Сестра в законе

Отабек подавил зевок и поспешил спрятать заспанное лицо, уткнувшись в стаканчик с горячим чаем. Дверь позади закрылась с едва слышным скрипом. Надо бы наконец смазать петли. Он успел сделать лишь несколько шагов к своему столу, когда его окликнул коллега. Виктор Никифоров, или попросту Витька, радостно замахал рукой и поспешил подойти, пока друг не переключил внимание на что-то другое: — Там твой Плисецкий! Отабек мгновенно поднял взгляд, слегка расфокусированно смотря из-за запотевших стекл солнечных очков. Виктор едва ли не приплясывал на месте, держа в руках несколько листков; на рубашке виднелась складка из-за неаккуратной глажки, а галстук был поверх ворота, но самого парня это нисколько не беспокоило. — Опять? — Отабек раздраженно выхватил у него бумаги, зная, что тот не обидится. — Почему мне не позвонили? — О, ну, я… — Витя неловко улыбнулся и потер шею. — Подумал, что пусть посидит, ты же сам говорил, ему полезно, — он пихнул друга в бок, — да и ты бы все равно скоро приехал. Отабек поморщился, больше от неприязни к этому малолетнему хулигану, чем от поступка коллеги: — Следи лучше за своим японцем, а? Он уже достал названивать тебе на рабочий. Виктор тут же переменился в лице и наклонился к другу, звуча теперь заговорщически: — Я говорил ему много раз, но знаешь, он считает, что так лучше, потому что так он точно не позвонит в неподходящий момент… — Да он постоянно звонит в неподходящий момент, Никифоров, — Отабек потёр лицо ладонями, наконец сняв очки, и продолжил абсолютно беззлобно, но с нотками самого Вити, словно дразня: — Сколько уже можно? Объясни ему, что у нас один рабочий телефон на двоих, и я уже больше не могу выслушивать «ой, простите, а Виктор на работа?», — стараясь подражать акценту Юри. Виктор практически покраснел, но от умиления, а не смущения: — Он просто очарователен, не правда ли? — О, Никифоров, — Отабек прошел к своему столу, стоящему вплотную со столом Виктора. Тот просеменил следом, держа в руках всунутый стаканчик с чаем. Отабек, не глядя, достал из верхнего ящика нужное дело Плисецкого: на папке красовалась цифра «2», выведенная красным маркером, а сама она была заполнена пока что дай бог наполовину. — Прекращай говорить этими шекспировскими монологами, мы на работе! И у меня есть дела поважнее, чем выслушивать… Это, — он скорчил кислую мину, давая понять, что обо всем этом думает. Виктор поджал губы: — Нет в тебе романтики. И ты же никому не сказал о нас с ним, да? — обеспокоенно зашептал, наклонившись к другу. Отабек подавил желание закатить глаза. Опять все по новой. — Нет, не сказал. И прекрати спрашивать об этом каждый раз, как мы видимся, — Отабек одним глотком допил уже немного остывший чай, едва заметно поморщившись из-за обоженного горла, и ушел к камерам. Юрий Плисецкий, который был личный личной головной болью Отабека уже почти три месяца — скоро круглая дата, кстати, — сидел, прислонившись спиной к каменной стене и закинув ноги на скамью. — Ну наконец-то! — он театрально взмахнул руками, завидев Отабека, так и не переодевшегося в форму, и даже не подумал сесть нормально. — Я здесь уже час тусуюсь, совсем охренел???? — Ноги спусти для начала, — фыркнул Отабек и подошёл к решётке. — Не опять, а снова? — Да че ты начинаешь? — Плисецкий соскочил со скамьи и подошёл к решётке тоже. На полу валялось несколько фантиков, а на стекле небольшого окошка виднелась жвачка — и Отабек не был уверен, была ли она здесь вчера. — Ну подумаешь, вдарил одному. Отабек качнул головой, пролистав те несколько листов, что ему дал Никифоров: — Чем же тебе продавщик картошки-то не угодил? — Он положил мне слишком мало кетчупа в хот-дог, — Юрий, не меняя тембра голоса, провел рукой от предплечья Отабека до его пальцев, сначала касаясь ткани футболки, а затем кожи. Тот никак не отреагировал, давно