***
Их легендарная первая встреча состоялась в середине экзаменационного периода. Чимин пытался учиться, пока Чонгук пытался повеселиться с какой-то шлюшкой на соседнем сидении. Они были в «зоне тишины», но эта парочка не прекращала хихикать, и Чимин, наконец, не выдержал и публично отругал их перед всеми остальными в учебной зоне. Чонгуку не очень понравилось, что его назвали кобелём, но Чимин отказался извиняться. Всё стало хуже, когда Юнги показался на вечеринке Хосока по случаю окончания экзаменов вместе с Чонгуком и Тэхёном. Как оказалось, Чон был лучшим другом Тэхёна, а лучшему другу Тэхёна были рады везде, где были рады Тэхёну. Чимин почти поинтересовался у Юнги, не значит ли это, что он и с Чонгуком будет трахаться, но, к счастью, сдержался. С тех пор Пак был обременён присутствием Чонгука. Он был везде. И что ещё хуже, никто из их друзей, казалось, не понимал, почему они терпеть друг друга не могут. — Он хороший парень, — сказал Хосок, его обычная бодрость смягчилась тремя банками пива. — Всегда готов помочь. — Он мудак, — выплюнул в ответ Чимин, ворчливый и раздражённый. Намджун только что объявил, что Чонгук отправится с ними на Чеджу. — Вы можете типа переспать и покончить с этим? — Что? — взвизгнул Чимин, алкоголь заставил румянец стать ещё виднее. — Какого чёрта я бы… — Боже, ну точно! — фыркнул Хосок, полностью игнорируя возмущённое заикание Чимина. — Вы оба — такая обуза. Намджун начал хихикать после этого, и всё, что Пак хотел сказать, было проигнорировано в пользу Намджуна и Хосока, шушукающихся о том, что Чимина нужно бы трахнуть, а у Чонгука, по слухам, огромный член. Разве это не типаж Чимина? После этого Чимин убежал в свою комнату, слишком взбешённый, чтобы даже заснуть.***
В итоге летние каникулы Чимина были разрушены ещё до того, как они начались. Он обнаруживает себя стоящим посреди комнаты и пялящимся на одну единственную кровать с тихим ужасом. Они оба поместятся на ней, но это не значит, что Чимин хочет разделить постель с Чонгуком. У них в номере даже дивана нет — только два кресла, стоящих у большого окна. Комната также меньше, чем те, которые достались их друзьям. Чимин не заслужил этого. Он хороший человек. Он платит налоги и переводит стариков через дорогу. Чего ещё нужно Вселенной? — Слушай, — начинает Чонгук с угрюмым видом и тяжёлым вздохом, закрывая глаза. — Ситуация такова, какова она есть… — говорит он, пристально глядя на Чимина. Его голос старательно нейтрален. Глаза старшего сужаются: — Я не тупица, я вижу, что за… — Так вот… — довольно громко перебивает Чонгук, повышая тон. — Мы можем просто…объявить перемирие? На время? — Эм... чт… Чонгук смотрит на него с надеждой, и Чимин, словно барахтающаяся рыба, которую выбросили на берег, совершенно не готовый к такому повороту событий. Он стоит, снова разинув рот. Этот день становится слишком тяжёлым для него. И не то чтобы он мог сказать «нет», верно? Он не может позволить Чонгуку думать, что он лучше Чимина или что-то в этом роде! Пак стискивает зубы от мысли, как бы самодовольно и благочестиво стал бы вести себя Чонгук, если бы Чимин сейчас сказал «нет». — Ладно, — говорит он, набирая побольше воздуха в лёгкие. — Звучит разумно. — Это понятие тебе известно? Быть разумным? — спрашивает Чонгук с улыбкой на лице. — Это, по-твоему, перемирие? — обвиняет Чимин, уже готовый избавиться ото всех мыслей о том, чтобы стать лучше. — Это называется «подтрунивание», — отвечает Чон. Он бросает сумку на кровать, занимая сторону у стены и оставляя Чимину сторону, что ближе к окну. Чимин думал, что ему за неё придётся бороться. — Иногда друзья так делают. — Я не давал согласие быть твоим другом, — взрывается старший. — Окей, хён, — произносит Чонгук, снова застав Чимина врасплох. Чонгук никогда не называл его хёном. — Я пойду в душ перед нашим уходом. После этого он исчезает в ванной с чистой одеждой в руках. Чимин смотрит на закрытую дверь ванной, кажется, не успевая перепрыгивать через все препятствия, внезапно появляющиеся на его пути. Наконец, перестав пялиться на дверь, он валится на кровать. Это будет долгая неделя.***
Сначала они отправляются на пляж, всё проходит весело и без приключений, поскольку Чимин и Чонгук держатся по разные стороны, а их друзья постоянно выступают смягчающим фактором. Они не вступают в грубые споры и, что ж, возможно, перемирие было не такой уж плохой идеей. Чимин слегка навеселе и не может стереть глупую улыбку с лица, когда они возвращаются в свой отель. Тэхён и Сокджин распевают какую-то балладу, ужасающе искажая слова, но Чимину всё равно смешно. — Вы с Чонгуком вели себя прилично, — небрежно замечает Юнги. Он позволяет Чимину, который пьян немного больше, чем он готов признать, опереться на него для поддержки. Пак сжимает его руку, склонив голову на костлявое плечо. Поза не совсем удобная, но Чимину всё равно. Терпеть, как он наваливается на Юнги — было его обязанностью лучшего друга. — Мы заключили перемирие, — бормочет Чимин, подавляя зевок. — О, неужели? — Юнги растягивает слова с весельем в голосе. В голове Чимина всё вдруг сходится, и он раздражённо фыркает, шлёпая Юнги: — Это всё было твоей идеей, не так ли? Боже, завёл себе одного парня и теперь