Ноа - её лучший друг, что ещё она должна думать?

Солнце спряталось за тёмными тучами, делая пейзаж за окном ещё серее. И вот, вроде бы, ещё серее, чем талый снег вперемешку с лужами и виднеющейся кое-где грязью, мрачнее казаться не может, но нет, оказывается, очень даже может, если единственный признак, наступившей весны — солнце, спрячется за тучами. Милли отворачивается от совсем не весёлой картины и тянется к кружке кофе, вдыхая приятный аромат. Делает глоток любимого напитка и глаза жмурит от удовольствия. Сэди сидит напротив и стучит пальцем по столешнице, что, если честно, сильно раздражает. А ещё смотрит так внимательно, изучающе, будто спросить что-то хочет, но всё не решается. Милли ждёт достаточно терпеливо и долго, стоически переносит тяжёлый взгляд подруги, чтобы понять, что, видимо, вопрос, волнующий Сэди, невероятно важный. Сэди вздыхает тяжело, а Милли морщится немного и отрывается от приятного занятия. — Ну что? — тянет недовольно она и хмурится. На самом деле, Милли поняла, что вопрос невероятно важный не только из-за изучающего взгляда подруги. Сам факт того, что она сидит в кофейне по приглашению Синк, обоснованного тем, что у них намечается «серьёзный разговор», говорит сам за себя. И это, если честно, совсем Милли не нравится, потому что если бы этот разговор касался самой Сэди, она бы уже начала рассказывать, а не сидела бы молча уже пятнадцать минут. И, стало быть, речь пойдёт о Браун. — М, ты… — Сэди запинается, как будто воздухом давится, а потом жмурится и выдыхает, словно боится что-то говорить. Милли это порядком надоело, но она молчит и ждёт, когда подруга соберётся силами. — Что ты думаешь про Ноа? Сэди смотрит внимательно, а Милли морщится даже немного и недоумевает. А что она думает про Шнаппа? В груди неприятно тянет, боль пронзает предплечье, а запястье горит, будто от прикосновения. И это всё, если честно, немного раздражает и действует на нервы. — Что ты имеешь в виду? — Милли не понимает, правда, не понимает. И даже не хочет, если честно, ни в чём разбираться, но вот Сэди, видимо, хочет, и разговора уже не избежать. — Ну, что ты про него думаешь? — повторяет она и понижает тон, будто от этого всё становится понятным. Милли головой качает, но уже не может избавиться от образа, стоящего в голове. Темноволосая не хочет ничего думать, в действительности. Вообще никак. Что она о нём думает? Мурашки толпой пробегают по коже, вмиг ощущая, как замерзают пальцы. Что думает? Думает о фотографиях, которые он ей не сбросил, хоть и обещал. А ещё думает об осени, бесконечно серой и дождливой, той, когда он уехал, когда вокзалы стали ненавистными, а аэропорты навевающими грусть и ужасную тоску по чему-то такому невыразимо далёкому. Милли думает о том, что билеты, лежащие на её компьютерном столе — это уже слишком много. Билеты в далёкий город — Нью-Йорк, где Ноа её, возможно, уже не ждёт. А ещё о ежедневных сообщениях, может, и коротких, но таких нужных, необходимых, а ещё о ночных разговорах, вроде бы ни о чём, но в то же время о таком вроде бы важном. Милли думает о его тихом, заспанном голосе и вечно неправильно спетых строчках песни. Ноа всегда поёт: «Я просто хочу знать, что ты уже дома»*. И плевать ему, что в песне не так. Миллс думает, что у Ноа красивый голос, а ещё про то, что, изменив слова, он будто хочет что-то сказать, вот только у неё нет сил, а может, и желания, искать скрытый смысл бессмысленной песни, постоянно напеваемой им. Она не хочет думать, что эта песня, будто про них. Милли думает о том, что будет продолжать отвечать на его короткие сообщения смайликами, чтобы не выдать своего волнения, не выдать своей тяжёлой тоски по нему, по времени, когда они были вместе, счастливые. А ещё о том, что Ноа тоже не любит вокзалы, которые обязательно снова их разъединят. Милли не хочет ни о чём думать, она старается засунуть подальше отрывки из памяти, всплывающие перед глазами, потому что уже слишком сильно колется в груди, а по венам словно разливается пустота, так прекрасно подходящая к как будто не бьющемуся сердцу. В висках пульсирует, а глаза отчего-то режет, и это раздражает тоже, неимоверно. — Миллс… — тихо зовёт её Сэди. — Ну, так что? Браун сильно сжимает кулаки под столом, до