***
Джон осторожно пробирался с напарником через густой подлесок в поисках пещеры, которая была — в прошлом, по крайней мере — убежищем оборотней. Он присоединился к Темному Лорду достаточно молодым, тогда его методы только начинали становиться агрессивными. — По-моему, все равно, почему террор закончился. Надо радоваться, что это произошло. Или тебе хочется, чтобы стало, как ты воображал? Мне вот нравится мир и покой… — он сбился, а потом рассмеялся: — Ну ладно, не такой уж покой. Трудно было назвать последние месяцы спокойными — слишком много произошло всего, что выходило за пределы стандартных магазинных краж и доносов на хранение темных артефактов. — Пожалуй, это лучше открытой войны, — рассмеялся и Шеклболт. — Но, должен сказать, что-то мне тревожно. Раньше все было более-менее предсказуемо. Мы не знали, когда и где что-то случится, но случившееся укладывалось в схему. Сейчас не осталось никаких правил. — Может быть, — задумчиво хмыкнул Джон. — Ты старше меня. Я только слышал, как мои родители спорили, нужно ли все это кровопролитие. Мать всегда считала, что терроризм — верный путь к окончательному уничтожению наших традиций. Большую часть моей семьи беспокоило, что искоренят старые традиции. А мать пугало, что кого-нибудь ранят или убьют. Она совсем не обрадовалась, когда гордый Джон явился с темной меткой. Напротив, разрыдалась, уверенная, что его убьют в какой-нибудь стычке. — По-моему, почти пришли, — сказал Шеклболт. Он стоял у большого дерева, за которым резко начинался подъем и попадались крупные камни: они добрались до места, где можно было встретить пещеру. Проверив, нет ли кого поблизости, он набросил на Джона дезиллюминационные чары, и тот вздрогнул от ощущения стекающего по лицу сырого яйца. Ему предстояло пойти первым, высматривая пещеру, и хотелось бы верить, что он надежно укрыт от возможных ее обитателей. Осторожно взобравшись по склону, Джон достиг входа, расположенного между двумя старыми кривыми деревьями. Мерцающий отсвет — вероятно, от костра — на одной из стен показывал, что внутри действительно кто-то скрывается. Джон послал голубые искорки в сторону зарослей, где затаился Шеклболт: условный сигнал, что пещера обитаема. Вскоре тот тоже взобрался наверх, и Джон снял с себя чары незаметности. Атакуя группу оборотней, лучше иметь возможность друг друга видеть. Опасность попасть друг по другу случайным заклинанием перевешивала пользу от того, что их не видели противники. Шеклболт кивнул, и они продолжили поиск. С палочкой наготове и готовым сорваться с языка оглушающим Джон медленно и осторожно вошел в пещеру, стараясь, чтобы шаги по неровной земле не производили шума. Одного случайно укатившегося камня было бы достаточно. Голоса и отблески пламени на стенах более чем ясно указывали, что в глубине пещеры больше трех человек. В том списке, что дал Темный Лорд, эта пещера описывалась как простая, с одним входом и без ответвлений. Если те, что внутри, захотят сбежать, им придется пройти мимо авроров. Первым его впечатлением при виде группы оборотней было недоумение. И это их боится вся магическая Британия? Перед ним сидело шесть человек. Две женщины, четверо мужчин. Все были одеты как попало, большинство даже были босыми, их мантии — потрепанными. Греясь, они сбились у костра, переговаривались, иногда над чем-то смеялись и ели, судя по запаху, жареного кролика. Может быть, слухи не врали и оборотни действительно стремились отбросить все человеческое. А может быть, у них, изгнанников, просто не было иного выбора. Джону обе причины казались допустимыми, и, возможно, обе были верны. Шеклболт прижался к стене напротив, сосредоточился, держа палочку на уровне груди. Они переглянулись — и вместе бросились вперед. Первым движением в группу полетело два оглушающих. Два человека упало, один — лицом прямо в костер. Сидевшая рядом с ним женщина с криком вскочила, схватила упавшего — его светлые волосы горели — и вытащила из огня, после чего ее сбило оглушающее Джона. Миг растерянности миновал, и подозреваемые начали отбиваться. Один схватил ржавый нож и прыгнул на Джона, но его настигло оглушающее Шеклболта, и нападавший рухнул прямо на свое оружие. Последние — мужчина и женщина, оба темноволосые — достали откуда-то палочки и сумели закрыться щитами от следующих двух заклинаний. Оставив своих товарищей (или стаю?), двое с палочками удалялись в другую сторону прохода. Шеклболт и Джон медленно наступали мимо