вмешиваешься в чужие дела, да? — Ну сработало же. — Пока да. — Ты правда настолько ненавидишь его? — Я не ненавижу его, — мямлит Чимин, глядя на Чонгука. Его руки в карманах шорт, а чёрное худи натянуто на голову. На его губах ленивая улыбка, пока он смотрит, как Сокджин и Тэхён спорят с Намджуном о том, реальна ли Атлантида. — Он просто раздражает. — Разве он не извинился за тот случай во время экзаменов? — Ну и что? — Ну так перестань быть таким засранцем, — вещает Юнги и тянется, чтобы ущипнуть Чимина за нос. Тот визжит, дёргается и полностью теряет равновесие. Тем не менее, летит он не один, утягивая за собой старшего, так что они оба оказываются на песке, сверху своего ушибленного самолюбия. — Блять, я ненавижу тебя, — ворчит Юнги, скатываясь с Чимина, который разражается приступом смеха. Когда Пак переводит взгляд на Юнги, тот улыбается, Хосок помогает ему встать. Чимин удивляется, когда обнаруживает протянутую ему руку Чонгука, и удивляется ещё больше, когда принимает её. Чон поднимает его одним рывком, и Чимин сталкивается с его грудью и пищит от удара, сильно краснея. Он не ожидал, что Чонгук окажется настолько сильным. — С-спасибо, — заикается Чимин, быстро отстраняясь. Он не смотрит младшему в глаза, просто не может. — Без проблем, — отвечает Чонгук немного хриплым от молчания голосом. Он был тихим весь вечер, и Чимин задумывается, не из-за него ли это. Эта мысль заставляет его чувствовать себя плохо, горячее чувство в его животе сменяется горечью. Возможно, ему стоит быть добрее к Чонгуку. — Не знал, что ты такой неуклюжий, Чимин-щи, — усмехается Чонгук, оставляя Чимина стоять на песке, и уходит к Хосоку. Или Чимину стоит просто отрубить Чонгуку голову. — Глубокий вдох, — инструктирует Намджун, помогая стряхнуть приставший песок с Пака. — Вдох и выдох, — Чимин следует его словам, разжимая кулаки. — Так-то лучше. — Он такой засранец, — шипит Чимин, почти топая ногой, как пятилетка. — Ты слишком бурно на него реагируешь, — говорит Намджун с ласковой и снисходительной улыбкой. Он обвивает рукой плечо Чимина, и они направляются в сторону отеля, звезды освещают небо над ними. — Думаю, ему просто нравится тебя бесить. — Ну вот пусть соснёт хуйца! — сердито выпаливает Чимин, прожигая глазами затылок Чонгука. Затем он останавливается, понимая, что только что сказал. — В злом смысле. Не в смысле что… Я не хочу, чтобы он… — Я знаю, Чимин.***
Чимин возвращается в исходное положение. Он пялится на кровать. Одну единственную кровать. Внезапно она не кажется такой уж большой, и Чимин размышляет, насколько грубо было бы построить стену из подушек между ними. — Я тебя не съем, — доносится голос Чонгука из ванной, заставляя Чимина всполошиться. Он бросается к кровати с краснеющим лицом. Чимин сходил в душ до младшего, протрезвев под струями воды. — Я знаю, — огрызается старший, срывая одеяло, и как только он забирается в кровать, он видит очень полуголого Чонгука, стоящего в небольшом коридорчике между ванной и дверью в номер. Его взгляд заостряется на чернилах, струящихся по правому предплечью Чонгука. Чимин и раньше видел тату вблизи — это змея среди пионов, с клыками, готовыми впиться в жертву. Тем не менее, это первый раз, когда он видит металлическую штангу на одном из сосков Чонгука, жар закручивает низ его живота, когда младший вытирает волосы полотенцем. На нём лишь пара спортивных штанов, низко сидящих на бёдрах и открывающих вид на тонкую талию. Чонгук…горяч. По-другому не скажешь, как бы Чимин ни пытался. Он выглядит, как одна из греческих статуй, с рельефными мускулами и прессом, вырезанным вручную, линия его челюсти слишком остра, чтобы быть реальной. Это бесит. Чонгук бесит. И дело не в том, что Чимин не видел, какой Чонгук красивый, а скорее в том, что он всегда был слишком взвинчен в компании младшего с готовой колкостью на языке. Чонгук забирается под кожу Чимина самым ужасным способом — это зуд, от которого он не может избавиться. Но теперь они пытаются быть вежливыми, и Чимин хочет спать, а не хуями меряться. Он натягивает одеяло до самого подбородка, очень намеренно поворачиваясь спиной к Чонгуку. Чимин не хочет видеть, как тот забирается в постель, но это не значит, что его сердце не ускоряется, когда матрас прогибается. Когда Чонгук устраивается под одеялом, мозг Чимина с энтузиазмом указывает на то, что он всего в нескольких сантиметрах от него и их ничего не разделяет. Его пресс вспыхивает перед глазами Чимина, и он почти сбрасывает с себя одеяло, готовый вылететь из комнаты и просто устроиться на полу номера Намджуна. Он выдыхает, не осознавая, что задерживал дыхание, когда Чонгук щёлкает выключателем света и комната растворяется в темноте. Чимин очень решительно говорит себе, что он всё ещё пьян и что находить привлекательного человека привлекательным — нормально. Только потому что Чонгук симпатичный, не означает, что Чимину он нравится. Или что он готов терпеть его. Находить кого-то горячим — не преступление. То есть, привлекательным. Даже если этот кто-то — это Чон Чонгук, заклятый враг Чимина. Окей, может, «заклятый враг» — это перебор, особенно учитывая, что Чимин также описывает бариста в своём любимом кафе, который всегда работал