привыкнув к странным жестам от паренька. — И ты его ударил, — резюмировал Отабек, а затем резко опустил руку с листками, прищурился: — На глазах у полицейского, Плисецкий, совсем мозги отморозил??? — А я ношу шапку, — ухмыльнулся Юра. — И когда я хочу свой хот-дог с кетчупом за 100 рублей — я получаю свой хот-дог с кетчупом, — в его голосе прозвучали капризные нотки. Отабек поморщился: — Раздражаешь ты меня. Может мне тебя здесь оставить? — Не имеете права, — Плисецкий закатил глаза, все равно с некой опаской наблюдая, как полицейский отошёл от решётки. Вокруг них было тихо, остальные камеры на удивление пустовали: ночных дебоширов уже выпустили, а утренние ещё не продрали глаза после очередной пьянки. — Да нет, вполне, — Отабек усмехнулся, с интересом наблюдая за действиями паренька. Тот переменился в лице: — Не посмеете. — О, и кто же меня остановит? Яков? — Отабек склонил голову, выводя подопечного из себя ещё больше. — Да. Он вам не позволит держать меня здесь. — Я тебе больше скажу, — Отабек все же шагнул обратно к камере, а затем наклонился к Плисецкому, будто делясь секретом: — Он мне за это даже премию выпишет. Достал ты его. Юрий поджал губы, смотря тяжёлым взглядом, в котором сквозила детская обида, а не угроза: — Мне в школу надо. У меня контрольная. — Взъерошенный, угрюмый, с длинной челкой, спадающей на глаза, он напоминал Отабеку воробья. Наглого такого воробья без инстинкта самосохранения. Ещё и подравшегося минимум с вороной. — Тебе стоило об этом раньше подумать, — доверительно сообщил Отабек. Он не собирался оставлять его здесь, пусть даже ещё на пару часов, но кто откажется почесать свое самодовольство? — Так что… Упс? — передразнил самого Юрия. — Упс, — огрызнулся тот. — Ну выпустите, что вам, жалко, что ли? — внезапно заныл. Отабек приподнял бровь: — Может ещё заплачешь? — Тогда вам точно капец, — Юра надвинул шапку на лоб, пытаясь выглядеть угрожающе и, видимо, отвязно. Отабек плохо помнил себя в подростковом возрасте, точнее, не помнил совсем, но подумал, что вот как-то так дети и выражают свою крутость. А ещё расхаживают с подворотами в минус три. Он сам был довольно далёк от этих тенденций и просвящался в основном от самого Плисецкого, да, может, Никифорова, которому рюкзак в руки дай — спутаешь со старшеклассником-переростком. — Ага, конечно, — Отабек просунул руку сквозь решётку и потрепал его по выглядывающим светлым волосами. — Вали давай, — он достал ключ из кармана и отпер камеру. Юра вальяжно прошёл мимо него, едва не забыв рюкзак на скамье, но вспомнив в последний момент. — Благодарю. — У Никифорова, что ли, набрался? — пробормотал себе под нос Отабек и подтолкнул подростка к выходу. — Давай, а то на свою контрольную опоздаешь. — А… Ну, да, — Плисецкий сунул руки в карманы и прошёл по знакомому — хоть глаза завяжи и скажи идти — коридору. — Разумеется. Отабек фыркнул и направился за ним: — Каковы шансы, что ты сегодня вообще появишься в школе? — Примерно такие же, что я сегодня появлюсь в Эрмитаже, — Юрий дёрнул плечом и прошёл мимо столов Отабека и Виктора, направляясь к выходу. — До Эрмитажа отсюда пятнадцать минут, а до твоей школы десять. Нецелесообразное сравнение, — Отабек схватил парня сзади за рюкзак и притянул обратно. — Узнаю, что ты прогуливал — позвоню родителям. — Напугали, — Юра независимо фыркнул и чуть ли не задрал нос, но Отабек видел, что угроза подействовала. — А теперь иди. И помни, что скоро твой день рождения, и именно от меня зависит, в каком настроении твой отец вернётся из командировки: желающий убивать или довольный, что ты ни во что не влез, — прошептал Плисецкому на ухо, и тот незаметно сглотнул. Ребёнок, одно слово. — Да пошли вы, — Юрий дёрнулся, отпихнул его и поправил рюкзак на плечах. — Угрожаете ещё, — пробубнил и только собирался шагнуть к выходу, как внезапно застыл и