места, где без сознания лежали люди и пахло паленым волосом. Пока Джон присматривал за оставшейся парой, Шеклболт связал четырех подозреваемых зачарованными веревками. — Вам не сбежать, просто сдавайтесь! — окликнул Джон. Вреда в этом не было — оборотней это уберегло бы от лишней боли, а авроров — от дополнительной работы. Но в ответ упрямо крикнули: — Никогда! — положив конец этому варианту. Беззвучно договорившись, авроры решили, что Джон под дезиллюминационным пойдет за остававшимися подозреваемыми, а Шеклболт прикроет его и посторожит задержанных. Крадясь через узкий, похожий на нору, проход, Джон услышал лихорадочный шепот оттуда, где скрывались два оборотня. Они не успели придумать план побега — он подобрался к ним и оглушил одного за другим. Он левитировал их обратно в более просторную часть пещеры, где Шеклболт был занят простыми диагностическими и целительскими заклинаниями. — Слишком просто. — Ты о чем? — спросил Шеклболт, проверил веревки на том, что упал в костер, и набросил общие исцеляющие чары. — Победили их, захватили… Это было слишком просто! Разве не должно было быть труднее? Это же оборотни. Опасные существа, судя по законам министерства. То, что он слышал раньше и увидел теперь, никак не совпадало. Шеклболт насмешливо фыркнул и бросил на Джона недоверчивый взгляд: — Столько лет в отделе, а все ведешься на министерскую пропаганду? Оборотни опасны в ночь полнолуния. В остальные дни и ночи они всего лишь обычные люди. И хотя большинство из них волшебники и ведьмы… куда им до авроров. Те, кого заразили детьми, даже не получили нормального образования, — он пожал плечами, в последний раз проверяя пойманных. Аргумент был логичным, а доказательства — налицо: это действительно было просто. Оставалось только поверить. Теперь Джон понял, почему его лорд работал над изменением законов об оборотнях. Те основывались на предполагаемой опасности этих существ. Законы, опирающиеся на ложь, предрассудки и невежество, не могли быть обществу на пользу. Они вызвали еще пару авроров и с их помощью переместили задержанных в камеры министерства. Теперь надо было постараться их разговорить, узнать, что те знали про нападавших на праздник у Боунсов. Вероятно, это будет непросто.***
После позднего завтрака за слизеринским столом — Гермиона и Луна сидели там напротив него и Тео — Гарри пошел в лазарет снова встречаться с миссис Гойл. С тех пор, как Гарри схватил того первокурсника, он размышлял, что будет говорить на сеансе. Регулярные занятия окклюменцией помогали ему справляться с приступами злости, которые раньше приводили к необдуманным действиям. Но сейчас он сам себе напоминал Дадли, и его передергивало при одной мысли о том, что он способен вести себя так же. В лазарете было почти пусто. Только слегка растрепанная мадам Помфри возилась с какими-то свитками: наверное, приводила в порядок документы. Она едва заметила Гарри, который поприветствовал ее в полном соответствии с уроками, данными летом мадам Малфой. Дверь комнаты, в которой проводили встречи, была открыта, и Гарри увидел миссис Гойл — она наливала себе чай. На мольберте стоял свежий холст, краски и кисти были сложены на столике рядом со стульями. — Доброе утро, миссис Гойл, — с порога поздоровался Гарри и, когда она улыбнулась ему, закрыл за собой дверь и подошел к своему месту. — Доброе утро. Присаживайся. Хочешь чашечку чая? — она добавила себе сахар и неторопливо размешивала. — Да, пожалуйста, — кивнул Гарри и аккуратно сел, сложив на коленях руки. Чашку можно держать и смотреть в нее, и это должно было помочь перенести сеанс. Иногда было очень трудно говорить о своих переживаниях, чувствах и их возможных причинах. Рисование тоже очень способствовало. Пока наполнялась вторая чашка, взгляд Гарри упал на рисовальные принадлежности. Для картины, которую он задумал для Марволо, ему понадобится больше качественных материалов. У него был планшет, карандаши и отличный уголь, которые Марволо подарил ему перед отъездом в школу. Но не было мольберта, холста, масляных красок, кистей и прочего, что нужно для создания настоящей картины. — Вы не знаете, где можно достать рисовальные принадлежности? Наброски — это хорошо, но я хочу писать маслом. А в Хогвартсе не ведут таких уроков… — он замялся. Ему до сих пор было сложно просить, когда он чего-то хотел. Но эти вещи правда были ему нужны. Гарри не понимал наверняка, почему так важно подарить Марволо на день рождения