по утрам в субботу, как заклятого врага. Как один человек может так часто ошибаться в заказе? Чимин не уверен, как долго он просто лежит и смотрит в окно, не в силах заснуть. Его мозг не хочет отключаться, ревущий будильник "Чон Чонгук" без конца разрывается в его голове снова и снова. Ну разумеется Чонгук не даст ему уснуть! Он резко переворачивается на спину, его сердце колотится в груди, когда он осознаёт, как близко к нему Чонгук. У него пересыхает во рту, глаза расширяются, когда лунный свет падает на лицо Чонгука. Чимин забывает, как дышать, комната растворяется в пустоте, пока взгляд Чимина скользит по изгибу носа Чонгука, выступу его скул. Его рука согнута и подложена под голову, бицепс выпирает, и Чимин отворачивается с красным лицом так же быстро, как повернулся. Смущение убаюкивает его, пока сердце колотится в груди.***
Пока Чимин лежит там, с сердцем где-то в районе горла, всё, о чём он может думать — ну, кроме ключиц Чонгука — насколько жестока Вселенная. Ему не только пришлось делить комнату с Чонгуком, но теперь вот он, по сути, пускает слюни на руку, ставшую ему подушкой. Руку, которая принадлежит некоему Чон Чонгуку. Другая рука Чонгука накрывает талию Чимина, удерживая его на месте. Даже их ноги переплетены вместе. Жизнь Чимина — что, мыльная опера? Где скрытая камера? Хуже всего то, как Чон частично приковывает его к кровати, прижимаясь к нему всем телом. Чимин пытался слегка подтолкнуть его, но Чонгук спал, как убитый. Возможно, он был даже хуже, чем Юнги. Он подумывает просто отпихнуть Чонгука, крича на него из-за устроенного безобразия, но Чимин не уверен, будет ли он способен жить с осознанием того, что они проснулись вместе вот так, переплетённые вместе. Им предстояло пережить ещё пять таких ночей. Пока он обдумывает, как оттащить от себя руку Чонгука, младший замирает рядом с ним. Чимин тут же закрывает глаза, притворяясь спящим так естественно, как только может. Чонгук не двигается, и Чимину кажется, что его сердце стучит так громко, что соседи смогли бы услышать. — Чёрт, — бормочет Чонгук хриплым ото сна голосом. Некоторое время он просто лежит неподвижно, и Чимин изо всех сил пытается дышать так ровно, насколько это возможно. Но затем младший убирает руку с Чимина, понимая, что тот спит на второй его руке. Пак чувствует, как прогибается матрас, когда Чонгук приподнимается, его свободная рука мягко поддерживает голову старшего. Парень с той же осторожностью вытаскивает руку из-под Чимина, бережно опуская его голову на подушку. Он откатывается от Чимина, забирая с собой одеяло, и левая сторона старшего остаётся неприкрытой. Чонгук снова ругается, сползая с кровати. Чимин думает, что он ушёл, но затем одеяло поправляют, руки Чонгука заботливо укрывают Чимина. Сердце Пака болезненно сжимается в груди, какое-то тепло разливается в животе. Ему кажется, что он вообразил себе руку, которая откидывает его волосы в сторону, сжимая пальцы в кулак. Он слышит мягкие шаги удаляющихся ног Чонгука, и только услышав щелчок двери ванной, Чимин открывает глаза, делая глубокий вдох. Сторона кровати, что принадлежит Чонгуку, не заправлена, его подушка смята на том месте, где лежала его голова. В комнате слишком тихо. Чимин слышит, как кровь стучит у него в ушах. Он чувствует, будто не может проглотить ком в горле, его разум совершенно пуст, пока он лежит в тишине, не желая ничего понимать. Чимин не может унять дрожь в сердце, прижимая руку к груди. К тому времени, как ему удаётся поднять себя с кровати, Чонгук выходит из ванной. Они молча кивают друг другу, и Чимин бросается в ванную, стремясь убежать ото всей отравляющей неразберихи в комнате. Разумеется, он не ненавидел Чонгука, но он совершенно точно не… но и всего этого он тоже не хотел. Чем бы это ни было.***
Они находятся в саду цитрусов, потому что ты посещаешь такие места, когда дружишь с Намджуном. Он всё сам забронировал, с нетерпением ожидая возможности собрать фрукты и задать фермерам миллион вопросов. Чимин думает, что это всё очень мило, да и сад очень красивый, но он не может насладиться ничем. Его взгляд продолжает приковываться к Чонгуку, как будто он внезапно изголодался по его виду, живот закручивается во всё большее количество узлов с каждым взглядом. Он не может сфокусироваться, его мозг снова и снова прокручивает это утро в голове. Пак чувствует, будто его кожа всё ещё горит в тех местах, где он касался Чонгука, ощущение тела младшего, прижимающегося к нему, ещё свежо. Чимин кусает нижнюю губу, скручивая руки, и тащится за остальными. Время от времени он задерживается у одного из деревьев, срывая лист с ветки, чтобы потом искромсать. Это перемирие приносило ему больше горя, чем обычные ежедневные ссоры с Чонгуком. Чимин раздраженно фыркает, бросая на землю остатки разорванного листа, и вытирает руки о свою большую полосатую рубашку. — У тебя морщины появятся, если будешь постоянно хмуриться, — говорит ему Хосок, выдёргивая Чимина из мыслей. Он даже не заметил, как Хосок замедлился, чтобы идти в ногу с ним. — Я не хмурюсь, — защищается Чимин, вешаясь на руке старшего. — Ага, — говорит Хосок, проводя рукой по волосам. — Чего хандришь? — Я не хандрю! — Ты ни разу не доставал Юнги-хёна