***
Дерек не вздрагивает, когда Стайлз впечатывает его бету в стеклянную столешницу. Лишь задумчиво склоняет голову, приподнимая стакан с бурбоном выше. Он сидит на широком кожаном диване, свет бьет ему в спину, очерчивая стройный силуэт чернотой там, где кожа сливается с ультрамарином. Стайлз держит крепко, заламывает бете руки — совсем немного, и кости хрустнут, треснут от его натиска. Но Дереку, кажется, все равно. Он слегка качает стакан в руке, и янтарная жидкость искажается в кислотно-зеленый. Подтаявшие скользкие льдинки наталкиваются на стеклянный бок, но Стайлз не слышит стука, когда Дерек запрокидывает голову, с нарочитой небрежностью открывая горло, где по гладкой бронзовой коже вьется стеблями черная роза. — Пусти меня, мелкий выблядок, — хрипит бета, делает очередную попытку вырваться. Стайлз вздыхает и одним четким, выверенным движением бьет его головой о край. Ножки стола подламываются с хрустом, и стекло осыпается вниз крошевом — вместе с бессознательно обмякшим телом. Безвольным минут на пятнадцать, не больше. — И? — Дерек вскидывает брови. — Что дальше, малыш? Я трахнул твою сестру? Увел подружку? — Он шире раздвигает бедра, кладет ладони на спинку дивана и усмехается. — Если хочешь подраться со мной, учти, будет сложнее. — Дерек щурится, оглядывая Стайлза с интересом. — Как тебя впустили? — Мне нужен твой бета, — игнорируя вопрос, произносит Стайлз, выпрямляясь. — Который из? — Дерек хмыкает, неспешно поднимается на ноги, перешагивая через обломки стола. Он одним глотком проглатывает остатки бурбона и будто нехотя роняет стакан через плечо, разбивая о каменный пол. Волк двигается плавно, лениво, подходит почти вплотную и слегка ведет головой. Стайлз видит, как трепещут точеные породистые ноздри, Стайлз знает, что Дерек ловит его запах. Волчьему обонянию мешанина ароматов не преграда. Никогда не была. Светлая радужка на мгновенье вспыхивает ярко-алым, едва заметным от расширившихся зрачков. — Кто ты? — вкрадчиво спрашивает Дерек, обходя Стайлза кругом. — Зачем тебе бета? — Скотт МакКолл. — Стайлз следит за ним взглядом, сдерживая напряжение. — Ты обратил его меньше месяца назад. Это его первое полнолуние. И мне нужно знать, где он. — Я не помню по именам своих бет. Стайлз стискивает зубы. — Ты должен чувствовать его. — Кому должен, я прощаю. — Дерек останавливается напротив, его радужку вновь топит алый. — Я дарю укус каждому, кто готов рискнуть. Если твой Скотт попросил о нем, значит, получил. Еще немного — и Стайлза начнет колотить. — Он был болен… — Тогда тебе стоит поблагодарить меня, а не закатывать истерику. Если хотел произвести впечатление, то я оценил. — Дерек резко хватает Стайлза за грудки и вбивает в стену, внимательно глядя в глаза, но едва ли видя там что-то, кроме отвращения и неприязни. Дерека это, кажется, лишь заводит. Он ухмыляется, а затем утыкается в шею Стайлза носом, чуть ниже мочки уха. Его дыхание щекочет кожу, но Стайлз не морщится и не дергается. В эти игры можно играть бесконечно. — Ты потрясающе пахнешь. — Дерек смотрит на него, сверкает глазами и снова утыкается в его шею. Стайлз чувствует трепет и тепло его дыхания, его медленные и глубокие, будто растягивающие удовольствие, вдохи. Дерек притирается к его коже щекой, а затем ведет по яремной вене языком и прикусывает заострившимися клыками. Не ранит, лишь дразнит, но, не находя в глазах Стайлза отклика, теряет интерес. — Это был комплимент, — произносит он, но Стайлз не обращает внимания на его слова. — В городе охотники. Лицо Дерека обретает скучающее выражение. Он ведет плечами, но все еще не отпускает. — Охотниками занимается Питер. — Ты не понял меня, Хейл. — Стайлз рывком дергается вперед, так, что меж их лицами едва ли остается расстояние в дюйм. — Твоя бешеная, совершенно неуправляемая бета сейчас носится в городе, полном охотников. Охотников, давно мечтающих нашпиговать тебя аконитом, — он щурится и зло цедит каждое слово. — Как думаешь, к кому они придут, когда убьют его? Дерек ощутимо напрягается. — Я не веду дел с охотниками, — повторяет он. Они так близко, что Стайлз выдыхает на вдохе Дерека. — Прости, но, похоже, им на тебя и твои предпочтения поебать. И либо ты едешь со мной и мы ищем Скотта, либо к утру от твоего клуба и стаи не останется ничего, кроме горстки пепла. — Детка, ты забываешься. — Дерек приподнимает уголки губ, он совершенно не выглядит напуганным, скорее раздраженным и даже чертовски злым. — Если твоего щенка не убьют охотники, это сделаю я. МакКолл — проблема, а я ненавижу проблемы даже больше, чем хуевый алкоголь. Стайлз дышит неглубоко, часто, и неприязни в нем столько, что она готова хлынуть через край. — Если ты не хочешь проблем, Хейл, то сделаешь, как я говорю. Иначе и охотники, и вся их злоебучая рать покажутся тебе Рождественским утром. Помоги мне найти Скотта, и ты больше никогда не услышишь ни о нем, ни обо мне. — Думаешь, он сможет так просто уйти от меня? От своего альфы? — Любой вшивый кобель будет лучшим альфой, чем ты. Твоя «стая» — всего лишь свора псин, — Стайлз выплевывает эти слова ему под ноги. Слишком долго они копились в его глотке, слишком долго он молчал, и сдерживаться сейчас — выше его сил. Боже, помоги ему. — У тебя слишком длинный язык. — Дерек ухмыляется и сжимает пальцы, вонзая когти в его плечи. Стайлз морщится — Дерек наблюдает с интересом. — Ты так настойчиво выводишь меня из себя, хочешь посмотреть, что бывает, когда альфа теряет голову от злости? Думаешь, языкастость спасет тебя? Потому что мне кажется, ты способен только на треп. Я нужен тебе больше, чем ты мне. Так убеди меня помочь. Пока у тебя хреново получается. Стайлз напрягается и вскидывает голову. — Стая… — А мне плевать. Дерек щурится, в его глазах плещется ехидство и удовольствие. Он вновь лениво улыбается, и Стайлз чувствует, как горячие пальцы обхватывают его горло, давя на артерию. — Моя «свора» — сильнейшая в Калифорнии. Так попробуй решить для меня задачу, детка, — он наклоняется, обжигая дыханием висок Стайлза, — сколько охотников нужно, чтобы остановить три сотни волков на пике полнолуния? Три сотни, которые будут драться за меня, хотят они того или нет. Подсказка: недостаточно. Я имею все, что нужно: стаю, силу, луну. А вот ты, похоже, совсем один, — Дерек убирает руки и отступает на шаг, окидывая его насмешливым взглядом, — и не можешь предложить мне ничего, кроме пустых угроз. Скучно. Если это все, то убирайся отсюда. И на твоем месте я бы сделал это как можно быстрее, потому что, когда Джеккил очнется, преимущество будет не на твоей стороне. Он двигается лениво, расслабленно. Подхватывает очередную бутылку бурбона и опускается на диван. А Стайлз никак не может отдышаться. В легкие словно напихали углей. Он знает, что все сказанное — правда. В точку. Нелюбовь Дерека к проблемам и его вечное желание избегать их были последним козырем. Если бы только Питер был здесь… — Чего ты хочешь? — С этого следовало начать. — Дерек делает