что-то особенное. Но знал, что важно. — Для своего кабинета я обычно заказываю вещи в соседнем специализированном магазине. Но, полагаю, там не умеют делать доставку в Хогвартс и не знают про галлеоны, — она мягко улыбнулась, приглашая разделить с ней общую шутку. — Не знаю, есть ли что-то подобное в магическом мире. Но ты можешь попросить своих друзей. У мисс Грейнджер родители — маглы? — Гарри кивнул. — Тогда они могут достать то, что тебе нужно, и переслать сюда. Может быть, кто-то из родителей-волшебников сможет выяснить, есть ли такие вещи на Косой аллее? Лорд Слизерин наверняка будет рад приобрести тебе желаемое. Гарри медленно кивнул. Все говорило, что так и будет, если он попросит Марволо. Тот с удовольствием покупал Гарри вещи (на деньги Поттеров, которыми сейчас распоряжался), но почему, было пока непонятно. Гарри казалось, что это, скорее, часть образа, чем желание лично его порадовать. — Наверное. Но я пока не хочу, чтобы он знал. Вы спрашивали, что я собираюсь дарить Марволо на Рождество, и я решил, что книга подойдет. Но его день рождения тоже скоро, и я хочу кое-что ему нарисовать. Если он купит материалы… по-моему, так настоящего сюрприза не получится? Миссис Гойл задумчиво кивнула: — Тогда лучше попросить друзей. Если не выйдет, пришли мне сову, и я сама все приобрету и принесу через неделю. — Спасибо. Так и сделаю. Гарри надеялся, что Гермиона все-таки поможет. И, вероятно, Тео. Время и без того поджимало. Если ждать следующего сеанса, его останется совсем мало. — Как твои дела? — начала миссис Гойл обычные для сеансы расспросы, и Гарри, чтобы занять руки, пришлось взять чашку заметно остывшего чая. — Можно сказать, очень хорошо, — он отпил, пряча глаза. — С уроками все нормально. Кроме защиты, разве что. Если честно, профессор расстраивает своей убежденностью, что любую агрессию можно предотвратить, а нам самим пользоваться силой нельзя. — Гарри сделал еще глоток, размышляя, что его так огорчает в профессоре Слинкхарде. — А может, просто дело в том, что его уроков недостаточно для подготовки к СОВ. Это раздражает Гермиону, а уже она потом раздражает всех. Гермиона действительно постоянно зудела, что надо учиться, и это начинало злить. Проблему усугублял тот факт, что Рон с каждым разом все быстрее и быстрее закруглялся, когда они занимались вместе. — С клубом, который ты ведешь, все успешно? Гарри почувствовал на губах легкую улыбку. Он точно знал, что она делает: показывает ему, что он уже работает над исправлением ситуации. Он не был беспомощен, он принимал меры, чтобы выучить все нужное. — Да. Я уже планирую следующие занятия и первое после каникул. Хочу дать участникам возможность поучиться выводить противника из строя, и чтобы никто никому не навредил. Продумывать занятия было интересно. И работать индивидуально, объясняя, как заклинания работают, тоже. — И что же тогда у тебя на уме? Я вижу, тебя что-то беспокоит. Миссис Гойл была очень проницательной женщиной. Она всегда видела больше, чем можно было подумать. Может быть, это обычный навык для психотерапевтов. Такое допущение выглядело правдоподобно. На миг Гарри растерялся, не зная, с чего начать. Миссис Гойл, как всегда, не торопила его и сидела, спокойно попивая чай. Так что Гарри не спеша решал, как рассказать о своей проблеме. Вернее, о том, что его беспокоило все это время. — Вы, наверное, знаете про оборотней? — Она кивнула. — У моих родителей один из лучших друзей — оборотень. Он хороший человек. Мой репетитор по истории. В этот вторник было полнолуние, и несколько плохих оборотней напало на вечеринку. Это здорово повредило попыткам Марволо отменить самые нелепые законы об оборотнях, — он бросил на миссис Гойл взгляд, проверяя, все ли она понимает, и, вздохнув, перешел к самому трудному: — Через несколько дней один первокурсник сказал, что всех оборотней надо найти и убить. Я сорвался. Схватил его за воротник и чуть ли не тряс. Я сумел ему не навредить, но еле-еле. Гарри немного напугало то, как задрожал у него голос. Пересказ вернул чувство тошноты и отвращения, которое посещало его каждый раз, когда он вспоминал про тот случай. — Как я понимаю, требование просто убить всех людей, страдающих от определенной болезни, идет вразрез с твоими представлениями о правильном? — спросила миссис Гойл, профессиональная и собранная. — Конечно, это неправильно! Нельзя убивать кого-то просто за то, что он может быть опасным! Тогда придется убить