Мыс альбатросов

Гарри облокотился о подоконник, глядя на наливающееся чернилами небо. Где-то в саду журчала вода. Деревья стояли зелёными благодаря замысловатым чарам тётки Рона. Бурное воссоединение с семьёй Уизли оставило Гарри без сил, пусть усталость и была приятной. Аппарировать сюда было ошибкой. Он не мог здесь остаться надолго, а уходить на сей раз будет сложнее, чем раньше. Рон разомлел от материнской ласки. Оказавшись в тепле и уюте, сытый и спокойный, он похватал все вышедшие за время их затворничества у Бэгшот спортивные журналы и уснул в обнимку с последним выпуском «Квиддич сегодня». Молли не могла насмотреться на сына и превзошла саму себя в искусстве кулинарного мастерства, приготовив все любимые блюда Рона разом. Естественно, она не забыла и о Гарри. А уж для Джинни миссис Уизли расстаралась настолько, что испекла двухэтажный торт — компенсация за пропущенный день рождения. Фред и Джордж наперебой пересказывали самые удачные шутки из эфира, и постепенно Гарри начал забывать, что за границами садового участка Мюриэль, по которой проходит кромка защиты Фиделиуса, идёт война. А этого делать нельзя! Нельзя впускать в себя тепло, ленивую апатию, иллюзию счастливой жизни, иначе ему никогда не выбраться отсюда, не разорвать кокон материнской заботы, в который его укутала миссис Уизли. У него была миссия, план и… проводник. После пожара в Годриковой Впадине медальон Слизерина молчал — Том в нём молчал. Как ни абсурдно, Гарри забеспокоился. Он часами рассматривал старинное украшение, прислушивался к ощущениям… Дошло до того, что Поттер заговорил с Риддлом сам, прошипев несколько фраз на змеином языке — конечно, не на глазах у Рона и Джинни. Они брезговали брать крестраж в руки, тем более что на Гриммо жизнь начала налаживаться. К ним вернулся спокойный сон. Рон пребывал в хорошем расположении духа, а Джинни опять начала улыбаться. Она хмурилась, только когда Гарри брал медальон, а он регулярно сжимал его в ладони, стискивал до побелевших костяшек пальцев. И иногда слышал, чувствовал слабый размеренный пульс за изумрудным стеклом. Том ещё жив. Он внутри. В какой-то момент Гарри схватился за сердце, не зная, куда деваться от жгучей боли, пронзившей каждый нерв в его теле и, казалось, ещё и в душе. В ту же секунду медальон, который Поттер носил на груди под хлопковой майкой, завибрировал, сотрясаясь в такой же агонии, разделяя с ним боль, страх и гнев. В конце концов Том снова заговорил. — Он хочет стать целым, — встревоженно пронеслось в голове Гарри, но мысль ему не принадлежала. Он закрыл глаза, тяжело глотая воздух, чтобы восстановить дыхание. Как странно, его веки были опущены, но всё было видно… Кабинет. Кресло. Стол. Выглядывающий из неаккуратно закрытого ящичка пергамент. Литера «М» на пузатой книге. Нет, на фамильном альбоме. У Люциуса была масса недостатков, но самый главный — сопливая привязанность к своим корням. Это бич многих чистокровок. Мало кому из них удалось добиться чего-то стоящего в жизни, пропитанной дорогими женщинами и напитками, но практически каждый мнил себя пупом земли. Ничтожества. Положение, деньги и власть достались им по праву рождения, а Тёмный Лорд добился всего без чьей-либо помощи. Почерневший кубок опустился на стол. Золото на нём померкло навсегда, магия покинула шедевр древности и влилась в новый сосуд — в тело самого могущественного волшебника в истории. С ней вернулся эфемерный осколок, помещённый в чашу Хельги Хаффлпафф годы и годы назад, после смерти глупой жеманницы Хепзибы. Его душа стала чуточку целее, даже дышалось легче. Гибель Нагини дала ему невольную подсказку, открыла способ укрепить кожу и кости, не желающие носить в себе его зло. Тёмному Лорду отказывало собственное тело. Цена бессмертия оказалась велика. Семь — сильное число, но магия