за утро. На тебя не похоже. — Может быть, я не хотел доставать Юнги-хёна этим утром, — парирует Чимин, зная, насколько этот аргумент слаб. Ответное фырканье Хосока говорит достаточно о том, насколько правдоподобен Чимин. — Вы с Чонгуком поссорились? — взволнованно и заговорщически шепчет Хосок. — Нет, не поссорились, — ворчит Чимин, отпуская руку старшего. Он не хочет говорить ни о Чонгуке, ни о любых странных, противоречивых чувствах, плавающих в его голове. — О, — удивлённо произносит Хосок. Затем он хмурит брови и озадаченно смотрит на Чимина. — Тогда в чём дело? — Ни в чём! — восклицает Чимин, отталкивая Хосока. Он не может перестать дуть губы, радуясь, что, по крайней мере, надел большие солнцезащитные очки, скрывающие его глаза. Хосок только поджимает губы. — Ладно, упрямься сколько влезет! — отрезает старший, скрещивая руки на груди и задирая нос. Чимин смеётся, поднимая руку, чтобы скрыть хихиканье: — Хён, — тянет он, протискивая свою руку под рукой Хосока, чтобы переплести их вместе. Он прижимается к нему, опуская голову тому на плечо. — Если бы что-то было не так, я бы тебе первому сказал. Ты же знаешь. — Нет, не сказал бы, — спорит Хосок, но его тон смягчается. — Мне постоянно приходится выуживать всё из тебя. — Ну, — начинает Чимин, не совсем понимая, что он на самом деле хочет сказать, — я расскажу тебе, когда сам всё выясню. Хосок смотрит на него, сощурившись. Он ловит взгляд Чимина, прослеживает за его траекторией к месту, где стоит Чонгук в паре метров от них, прижав камеру к лицу и фотографируя Намджуна. Чимин краснеет, пойманный с поличным, а лёгкое раздражение Хосока превращается во что-то озорное и понимающее. — О, я вижу, в чём проблема, — злорадно ухмыляется Хосок. — Любовничек не обращает на тебя внимания, да? — Любовничек? — в ужасе восклицает Чимин, шлёпая Хосока по спине. Это не останавливает хихиканье Хосока, который играет бровями, с намёком глядя на Чимина. — Что за херню ты несёшь? — Не надо притворяться скромником, Чимин, — лыбится Хосок, хватая рукой запястье Чимина, чтобы потянуть в сторону Намджуна и Чонгука. Моментальная реакция Пака — упереться пятками в землю, но он почти падает вперёд, когда Хосок продолжает тащить его за руку. — Хён! — визжит Чимин, привлекая всеобщее внимание, и жар смущения, пробегающий по его телу, когда он понимает, что все смотрят на него, заставляет его полностью поддаться Хосоку. Он краснеет, как рак, и натыкается на Хосока, уже планируя навести полный беспорядок в багаже старшего за то, что он такой демон. — Намджун, Чимини нужна корзинка, чтобы тоже насобирать мандаринов! — кричит Хосок, отбирая у Намджуна наполовину полную корзину и предлагая её Чимину. — А я возьму вот это, — добавляет он, хватая очки Пака и надевая на себя, прежде чем исчезнуть, махая Сокджину. Чимин остаётся стоять перед Намджуном и Чонгуком, первый из которых с теплом смотрит на него: — Ты мог бы просто сказать, что хочешь пособирать мандарины, Чимин. — Я… — начинает тот, глядя на корзину с фруктами и размышляя, сможет ли он прицелиться одним прямо в голову Хосоку. — Эмм… — Чонгук просто хотел сделать несколько крупных планов фруктов, — поясняет Намджун, когда Чимин ничего не говорит, переводя взгляд на Чонгука. — Всё хорошо? — Да, хён, — Чонгук улыбается, направляя камеру на Чимина. — Спасибо. — Я узнаю, можем ли мы взять ещё одну корзину, — Намджун указывает на гида, который водил их по открытой для посетителей части сада. Он ерошит волосы Чимина и уходит. — Удачного сбора, Чимини. — Спасибо, хён, — мямлит Чимин, не в силах сдержать улыбку в ответ на доброту Намджуна. Он слышит щелчок камеры Чонгука и тут же поворачивает голову, чтобы взглянуть на младшего. — Кто сказал, что ты можешь меня фотографировать? — хмурится Чимин, сверля взглядом глупую улыбку на лице Чонгука. Тот смотрит на экран камеры, поднимая взгляд на Чимина, только когда старший бросает в него горсть листьев. — Ты прекрасно выглядишь, — говорит Чонгук, как ни в чём не бывало, удивляя Чимина. Его глаза такие большие и искренние, когда он произносит это, но Чимин не может прочитать его выражение лица иначе. Он открывает рот, но ничего не произносит, его щёки горят алым. Чонгук делает ещё одно фото, в упор. Он тянется, чтобы стряхнуть листок с волос старшего, улыбаясь ему, а затем возвращается к их друзьям. Чимин ошеломлён. В какую, чёрт возьми, игру он играет? Чимин резко оборачивается, готовый отчитать Чонгука по полной. Ему не нравятся игры разума, и что бы там ни делал Чонгук, он жеста не оценил. Но он ловит себя на том, что проглатывает всплеск ярости, смех Чонгука заглушает раздражение Чимина. Тэхён исполняет глупый танец перед камерой для него, а Юнги наблюдает в нескольких шагах позади. Впервые Чимин задаётся вопросом, почему он так непреклонно отвергал Чонгука, когда все, казалось, обожали его. Каким-то образом он убедил себя в том, что Чонгуку удалось всех обмануть, а теперь… Чимин издаёт стон разочарования, хватая цитрус с ближайшего дерева и срывая его с ветки. Он продолжает собирать, яростно хватая фрукты и швыряя их в корзину, слишком злой, чтобы соображать здраво. К концу их тура корзина переполнена мандаринами, а руки Чимина ноют от боли. — Ты