всех ведьм и волшебников. Всех людей, раз уж на то пошло! Каждый из нас способен ранить и убивать. Голыми руками, стулом, палочкой! Но то, что мы это можем, еще не значит, что будем! — Гарри немного запыхался и, наверное, раскраснелся — он почувствовал, что жарко лицу, но заметил это только в тот миг, когда осознал, что за него заговорил гриффиндорский нрав. — Итак, ты защищал принципы, лежащие в основе большинства современных государств и прав человека. Что же в твоей реакции так тебя обеспокоило? — она очень здорово формулировала наводящие вопросы, заставляя размышлять, зачем он так поступил и почему иногда бывал недоволен. Это сбивало с толку. Даже сейчас, видя, что она делает, он не мог сопротивляться ее усилиям заставить его понять. А может быть, просто не хотел сопротивляться. Все-таки она намеревалась ему помочь. Опять Гарри, не торопясь, налил себе чая, размеренными движениями добавил сахар и молоко и только потом ответил: — Жесткость. Я поступил подло. Мне такие люди не нравятся, — вот, он ответил правдиво и не сказал лишнего о том, что предпочел бы забыть. — Что же, по-твоему, в данном случае значит «подло»? — давая Гарри время сформулировать ответ, она взяла одно из маленьких пирожных, лежавших рядом с чайником. Каждый раз, когда всплывало это слово, Гарри первым делом думал о дяде и двоюродном брате. По его мнению, Дадли и Вернон Дурсли были самыми настоящими подлецами. Сразу после этого ему вспоминался случай с Луной, а потом — Маклагген с приятелями. — Это значит… обижать тех, кто не может ответить, кто меньше или просто слабее. Отбирать вещи, бить, обзывать. Просто так, для смеха. Чтобы почувствовать себя сильнее. В комнате повисла тишина. Миссис Гойл сидела с таким видом, будто ждала, когда Гарри до чего-то додумается. И Гарри действительно додумался. Стоило ему дать определение, как он понял, что он, хоть и правда повел себя агрессивно, но под данное им же описание не подходил. — Хотите сказать, что я не такой? — Именно это я и хочу сказать. Ты отреагировал не лучшим образом, но ты человек, Гарри. Люди склонны ошибаться. Но тебе же это не понравилось? — Нет, — покачал головой Гарри. — И ты не для того это сделал, чтобы заставить кого-то ощутить себя маленьким и беспомощным? — Нет, — он сжал чашку, от фарфора которой просачивалось в пальцы тепло. Ничего такого он точно не думал. Его напугала собственная жестокость. — Мы можем обсудить, как в дальнейшем лучше поступать в подобных случаях. Но ты не стал хуже только потому, что защищал чужие права, противостоял нетерпимости. Это храбрый поступок. Оставшееся время они обсуждали, как Гарри может защищать права оборотней, не опускаясь до насилия. Это напомнило уроки защиты, но все равно осталось чувство, что он стал лучше подготовлен. Теперь у него был ассортимент аргументов на случай, если кто-то в будущем посмеет в его присутствии покушаться на права оборотней. Успокоенный, с готовым планом, чтобы добыть материалы для подарка Марволо, Гарри вышел из лазарета и встретил Луну — она перепрыгивала с камня на камень, медленно продвигаясь к ведущей в вестибюль лестнице. — Привет, Луна! — улыбнулся он ей. Она обернулась, качнув сережками, похожими на что-то вроде брюссельской капусты, и ответила ему радостной улыбкой: — Привет, Гарри. Ты выглядишь лучше, чем за завтраком. Нарглов больше нет. Хочешь сходить со мной в теплицы? Гарри достаточно долго общался с Луной на рунах, и внезапные смены темы его уже не сбивали. Он только улыбнулся шире. Было приятно поговорить с человеком, который, похоже, умел не замечать чужие мнения и оставался верен себе. Если бы они вместе учились в начальной школе, она не дала бы Дадли отпугнуть ее, как многих прочих. — Я хотел кое о чем попросить Гермиону. Но потом, наверное, будет неплохо пройтись и посмотреть на растения в теплицах. Она просияла и поскакала рядом с Гарри в сторону библиотеки. Он хотел спросить у Гермионы, согласятся ли ее родители приобрести ему материалы для рисования. А потом можно будет погулять с Луной, насладиться чистым воздухом и теплом теплиц. Бывают хорошие дни. Даже когда жизнь летит кувырком и не понятно, как разобраться со сложной семейной обстановкой, это все равно хорошее время.***