глоток, и его глаза вспыхивают. — Раздевайся. Блядь. Стайлз хмурится, медлит, прикусывает губы. Кидает взгляд на бессознательного бету. — Смущает? — Дерек вздергивает бровь и вновь ухмыляется. — Я, кажется, сказал тебе раздеться. Блядский блядь. Возможность свалить отсюда манит даже больше, чем карточки с Энжелой Уайт в его четырнадцать. — Шлюх не хватило? — Эту еще не пробовал. Стайлз кривит губы, просчитывает варианты. Дерек ждет. Стайлз уверен, для него все это не больше, чем игра на выбывание. Кто кого? Стайлз не может подчинить волю альфы. Не своего. Но Питер все устроит. Питер тот еще мудак, они с племянником стоят друг друга, но обещаний он не нарушает. Через пару дней Стайлз со Скоттом будут далеко отсюда. От города. Воспоминаний. Дерека. Его пальцы скользят по пуговицам, двигаясь быстро, через одну. В этом нет никакого эротизма, лишь сухие, прагматичные движения, как на приеме у врача. Стайлз сбрасывает вещи в угол и выпрямляется. Дерек щурится, запрокидывает голову, совершенно бесстыдно рассматривая его. Стайлз помнит, зачем здесь. Зачем делает все это. Напоминает себе между вдохами. — Повернись. Стайлз подчиняется. Воздух вдруг кажется странно холодным, он неприятно касается кожи, заставляя ее покрыться мурашками. Взгляд Дерека такой же. Острый. Пронзающий. Скользит по телу, словно нож. — Кто бы мог подумать, что под дерьмовой одеждой скрывается такое красивое тело. — У нас мало времени. — Рот открывать будешь, когда я разрешу. Подойди. Голос сочится язвительной насмешкой, словно ядом. Но Стайлзу плевать. Насмешки его давно не трогают. Стекло хрустит под ступнями, впивается острыми краями в кожу, но Стайлзу все еще плевать. Физическая боль беспокоит его меньше всего. Даже когда Дерек ставит его перед собой на четвереньки, вжимая в битое крошево животом. Он вздрагивает лишь дважды: когда чувствует ледяную жидкость, текущую по спине, и когда горячий влажный язык касается кожи, слизывая капли бурбона вдоль позвонков. От прикосновений пальцев по телу пробегают разряды тока. Больно. Словно жалит Португальский Кораблик. Пальцы Дерека изучают его неторопливо, пробегаются по бокам, груди, опускаются к ягодицам. Кажется, что он не трогает, нет. Клеймит. Каждым прикосновением оставляет свою роспись, почти шрамирует когтями. Стайлз понятия не имеет, откуда Дерек достает смазку. Должно быть, секс в его ложе уже даже не развлечение, а так, пустая обыденность. Не имеющая значения рутина. Странно, на коже пальцы Дерека чувствовались кипятком, а стоит им скользнуть внутрь — кажутся чертовски ледяными. Стайлз непроизвольно вздрагивает, изгибается, и Дерек по-кошачьи прикусывает его загривок, а затем почти ласково говорит: — Тише. Ты же не хочешь пораниться. А я могу нечаянно выпустить внутри тебя когти. Стайлз быстро сглатывает, хмурится, слабо ерзая и морщась от странных, непривычных ощущений и легкой тянущей боли. Дерек растягивает его не спеша, методично, прижимается обнаженной грудью к его спине, дразняще притирается швом джинсов к его бедру и дышит. Так глубоко, что Стайлз слышит каждый вдох. Так медленно, будто никак не может им надышаться. — Девственник? В его голосе нет издевки. Лишь какое-то извращенное восхищение. — Иди на хуй, — Стайлз совершенно не узнает свой хриплый голос, потому что Дерек все еще двигается внутри него, пальцев явно стало больше, и это так… — Я СПИДом болен. — О, мне плевать, детка. Хоть проказой. Разумеется, Стайлз лжет. Разумеется, они оба это знают. От смазки становится отвратительно жарко, липко, ее запах ввинчивается в воздух приторно-сладкими нотами клубники. Тошнотворно. Как и влажные, хлюпающие звуки. Стайлз срывает зубами заветренную корочку на губах, когда Дерек прикусывает край его уха, целует чувствительную кожу и шепчет: — Будь обстоятельства другими, я использовал бы твою кровь вместо смазки. По сравнению с тобой она пахнет как дерьмо. — У тебя хуевые комплименты, ебанутый ты извращенец. Дерек не отвечает. Дерек лижет его лопатки и накрывает скользкими пальцами его член. Пиздец какими длинными. Пиздец какими горячими. Стайлз крупно вздрагивает, невольно дергается вперед, но Дерек слишком крепко держит. И произносит: — Терпи. Потому что сам, похоже, больше не может. На первом толчке Стайлз стискивает зубы и сдавленно выдыхает. На хую Дерек вертел его комфорт. Он делает несколько длинных, неторопливых, на пробу движений, а затем толкается так резко, сильно и больно, что, кажется, упирается членом под желудок. Никаких прелюдий, никакой, мать его, любви. Дерек трахает молча. Двигается часто, быстро, по-звериному обхватив его бедра, словно пес. — Сожмись так еще раз, — полунасмешливо и низко шепчет он, шепчет так, что от вибрации, рождающейся в его горле, в груди перекатывается колючая волна. — У тебя восхитительно получается. Стайлз вжимает ладони в пол, загребает пальцами осколки стекла и дышит через раз. Он старается абстрагироваться от приглушенной тянущей боли, от ощущения расползающегося внутри жара, от переполненности им. Стайлз старается, он правда очень старается, но не получается все равно. С губ срывается полувздох-полустон. — Ну же, малыш, не отключайся. Не так быстро. Перед глазами плывет и к горлу подкатывает склизкий ком, когда бета ломано дергается на полу и вскидывает голову, поворачиваясь на звук. Стайлз не видит выражения волчьего лица, когда Дерек резко хватает его за шею и дергает назад, насаживая на себя и открывая чужому взгляду. Целиком. Ощущения — тот еще пиздец. Стайлз сжимает челюсти так, что те хрустят, и чувствует, как Дерек скользит клыками по излучине его плеча. В воздухе терпко пахнет потом, кровью и сексом — даже он, человек, чувствует. А бета и подавно. Напрасно Стайлз дергает руками, пытаясь прикрыться — Дерек перехватывает его ладони, переплетает их пальцы и заводит назад, заламывая за спину. С губ срывается болезненный, полный ненависти стон, а бета ловит его, выдыхает хрипло, шумно втягивает носом воздух. Стайлз видит, как радужка его глаз загорается ярко-желтым, как он делает осторожное, смазанное движение к ним, но Дерек низко, грубо рычит, осаживая и заставляя замереть на месте. Он не перестает двигаться, лишь замедляется, заставляя Стайлза шире развести бедра, а затем утыкается носом в его плечо. Его дыхание больше не глубокое, нет. Напротив. Быстрое, словно Дерек только что проплыл стометровку. Стайлз едва замечает, что дышит в такт с ним. — Посмотрел? А теперь пошел на хуй отсюда, — голос Дерека искажается так сильно, что почти неразбочив. Бета мешкает, жмется к полу, смотрит на Стайлза, не отрывая взгляда. И, мать его, нарушает прямой приказ альфы. Не двигается, продолжая скользить по обнаженному телу полупьяным взглядом. Хочется раздолбать это лицо в крошево, но Дерек меняет угол, и Стайлз не может даже стонать. Бета не поднимается с четверенек и тянется вперед, но Дерек рычит так оглушающе, что того пригибает. Он вылетает из ложи за считаные секунды. Руки больно сводит, и