слегка переборщил, Чимин-а, — дразнится Юнги, глядя на корзинку Чимина. Тэхён пытается уговорить Сокджина прокатить его на спине, но тот упорно игнорирует его. — По крайней мере, я помог в сборе, — парирует Чимин, высунув язык. — Ага, и теперь ты даже корзину нести не можешь, — самодовольно замечает Юнги, не предлагая Чимину никакой помощи. — Ты хоть когда-нибудь устаёшь быть таким мудилой? — спрашивает Чимин, уже сытый по горло. — Или мудила — это единственная личность, которая у тебя есть? — Ауч, — морщится Юнги, но Чимин просто топает мимо него, несчастный и раздражённый. Он чувствует себя плохо, когда стоит у входа в сад с поникшими плечами, признавая, что зашёл слишком далеко. Это лишь ухудшает его настроение, но прежде, чем он успевает развернуться и пойти извиниться, Чонгук возникает в поле его зрения. — Давай, — говорит он, забирая корзину из рук Чимина, больше ничего не произнося. Чего? — Я и сам прекрасно справлюсь! — восклицает Чимин, готовый вырвать её обратно, но Чонгук лишь снисходительно угукает и уходит. На этот раз Чимин пинает землю, почти готовый рвать волосы у себя на голове, но вместо этого он делает глубокий вдох и решает пойти извиниться перед Юнги. Будь проклят Чонгук.***
Чимин не любит дома с привидениями. Он не любит дома с привидениями и прямо сейчас, честно говоря, он не любит своих глупых друзей. — О, не унывай, Чимини, — улыбается Тэхён, пытаясь превратить гримасу Чимина в улыбку. Он шлёпает Тэхёна по рукам и зыркает ещё более сердито, его раздражение только растёт, когда Тэхён просто смеётся. — Милашка. — Фу, свали, — ворчит Чимин, боясь гулять по дому. Он зловеще маячит перед ними, ни одно окно не освещено. Он упадёт на задницу ещё до того, как кто-нибудь успеет его напугать. Хосок, везучий ублюдок, притворился, что у него болит живот из-за их обеда, и сумел улизнуть от того, чтобы его притащили сюда. Когда Чимин предложил остаться и составить ему компанию, его друзья буквально подхватили его на руки и перебросили через плечо. Чимин решительно не думает о том, как Чонгук, вероятно, мог бы это сделать. — Окей, мы можем пойти двумя группами по три человека, — разъясняет Намджун, раздавая каждому билеты. — Почему мы не можем просто пойти вместе? — спрашивает Чимин с растущей тревогой. — Максимальный размер группы — четыре человека. — О, ладно, — бормочет Чимин. Это значит, что количество людей, за которыми он может спрятаться, уменьшается. В конце концов, поскольку Вселенная всё ещё не перестала насмехаться над ним, Чимин идёт с Тэхёном и Чонгуком. Они достаточно любезны, чтобы позволить ему идти посередине, Тэхён бесстрашно вызвался в лидеры, а Чонгук замыкает группу. Сердце Чимина уже где-то у горла, хотя они только поднялись по ступенькам ко входу, и несмотря на его маску храбрости, Чимин понимает, что не убедил никого. — Будет весело, Чимини, — сияет улыбкой Тэхён, и Чимин выпрямляется во весь рост, высоко подняв голову. — Я не боюсь. — Ну да, — говорит позади него Чонгук, а Тэхён снисходительно кивает. Прежде, чем Чимин может сказать им обоим отъебаться, дверь, перед которой они ждали, открывается. Чимин сглатывает. По ту сторону двери — кромешная тьма. Толчок сзади от Чонгука заставляет Чимина двигаться, когда Тэхён уже исчез в темноте. Первые несколько минут ничего не происходит. Всё, что может слышать Чимин — его сердцебиение, он делает крохотные, неуверенные шаги, следуя за Тэхёном. Не то чтобы он его видел. На самом деле, Чимин даже не знает, там ли ещё его друг. Они должны следовать красным огонькам на полу, но Чимин настолько напряжен, что ему, мягко говоря, насрать. Он продолжает двигаться только благодаря мягким подталкиваниям Чонгука, тяжёлое ощущение в груди теперь становится перманентным, и он откидывается на младшего. Леденящий душу смех раздаётся эхом вокруг них, а потом что-то хватает ногу Чимина, и он кричит так громко, как только может. Он уверен, что съездил головой по подбородку Чонгука, но даже если так, тот ничего не сказал. Вместо этого его руки опускаются на талию Чимина, мягко её потирая и заставляя двигаться вперёд. Тэхён смеётся где-то впереди него: — Чимини, давай, осталось пройти ещё немного. Создаётся впечатление, что они проводят в доме с привидениями вечность, адреналин и постоянное присутствие Чонгука — единственное, что заставляет его двигаться. В какой-то момент стены начинают сужаться вокруг них, и Чимин прижимается к Чонгуку всё это время, позже не желая отпускать его руку. Это длится недолго, когда кто-то хватает его сзади, и он подлетает в воздухе, снова слыша смех Тэхёна. Они выходят из дома, держась за руки, тело Чимина опирается на бок Чонгука. Он позволяет Чону вывести себя на улицу, пытаясь утихомирить свое учащённое сердцебиение, и смеётся лишь тогда, когда его мозг, наконец, принимает, что он находится вне непосредственной опасности. Тэхён рассказывает всем, как громко орал Чимин, и Пак обнаруживает, что тоже смеётся, но не осознаёт, что он всё ещё крепко сжимает руку Чонгука в своей, пока Сокджин не ухмыляется ему, взглядом останавливаясь на пространстве, а точнее его отсутствии, между Чимином и Чонгуком. Чимин тут же отпускает его, отступая с широко распахнутыми глазами и бросая быстрый взгляд на Чонгука. Он ожидает какого-то ехидного замечания, но так и не дожидается. Вместо этого младший бегло осматривает его и тихо спрашивает: — Ты в порядке, хён? Он молча кивает, не доверяя самому себе, его сердце поднимается к горлу. На остаток ночи Чимин приклеивается к Намджуну и Сокджину, несмотря на бабочек, начинающих порхать в его животе при каждом воспоминании о своей руке в руке Чонгука.***