чисел подвела его. — Он будет нас искать, — шепнул медальон, выводя Гарри из транса, из кабинета в далёком Малфой-мэноре, из чужого сознания. Шрам нещадно пульсировал. Гарри потёр его дрожащими пальцами. — Кажется, ты боишься его, Том? А ведь вы одно целое. — Он безумен, — отозвался Риддл из медальона, вернее, одна шестая его души. — Он нас погубит. Гарри рассмеялся в голос. Такого он никак не ожидал. Зло пожирало само себя. А затем был Флетчер, клык василиска, ссора с Джинни… Гарри медлил, ему стало жаль расставаться со своим собеседником-шпионом. Следующий скачок в сознание Волдеморта Поттер впервые совершил намеренно. Потом он отважился закрепить результат. С медальоном Гарри чувствовал себя увереннее, что само по себе было странно. Казавшаяся ранее полным бредом идея проникать в разум злейшего врага предстала в ином свете — как шанс разведать обстановку. В свою очередь, Том из медальона показывал ему своё прошлое, знакомил с новыми людьми и местами. За последние дни Гарри общался с ним больше, чем с Роном, своим лучшим другом. Он узнавал о Риддле что-то новое, стараясь отыскать подсказку, ключ, намёк на следующий крестраж. Иногда это напоминало просмотр фильма на рваной, зажёванной проектором плёнке — отдельных эпизодов жизни того, кому ещё только предстояло стать Тёмным Лордом. Поттер закрывал глаза и погружался внутрь этой «киноленты», буквально вживаясь в главного героя, становясь с ним единым целым. Он видел Лондон сороковых годов, видел армады смертоносных немецких машин, проносящихся в небе под звуки воздушной тревоги и стрёкот «жужжащих бомб», (1) видел огороды в Кенсингтонском парке и крыс на Трафальгарской площади… Сотни усатых мордочек в садах, переулках, на складах. В то же время по другую сторону завесы, кирпичной стены за «Дырявым котлом», протекала совсем иная жизнь: там была магия. А магия — это свет, тепло, безопасность, это еда без рационных купонов и бесплатная горячая вода, это возможность уснуть, не боясь, что на крышу твоего дома упадёт бомба. И всё же война есть война, и в Косом переулке тоже бывало неспокойно. Гриндевальд представлял угрозу для всего волшебного сообщества, хотя никогда не обладал большой силой в Британии. Поговаривали, что в Лютном переулке собираются его сторонники, намеревающиеся убить Спенсера-Муна. (2) Так или иначе приличным волшебникам нечего было делать в Лютном, но в лавочку «Горбин и Бэрк» иной раз захаживали те же люди, что пили бренди в компании министра. Малфои, Селвины, Блэки отвалили немало галлеонов, чтобы взглянуть на товары, которые Горбин прятал в закутке за стойкой. Товары на витрине хранили множество грязных секретов самых благородных семейств магической Британии. Например, то восхитительное ожерелье с опалами. Сколько человек оно свело в могилу до того, как оказалось на бархатной подложке в магазине? Том отлично владел собой, но иной раз восхищение брало верх, если дело касалось реликвий древности, переживших своих создателей, сменивших десятки владельцев. Человеческое тело хрупко, а на то, чтобы оставить след в истории, отведено так мало времени… Благо, у него его в достатке. — Что-то приглянулось? Владелец лавки выставил на витрину музыкальную шкатулку с орнаментом в скандинавском стиле, а рядом поместил табличку с пометкой «Осторожно: проклято неизвестными чарами». — Приглянулось? — переспросил Риддл с галантной улыбкой. — Ваш магазин — самое известное заведение в Лондоне, занимающееся скупкой волшебных артефактов. Признаюсь, я поражён. Юджин Горбин не так давно принял дело почившего от странной болезни отца и сам пребывал в экстазе от добра, свалившегося ему в руки. Похвала заставила его приосаниться. — Ожерелье стоит сто галлеонов, но сегодня вы первый клиент, поэтому отдам за девяносто. — Вы очень добры, однако я ищу нечто более