Дерек выпускает их, но не то чтобы это особо помогает. Стайлз сгребает ладонями осколки, чтобы отвлечься, оттянуть удовольствие, которого не должен, черт возьми, ощущать. Он чувствует вонзающиеся в кожу острые края, но Дерек накрывает его ладони своими и перетягивает боль к себе. Хотя едва ли ее чувствует. — Прекрати, — рычит он, и от амплитуды его толчков сносит крышу. Стайлз отчаянно жмурится, когда Дерек влажно тычется губами куда-то в загривок. — Позови меня, — шепчут они, — позови по имени. Стайлз яростно мотает головой и слышит нетерпеливое, злое рычание. А потом в глазах резко темнеет. Он не успевает заметить, когда пальцы Дерека смыкаются на его шее. На каждую попытку вдоха они сжимаются лишь сильней. — Позови. Сердце сейчас разобьется о ребра или загорится от пылающих болью легких. Стайлз вцепляется в когтистую ладонь ногтями, но борьба бессмысленна и проиграна еще до начала. Воздуха мучительно мало, и перед глазами пляшут черные черти. — Перестань… Хейл… Хватит!.. Дерек!.. Дерек разжимает пальцы, а затем выгибает его, до хруста позвонков, хватает за волосы, заставляя запрокинуть голову, и, едва Стайлз вдыхает, затыкает его рот поцелуем. Он целует властно, жадно и горько-сладко — до звезд под веками, а затем кончает, взрыкивая над ухом. Стайлз отчаянно кашляет, жадно хватает губами воздух. Он пытается собрать помутившееся сознание воедино и с усталым бессилием терпит. Терпит короткие фрикции внутри, терпит скользкое ощущение спермы и жжение прикушенной кожи. Дерек по-животному трется об него, инстинктивно покрывая своим запахом, зарывается носом в волосы на затылке и что-то приглушенно, неразборчиво шепчет. — Кто ты, черт возьми, такой? — наконец произносит он, не позволяя Стайлзу вывернуться из своих рук. Стайлз делает очередную безуспешную попытку и качает головой. Он никак не может отдышаться. — Это неважно, — отвечает он и кривится: каждое движение причиняет боль. Ему бы сейчас душ и наждачку — смыть и срезать со своей кожи дикий коктейль запахов, но времени убийственно мало. — Нам пора. Дерек все же отпускает его, и Стайлз этим незамедлительно пользуется. Он подбирает одежду и оборачивается, встречаясь взглядом с пылающими, словно угли, глазами. Дерек больше не ухмыляется. Он бросает ему пачку влажных салфеток и хмурится. Стайлз видит, как судорожно вздымается его грудь, как причудливо, иллюзорно двигается на животе черный волк, щеря клыки. В какой-то момент Стайлз замирает: ему кажется, что Дерек покачает головой и скажет, что это все было одно большое наебалово. Но он лишь кивает и встает на ноги, неспешно приводя себя в порядок. — Едем.***
Дерек говорит, что им нужно к лесу. Стайлз послушно выезжает за пределы города и, когда Дерек бросает короткое: «Здесь», тормозит у обочины. Эта часть дороги едва освещена, в воздухе сладко-терпко пахнет влажной хвоей и землей. Еще ребенком Стайлз играл здесь, среди прелых листьев и невысокой травы. Мир тогда казался волшебным, чарующим местом с гарцующими единорогами и волшебными цветами. Тогда он был куда как проще. А теперь кажется слишком сложным в своей простоте. Лес больше не выглядит безопасным, и его вид не вызывает в душе ничего, кроме смутного страха. Ведь где-то в его тенях, во мраке — Скотт. Одинокий, неуправляемый и бог весть что натворивший. — Мне нужна его вещь, — Дерек говорит короткими, рубленым слогами, и Стайлз почти физически ощущает его напряжение. Дерек не боится, нет. Скорее возбужден, сжат, как пружина. Стайлз на мгновение подвисает на распахнутой кожаной куртке, на смуглом, почти закрытом татуировкой животе, потом моргает и распахивает бардачок. Он молча протягивает футболку Скотта, наблюдая, как Дерек слегка морщится, ведет носом над тканью, прикрывая глаза. Несколько мгновений он сосредоточенно и глубоко дышит, а затем выходит из машины и ныряет в чащобу. Стайлз чертыхается, наспех блокирует двери и бежит следом. — Кто он такой, что ты из-за него так жопу рвешь? — хмыкает Дерек спустя несколько минут тишины, нарушаемой лишь криком ночных птиц. — Мой брат. Стайлз не вдается в подробности — они Дереку ни к чему. Но Дерек их и не требует. — И что, убьешь за него? — Убью, — не раздумывая отвечает Стайлз. Дерек тихо фыркает и больше вопросов не задает. Он двигается изящно, словно кошка, в отличие от прихрамывающего и беспощадно матерящегося Стайлза, запинающегося в темноте о каждый некстати подвернувшийся корень. Он едва не падает, но Дерек успевает перехватить его за грудь, а затем прикладывает палец к губам, приказывая молчать. Стайлз смышленый. Стайлз тут же затихает. Он тоже слышит хруст веток и приглушенный скулеж вперемешку с рычанием. Скотт нападает сбоку. Волчьи движения почти неуловимы, но Дерек быстрее и намного сильнее. Он успевает заметить и отскочить, избегая удара. А затем бьет сам. Бьет в половину силы, но этого вполне хватает: Скотт прокатывается по земле, оставляя взрытый след. Стайлз на инстинктах почти дергается к нему, но усилием воли заставляет себя застыть на месте. Спина Дерека частично закрывает обзор, но Стайлз все равно видит. Видит, как Скотт пытается подняться, как клацает зубами, обнажая клыки в оскале. Его рот перепачкан кровью, но глаза… желтые. Слава богу, они желтые. Хоть и не узнают его. Скотт пригибается к земле, готовясь к рывку, но Дерек пресекает это движение в самом зачатке. От раскатистого рыка замирает, кажется, даже ветер. Скотт рвано вздрагивает, но больше не пытается подняться, лишь сворачивается в клубок и жалобно воет. Стайлз быстро сглатывает, шагая вперед. Он хмурится, разглядывая покрытые кровью плечи, руки, это… — Кровь не человеческая, верно? — не столько спрашивает, сколько утверждает Стайлз. Не то чтобы он сомневался, но удостовериться все равно стоит. Если где-то сейчас лежит раненный им человек… — Звериная, — спокойно отвечает Дерек и поворачивается к нему, вскидывая бровь. — Хочешь свою шею подставить? Стайлз не сразу замечает, что Дерек крепко держит его за плечо. На секунду кажется, что тот сам удивлен этим жестом. — Пусти. Едва пальцы Дерека разжимаются, Стайлз бросается вперед. Скотт больше не рычит, только поскуливает и мотает головой, вжимаясь животом в траву. Голый, грязный, дрожащий от страха. — Все хорошо, — Стайлз опускается перед ним на колени, наполняя свой голос спокойствием и силой, — тебе нечего бояться. Я здесь. — Он подается вперед, крепко прижимая Скотта к себе, чувствуя небывалое облегчение. С плеч будто падает неподъемная тяжесть. — Никто больше не причинит тебе вреда. Стайлз мягко гладит его волосы, и Скотт, словно щенок, тычется носом в его шею, затем затихает. Хотя Стайлз скрыл большую часть запахов магией (не нужно ему это чуять), метка альфы на нем, должно быть, слишком сильная. Но Скотта это успокаивает. Какое-то время Стайлз просто пытается унять свое сердцебиение. Потому что невозможно, чтобы все было так просто. Если бы Скотт напал на кого-то, если бы убил… Стайлз мотает головой, отбрасывая ненужные, пустые