Просыпаясь свернувшись калачиком в объятиях Чонгука на пятое утро, Чимин перестаёт наслаждаться ощущением. Он даже зарывается поглубже, сонный и слишком изнурённый всеми круговоротами, в которые он сам себя втянул, чтобы бороться со своей любовью к объятиям. К этому моменту обнимашки с Чонгуком уже не казались такими уж страшными. Он всегда притворяется спящим, когда Чонгук просыпается, нежные руки младшего маневрируют вокруг него, чтобы улизнуть в ванную. Это утро ничем не отличается, если не считать лёгкого прикосновения костяшек пальцев Чонгука к его щекам. На этот раз Чимин не спит на его руке, так что Чонгук просто лежит рядом со старшим, наблюдая, как он спит. Он почти готов сказать Чонгуку о том, какой тот извращенец, но Чимин не уверен, что у него есть должные обоснования, когда он сам потратил вчера пять минут, пытаясь сосчитать каждую из ресничек, веером опускающихся на щёки Чонгука. В конце концов, Чон вылезает из постели, и Чимин судорожно втягивает воздух, глядя на пустое место, оставленное Чонгуком на кровати. В последнее время он ничего не может понять, не может игнорировать то, как его внимание притягивается к Чонгуку во всём, что бы они ни делали. Днём ранее они отправились на рынок, и Чимин увязался за Юнги и Тэхёном, несмотря на то, что он предпочитает ходить по магазинам с Хосоком и Сокджином. Тэхён таскал Чонгука по различным палаткам, и Чимин ничего не мог с собой поделать, игнорируя изогнутую бровь Юнги в свою сторону. В какой-то момент Чонгук даже становится между Чимином и каким-то извращенцем, который не переставал пялиться на него. Его сердце почти вырвалось из груди, когда Чонгук нагнулся к плечу старшего, чтобы рассмотреть что-то, голос младшего проходит сквозь всё тело Чимина, когда тот спрашивает владельца ларька о стоимости какой-то безделушки. Даже сейчас Чимин не может перестать думать об этом. По большей части они держались подальше друг от друга, но каждый раз, когда их пути пересекались, Чимин был ошеломлён. Он знал Чонгука каких-то пять месяцев, и его мнение о нём полностью строилось на первом впечатлении. Сейчас Чонгук, которого Чимин встретил многие месяцы назад, и Чонгук, который позволил Чимину стащить говядину со своей тарелки два дня назад, казались небом и землёй. У него в голове полный бардак. И то, что Юнги был жутко загадочным прошлой ночью, совсем не помогало. Чимин сидел с ним в обнимку у бассейна, остальные их друзья разбежались по разным углам. — Ты что-то тихий, — произносит Юнги, их пальцы переплетены. Чимин был занят, проводя пальцами по венам на тыльной стороне его запястья, время от времени переходя на предплечье Юнги. — Всё в порядке? — Почему все думают, что что-то не так? — фыркает Чимин, слишком уставший, чтобы сердиться. — Кто это — все? — Хосок-хён. — Ммм, — мычит Юнги, ёрзая на сидении. — Ты не валяешь дурака, как обычно. Чимин пожимает плечами. Он знает, что не очень участвовал в большей части их отпуска, его мысли были заняты Чонгуком, и это раздражало, что младший казался совершенно невозмутимым и счастливым, таская свою камеру везде и записывая видео или делая фото. — Ты когда-нибудь думал о том, почему Чонгук пошёл на перемирие? — Эм, потому что мы на отдыхе, и это бы всех раздражало, если бы мы с Чонгуком только и делали, что ссорились. Юнги фыркает: — Ты думаешь, вы не пререкаетесь всё время, когда мы не на отдыхе? — Это не то же самое, — настаивает Чимин, выпрямляясь. Он обнаруживает себя вновь смотрящим на Чонгука, толстовка, в которой он был ранее, теперь сброшена. Под ней ничего не было, так что чёрные чернила его татуировки привлекают внимание некоторых других постояльцев. — Почему он тебе не нравится? — Я… — у Чимина нет ответа на это. — Я не знаю. Он раздражает. Выражения лица Юнги сменяется чем-то, граничащим с негодованием: — Ненависть к кому-то не означает, что вы должны постоянно изводить друг друга. И если бы вы действительно находили друг друга раздражающими, вы бы держались друг от друга подальше. — Как я должен избегать его, если он повсюду? — рявкает Чимин, пытаясь вырвать свою руку из руки Юнги. Старший, тем не менее, держит лишь крепче, прижимаясь к Чимину ближе. — Я же знаю, что ты не настолько бестолковый, — говорит Юнги, бормоча что-то ещё себе под нос, что Чимин не смог разобрать. Он отказался сказать Чимину что-либо ещё, и в конце концов, они оба заснули там же. У Чимина в голове есть мысль, почему Чонгук так добр к нему, но это не то, что он готов принять. Легче ведь просто затолкать это всё в угол своего сознания и говорить себе, что у него осталась лишь ночь этого проклятого отпуска.***