В конце первого семестра они всегда проводили педсовет, обсуждали учеников, у которых были трудности с учебой, тех, кто только и делал, что причинял неприятности, и тех, кто был особенно хорош. Северус хандрил в углу с чашкой крепкого кофе с медом. Помона и Филиус оживленно беседовали у окна. Остальные листали свои записи об учениках. Минерва сидела, ожидая, когда директор, наконец, почтит их своим присутствием. С начала года ее старый друг все меньше и меньше принимал участие в школьных делах и перекладывал работу на нее, хотя времени ей и без того не хватало. Вздохнув, Минерва взмахом палочки подманила к себе тарелку печенья, переложила пару штук на свое блюдце. Пахли они замечательно, и она, откинувшись на спинку и вытянув ноги, воспользовалась возможностью расслабиться и поразмышлять, какую из любимых книг почитать вечером. Директор пришел почти через полчаса после официального начала собрания. Минерва была раздосадована. В кабинете ее ждали горы работы. Похоже, другие разделяли ее мнение. Филиус даже позвал домовика и попросил принести ему из его кабинета эссе на проверку. Северус сидел тихо и, возможно, медитировал с непроницаемым выражением лица. Но она достаточно давно его знала, чтобы знать, что внутри тот весь бурлит и жалеет, что не провел это время со своей молодой женой или хотя бы за каким-нибудь осмысленным занятием. — Вы же, разумеется, не стали меня ждать? — директор, встав в дверях, обвел их взглядом поверх очков. — Минерва, можно было начинать и без меня. От его осуждающего тона что-то у Минервы внутри надломилось. Она уже давно не была маленькой девочкой. Почему Альбус постоянно старается всем напомнить, что он старше? Спокойным размеренным шагом директор — сегодня в мантии насыщенного темно-красного цвета — подошел к своему креслу, сел и махнул рукой, чтобы начинали. — Начнем с первокурсников, — приступила Минерва. — У кого-нибудь из них замечены трудности? Она посмотрела на Филиуса: было почти традицией, что он первым рассказывал, были ли у его воронят проблемы с обустройством в интернате. Дальше пошло по кругу, от одного декана к другому; остальные профессоры добавляли свои замечания. Как обычно, собрание тянулось несколько часов. Учеников было много, и поводов их обсудить индивидуально хватало — от трудностей с учебой до излишней легкости в ней. Минерва была несколько удивлена, что мистер Слизерин — ей до сих пор было трудно звать так сына Джеймса и Лили — справляется заметно лучше, чем в прошлом году. У него исправился почерк, работы больше не ограничивались необходимым минимумом. Все сходились на том, что он стал внимательнее на уроках и приходит подготовленным. На некоторые уроки — просто «лучше подготовленным», но Северус всегда настаивал, что мальчик недостаточно читает. Даже на древних рунах он делал успехи, несмотря на позднее начало занятий. Минерва считала, что разлучение с мисс Грейнджер ухудшит учебу мистера Слизерина. Но то, что он больше не был основным игроком ни в одной из команд и проводил меньше времени с мистером Уизли (младшим, если говорить точнее), компенсировало ослабление влияния мисс Грейнджер. — Прежде чем мы продолжим, — сказала Поппи, перекрыв усилившийся по окончанию обсуждения гомон, — хочу напомнить, что пришло время ежегодного медосмотра, обязательного для всего персонала школы. Так как все вы проигнорировали мои вежливые приглашения зайти в лазарет и разобраться с этим вопросом, извещаю, что составила для вас расписание на следующую неделю. Она обвела комнату жестким взглядом, и Минерва подумала, что если бы кто-то из учеников увидел их в этот момент, то валялся бы со смеху. Никто из профессоров не любил ежегодных осмотров, и они уклонялись от них всеми возможными способами. А сейчас их застигли врасплох, и вид у них был, как у непослушных детей. Северус собрался что-то возразить, но Поппи решительно его перебила: — Никаких исключений, никаких поддельных справок от других целителей. Я сама проведу диагностику. Тут нечего стесняться. Не сомневаюсь, что директор с удовольствием покажет всем пример и первым придет на осмотр вечером в понедельник. Они безо всякого энтузиазма согласились. — Директор, хочу сообщить, что в понедельник должен буду покинуть школу по семейным причинам, — сказал Северус, когда все зашумели, собираясь уходить. — В будний день, мой мальчик? — у директора полезли на лоб кустистые брови. — Тебе нельзя оставлять уроки на весь день. И не поздно ли ты предупреждаешь? Ну вот, опять этот укоризненный тон. Минерва уже хотела вмешаться, но Северус ответил сам: — Есть правило, разрешающее профессорам брать отгул по семейным делам в случае, если они могут предоставить