и ни к чему не ведущие мысли. Скотт это Скотт. Даже волком — добрее самой доброй собаки. Скотт сбрасывает бета-релиз, но разум не спешит к нему возвращаться. Он сам тянется к Стайлзу, обнимая его за плечи и слегка царапая когтями ткань, урчит почти по-кошачьи. Семейная, мать ее, идиллия. А затем вдруг вздрагивает в его руках и приглушенно, низко рычит. Дерек быстро оборачивается и разом подбирается. Стайлз успевает заметить, как напрягаются его спина и плечи, как заостряются удлинившиеся клыки. — Мы по этому ебучему лесу уже два часа кружим. Ты уверен, что он здесь? — Псы взяли след, что еще тебе нужно? Приказ был предельно ясный. Охотники. Блядь, как же не вовремя. Стайлз тратит на разговор с собой несколько секунд: одну, чтобы предположить решение, одну, чтобы возразить ему, одну, чтобы все-таки согласиться. — Дерек, — Стайлз, забывшись, зовет его по имени, не поворачивая головы, — подойди ко мне. Он напряженно смотрит туда, откуда доносятся голоса и где мечутся полосы болезненно-желтого света. Стайлз уверен, что Дерек начнет спорить, медлить, но тот просто шагает к нему. — Надеюсь, я об этом не пожалею, — коротко бросает он. Стайлз накрывает ладонью его бедро, шепнув короткое: — Терпи. Он ловит мрачный и злой взгляд и глубоко вдыхает, вбирая в себя лесной воздух, сосредотачивается на его запахе. Магия — это больше, чем просто слова. Это ощущения, это все, что его — их — окружает. Земля, вода, огонь, ветер. Они движутся, говорят, шепчут. Достаточно лишь захотеть слушать. И Стайлз хочет. Стайлз слушает. Близость Скотта придает ему сил, хотя куда больше дает альфа. И когда охотники выходят на поляну, она пуста. Во всяком случае, для них. Стайлз сосредотачивается, ткет иллюзорную реальность поверх настоящей, набрасывая на них, словно полотно, газовую вуаль со словами: «Вы не можете нас видеть». Он чувствует, как Дерек под его рукой вздрагивает, как сдавливает его руку своей ладонью, вжимая в кожу когти. Все, что сейчас велит ему инстинкт, — вырвать их глотки зубами и обагрить поляну человеческой кровью. В иной ситуации — возможно, но не сейчас. Охотников явно больше, и остальные, скорее всего, рассредоточены по лесу цепью. Скотт должен был стать козлом отпущения. В лучшем случае. Но он в порядке, и у альфы нет причин нападать. Пока — нет. А Стайлз обещал Питеру, что они не появятся. Что все будет в порядке до его возвращения и он не даст превратить город в руины. — Я могу просто убить их. Стайлз слегка морщится от холодной, абсолютной уверенности, которой пропитан голос Дерека. Разумеется, может. — Знаю. Но попробуй просто заткнуться, Хейл, — шипит он в ответ. Охотники встают рядом, и от них веет такой жаждой убийства, что у Стайлза все внутри сводит. Словно по коже игриво водят ножом. Стайлз почти чувствует, как тот упирается в его живот. Он уверен в себе и своих силах. Ну, по большей части, однако, когда один из мужчин подходит к Дереку вплотную, сердце готово все же сорваться. Оно бьется так часто, что в груди становится больно. Стайлз невольно сжимает пальцы, стискивая ткань темных штанов. — Бога ради, засунь свою альфовость в задницу и не двигайся, — выдыхает он. — Мы здесь уже были, Стив, — коротко произносит охотник. — Не были. — Говорю тебе, были. Мы кругами ходим. Я помню эту уродливую сосну. — Луч фонаря равнодушно скользит по скрюченному дереву. — Пошли отсюда. Дальше рябина, туда он точно не сунется. Тот, кого назвали Стивом, недоверчиво щурится. — Готов поклясться, я что-то слышал. — Он передергивает плечами, опускается на корточки и осматривает траву у их ног. — Клясться будешь в церкви. Пошли. Остальные уже у озера, надо и нам туда. Этих тварей после охоты всегда к воде тянет. Где-то вдалеке раздается высокий раскатистый вой, и охотники тут же срываются с места. Стайлз провожает их напряженным взглядом, но выдыхает, лишь когда исчезают последние отблески света. — Боже мой, — бормочет он, опуская занемевшие и слегка трясущиеся руки. Иллюзия исчезает, и Стайлзу кажется, что ткань реальности трещит по швам. У него слегка кружится голова и ужасно затекли ноги. Ему нужно идти, нужно позвонить Питеру, но он не может заставить себя шевельнуться. — Что за херня это сейчас была? — Которая из? — устало уточняет Стайлз. — Конкретизируй. — Ты маг. — И? — На моей территории нет магов. — Ты хреново знаешь свою территорию, Хейл. У Стайлза нет сил спорить и уж точно нет никакого желания что-то объяснять. Им нужно убраться отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Он спешно достает из кармана телефон и в пару движений набирает Питера. Чертыхается, услышав короткие гудки. — Кто ты такой? — Быстрее, чем Стайлз успевает отреагировать, Дерек вырывает из его рук мобильник. Стайлз вдыхает глубоко, призывая все свое терпение. Ему даже удается не сорваться на крик: — Отдай. Дерек скользит пальцами по старенькому корпусу и слегка надавливает когтем на сенсорный экран. Стайлз хмурится, слыша слабый хруст. Скорее даже пре-хруст. За секунду до трещины. — Объясни. Стайлз смотрит на него с усталой неприязнью, затем переводит взгляд на телефон. Ему нужно связаться с Питером, сообщить, что ситуация под контролем. — Манипуляция — твое второе имя, да, Хейл? Простыми словами общаться не получается, а отказы мы не принимаем? — Он криво усмехается и склоняет голову. — Я твой эмиссар, — медленно и тихо произносит Стайлз. — Несостоявшийся. — Ты издеваешься? Телефон хрустит, и Стайлз морщится. Ему почти физически больно: это последний подарок отца. То немногое, что от него осталось. — А похоже? — вопросом на вопрос отвечает он. — Если не ошибаюсь, ты послал Питера на хуй, когда он сообщил о моем посвящении. — Единственный друид в городе — Дитон. — Дитон сложил с себя полномочия, и ты прекрасно это знаешь. После смерти Лоры… — Не произноси ее имя, — глаза Дерека вспыхивают, но Стайлзу плевать. — …ты свалил из города, оставив меня с неуправляемой стаей. Это было хуево, Дерек. Очень. Хуево. Несколько минут они просто буравят друг друга взглядами. Сейчас все это — пустая и опасная трата времени. Если бы только Скотт согласился подождать, если бы не пошел к Дереку… Стайлз бы все разрулил. Если бы только… Сейчас, смотря на Дерека, он видит лишь разочарование всей своей жизни. Красивое, охуенно горячее, но от того не менее болезненное. Пожалуй, как ожог. Как шрам, раз в месяц отдающий фантомной болью. — Ты не лжешь. — Умница, Хейл. Можешь взять косточку. А теперь верни телефон. Мне больше нечего тебе сказать. Дерек протягивает ему мобильник молча, не сводя испытующего, странного взгляда. Ухмылка выглядит неестественно, словно приклеенная, но Стайлз больше не хочет гадать, что выражает его лицо. Знаем, проходили. Хватит с него. Насмотрелся. Разговор с Питером выходит коротким и слегка сухим. Стайлз рапортует четко и быстро. Да, Скотт в порядке. Да, охотники не пострадали. Да, они его ищут. Нет, Скотт не представляет угрозы. Лишь тогда голос Питера чуть смягчается. — Штефан