попятился. Отабек вскинул бровь и проследил за его взглядом. У самого входа, придерживая скрипучую дверь, стояла девушка; черные лакированные ботинки, зауженные джинсы и красное пальто — Отабек едва ли не впервые видел, чтобы подросток, претендующий на внимание со стороны, одевался по погоде. Она подобострастно ухмыльнулась, как Юрий несколько минут назад, и неожиданно беззаботно помахала рукой: — Ну привет, братик! Юрий сначала побледнел, затем покраснел, а после снова сделал шаг назад. Отабек только переводил взгляд с него на девушку, не зная, где его ждёт большее представление. Девчонка спрыгнула с нескольких ступенек на пол и снова помахала Плисецкому: — А я, представляешь, вернулась, думала какие сплетни новые у наших ребят узнаю — так все дворы здесь только о тебе и говорят. Копом заделаться решил? Ты в сговоре? — она прищурилась, сделав ещё шаг к ним. — Собираешься сбежать? Хочешь иммунитет? — Ч-чего? Совсем долбанулась, Милка? — Юрий стянул рюкзак с плеч и выставил перед собой словно щит. — Какой иммунитет? — А я знаю? — по всей видимости, Милка взмахнула руками, копируя брата — или это он копировал ее все это время — и набросилась на него с объятиями, не успел тот даже пискнуть. — Они же сериалов этих пересмотрели! Riverdale and Gotham and… — последнее она протянула, задумавшись, что там ещё было популярно, а после тряхнула головой, спохватившись. — Ну, вот это вот все. — Я понял, — Юра все же несмело обнял её в ответ, будто опасаясь, что сестра накинется на него с обвинениями. Отабек стоял в метре от них, не собираясь отходить подальше, но и не приближаясь. Плисецкий спрятал практически пылающее лицо в плече у сестры, когда та начала болтать, что ей наговорили о его подвигах, и как-то робко прижимался к ней, будто боясь, что она оттолкнет. Это было по меньшей мере странно — Отабек за все время их знакомства не мог припомнить ни одного случая, когда бы Юрий — эта маленькая язвочка на небе, которую не трогать не получается, потому что начальством приказало — проявлял нечто эдакое. Он имел неплохой авторитет в районе, и не за счёт своей дерзости и «крутости», — сам Отабек откровенно устал спорить с Никифоровым о том, как эта самая крутость создается, — а больше даже из-за денег родителей. Но Плисецкий свято был уверен в обратном, и переубеждать его никто не хотел. И потому считал «зашкваром» смущаться или просто проявлять любые эмоции кроме снисходительности или самодовольства. Отабек то слово, вот чем он там это считал, даже выговорить не мог, но все равно старался делать максимально понимающее лицо, когда Юрий начинал жаловаться, лишь бы тот поскорее отстал. Мила деликатно отстранила брата через несколько минут и с любопытством посмотрела на Отабека, скользнула по нему оценивающим взглядом: — Вы тот самый Отабек Алтын? Ну, который нянька моего брата? — Можно сказать и так, — Отабек не видел смысла возражать. Это было наиболее точное определение, которое кто-либо вообще мог дать. — Я Мила, Мила Бабичева, — девушка хмыкнула и протянула руку. — Старшая сестра этого обалдуя. Правда он очаровашка? — она потрепала Юрия по щеке, и тот только недовольно забурчал — но не огрызнулся. — О, полная, — Отабек увидел, как в глазах Плисецкого блеснули обиженные огоньки. А ещё он заметил, как тот до сих пор прижимался к сестре, обняв за руку. Возможно, все и не так безнадёжно. Из кабинета Якова — точнее от его дверей — раздался протяжный стон: — Ты? Мила взвизгнула и кинулась ему на шею: — Дядя Яков! — Мужчина пошатнулся, но все же обнял её со вздохом в ответ. Никифоров, удивлённо смотря на них, наклонился к другу, недавно вернувшись из оружейной: — А она ему типа племянница? — Она ему типа сестра нашего Плисецкого, — в тон пояснил Отабек. Виктор понятливо кивнул. Все в участке знали, почему Яков так трясется за Юрия. Что даже приставил личную няньку.