Они проводят свой последний день на Чеджу, развалившись на пляже, взятая с собой книга наконец лежала на коленях Чимина. Он провёл добрую часть утра по пояс в воде, играя с Тэхёном и Сокджином. Он почти заканчивает главу, когда Чонгук плюхается на полотенце рядом с ним. Сокджин принёс один из гигантских зонтиков на пляж, приказав Намджуну взять второй. Они разложили все свои полотенца в тени, но полотенце Чонгука было определённо не рядом с Чимином. Младший нарочно лёг рядом с Чимином. Старший его игнорирует — ну, или пытается. На Чонгуке лишь плавательные шорты, его точёное тело снова выставлено на всеобщее обозрение, и глаза Чимина напрягаются от попыток взглянуть на Чонгука так незаметно, как только возможно. Его внимание особенно охвачено пирсингом соска Чонгука, единственный пирсинг, который Чимин заметил, кроме серёжек в ушах. — Было больно? — к собственному удивлению спрашивает Чимин, кивая на пирсинг Чонгука. Он игнорирует румянец на щеках, когда Чонгук переводит взгляд с Чимина на собственный пирсинг. — Не очень, — отвечает Чон, снова глядя на него. Он приподнимается на локтях, наклоняясь к старшему. — А что? Тоже хочешь? Глаза Чимина расширяются, и он мотает головой: — Н-нет. Я не люблю иглы. Смех Чонгука мягкий, а улыбка ленивая, когда он смотрит на Чимина, резкость в его глазах портит его в целом доброе выражение лица: — Очень жаль. Чимин хмурит брови, поджимая в замешательстве губы: — Почему? — Да так, не важно, — отвечает Чонгук, снова ложась на спину, он кладёт руки на голову, закрывая глаза. Глаза Чимина же упиваются видом его напряжённых бицепсов с жаждой, которой он стыдится, заставляя себя снова посмотреть в книгу. — Ты не можешь просто сказать что-то такое, а потом сказать, что это не важно, — бормочет Чимин, задаваясь вопросом, продолжит ли Чонгук разговор с ним. Он сжимает страницу, которую читает, между пальцев и наблюдает, как она морщится от пота. — На тебе бы смотрелось отлично, — голос Чонгука низкий, в животе старшего разливается жар от его слов. — Ч-что смотрелось бы отлично на мне? — Пирсинг сосков. — О, — тупо произносит Чимин, его сердцебиение останавливается в груди. Вся кровь приливает к его лицу, и он сглатывает, оглядываясь вокруг. Юнги посапывает по другую сторону от него, остальные друзья в воде, кроме Намджуна, который ищет крабов. — Спасибо. Наверное. Чонгук только мычит, и Чимин украдкой смотрит на него, закусывая губу. Глаза младшего устремлены на Чимина, напряжённость в них застаёт старшего врасплох. Он не знает, что делать с Чонгуком и с самим собой. Зубы перестают терзать губу Чимина. Сейчас или никогда. — Эм, — начинает он, снова глядя в книгу. Слова сливаются на странице, и Чимин не может выловить ни одно из них. Его подташнивает. — Я хотел извиниться. — За что? Чимин издаёт звук отчаяния, но проглатывает свою гордость, раздражённый взгляд Юнги вспыхивает у него перед глазами. Всё было проще и веселей, когда Чимин не искал причин поссориться с Чонгуком. — На самом деле, за всё. Я был… мудаком, и это было нечестно с моей стороны — отказать тебе во втором шансе. Чонгук ничего не говорит, и Чимин смотрит на него, обнаруживая удивление на лице младшего, будто тот не может поверить, что Чимин признаётся в том, что он придурок. Он приподнимается, и Пак не может отвести взгляд. — Спасибо, — наконец произносит Чонгук с улыбкой на лице. — Ты тоже извини меня. — Вау, это заняло у тебя всего пять месяцев, — Юнги тянет слова, наполовину искажённые сном. — Хён! — ноет Чимин, хлопая его по животу. Юнги издаёт «уф», сворачиваясь калачиком, но смеётся, заставляя засмеяться и Чимина, хоть он и возмущается тем, насколько же Юнги бесит. Впервые с начала отпуска Чимин чувствует себя легко, как будто с его плеч свалился невидимый груз.***
Чимин просыпается с пульсирующей головной болью и совершенно пустой постелью. Он с трудом разлепляет глаза, потирая их руками, и сонно моргает, чтобы проснуться. — Чонгук? — хрипит он, но ответа нет. Чимин заставляет себя подняться, сощурившись, оглядывает комнату и тянется рукой к телефону на тумбочке рядом. Уже начало одиннадцатого, а их обратный рейс до Сеула только поздно вечером, так что он задаётся вопросом, куда исчез младший. Он выбирается из постели, идёт в ванную и пьёт прямо из-под крана, несмотря на металлический привкус воды. Воспоминания о прошлой ночи возвращаются к нему кусками, пока он стоит в душе, протирая глаза. Они все напились на пляже у костра, и Чимин отчётливо помнит, что его нужно было нести до отеля. Он бледнеет, когда осознаёт, что Чонгук был тем, кто тащил его на спине, а затем громко матерится, когда вспоминает, как он радостно обнял младшего. Чимин, спотыкаясь, возвращается в комнату, радуясь тому, что Чонгука там нет. У него не хватило ума захватить с собой чистую одежду, он всё ещё влажный после душа. Их комната — хаос из грязного белья и всех их вещей, беспорядочно разбросанных повсюду. Сбор чемоданов будет адом. Чимин вытирает волосы полотенцем, когда замечает камеру Чонгука, лежащую на столике. Он ловит себя на том, что поднимает её, понимая, что, вероятно, не должен смотреть фото, но он не может не думать о тех снимках с ним, которые Чонгук сделал в саду. Он хочет увидеть то, что видел Чонгук. Только когда Чимин включает камеру и начинает листать фотографии, он находит гораздо больше себя на них, чем ожидал. Он присутствует на каждом