согласен принять вас, — наконец говорит он, и у Стайлза от сердца отлегает. — Тебя, Скотта и его мать. Но надеюсь, ты понимаешь, что он это не по доброте душевной делает. — Я не идиот, Питер. — Знаю, умница Стайлзи. — Какое-то время он молчит, словно раздумывая над чем-то, затем все же спрашивает: — Уверен, что хочешь этого? Не боишься променять шило на мыло? — Скотту там будет лучше. — А тебе? Стайлз лишь вздыхает. Не то чтобы ему было, что сказать. — На твоем месте я бы подготовился, — так и не дождавшись ответа, продолжает Питер. — Первое, что он сделает, когда ты приедешь, — повяжет тебя. Передача эмиссара из стаи в стаю при живом альфе — явление беспрецедентное. Так что отдохни. Насколько сможешь. Если сможешь. Я пришлю за вами машину через пару дней. Сидите тихо и не высовывайтесь. Питер отключается, а Стайлз не может отделаться от ощущения, словно его заставили проглотить очередную порцию дерьма. — Что за чертов Штефан? Стайлз косится на Дерека, о присутствии которого уже успел забыть. Тот скрещивает руки на груди, склоняет голову и смотрит с прищуром. Боже, почему все это просто не может подождать? — Альфа соседнего штата. — И ты всерьез собираешься сбежать? — Я не сбегаю, Хейл, — раздраженно произносит Стайлз. — Я просто ухожу. И сделал бы это намного раньше, не обрати ты Скотта. — Эмиссар не может покинуть стаю. — Именно. Только я не член твоей стаи. И честно, Хейл, я подзаебался разгребать за тобой дерьмо и нянчиться с твоими волчатами. Так что давай не будем начинать… — Если Штефан хочет моего эмиссара, пусть придет и попробует забрать. — Дерек скалится, и Стайлз чувствует, что предел близок. Он вот-вот взорвется. — Я не твой эмиссар, — рычит он, но Дерек не слушает. — С сегодняшнего дня — мой. Я взял тебя. Там, в клубе. И ты этого хотел. — Ты трахнул меня на глазах у своего беты, — Стайлз все же срывается, но не на крик, а на шепот. — Чисто теоретически, какой процент людей может этого хотеть? — Я чувствовал. Ты хотел меня. — Хотел, — не отрицает Стайлз, — когда мне было шестнадцать. — Что изменилось? — Дерек оказывается рядом неуловимо быстро, хватает за подбородок и заставляет поднять голову. — Что изменилось? — Стайлз скалит зубы на волчий манер и ухмыляется. — Как меня зовут? Усмешка Дерека блекнет медленно. Стайлзу это почти нравится. — Скажи, — настаивает Стайлз, — как меня зовут? Ты просил звать тебя по имени, так назови мое. Нет? — Он не может сдержать истерический смех. — Ничего не приходит в голову? Хотя бы первая буква? Ну же, Хейл, — зло шепчет он. Стайлз ждет пару минут, но Дерек растаптывает призрачные остатки надежды своим молчанием. Что и требовалось доказать. — Надеюсь, мне больше не нужно ничего объяснять. Скотт в его руках шевелится и медленно поднимает голову. Его взгляд из почти бессознательного становится осмысленным. — Стайлз?.. — С возвращением, бро. — Стайлз легонько хлопает его по плечу и крепко обнимает. — Что случилось? — Скотт отстраняется, затем видит собственные руки и отшатывается так резко, что едва не падает. — Я… Я… — Ты сожрал оленя. Вернемся домой — выпьешь Имодиум, — вяло шутит Стайлз, — на всякий случай. — Это не?.. Это не человек? Я не… Стайлз вновь касается его плеч, обращаясь к собственной силе и выуживая из нее спокойствие. Делясь им. Боже, он все готов отдать, пусть Скотт просто перестанет так дрожать. — Ты никого не убил, Скотт, — Стайлз говорит негромко, мягко, как со смертельно раненым зверем. — Ты не сделал ничего плохого. — Цепи… Мне нужно было тебя послушать, я… Мне так жаль, Стайлз, я думал, все будет в порядке, думал… — Мы обсудим это позже. Сейчас нужно уходить. Сможешь встать? Скотт неуверенно кивает, поднимает взгляд и лишь тогда замечает Дерека. Его глаза тут же вспыхивают. Как и глаза Дерека, впрочем. — Зачем здесь альфа? — Позже, — грубо обрывает Стайлз. Вдвоем им удается подняться: он подставляет Скотту плечо, и тот благодарно на него опирается. Стайлз чуть морщится от боли и тихо чертыхается. — Твоей кровью пахнет, — в голосе Скотта скользит беспокойство и вина. — Это я?.. — Нет, Скотт. Бешеная собака укусила, — отшучивается Стайлз, бросая на Дерека косой взгляд. Тот не улыбается. — Просто свалите? — коротко спрашивает он, и Стайлз останавливается. — Тебе станцевать? — И это твоя благодарность за то, что я спас вас? — Спас себя. И свою «благодарность» ты уже получил. Возвращайся в клуб, Хейл. И постарайся не начать войну. Идем, Скотт. Дерек не пытается его остановить. Стайлз больше не оборачивается. Ему очень хочется верить, что на этом все завершилось. Новая стая, новый дом, новое будущее. Они едут в полной тишине, едва разбавляемой монотонным урчанием двигателя. Слов не хватает, да и говорить не особо хочется. Лишь на подъезде к дому Скотт решает спросить: — О какой благодарности ты говорил? Он слегка кусает губы, и не нужно быть оборотнем, чтобы считать его эмоции. Стайлз закатывает глаза. — Дал ему кое-что. Ничего серьезного, забудь. — Может, я могу как-то?.. — Сказал же, забудь. Мелочь. Лучше хорошенько вымойся, — Стайлз показушно морщится, — от тебя несет, как от скотобойни. Он с облегчением замечает, что Скотт наконец улыбается.***
Что ж, во всем случившемся есть один, но неизмеримо большой плюс: Скотт ему поверил. Должно быть, ночная охота напугала его не меньше, чем самого Стайлза. Теперь он безропотно позволяет приковать себя цепями, не пытаясь ни сопротивляться, ни бежать, ни возражать. Стайлзу достаточно лишь коротко и по-особенному произнести его имя, чтобы прекратить любые пререкания. Не то чтобы ему это доставляет особое удовольствие, но жизнь облегчает существенно. К тому же каждую ночь, когда в окна заглядывает изуверски ухмыляющаяся кратерами луна, Стайлз рядом. Всегда. Возможно, он слишком буквально понял Питера, но «высовываться» и вообще выходить за пределы дома он не собирается. Он понятия не имеет, где Дерек, что делает и делает ли. По всему выходит, что альфа утратил к ним интерес. Стайлз этому даже рад. Единственным напоминанием о случившемся служит неприятная боль внизу живота и невозможность нормально сидеть. Переживет как-нибудь. Наверное. Каждый раз, когда виски словно стискивает кольцом невидимая змея, каждый раз, когда осознание всего пиздеца готово накрыть героиновым приходом и хочется или проблеваться, или выстрелить в висок, Стайлз просто смотрит на Скотта. И его отпускает.***