на уроки замену. Соня согласилась провести занятия в понедельник. Общие принципы оценки качества ингредиентов, предотвращение перекрестного загрязнения и тому подобное. Это превосходно укладывается в учебный план, я не жду никаких проблем. Минерва понимающе кивнула. Такое правило действительно существовало. При директоре Диппете многие преподаватели приводили время от времени лекторов, высвобождая при этом время для новых разработок в своих областях. Под руководством Альбуса это правило по непонятной Минерве причине не поддерживалось. — Спасибо, мой мальчик, идея, кажется, хорошая. Надеюсь, среди этих семейных причин нет ничего печального. У Минервы было много дел (и к тому же ей очень хотелось в туалет), так что она торопилась в свои комнаты. Там ее ждала пачка эссе пятикурсников. И, как обычно, мисс Грейнджер написала в два раза больше, чем требовалось. Надо будет еще раз попытаться ее уговорить, чтобы придерживалась нужного объема. Если удастся, другие учителя наверняка наградят ее бутылкой хорошего скотча. С легкой улыбкой на губах Минерва поспешила покинуть учительскую.***
Воскресенье, 10 декабря Билл немного волновался перед предстоящей встречей. Разговор с отцом слегка помог ему разобраться в себе, но окончательное решение оставалось за ним самим. И он решил помочь лорду Слизерину восстановить душу, надеясь, что в конечном итоге для Гарри будет лучше, если его опекун станет в большей мере человеком. Но прежде чем идти к гоблинам за разрешением раскрывать подробности ритуала, с помощью которого хоркрукс извлекается из объекта, он должен был получить больше информации от самого лорда Слизерина: что тот уже пытался предпринять, сколько раз разделил свою душу и тому подобные вещи. Они обменялись совами и договорились встретиться в магловском ресторане в Лондоне, и там Билл в своем единственном магловском костюме сейчас и сидел, ожидая, на слегка продавленном голубом диванчике. Казалось слегка странным встречаться с Темным Лордом (вероятно, до сих пор действующим), известным своим дурным отношением к не-магам, в немагическом месте. И само место было странное. Маленькое и уютное заведение сильно напоминало Биллу чайную мадам Паддифут: декоративные куклы, плюшевая мебель, цветочные узоры и сладкие запахи. Здесь казалось бы нормальным встретить старушек и влюбленных подростков. Но Билл с удивлением увидел, как молодые мужчины и женщины в костюмах, скорее подходящих для серьезных банков, а иногда — в одежде, словно набранной случайным образом у старьевщика, входили, садились, курили и ели. Одно было ясно: на него точно никто не обратит внимания. Даже если бы он явился, нарядившись, как некоторые волшебники (то ли утратившие представление о магловском мире, то ли никогда толком его не понимавшие), он не слишком выделялся бы на фоне постоянных посетителей этой чайной. Отпив крепкого кофе, Билл вынужден был признать, что напитки и, вероятно, еда тут хороши. Когда он почти прикончил первую чашку, колокольчик у двери оповестил о прибытии еще одного гостя. В этот раз — мужчины в дорогом костюме, серьезного на вид, не как остальные, входившие с выражением легкомысленного предвкушения на лицах. Билл немедленно заметил, что это тот, кого он ждал. По осанке, по взгляду, обежавшему комнату в поисках скрытой угрозы, по тому, как тот держал руку, в которую в любой момент могла вынырнуть из чехла на предплечье палочка. Ему это было очевидно. Работа на Гринготтс в Египте научила Билла замечать опасных людей. Не раз сомнительные волшебники пробовали наложить руки на то, что было добыто ими из гробниц, и еще несколько групп пытались спасти национальное достояние от гоблинов и нанятых ими работников. Билл в такие дела старался не лезть. Он приехал за приключениями, а не разбираться с тем, имели ли предыдущие режимы право заключать с гоблинами контракты на доступ к историческим местам и стоили ли вообще эти договоры потраченного на них пергамента. Пока Билл решал, следует ли ему встать в присутствии волшебника, который превосходил его в возрасте и силе, лорд Слизерин заметил его и, подойдя, опустился в бледно-зеленое — видимо, выгоревшее на солнце — кресло напротив. — Мистер Уизли, я благодарен вам за согласие со мной встретиться, — он положил на столик между ними кожаную папку. — Я принес записи о том, над чем работал. Полагаю, свежий взгляд и чужое мнение могут помочь мне добиться результата. Билл протянул руку к папке, ожидая