Аэропорты пропитаны грустью

Србук всегда было интересно, как много прощаний произошло в этом аэропорту, сколько людей увидели тут друг друга в последний раз, сколько слёз тут было пролито из-за расставаний. Утром она пообещала себе, что не проронит ни слезинки, когда придётся отпускать. Сейчас уже и не верила, что сможет сдержать обещание. Чингиз вызвался провожать её до самого самолёта. Отказа не последовало даже после удивлённой реакции её делегации. Почему среди стольких симпатичных мужчин Србук угораздило влюбиться именно в азербайджанца? И как ответ на этот вопрос в голове сразу возникают воспоминания из их первой встречи. Это напоминало сюжет до жути банального фильма, и девушка была уверена, что в реальной жизни всё гораздо сложнее. Но это был именно тот случай, когда один взгляд положил начало всему. Одно утро, одна мимолётная встреча в ресторане, где завтракали все участники, но искра пробежала лишь между этими двумя. Србук сидела за столиком у окна, который ей по счастливому стечению обстоятельств удавалось занимать почти каждый день. Чингиз пришёл поздно и был заметно раздражён, пытаясь не повышать голос, пока разговаривал с кем-то по телефону. Но разговор, который и так привлек внимание окружающих и даже заставил их на минуту умолкнуть, закончился быстро, после чего азербайджанец с характерным вздохом уселся за первый попавшийся столик. Остальные присутствующие вернулись к своим разговорам, и вскоре ресторан стал таким же шумным, как и до его появления. Она смотрела на него на долю секунды дольше, чем на кого-либо ещё. И он заметил. Улыбнулся, самодовольно или искренне – она не знала, да и знать не хотела. Србук, как раз вовремя вспомнив, что сегодня собиралась с Микелой и Тамтой поехать и посмотреть достопримечательности города, поспешила покинуть ресторан. И даже когда выходила, чувствовала его взгляд. О том, что могло привлечь его внимание, размышлять не хотела, но его образ постоянно мелькал перед глазами даже в самые неподходящие моменты. Слегка нахмуренные брови, глаза, которые выглядели уставшими после стольких потраченных на репетиции ночей, улыбка, которая была ему так к лицу. Второй раз они виделись на репетиции. Србук удовлетворённо слушала похвалу за идеально взятую высокую ноту, а Чингиз подошёл уж слишком внезапно. – Да, это действительно было великолепно. – сказал он, подмигнув то ли всем, то ли только ей. И в тот момент Србук продала бы душу, чтобы он сказал это ещё раз, а потом ещё и ещё, потому что похвала от него казалась чем-то заоблачным и таким нужным. – Спасибо. – пытаясь не показывать смущения, ответила она. Едва она успела это сказать, как столкнулась с возмущённими возгласами людей из армянской делегации. «Он же азербайджанец» – единственная фраза, которую уловила она во внезапно начавшемся политическом обсуждении. К счастью, Чингиз успел отойти и не услышал этой неприязни. Но даже если бы услышал, это бы не имело значения. Пусть окружающие говорят, что хотят. Главное, чтобы она не отвергла этот его маленький шаг. Пусть это был лишь комплимент её вокалу, Чингиз был уверен, что ещё успеет сказать ей многое. И успел. Умудрился произнести столько важных слов за такой короткий промежуток времени. Они виделись всё чаще, хоть и решили не попадаться на глаза своим делегациям, которые были настроены одна против другой чересчур враждебно из-за политических взаимоотношений своих стран. Србук даже подумать не могла, что ей будет нравиться скрываться в коридорах отеля или за кулисами сцены, сбегать на пляж или в город, где можно не притворяться незнакомцами, а быть теми, которыми они являются. До безумия влюблёнными. А ведь каждый немного сумасшедший, когда с головой окунается в чувства, беспрестанно твердя, что на этот раз всё будет по-другому, что нежеланные обстоятельства не помешают, а расстояние не будет преградой. Что достаточно лишь заскучать, неважно, в первую минуту или через месяц разлуки, захотеть услышать голос, прикоснуться к нежной коже, ощутить друг друга вживую, а не через экран телефона. А затем забыть о рациональности и о том, что внеплановая поездка ну никак не вписывается в и без того забитый график. Отправиться рано утром первым рейсом, сесть возле окна и смотреть, как отдаляются родные улицы и города. Согревать себя мыслью, что с каждой секундой полёта родной человек становится ближе. И так хочется себя обманывать, так хочется жить иллюзиями и мечтами о том, что всё так и будет. Закрывать глаза и представлять, что во всём мире не существует ничего, способного их разлучить. Но они – лишь усовершенствованная версия Ромео и Джульетты. Извращённая во всех смыслах. А произведения Шекспира, как правило, заканчиваются несчастливо. Время на табло неумолимо приближало их к моменту, когда придётся отпустить руки и последний раз ощутить тепло друг друга. Ему – зарыться в её волосы, жадно вдыхая запах лаванды, которую она так любит. Ей – прикоснуться к его щеке, будто прося улыбнуться. Если он и будет улыбаться, то только для неё. – Пассажирам самолёта Тель-Авив – Ереван просьба занять свои места. Србук ещё какой-то миг неотрывно смотрит ему в глаза, а Чингиз чувствует острое желание поцеловать её ещё раз, чтобы запомнить этот момент навсегда. – Прощай. – она выдыхает ему в губы столь ненавистное слово. – Прощай. – шепчет он, не желая признавать, что это последнее, что они скажут друг другу. И всё-таки конец обязан быть концом.