боли впиваясь в нежную кожу ладоней ногтями. И широко улыбается. — Он — мой лучший друг, ты ведь и так это знаешь. — Милли говорит спокойно, даже не задумываясь. Ведь это правда. Ноа — её лучший друг, что ещё она должна думать? Не о том же, как он путает слова её любимой песни, наверное, специально, и не о том, что поля всех её тетрадей испещрены его именем, несколько раз перечёркнутым, зарисованным так, что не разобрать. Синк качает головой и устало потирает переносицу, смотрит на неё, и Мэл даже стыдно на миг становится. — Я не об этом, — тон рыжий отчего-то до боли серьёзный, Милли хочется спрятаться от её взгляда, а ещё лучше соврать, что у неё какие-то дела и сбежать, но так нельзя. Нельзя, потому что ей не от чего бежать. Что такого в этом разговоре, от чего стоит бежать? — Милли, ну ты же понимаешь, о чём я говорю! Сэди хмурится, а Браун понимает, что вообще ничего не понимает, и только боль в груди нарастает, будто пустота съедает её лёгкие. Она головой качает, вызывая ещё один тяжёлый вздох у Синк — Как ты к нему относишься, Милли? — медленно, чуть ли не по слогам спрашивает подруга, и смотрит опять пристально. А Милли недоумевает, зачем вообще ей это знать. — Он дорог мне, — отвечает девушка, а Сэди светится, будто нашла зацепку. — Он ведь мой лучший друг. И рыжая хмыкает невесело, победная улыбка пропадает, а взгляд становится совсем серьёзным, и Милли не понимает, что же не так она сказала. Ноа дорог ей, и эта абсолютная истина. Что ещё ту можно сказать? То, что без него ей трудно дышать? То, что его улыбка заставляет её улыбаться в ответ, даже если на душе кошки скребут? То, что она каждую ночь ждёт его сообщений и не спит часами, болтая с ним, и плевать, что завтра на учёбу? То, что она так сильно ненавидит вокзалы и продолжает зачёркивать его имя на полях своих тетрадей, а он всё продолжает петь: «Don’t you know that you’re all that I think about? You make up a half of the whole»*, — и уже непонятно, где слова песни, а где-то, что он сам написал? Или то, что Нью-Йорк слишком далеко, и чтобы заснуть, ей просто нужно знать, что он дома, что он в порядке? А, может, Сэди хочет услышать то, что у Милли тянет где-то в груди, когда она слышит его имя? А мысли, будто плавятся, от одного его упоминания, как масло на солнце? А разве нельзя сократить это всё до одного ёмкого слова «дорог», обосновав это простым «лучший друг», ведь Нью-Йорк невыразимо далеко. — Браун, ты надо мной издеваешься? — спрашивает Сэди и глаза закатывает, а Милли, если честно, совсем не понимает о чём это она. — Ладно, давай так, я буду задавать вопросы, а ты будешь должна ответить мне на них «да» или «нет», достаточно просто, согласна? И Миллс вообще-то не согласна, но отчего-то кивает, заинтересованная, что же за вопросы такие. — Считаешь ли ты Ноа красивым? — подруга смотрит внимательно, оценивающе и как-то так по-хитрому. Милли хочет сразу отмести этот вариант, сказать своё «нет», и вообще перевести тему в другую сторону, но перед глазами тут же всплывают сильные руки, фарфоровая кожа, безумно красивые глаза, цвет которых завораживает, хоть когда она сказала об этом Сэди, та ответила, что обычный цвет, совершенно обычные глаза, просто зеленые и ничего больше, но Милли отчего-то так не думает. А ещё невероятно крепкие объятия, в которых чувствуешь себя защищённой — и это, вроде бы, никак не относится к внешности, но почему-то кажется необъяснимо важным. — Да, — отвечает Милли, и уже хочет биться головой об стол, видя хитрющий взгляд лучшей подруги, она смотрит так, как будто что-то знает такое о ней, чего сама Браун не знает, и это немного так пугает. — Почему? — Браун хмурится на новый вопрос, а Иви улыбается. — Вообще-то я не могу ответить на этот вопрос «да» или «нет», — фыркает Милли. — Но всё же отвечу: потому что я не слепая. Как будто ты не согласна с тем, что он красив. Нужно быть слепой, чтобы это отрицать. И вправду, Милли так думает. Ноа безумно красивый и эта ещё одна абсолютная истина для неё, как и то, что Земля круглая, а солнце светит. Но этого она не говорит, потому что как-то странно всё это звучит, до жути сопливо. Такое, наверное, вслух не говорят. Никому-никому. Синк опять мрачнеет, признавая, что Милли права, но не