В ночь перед отъездом Стайлз остается один. Это странное ощущение — одиночество в родной бетонной клетке. Он старается отвлечься, собирая вещи, и не думать о том, что оставляет больше, чем просто стены. Здесь все дышит воспоминаниями, дышит безвозвратно утерянной жизнью и пыльным счастьем. Здесь в последний раз раздавался мамин смех. Здесь в последний раз его обнимал отец. И где-то далеко-далеко, в другом, навсегда замершем отрезке времени, Стайлз радостно хохочет, бегая из комнаты в комнату, привязав к плечам старый тюль как супергеройский плащ. Почему-то у него дрожат пальцы и горло распирает удушливым комком. Им нужно собраться к утру, а как назло — все из рук валится. Скотт сейчас с Эллисон, у нее пробудет до самого утра. Наверное, Стайлз поступил бы так же. Если бы ему было куда идти. Он открывает отцовский виски, закуривает сигарету прямо в гостиной и неспешно перебирает фотоальбомы, стараясь не думать о том, что тот, кто приедет сюда после него, сорвет любимые мамины обои, что ростовые метки на них, которые отец оставлял с тех пор, как Стайлзу исполнилось четыре, безжалостно и равнодушно отправятся на свалку. Вместе со скрипучим, но таким удобным папиным креслом и так отвратно тикавшими дедушкиными часами. Для Стайлза здесь в каждой вещи слишком, невыразимо много всего, и он ласково вытирает пару соленых капель с маминой фотографии. «Новая стая», — напоминает он себе. Новая жизнь. Новая семья. Новый, незнакомый дом. Место, где все чужое. Стайлз так и не смог заставить себя навестить могилу отца: он ненавидит это место, ненавидит ровные ряды памятников и выгоревшие на солнце цветы, наполняющие воздух едким запахом пластика и земляной пыли. В его памяти Джон Стилински навсегда останется улыбающимся, с тонкой сеткой морщинок вокруг сияющих глаз и легкой печатью усталости на лице. Когда-нибудь Стайлз вернется сюда, и все будет иначе. Когда-нибудь. Обязательно. Он зябко ведет плечами. Чувствует сквозняк, хотя готов поклясться, что все окна в доме закрыты. Стайлз не слышит ни шагов, ни скрипа половиц, но когда поднимает голову — перед ним стоит Дерек. Это похоже на сцену из фильма ужасов, и, наверное, Стайлз должен испугаться, но ему так хуево, что он не чувствует даже удивления. — Чего тебе? — без прелюдий спрашивает он, делая очередную затяжку. Дерек кажется другим, хотя на нем все та же кожанка и от него все так же несет силой и сексом. Давным-давно от вида его тела Стайлз натурально слеп. Он не мог смотреть на Дерека и не смотреть тоже не мог. Но теперь ему все равно. — Я думал, мы договорились. — Напомни? — Стайлз и не пытается скрыть сарказма. Он по-турецки скрещивает ноги и прислоняется боком к каминной кладке, безразлично смотря на Дерека снизу вверх. — Я нахожу твоего друга. Вы не доставляете мне проблем и сваливаете из города. Я свою часть выполнил. А вот вы, ребята, решили меня наебать. Едкий дым на миг застревает в глотке. Стайлз забывает, как дышать, словно отделы в мозге, отвечающие за вентиляцию легких, заклинило наглухо. И в голове красной строкой, писком азбуки Морзе проносится лишь одно слово: «Скотт». — Скотт что-то… — медленно начинает он, но Дерек обрывает: — Я не о МакКолле. Ты. Сними с меня э т о. Стайлз недоуменно вскидывает брови, глядя на протянутые руки и манжеты кожанки, очерчивающие бронзовые запястья. — О чем ты? Если не можешь самостоятельно раздеться — это не ко мне. Тебе к неврологу. Дереку достаточно сделать всего два шага, чтобы оказаться рядом со Стайлзом. Он резко дергает его за шиворот, заставляя подняться, и одним точным, отработанным на практике движением вбивает в стену. — Детка, — злобно рычит он прямо в лицо Стайлзу, — я не настроен шутить. И Стайлз осознает, что правда — не настроен. Загрызет его прямо здесь. — Если думал отомстить мне и свалить, то не получится, Стайлз. — Я не… Дерек с силой бьет его о бетон, не давая договорить. — Лжешь. Ты что-то сделал со мной. Там, в клубе. — Я ничего не делал с тобой, Хейл, — устало произносит Стайлз. — В чем бы это «что-то» ни выражалось. — Лжешь, — повторяет Дерек свистящим шепотом. — Я найду МакКолла и прикончу его, если ты не исправишь все прямо сейчас. Я не могу есть. Спать. Пить. Трахаться. Я думаю только о… — он осекается, зло стискивает челюсти и резко выдыхает. Его радужка сияет так ярко, что в глазах рябит. — Номинально я все еще член твоей стаи и не могу причинить вред, пока связь с тобой не будет разорвана окончательно. Пока не уеду, можешь спать спокойно. А сейчас — хоть убей меня, это ничего не изменит. Дерек в ответ тихо матерится, а затем подается вперед, утыкаясь носом в его шею. Так странно, неожиданно, нелогично, что Стайлз каменеет. Он не может ни оттолкнуть, ни шелохнуться. — Ты не выходишь из моей головы. Твое тело. Твой запах. Твой охуенный сладкий запах. Стайлз не успевает понять, как оказывается лежащим на спине, под Дереком. Оборотня колотит, ломает, он нависает сверху, сверкая полубезумными глазами. А до Стайлза начинает доходить. Ночь. Полнолуние. Секс. Альфа на пике силы. Стайлз на пике злости. Даже чертов свидетель. Вполне себе ритуал. Стайлз упирается ладонями в его грудь, но Дереку плевать на сопротивление. Дерек едва ли его чувствует. Стайлз слышит скрип когтей по паркету и понимает, что то, что еще держит альфу, вот-вот оборвется. Ебнет предохранитель, и все для них обоих закончится. — Оборачивайся, — приказывает он. Дерек отрывает пьяный, расфокусированный взгляд от его шеи и смотрит прямо в глаза. — Оборачивайся, — повторяет Стайлз, — полностью. — Ты не слышал меня? — произносит Дерек, и Стайлз видит, как заострившиеся клыки приминают губы, как по ним скользит язык, кажущийся в тусклом свете кроваво-красным. — Я трахну тебя. Волком, — хрипло добавляет он. — Так давай, — Стайлз щурится. — Перекидывайся. Прекрати сдерживаться. Будет хуже. По телу Дерека проходит волна. Стайлз видит, как неестественно изгибается его позвоночник, слышит, как, хрустя, меняются кости. Наверное, это больно, но Дерек не стонет. Лишь часто-часто дышит. Стайлз опускает ладони на его макушку и прикрывает глаза. А когда открывает их вновь, над ним возвышается исполинский волк. Он дергает ушами, ощущая руки Стайлза, и низко рычит, обнажая кончики острых клыков. Красивый. Настолько, что дух захватывает. Совсем как человеческая ипостась. Стайлз осторожно оглаживает лобастую голову ладонями, готовый отдернуть их в любой момент, но он не видит… неудовольствия. Напротив, волчьи глаза медленно гаснут. Зверь неловко переступает с лапы на лапу, сосредоточенно обнюхивает его лицо и фыркает в губы, обдавая их теплым дыханием. Чего бы ни хотел от него Дерек, волк это желание явно не разделяет. Скорее напротив. Он отступает на пару шагов, толкается мордой в живот, притирается боками о бедра и… ластится. Так ластится, что на Стайлза нападает оторопь. Дерек же беззлобно рычит, прикусывает рукав толстовки и лижет продрогшие руки. Кажется, снег пойдет прямо в комнате. — Поддержать меня пришел, да, волче? — Стайлз чешет его за ушами, надеясь, что поступает правильно: он сотню раз видел, как это делал Скотт. Волк жмурится, совсем как простая собака, и так же виляет хвостом. Внутри отчего-то скребутся кошки, и Стайлз все еще не уверен. Он знает, что звериная часть есть у каждого оборотня, у новообращенных она рождается с укусом, у тех, кто, как Дерек, родился в волчьей семье, она есть всегда. Они неделимы. Они — целое, движимое зачастую одними желаниями и мыслями. Но волк Дерека кажется совсем иным. Он так отчаянно тащил Дерека сюда, сводил его с ума, тянул