен, что Минхо прекрасно знает, что его любовник никак не может поставить на него блок по одной совершенно ясной причине: он его любит. Во всём мире даже у самых умелых мастеров блокировки не получалось ограничивать себя от фантазий тех, к кому испытывают самые нежные чувства, и об этом знает каждый, в том числе и Минхо. Джисон смущённо закусывает губу и опускает взгляд. Они оба возбуждены ещё с выступления (вся надежда на то, что камеры не поймали ничего, а иначе проблем не избежать). Губы Минхо оставляют влажный поцелуй на шее, ладони проскальзывают под резинку нижнего белья и сжимают упругие ягодицы. Джисон зарывается пальцами в волосы парня, слегка оттягивая. Ли подхватывает тело, и ноги младшего тут же обвиваются вокруг его талии. Теперь уже Хан оказывается прижатым к стенке. Поцелуи Минхо с шеи переходят на щеку, и в конечном счёте он впивается в губы Джисона, сразу же углубляя поцелуй. Но Джисон начинает ёрзать и отрывается от губ любовника. — Давай уже, скорее, — с прерывистым дыханием произносит Хан. — Или нас начнут искать. Минхо снова накрывает губы парня поцелуем, а руками стягивает с Джисона штаны вместе с боксерами, оставляя их болтаться на одной щиколотке. Пальцами сперва нежно проходится по ложбинке между ягодиц, а после приставляет их ко входу. Несмотря на то, что Джисон всё ещё вполне растянут после утреннего секса, насухую будет больно. — Лизать твои пальцы я не буду, ты руки не помыл, — будто бы читает мысли Хан. — Бельчонок, — младший терпеть не может все эти уменьшительно-ласкательные прозвища, а когда он слышит что-то такое от Минхо, хочется просто развернуться и уйти. Но сейчас уходить вообще не вариант, член хочет разрядки, а одиноко дрочить в кабинке туалета — как-то слишком уж жалко будет выглядеть. — Без этого тебе будет больно. — Облизывай свои пальцы сам. Минхо смотрит своими невыносимо красивыми глазами прямо в душу Джисона внушительные пару секунд, ухмыляется и вбирает пальцы в рот, посасывает каждую фалангу и оставляет как можно больше слюны на них. От такого вида Джисон сглатывает вязкую слюну, скопившуюся во рту, а его член возбуждённо дёргается. Он готов поклясться, что мог кончить уже тогда. Но долго любоваться столь крышесносным видом не приходится, и вот уже пальцы Минхо возвращаются к заднице Хана. Ли входит медленно, сначала одним пальцем, а потом вторым, третьим, постепенно растягивая. — Хватит уже копаться там, я нормально растянут, — шипит в шею Джисон. У Минхо также сносит крышу, но он из последних сил старается держать при себе последние капли самообладания и не спешить. Член входит резко и почти до основания, вырывая из лёгких Джисона полукрик-полустон. — Прости, малыш, — Минхо не двигается, давая любовнику привыкнуть, и целует Джисона везде, куда только может достать: щёки, нос, лоб, губы. — Люблю тебя… Но сквозь пелену возбуждения и лёгкой боли Джисон не слышит ни слова. Минхо начинает медленно двигаться, пытаясь сменить угол проникновения, и делает небольшой толчок прямо по простате, отчего младший дугой выгибается на члене и издаёт очередной протяжный стон. — Тише, нас могут услышать, — Минхо прикусывает нижнюю губу Джисона и слегка оттягивает её. Позже их губы обязательно распухнут, а возможно на них даже будут небольшие ранки, но в данный момент всё это не имеет значения. Минхо двигается быстро и резко, а Джисон с каждым толчком захлёбывается в стонах. Чтобы хоть как-то заткнуть себя, он оттягивает ворот футболки любовника и припадает губами к ключице. Минхо чувствует, как Хан прокусывает его кожу, и в воздухе начинает витать едва заметный металлический запах. От резкой боли ощущение сексуального наслаждения становится более сильным, и Минхо, сделав ещё несколько толчков, кончает. Джисону хватает пары движений ладони по члену, чтобы кончить следом за старшим и отключиться прямо у него на руках. Проснулся Джисон уже у себя на кровати в общежитии. Он не сразу почувствовал, как со спины его кто-то обнимает, а потому был крайне удивлён, когда обнаружил рядом с собой Минхо. — Уже проснулся? — сонно пробормотал Ли, который, по всей видимости, тоже только что открыл глаза. — Что произошло? — с ходу спрашивает Джисон. — Мы вернулись с фансайна, и ты лёг спать. — Погоди, а как же… Стоп, только не говори, что всё было фантазией?! — шокированный произошедшим, Хан резко садится на кровати. — А что конкретно ты имеешь в виду? — и вновь это наглое выражение лица, которое так ненавидит, но в то же время обожает младший. — Только не говори, что весь день был ненастоящим, чёрт, с ума сойти… — Ты даже представить себе не можешь, каким потенциалом мы обладаем, — Минхо счастливо улыбается и притягивает Джисона к себе, вновь стискивая его в своих объятиях. — А ещё, ты не поверишь, как же долго я ждал твоего девятнадцатилетия и дня, когда ты научишься достаточно хорошо контролировать свои способности, — шепчет на ухо, что делает фразу более интимной. — Ты конченный извращенец. — Какой ты, такой и я. — О, ну раз уж ты сам осознаёшь, что я тоже не без своих замашек и желаний, то, может быть, всё же откроешь своё сознание для меня? — Оно всё это время было открыто для тебя, — нежно целует в висок, отчего по телу Джисона пробегаются мурашки. — И я никогда его закрыть не мог. Младший молчит несколько секунд, а потом до него доходит смысл сказанной фразы, и всё его тело пробирает дрожь. Ему хочется сказать так много, так много спросить, но он не может выдавить из себя ни слова, потому молча утыкается носом в ключицу любимого человека и обвивают его туловище руками, отвечая на объятия. — Ну вот, теперь ты знаешь, — вздыхает Минхо, и Джисон чувствует, как колотится его сердце. Почти также быстро, как и его собственное. — Поэтому, я надеюсь, в следующий раз ты не будешь так сильно бить меня в своих фантазиях. Это правда больно. — Так почему же ты мне раньше не сказал?! — Сам же знаешь, как тяжело признаться кому-то в своих чувствах. И он прав, Джисон всё понимает. Они оба — беспросветные идиоты, боявшиеся открыться в своих чувствах и так сильно усложнявшие друг другу жизнь. Одним резким движением Джисон переворачивается, и Минхо оказывается под ним, прижатым к кровати. — Ну, раз уж всё так хорошо сложилось, то я требую расплаты за все мои недавние мучения, — с хитрющей улыбкой произносит Джисон. — Погоди, за стенкой находятся все остальные, и в комнату в любой момент может забежать Феликс, Хёнджин или Чонин, так что лучше не- Джисон затыкает любовника страстным поцелуем, параллельно с этим обдумывая у себя в голове, как же ему поступить дальше. У него есть несколько вариантов, но самый лучший из них — по максимуму использовать данные им возможности.