третьем фото. Чимин улыбается, смеётся, дует губы. Есть даже такие, на которых он стоит в одиночку на пляже и глядит на солнце. Он помнит то утро, помнит, как позволил Намджуну вытащить себя на прогулку, а Чонгук увязался за ними. Сердце Чимина колотится в груди, и он слишком медленно убирает камеру, когда Чонгук распахивает дверь в их номер. На долю секунды они просто пялятся друг на друга, у Чимина бешено стучит сердце, а смущение сжигает его, когда взгляд Чонгука останавливается на камере, всё ещё находящейся в руках старшего. — Я… — начинает было Чимин, но его язык внезапно становится слишком тяжёлым. Ему следует извиниться, но фотографии всё никак не укладываются в его голове — их так много, Чимина на них так много. Чонгук не выглядит злым, но подходит и вынимает камеру из рук Чимина. То, как близко находится младший, заставляет Пака нервничать, всё его смущение вырывается из него в одной запыхавшейся фразе: — Там очень много фотографий. — Чёрт, — ругается Чонгук, быстро взглянув на Чимина, а затем жмурится, потирая лицо рукой. — Чёрт. — Я…я скоро вернусь, — бормочет Чимин, думая, что лучше дать им обоим минутку, чтобы всё переварить. Он обходит Чонгука, но не успевает сделать и шага к двери, когда рука младшего обвивает его талию и крепко прижимает к своей груди. — Куда это ты собрался? — голос Чонгука такой низкий и хриплый с нотками чего-то, что Чимин не хочет разбирать. Его пальцы впиваются в ткань худи Чонгука, а глаза широко раскрыты, когда он поднимает взгляд на младшего. — Мне…мне жаль, мне не стоило… — Я не сержусь, — медленно произносит Чонгук, кладя камеру обратно на стол. Чимина он не отпускает. — Я просто… Не так я хотел тебе рассказать. — Ч-что рассказать? Щёки Чонгука розовеют, неуверенность написана на лице. Он облизывает губы: — Что ты мне нравишься. Требуется некоторое время, чтобы слова дошли до него, желудок Чимина переворачивается, и ему внезапно становится нечем дышать: — Я что? — Ты мне нравишься, — повторяет Чонгук, проводя костяшками пальцев по щеке Чимина. Его глаза инстинктивно закрываются, и он делает вдох, содрогаясь в руках младшего. — О. Дыхание Чонгука чувствуется на губах старшего, и Чимин обнаруживает, что сжимает бицепс Чона рукой, открывая глаза ровно настолько, чтобы осмотреть губы Чонгука. Он обводит взглядом его дугу Купидона, смотрит с упоением на родинку под губой, а затем сокращает расстояние, прижимаясь своими губами к губам Чонгука. Всё тело Чимина ликует, когда младший держит его крепче, второй рукой прикасаясь к лицу Чимина. Старший цепляется за него, оказавшись прижатым прямо к столу, руками обвивая шею Чонгука, пока тот углубляет поцелуй, вылизывая рот Чимина. Его разум совершенно пуст, у него вырывается стон, когда Чонгук отстраняется ровно настолько, чтобы прикусить его губу, впиваясь зубами в кожу, пока его язык зализывает укус. Старший чувствует себя полностью поглощённым спокойным напором Чонгука, он стонет, когда тот посасывает его язык, и просто принимает, принимает и принимает его. Его разум немного затуманен, когда Чонгук отстраняется едва ли на сантиметр, чтобы дать им обоим перевести дыхание. Чимин целомудренно целует его снова, их носы соприкасаются, и он трёт их друг о друга, хихикая, когда Чонгук улыбается. Смущение закручивается узлом в его животе, и Чимин утыкается головой в грудь Чонгука. — Ты, эм, я думаю, ты мне тоже нравишься, — говорит Чимин, его слова приглушены толстовкой младшего. Он не может показать своё лицо Чонгуку, не сейчас, когда оно просто пылает. — Правда? — Чонгук звучит слегка недоверчиво, но в его тоне присутствует игривость, которая заставляет сердце Чимина выполнять сальто. Он хлопает Чонгука по груди, хныча, когда тот смеётся. — Я не позволяю кому попало целовать себя, — дует он губы. — В таком случае я — настоящий счастливчик, — бормочет Чонгук, целуя висок Чимина, а затем спускаясь поцелуями по его лицу. Чимин краснеет от каждого прикосновения губ, сильнее впиваясь пальцами в худи Чонгука, а его сердце пытается вырваться из грудной клетки. Его дыхание дрожит в груди, когда он смотрит на Чонгука, вспыхивая под его пристальным вниманием. Тысяча мыслей проносится в голове старшего, но он не может сфокусироваться ни на одной из них, пока Чонгук стоит перед ним. — И когда ты собирался показать мне все свои фотографии со мной? — спрашивает Чимин, ухмыляясь тому, как краснеет лицо Чонгука. — Я даже не знал, что у меня есть собственный фансайт. Думал, они есть только у айдолов. — Хён, — Чонгук хмурится, отстраняясь, чтобы выпрямиться. Чимин только глубже садится на столе, смеясь над смущённым выражением лица младшего. — Я хочу увидеть их все. — Конечно, — бормочет Чонгук, беря руку старшего в свою. Когда Чимин смотрит на их руки, он вдруг вспоминает об их друзьях, оседающее осознание того, что они никогда не забудут ему этого, затапливает его. — Все будут смеяться надо мной, — ноет Пак, болтая ногами, а Чонгук только смеётся, крепко прижимая Чимина. — Не переживай, детка. Я скажу им всем отъебаться, — лыбится Чонгук, поглаживая пальцем щеку Чимина. Старший лишь краснеет, сглатывая, пока его сердце замирает от нежности: — Мой рыцарь в сияющих доспехах, да? — Что-то вроде того.