на себя повод, чтобы… что? Просто поурчать под его руками? — Решил попрощаться? — наугад говорит он. Волк наклоняет голову, а затем толкается под его руку, и Стайлз, не удержавшись, треплет его по холке. Отчего-то волка хочется касаться, в отличие от Дерека. Иногда Стайлзу кажется, что кожа Дерека способна оставлять ожоги. Только не на виду у всех, а глубоко внутри. А волк… просто волк. Просто зверь. И разум отказывается провести параллель между ними. — Есть хочешь? — неожиданно для самого себя спрашивает Стайлз. Он на пробу поднимается на ноги — волк и не думает препятствовать. Наоборот, подставляет мохнатую спину под его руку, будто говоря, мол, давай, обопрись на меня, если нужно. До кухни всего пара метров, но Стайлзу чудится — километры. После смерти отца готовить он перестал. Заказывал всякую дрянь, перебивался в кафе, иногда ел в доме стаи, но никогда — здесь. Стайлз сглатывает, и волк кусает его пальцы. — Ага, понял тебя, «альфа Калифорнии», — бормочет он и прихватывает белый клык. Волк смешно морщит нос, мотает головой и оглушительно чихает. Стайлз закатывает глаза и фыркает в кулак. Идиллия. Он совершает какие-то простые действия: достает из морозилки не первой свежести фарш, заталкивает его в микроволновку. Чуть подумав, берет с полки старую миску с надписью: «Билли», наливает холодную воду и ставит перед Дереком. Дерек совсем не выглядит впечатленным. Он не отходит ни на шаг, и даже лежа в ванной, Стайлз видит выглядывающие из-за края острые уши. Когда волк идет за ним в спальню и первым запрыгивает на кровать, Стайлз не удивляется. Только говорит: — Вообще-то, я сплю возле окна. Волк показательно скалит клыки и начинает подрывать под себя одеяло. — Это невежливо, Дерек. Плохой волк. Волк наклоняет голову, а Стайлз скашивает взгляд на часы. Три ночи. Питер сказал, водитель приедет в девять. Неизвестно, как поведет себя Дерек, а ему точно не нужна поножовщина. Не в этом доме. Он подходит к ящикам своего стола и выдвигает самый первый, где лежит сонный порошок. Одна из первых магических вещей, которую ему удалось сделать действительно хорошо. Стайлз высыпает его на ладонь — нужно совсем немного. — Эй, Дерек говорил, вы с ним плохо спите. Стайлз опускается на постель, заглядывая в волчьи глаза. Зверь смотрит доверчиво, с легким любопытством. Стайлз видит, как слегка подрагивает черный нос. — Прости, приятель, — произносит Стайлз и дует на ладонь. Порошка действительно нужно совсем немного. Волк тихонько скулит, судорожно трет лапой нос, и Стайлз стряхивает остатки валерианы на пол. Какое-то время он сидит рядом с Дереком, гладит его бок, наблюдая, как медленно смыкаются веки, как выравнивается сонное дыхание. — Прости, — повторяет Стайлз. — Может, с тобой у нас могло бы получиться… Он не решается продолжить мысль. И когда Дерек окончательно засыпает, принимается быстро паковать остатки вещей. Альбомы с фотографиями он складывает тоже. Это, конечно, не дом. Но самое важное он забирает с собой.***
Скотта Стайлз встречает на крыльце. Тот выглядит уставшим, счастливым и несчастным одновременно. Он кивает Стайлзу, хочет что-то сказать, но осекается, наткнувшись на его взгляд. А затем машинально принюхивается и меняется в лице. Но ничего не спрашивает. И Стайлз ему за это благодарен. Полчаса. Стайлз курит без передышки, но замечает это, лишь когда Скотт отнимает у него пустую пачку. — Бро, все нормально? Все ни хуя не нормально. — Порядок. Разумеется, он лжет. Стайлз знает, что он лжет. Скотт знает, что он лжет. Водитель подъехавшей тачки знает, что он лжет. Даже чертов Питер, летящий первым классом, наверняка в курсе. Стайлз молча подхватывает сумки и идет к багажнику. — Альфа?.. — медленно начинает сидящий за рулем мужик — лысая гора татуированных мышц. — Не доставит проблем, — заканчивает за него Стайлз, падая на заднее сиденье, и ухмыляется. — Но на твоем месте я бы не жалел педаль газа. Безымянный бета не улыбается. Он со сводящим с ума спокойствием дожидается, пока они со Скоттом усядутся, пристегнут ремни безопасности, и лишь тогда выезжает на дорогу. Стайлз ни разу не оборачивается.***
Он не считает время. Он прижимается виском к плечу Скотта и прикрывает глаза, лишь изредка глядя на небо, ставшее из бледно-розового бледно-серым. По обе стороны дороги раскинулся лес, тяжелый запах влажной хвои влетает в окно вместе с запахом пыли и душным воздухом. Тихое теплое дыхание рядом убаюкивает. Стайлз на секунду жалеет, что не захватил из дома плед. Бок Скотта горячий, словно стенка печки, и хочется закутаться в это тепло, как в одеяло. Уснуть не получается, и Стайлз считает летающих под облаками птиц, но сбивается на втором десятке. — Ты принимал таблетки?.. — тихо спрашивает Скотт, и Стайлз кивает. Конечно принимал. Когда-то — принимал. В висках тупо пульсирует боль, ему бы анальгин и пачку сигарет, но под рукой нет ни того, ни другого. Он машинально хлопает себя по карманам и застывает. По коже будто проводят тупой ножовкой. Раз, второй, третий. Стайлз сдавленно матерится и вслух произносит: — Не говори, что я не предупреждал. За его словами следует вой. Он прокатывается над лесом оглушающей силовой волной и, кажется, ветром пригибает деревья. Стайлз медленно и глубоко дышит, чувствуя, как пальцы Скотта стискивают его ладонь. — Это?.. — сипло спрашивает он, и Стайлз отрывисто кивает: — Да. Безымянный не произносит ни слова. Он резко выкручивает руль вбок, как раз вовремя, чтобы успеть избежать столкновения с черной тенью. Стайлз не поворачивает головы, но все равно ее видит, улавливает краем бокового зрения. Дерек двигается параллельно машине, не сбавляя скорость. — Он хочет… — Знаю. Это одна из тех вещей, которую не обязательно говорить вслух. Потому что яростью от Дерека лупит так, что начинает гудеть голова. — Чувак, моя бабуля может выжать из твоей детки больше. Или ты, блядь, педаль газа потерял? — Закрой рот. Бета не поворачивается, но Стайлз видит в отражении, как на каменном лице ходят желваки. Стайлз не уверен, что Дерек сделает, если поймает их. С равной степенью может и утащить в свое логово, и сожрать. Ему не улыбается ни то, ни другое. Сердце внутри колошматит до аритмии, и кажется, у них со Стайлзом предынфарктное состояние. Дерек упорный сукин сын. Он бьется в бочину, раз, другой, третий. До ближайшего кювета. Дереку плевать, даже когда мимо них, дико ревя, проносится фура. Стайлз уверен: если глянет в зеркало — половина головы будет седой. Им нужно к Штефану. Как можно быстрее. Дерек — одна сплошная черная ярость. И вот теперь они с волком заодно. И гонят их, как сраного оленя. Стайлз сомневается, что беты будут драться. Стайлз сомневается, что даже если будут — смогут дать хоть какой-то отпор. Не факт, что они смогли бы пережить бой с альфой, даже не будь он серьезно настроен. А сейчас… Дерек готов убивать. В Дереке сила всех его бет. И пусть луна пошла на убыль — ему хватит. Этого более чем достаточно. — Заставь его оторваться, — гаркает