Кладбище детей

Снег постепенно выпадал, покрывая белым одеялом всё, с чем соприкасался. Крыши домов, земля, деревья и даже машины были покрыты им. Зима нагоняла на всех атмосферу спокойствия и безмятежности. Дети играют в снежки, строят снеговиков и просто веселятся. Многие студенты колледжа Сунтэ заболели, поэтому Соник время от времени оставался без работы, так как обучать пятерых учеников, когда двадцать из них болеют, было бы глупо. Есть среди здоровых один, который вообще не мог даже нормативы по физкультуре соблюдать из-за слабости с рождения. Однако его мама была уверена, что её сын станет величайшим спортсменом в мире. Это был шестнадцатилетний лис с кремовой шёрсткой, голубыми глазами, русыми волосами, половина которых обгорела на солнце и из-за этого стала светлее другой; чёрным свитером, джинсами слегка тёмно-голубого цвета, тёмными серёжками-гвоздиками и голубыми ботинками с белой подошвой. Несмотря на слабость, Акайо Джун хорошо пел. У него был просто ангельский голосочек. Соник очень добрый по своей натуре, поэтому сначала старался подтянуть его по физической культуре, но что бы он не делал, этот лис плохо справлялся со всем. Поэтому в голову ежу пришла гениальная, по его мнению, идея. Каждый раз, когда Акайо не справлялся с чем-то он отводил его в свой кабинет и говорил: «Пой!» И Джун пел обо всём, о чём попросит его зеленоглазый. Таким образом они помогали друг другу. Соник мог расслабиться во время тяжёлого дня, а русоволосый получал хорошие оценки практически ни за что. В общем, взаимная выгода во всей её красе. Зима проявляет и другие качества, которые могут быть сокрыты глубоко в душе. Шедоу в последнее время слишком часто практиковался в игре на пианино, а по будним слушал классику Орана Кэйна и Терезы Морган. Он и Соника учил играть на данном инструменте, однако у зеленоглазого не очень хорошо получалось. Алоглазый всегда говорил: «Хороший результат приходит со временем. Имей терпение и сможешь достичь великих свершений». Он и сам следовал этому совету. И вот однажды чёрно-алый решил показать им кладбище, как и обещал. В этот день снег не падал, а на улице царила мёртвая тишина. Ни души... Лишь изредка по той самой дороге проезжали грузовики. Осторожно перейдя её, они пошли по тропе. На ней, к удивлению Соника и Тейлза, не было снега. — Взрослые каждый день ухаживают за этой тропой. Хех, я тоже иногда им помогаю, — пояснил он, ответив на вопрос, который они даже не успели задать. Дорога вела всё глубже в лес. Деревья-великаны как будто скоро достанут своими ветвями до неба. Кое-где можно заметить участки засохшей травы, которая выглядывает из тонкого слоя снега. Мусора, на удивление, не было, что странно, поскольку многие леса сейчас являются огромными свалками ненужного хлама. Земля под ногами влажная. На небе ни облачка, однако под кронами деревьев его видно плохо. — А тут раньше кто-нибудь терялся? — спросил Соник, прерывая тишину. — Из местных нет, а туристы иногда теряются, но их быстро находят. Примерно за два-три дня, — пояснил Шед. — Никто ещё не терялся насовсем. Наконец они дошли до места назначения. Алоглазый указал на аккуратно вырезанную табличку с надписью «Кладбище детей». Вместе они прошли под аркой из свалившихся от молний деревьев. Поляна представляла собой идеальный круг, диаметром около сорока футов. С трёх сторон её ограничивал густой подлесок, а с четвёртой — огромная куча валежника, нагромождение упавших деревьев, зловещее и опасное с виду. Поляна была сплошь заставлена импровизированными надгробиями, сделанными из материалов, которые сейчас легко достать: старые ящики, дощечки, куски жести. Начинало казаться, что в расположении надгробий присутствует некая система. Окружающий лес придавал месту какую-то чарующую глубину, только не христианскую, а языческую. Соник заметил, что в расположении надгробий и вправду присутствовала система. Они располагались не как попало, а грубыми концентрическими кругами. На некоторых могилах лежали цветы, иногда свежие, но, в основном, старые, давно увядшие. Больше половины надписей, сделанные краской, выцвели настолько, что зеленоглазый не смог их прочесть. Встречались и вовсе безымянные надгробия, и синий подумал, что, наверное, надписи были, но их сделали мелом. Вместе они подошли к одной из могил. Возле неё лежали давно засохший букет кукушкиных слёзок из магазина и мешок с шоколадными конфетами и песочным печеньем. Под ним лежала старая, почти полностью стёртая, записка, на которой было написано: «Лучшей дочери на всём белом свете». На надгробии была вырезана надпись: «Элизабет Лестрэндж. Годы жизни: 1991–1998 год. Любимая и единственная дочурка.». — Хех, хорошенькая была, — прервал тишину Шедоу. — Часто гостинцы от мамы приносила. Как тогда София плакала! Потерять единственного живого члена семьи в свои то тридцать… На следующий день нашли её повесившейся на люстре в собственной гостиной. — Господи! — с неподдельным ужасом произнёс Тейлз. — Её дочка тоже погибла на «плохой» дороге? — поинтересовался Соник. — Ага, — подтвердил Шед.