каких-либо возражений, но лорд Слизерин просто позволил ему забрать ее и обернулся к подошедшей к нему молодой блондинке с замысловатой косой. Он заказал горячий шоколад и фруктовый кекс со взбитыми сливками, после чего снова посмотрел на Билла. Билл щелкнул застежкой, закрывающей портфолио, и начал перебирать пергаменты, а пристальный взгляд темно-синих глаз следил за каждым движением. Листы были заполнены нумерологическими расчетами, выписанными аккуратными столбцами рунами с их значением; что-то было зачеркнуто, что-то — обведено. Были тут и обрывки ритуальных фраз, грубые наброски рунических кругов, списки трав, камней и прочих объектов, чаще всего используемых в ритуалах очищения. Брови у Билла поползли на лоб. Все это напоминало разработку очень могущественного и опасного ритуала. И разработка эта продвинулась дальше, чем он предполагал. Он сглотнул, поднимая глаза от пергамента, который был сейчас у него на коленях: — Это ваши записи для ритуала, на который вы намекали… лорд Слизерин? — голос у него дрогнул, и он мысленно отругал себя за то, что выдал свою тревогу. Ему хотелось казаться сильным, но для того, чтобы спокойно относиться к ситуации, он слишком мало знал о сидевшем так близко от него человеке. — Да, это мои записи. То есть я убрал оттуда все, что было неразборчиво, и придал некоторый порядок. Кажется, ничего не упустил. Что вы можете об этом сказать? Видите какие-то затруднения, недостающие элементы? В нем было заметно напряжение, чего Билл не ожидал. Лорды обычно хорошо умеют все скрывать — так он, по крайней мере, считал. Может быть, если дело достаточно важное, они становятся не такими непроницаемыми. А может быть, этот человек, кажущийся ему таким молодым, просто играл с ним и показывал напряжение намеренно. Узнать наверняка было невозможно. Их разговор прервала официантка, и Билл подождал, пока она поставит перед лордом Слизерином чашку и тарелку, прежде чем ответить на вопрос: — Судя по тому, что я понял из записей, тут представлены две независимые попытки извлечения и одна — перемещения… фрагмента и его фиксации в новом контейнере. Я пока не уверен в различиях между двумя схемами извлечения, но на первый взгляд кажется, что они должны сработать. В круге сдерживания я заметил несколько незнакомых рун. Зачем вы решили сочетать их со старыми жреческими символами? Каково их назначение? Работа на гоблинов редко предполагала изобретение новых ритуалов. Министерство одобряло лишь некоторое количество ритуалов (и это количество при всем старании нельзя было назвать значительным), и мало какие из них были полезны для гоблинов. В значительной мере они были так или иначе связаны с наследованием, усыновлением и иногда — очисткой предметов от темной магии. Поэтому перспектива лично увидеть создание нового ритуала была заманчива. Пусть даже это была всего лишь переделка чего-то, что уже, возможно, хранилось в голове каких-нибудь гоблинов, это было увлекательнее всего, с чем Билл сталкивался с тех пор, как в одной старой гробнице обнаружил проклятие, удваивающее те части тела, к которым прикасался проклятый предмет. Быстро проглотив кусок кекса, Марволо кивнул: — Они вавилонского происхождения. Я видел их в другом ритуале той же тематики. Они связаны непосредственно с душой и магией. Насколько я понял, они лучше всего подходят для стабилизации эффекта. Над разложенными на столике пергаментами разгорелся оживленный разговор. Билл спрашивал и получал ответы, стремясь лучше понять цель ритуалов и мотивы конкретных решений. Больше часа спустя, выпив еще несколько чашек чая и кофе, он наконец набрался смелости и задал вопрос, который глодал его с тех самых пор, как директор рассказал им о хоркруксах Сами-Знаете-Кого: — Так это нужно для перемещения фрагмента из живого носителя в неодушевленный предмет? — если это так, может, тот и правда намерен исправиться. Лорд Слизерин кивнул: — Как вы понимаете, я хочу быть уверенным, что живой носитель не будет поврежден. Я планирую проверить это, для того и понадобился второй вариант извлечения, — изящный палец указал на нужный фрагмент в записях. — Как вообще это случилось с живым… носителем? — Билл едва не сказал «живым объектом», но он напомнил себе, что «объект» — это, на самом деле, Гарри, а Гарри никакой не «объект». Слово «носитель» было самым обтекаемым и почтительным из тех, что пришли ему в голову. — Я ни в коем случае этого не планировал. Но в ту ночь я