Стайлз, пытаясь перекричать рев мотора и рев Дерека, — там, на повороте. Граница, — добавляет он быстро. Место, где территория Хейлов заканчивается. Стайлз не может причинит вред альфе, но даже в таком плачевном состоянии способен перекрыть границы на «вход» и «выход». Временное явление без постоянной подпитки, на день или два, не больше. Но этого им точно хватит. И Питеру тоже. Они едва не вылетают в овраг, а шины визжат так, что уши закладывает. Лес превращается в одно сплошное зелено-бурое пятно с росчерками черных стволов, а Стайлз никак не может заставить себя дышать. Словно что-то обернулось вокруг шеи и сдавливает гортань. Это дает им фору, совсем немного — доли секунд. Но их достаточно. Стайлз здесь родился. Это его земля — тоже. Пока еще. И он взывает к ней. Не для того, чтобы навредить вожаку, конечно нет. Наоборот. Защитить его. На такой зов земля откликается. И в следующее мгновение Дерек ударяется в невидимую стену. Раз, второй, третий. Это последнее, что видит Стайлз. Его колотит, легкие напоминают разбавленное желе, а по вискам струится пот. Бете больше не нужны напоминания. Бета гонит под двести, и лишь волчья реакция и дьявольская удача уберегают их от того, чтобы разметаться мясным фаршем по дороге. Стайлз ничего не говорит. Он думает, что вряд ли вообще заговорит. Внутренности словно стянуты ледяной коркой, его колотит изнутри, и он едва чувствует, что руки Скотта сжимают его крепче. Над лесом вновь прокатывается полувой-полурев, дурной и безумный. Стайлз набирает Питера. Если кто-то и сможет обуздать Дерека, то только он.***
Штефан встречает их лично. Стайлз знает о нем немногое: альфа, пятеро детей, пара десятков приближенных. Не самая большая территория, но отличная репутация. Пожалуй, то, что нужно. Альфа шагает вперед, приветствует их. Стайлз что-то говорит в ответ, беззастенчиво скользя взглядом по моложавому лицу и светлым глазам. Не таким, как у Дерека. Светлее. Этот интерес взаимен. Альфа смотрит на него не таясь, прикидывает что-то в уме. — Ваши комнаты наверху. Бернард проводит. — Штефан не сводит взгляда со Стайлза. — Должно быть, вы хотите отдохнуть… — он утверждает, но это утверждение вопросительно. И адресовано лишь ему. Стайлз чувствует. — Не вижу смысла откладывать, — прямо произносит он, скрещивая руки на груди. Штефану его ответ по душе, он щурится и улыбается. Сколько ему?.. Лет сорок. Вряд ли больше. Опыт. Сила. Власть. Разум. «То, что нужно», — повторяет про себя Стайлз. — Тогда идем со мной. — Он легко протягивает Стайлзу раскрытую ладонь. — Стайлз… — голос Скотта кажется странно ломким. Неуверенным. — Все нормально, Скотт. — Стайлз не поворачивается к нему, опуская свою ладонь в прохладную крепкую руку. — Отдыхай. Хватка у альфы крепкая. Они входят в дом первыми, и тот, кого назвали Бернардом, следует за ними вместе со Скоттом. Стайлз на пару секунд подвисает, стопорясь взглядом на роскошном интерьере. Он видел такие лишь на страницах журнала Wallpaper. — Сэр! — звонкий голос доносится со стороны парадной лестницы, и к ним спешно спускается девушка в белой блузке и классических брюках. Заметив Стайлза, она неловко замолкает, прижимает к себе какие-то бумаги и коротко кивает ему, явно не зная, как себя вести. — Да, Моника? — Звонит старший Хейл. Хочет поговорить с вами, я… Что мне ответить? — Я перезвоню ему завтра. Сейчас занят. — Он сказал, это срочно… — И я говорю — завтра, — Штефан не меняет тона, но Моника слегка вздрагивает и быстро удаляется. Альфа ведет их вглубь дома по петляющим коридорам. Они кажутся Стайлзу бесконечными, и он не замечает, когда шаги Скотта стихают. Пальцы альфы осторожно касаются его предплечья, плеча, лопаток. А затем он сам тянется к Стайлзу, утыкается носом в его шею и жадно вдыхает, замечая: — Питер не сказал, что ты сформировал с ним связь. — Я не формировал. Так вышло. — Он тебя пометил. — Знаю. Так… — Тоже вышло? — насмешливо заканчивает за него альфа. Стайлз не отвечает, Штефан больше ничего не говорит. И ничего не спрашивает. Стайлз за это ему по-своему благодарен. — Боишься? — мягко спрашивает альфа, когда они останавливаются у широких двойных дверей. — Есть немного. — Хорошо. Не люблю лжецов. Стайлз неопределенно пожимает плечами. Всякая ложь должна иметь смысл. Лгать сейчас — глупо. Он смотрит на позолоченные деревянные узоры, на края железной ручки. Считает до трех, и его отпускает. Он ведь знал, как будет. Знал, что — вот так. Альфа лишь улыбается. Альфе это нравится. — Но тебе не стоит бояться меня. Никогда. Уже почти сделав шаг вперед, Стайлз останавливается. Медлит. — Он почувствует? Штефан останавливается тоже. Они оба знают, о ком Стайлз говорит. — Скорее всего, да, — спокойно подтверждает он. — Это имеет значение? — Нет, — Стайлз качает головой. И входит в спальню. Больше не имеет. Он справится. И Дерек — как-нибудь — тоже.***
— Мне жаль, мистер Хейл, — искренне произносит Моника, — боюсь, альфа не может поговорить с вами. — Не может или не будет, милая? Девушка молчит. Питер чувствует запах неловкости так, словно она стоит прямо перед ним. — Ясно, — коротко отвечает он и, с предельной вежливостью попрощавшись, сбрасывает вызов, задумчиво глядя на стальные двери бункера. — Ну что, Дерек. Все. Доигрался, — медленно произносит Питер. Ответом ему служит рев и удар такой силы, что металл дыбится. Гнется, но не ломается. Как же его это заебало. Он опускается на ступени прямо в костюме и приваливается к стене, ставя рядом бутылку коньяка и граненый стакан. — Задуматься бы тебе над своим поведением, племянничек. Удар. — Все-то тебя бросают. Удар. — Никто-то тебя не любит. От яростного рыка сейчас лопнут барабанные перепонки, но Питеру плевать. Восстановятся. — Он бы сдох за тебя. Ты же видел. Ты же не конченый идиот, да, Дерек? В мальчишке был потенциал. Питер, конечно, не друид, но за свою жизнь повидал их немало. Штефан такую возможность не упустит. Питер бы не упустил. Молодой, пылкий, пластичный, словно глина, — лепи что хочешь. Хочешь — любовь. Хочешь — преданность. Дереку не надо было даже напрягаться. — Но ты проебался. А когда проебывается альфа — хреново всей стае. Питер оттягивает галстук, наливает себе коньяка на два пальца и пьет неспешно, смакуя древесный букет. Дерека ему не жаль. Дерек лично подливает бензин в собственный костер. Ему уже вряд ли что-то поможет. Но Питер обещал своей альфе. Обещал позаботиться. Уберечь. Или хотя бы попытаться. Заботу Питер понимает по-своему, но он здесь. Сейчас. И мало для кого поступил бы так же. Дерек воет. Так тоскливо, больно, оглушающе, что Питер невольно морщится. Он коротко смотрит на свои часы, прикидывает время. Видимо, началось. Дерек бьется неистово, царапает когтями стены, пытается выломать, вырваться. Только уже все равно не успеет. Его отпустит, когда связь разорвется. Питер в этом уверен. Нужно просто подождать. И ждать он готов. Всю жизнь ждет. Теперь дело только за Дереком. А Питер… просто побудет рядом.