— Она тогда побежала за укатившейся катушкой воздушного змея. София не успела спасти Лизу, и её сбил грузовик. — Это ужасно! — сказал голубоглазый, с сожалением глядя на её надгробие. — Для местных это уже рутина, — с небольшим хладнокровием ответил алоглазый. — Понятно, почему вы удивлены. — «Удивлены» это мягко сказано! — произнёс Майлз. — А ты кого-нибудь хоронил тут? — спросил зеленоглазый. — Нет. У меня не было ни братьев, ни сестёр, детей — и подавно, — ответил чёрно- алый. — Однако, я помогал хоронить некоторых детей. Позвольте вам показать. Троица подошла к одной из могил. Она, в отличии от предыдущей, была ухоженной. На ветке, прямо возле надгробия, висел венок из искусственных ромашек. Сама могила очищена от снега, словно за ней буквально недавно ухаживали. На надгробии выколота надпись: «Бенджамин Крид. Годы жизни: 1993–1999 год. Сорванец тот ещё, но такой хороший.». — Тут совсем всё запущено! — сказал алоглазый с неким отвращением. — Я знаком с отцом этого мальчика. Мы не были закадычными друзьями, скорее просто приятелями. Из-за доброты душевной я решил ему помочь. Он и сейчас сюда приходит и ревёт как младенец, у которого режется первый зуб. Понять можно, однако сейчас всем уже плевать. — И он тоже погиб на той дороге? — спросил Майлз с ужасом, готовый уже расплакаться от несправедливости. — Нет... Он упал с третьего этажа заброшенного дома на Уилл Стрит. Спасти мальчишку не успели. Я не был особо знаком с Бенджамином, однако жалко его всё равно. Пока они шли, Майлз считал могилы и удивлялся ещё больше. Ровно сто пятьдесят. Так много детей, которые могли ещё жить... Может быть они стали бы выдающимися личностями. Соник заметил странное поведение Тейлза и погладил его правой рукой по голове, улыбнувшись ему. Лисёнку стало немного полегче, но огромный осадок увиденного всё ещё заседал в разуме голубоглазого. Их внимание привлёк валежник. — А за ним что находится? — поинтересовался Прауэр. — Там дальше лишь лес, — сказал Шедоу, словно скрывая что-то. — Эти земли раньше принадлежали одному древнему племени ехидн. Лучше сюда не ходить одному, особенно ночью. В это время суток тут такой туман, что аж жуть. Соника это насторожило. Он чувствовал, что алоглазый что-то не договаривал. Однако, зеленоглазый не собирался его прямо сейчас расспрашивать. — Шед, помнишь ты обещал рассказать о масках, которые носило семейство Карлаелов? — поинтересовался синий. — Ещё как помню. Это часть похоронной церемонии. Всё семейство собирается на кладбище и только самые близкие родственники закапывают тело погибшего. Перед церемонией все изготавливают специальные маски, похожие на лицо умершего. Как по мне это бесполезная традиция, но, как говорится, не мне судить, — завершил свой рассказ чёрно-алый. — Ну и ну... Здешние взрослые сумасшедшие! — произнёс Соник. — Именно поэтому я не планирую иметь детей. Никогда! — сказал алоглазый. — А кто сюда эти ветки навалил? — спросил лисёнок. — Наверняка то самое племя. Но я не могу сказать это с абсолютной точностью, — произнёс Шед. — Это кладбище с валежником было тут давно. Ему больше лет, чем всем жителям нашего города вместе взятым. — Ничего себе! — удивился Соник пуще прежнего. — Как местным взрослым ещё не надоело всё это? — Они любят детей. Лелеют их. Мне никогда не понять подобной любви, — ответил Шедоу. — Извините, не хотелось бы прерывать вас, но мы можем уже пойти домой? — робко спросил лисёнок. — Тут стрёмно... — Ладно, я и сам собирался предложить вам уже уходить. Пойдёмте, — произнёс чёрно-алый. Всю дорогу до дома алоглазый и Соник о чём-то болтали, а Тейлз шёл молча. Его не покидали те факты, что такое место вообще существует и там так много мёртвых детей. Он был напуган, но старался не показывать свой страх. Попрощавшись с Шедоу, двое отправились к себе. Майлз сразу же принялся за готовку омлета, не обращая внимания ни на что. После того, как они поели и умылись, Соник уже было хотел лечь спать, однако его уж чересчур настораживало поведение его младшего брата. — Ты сегодня какой-то слишком тихий... Что-то случилось? — спросил его ёж. — Ничего не случилось, просто задумался… — ответил Тейлз. — О чём, если не секрет? — поинтересовался зеленоглазый. — Как ты думаешь, могу ли я оказаться среди тех детей на кладбище? — спросил Майлз. Соник не мог поверить в то, что услышал. Он среди тех детей?! Ёж уже хотел было начать воспитательную беседу о том, что голубоглазому ещё рано думать о подобном, однако, прокрутив у себя в голове эту ситуацию снова, решил прибегнуть к другому. Синий аккуратно положил голову Прауэра к себе на колени и погладил его по ней. Оранжевая шёрстка такая мягкая на ощупь. Майлз поддался ласке и невольно замахал двумя хвостами. — Я не дам тебе умереть! — сказал зеленоглазый. — Ты проживёшь долгую и счастливую жизнь! Обещаю, всё будет хорошо! — «Не обещай невозможного»,— хотел было сказать лисёнок, зная, что однажды он всё-таки умрёт, но передумал. — Спасибо, — произнёс голубоглазый, хотя в глубине души знал, что это не правда.