пришел, приготовившись к созданию еще одного. Когда все пошло… не так, он, вероятно, образовался случайно. Я даже не предполагал, что такое вообще возможно. Но информация, с которой я работал и тогда, и сейчас, в лучшем случае расплывчата. В некоторых аспектах даже противоречива. Кажется логичным предположить, что из-за нехватки сведений что-то я мог упустить. Скажем, не подумать про серьезные побочные эффекты, — голос у него был спокойным и собранным, но взгляд — слишком неподвижным, а руки — слишком напряженным, чтобы поверить в его невозмутимость. Может быть, дело в том, что они говорили о ночи, когда он чуть не умер. Билл поспешил сменить тему — вернее, попытался: — Вам есть, на чем проверять? Мне известно, что два уже… выведены из строя. Еще есть живой носитель. Существует еще один? — получалось четыре хоркрукса. Четыре убийства с целью разорвать душу. Билл вдруг порадовался, что не стал ничего есть. — Для использования в ритуале доступно даже больше одного, — заявил с убийственной усмешкой лорд Слизерин. — Разговор с вами уже значительно мне помог. Теперь еще об одной задаче, над которой я работаю. Как оказалось, я не в состоянии воссоединять фрагменты с целым единственным задокументированным способом. Неважно, в чем причина — в по-прежнему отсутствующих частях или в прочих… повреждениях, но я все-таки хотел бы слить их воедино. С этим ритуалом я не достиг особенных успехов, так как… н-да. Взглянете? — еще одна стопка пергамента, потоньше, легла на стол перед Биллом. Изумленно распахнув глаза, Билл осторожно взял ее. Это все еще маскировка, часть официальной легенды? Или действительно правда? Пока их разговор был приятным и по большей части законным. Даже обсуждая ритуалы, связанные с хоркруксами — темнейшей магией, что Биллу встречалась, — они не выходили из, так сказать, серой зоны, как ее классифицировали бы сотрудники министерства (если бы, разумеется, им стало о разговоре известно). Билл поморщился. Ну, может быть, эта магия была темнее, чем понравилось бы обществу, но сам разговор не касался ничего такого, что не обсуждали бы за вкусным обедом ликвидаторы заклятий. — Почему вы просите моей… помощи? Должны быть и другие ликвидаторы заклятий. Такие, с которыми вы работали раньше?.. Это и впрямь была дилемма. Зачем выбирать специалиста, связанного с Дамблдором, а не из числа «темных»? Решение казалось безосновательным. В Билла уперся твердый взгляд, заставив его поерзать: — Вам старый директор уже рассказал. Насколько мне это известно. Другие ликвидаторы проклятий, о которых вы говорите, не в курсе подробностей. А я предпочел бы не расширять число… посвященных. Все, что я слышал о вас, указывало на ваше мастерство в выбранной вами профессии. И эти слухи подтвердились. От этих слов у Билла по спине пробежал холодок. Откуда ему известно, что директор рассказал им о хоркруксах? Проболтался кто-то из несогласных с его решениями? Снейп на самом деле шпионил на лорда Слизерина? Всегда поговаривали, что Сами-Знаете-Кто легилимент. Может быть, он извлек эти сведения у одного из авроров или у Дожа на каком-нибудь заседании Визенгамота? — Мне надо тщательно все изучить, — Билл поднял тонкую стопку. — Думаю, с ритуалом по перемещению фрагментов вы на верном пути. Что же касается другого, я могу поспрашивать, если хотите. Ничего не обещаю, но вдруг что-то да найдется? Лорд Слизерин кивнул… и сам принялся задавать вопросы. Множество вопросов — от лучшей фазы луны и даже времени года для выполнения разрабатываемого им ритуала и до требований к комнате, где тот будет проводиться. Он сказал, что никогда не был в ритуальных залах банка, и его интересовало, какие условия считают подходящими для таких дел гоблины. Когда Билл наконец направился домой, сомнения терзали его еще сильнее. День прошел очень увлекательно. Ему редко выпадала возможность свободно пообщаться на интересующие его темы и не часто попадались такие знающие собеседники. Даже мастер, с которым он сейчас работал, не обладал такими познаниями и проницательностью. Если бы лорд Слизерин не был темным волшебником, не так уж давно предпочитавшим убивать всех, кто был с ним не согласен, из него получился бы хороший — смеет ли Билл такое представить? — друг. Что ж, если то, что Билл сегодня видел, правда, тот не безнадежен. И если все произойдет, как было сказано, дружба могла быть возможна. Не стоило заранее осуждать лорда Слизерина, но было достаточно причин его опасаться.