отступается. — Скучаешь по нему? — спрашивает она, а Милли думает, что это жутко тупой вопрос. Потому что да. Да, очень сильно. И только самый невнимательный человек в мире мог этого не заметить. Как только Ноа переехал в Нью-Йорк, Милли стала улыбаться немного неискренне и как-то избито, стала смеяться чуть тише и от нервов грызть ногти. Стала считать дни до того момента, когда он приедет, и доживать до очередного его ночного звонка. Милли скучает, поэтому распечатала все их фотографии, даже неудачные, и обклеила ими всю свою комнату, чтобы хоть как-то заполнить ту пустоту в груди, которую он оставил своим уходом. Милли скучает, поэтому всё чаще слушает его любимую музыку, особенно затирая одну из песен, ту самую, в которой он постоянно путает слова. Милли скучает, и это так очевидно, что она совершенно не понимает, зачем Синк это спрашивает, если точно знает ответ. — Да. Конечно, скучаю. — Если я спрошу почему, ты опять скажешь, что он твой лучший друг? — звучит это как-то немного иронично, и Милли становится ещё обиднее, но она кивает и снова тянется к кружке кофе, чтобы не видеть этот сочувствующий взгляд. — Ты безнадёжна, ты знаешь? — Рыжая кривится, а Милли хмыкает — они это уже проходили.  — Ты невероятно упёртая, почему ты не можешь признать очевидное?! — Это вопрос? — Миллс улыбается, а Сэди снова закатывает глаза. — Нет, у меня есть последний вопрос, на который я уже знаю ответ, вот только, сомневаюсь, что тебе самой он известен. — Сэди улыбается, как-то так сочувствующе, а Милли хочется почему-то плакать или в угол забиться, чтобы больше никто никогда не трогал. — Он тебе нравится, не так ли? Браун ивлённо вздрагивает и ещё раз мысленно повторяет вопрос, чтобы осознать, что только что она сказала. Нравится? В груди отчего-то тянет сильнее, будто что-то подсказывая, вот только Милли не совсем понимает, что именно. Почему-то ей вспоминаются длинные ночные разговоры, его тихий голос в трубке и то, как он в очередной раз путает слова песни. Или просто поёт: «Don’t you know that I spend all my nights Counting backwards the days 'til I’m home?»*. И то, как она раз за разом в ответ всё повторяет, что если бы Нью-Йорк не был так далеко, а потом всё вслушивается в мерное дыхание в трубке и такое до боли уютное молчание. А ещё фотографии, которые он ей так и не скинул, и те, которыми обклеена вся её комната. Она вспоминает про билеты, оставленные на столе в своей комнате. Билеты в Нью-Йорк, где Ноа непременно её ждёт, ведь по-другому быть не может. Милли кажется, что она слышит, как он поёт ту самую песню, и она не может сказать, что ей не нравится то, что слова в ней, как будто про них. Милли кажется что-то, что так сильно колется и тянет в груди — это её собственное сердце, которое плавится от одной мысли о Ноа. Кажется, Миллс нравится Ноа Шнапп. И она давно уже по уши влюблена, с того самого момента, как он впервые ей улыбнулся, вот только этот слишком далёкий Нью-Йорк всё испортил. И если бы она могла, она бы подала ему знак, что с ней всё в порядке, просто потому, что знает, что он его ждёт. Браун нравится Ноа — и это так ново и пугающе, но всё-таки так чертовски правильно звучит, что Мэл не страшно. Ей кажется, что так и должно было быть. Вот только это вряд ли стоит кому-то говорить. Ей кажется, что он ей нравится, но она никому-никому не скажет, спрячет подальше, запрёт на сорок замков, а все ключи отдаст ему, чтобы Нью-Йорк стал чуточку ближе. Она улыбается блаженно, делает ещё один глоток кофе, бормочет в ответ на вопрос что-то среднее между «нет» и «он мой лучший друг» и ловит очередной недоверчиво-сочувствующий взгляд, который всё же становится хитрым-хитрым, когда Иви замечает её улыбку. Милли фыркает, но ничего не говорит, думая о том, что билеты, лежащие у неё на столе — это знак, что ещё не поздно опоздать. И как-то плевать, что Нью-Йорк далеко, он не сможет им помешать. Тучи немного расступаются, солнце выглядывает из-за них, снова доказывая скорый приход полноценной весны. Девушка улыбается уже не избито и следит за тем, как солнечные зайчики пробегают по лужам. Сэди хмыкает, наблюдая за Милли, а потом головой качает, наверное, опять думая о том, что её подруга жутко упрямая и не видит очевидных вещей