интересное. Юджин вопросительно свёл брови. — Работу, мистер Горбин. Я слышал, вам требуется помощник? — Вас дезинформировали, молодой человек, — ответил волшебник, уйдя в глухую оборону. — Вы не первый, кто предлагает свои услуги. И уж, разумеется, я не беру в помощники школьников. Вой, разнёсшийся над городом, начался внезапно, заставив Тома похолодеть. Следом за гласом леденящей душу сирены, предупреждавшей об авиаударах, раздался стрёкот, будто первое знамение воплощалось в реальность, будто стая саранчи держала курс на Лондон, вырвавшись из самых пучин ада. — Опять летят, — устало пробормотал Горбин. — Магглы никак не навоюются. Том, как заворожённый, не мог оторвать взгляд от неба за окнами убогой лавчонки. Самолёты не могли навредить ему здесь — только не в волшебном мире. Мире, спрятанном от них, словно выдвижные элементы — в детской книжке. Вот чёрная точка в голубом небе вильнула куда-то в сторону, неся огонь и смерть — или на сей раз просто пугая. Риддла затрясло от одной мысли, что под удар мог попасть его приют. Нет, это, конечно, глупость. Даже если так, ему нет дела до приюта миссис Коул. Вот бы его вовсе уничтожили! Скоро он покинет это богом забытое место, он волшебник, он хозяин своей судьбы. Но страх, липкий страх никуда не делся, въелся, сросся с ним, стал второй кожей. — Время сейчас трудное, сами видите, — обыденным тоном сказал Горбин. — Но мне не нужна помощь с улицы. — Вот как… — произнёс Том, словно отказ его не задел. Он склонился над древней шкатулкой, осмотрев загадочные символы, вплетённые в позолоченные узоры на её крышке, стараясь отвлечься от звуков снаружи. — Вы указали, что проклятие неизвестно? Горбин, успевший потерять интерес к Риддлу и заняться распаковкой недавно поступившего товара, нетерпеливо посмотрел на витрину. — Оно не диагностируется стандартными детекторами. Дочь прежнего владельца принесла её вчера. Папаша девчонки заводил эту штуку каждый день и довольно скоро спятил. — Полагаю, его свело с ума пение авгурея, — безразличным тоном сказал Том, выпрямившись. — Так написано на крышке. — Не может быть! Я бы заметил, — возразил Горбин, оторвавшись от работы. — Взгляните на руны. Здесь. И здесь. Горбин покрутил шкатулку в руках, тупо всматриваясь в непонятные закорючки, и с кривой улыбочкой покосился на Тома. — Умник, значит. Пойдём, покажу тебе что-то… — он развернул ткань, и глазам Риддла открылась чёрная, будто обугленная в доменной печи рука. Ссохшаяся пятерня призывно растопырила пальцы, намекая, что не прочь подарить любопытствующему крепкое рукопожатие. — Рука Славы, — констатировал Том. — Рука повешенного, «Разбойничий фонарь». Я видел похожий экспонат в музее Уитби. — В музее, — презрительно выплюнул Горбин. — Магглы и не подозревают, какой силой обладают вещи, хранящиеся под их носом. Вставь в неё свечу, и её свет будет виден только тому, кто держит Руку… Том проявлял интерес ко всему, что показывал владелец магазина, начиная с закупоренных в сосуд слёз русалок и заканчивая чашей майя, используемой во время жертвоприношений. У Юджина были нужные качества для ведения бизнеса, но недостаток знаний осложнял работу с зачарованными артефактами. Сам того не заметив, Горбин показал Риддлу магические диковинки, которые собирались годами, иногда не совсем честным путём. Он так увлёкся, что пропустил тот миг, когда Том шевельнул палочкой, и Рука Славы, словно огромный чёрный паук, подползла к Горбину. Одно неловкое движение, и его запястье угодило в ловушку её мёртвой хватки. Кости, ломаясь, затрещали. Горбин смачно выругался, вцепившись в жёсткие пальцы висельника в попытке отодрать их. — Депульсо! — приказал Риддл, взмахнув волшебной палочкой. Рука Славы дрогнула, и её пальцы медленно раскрыли капкан. Горбин задумчиво изучил отпечатавшиеся на запястье синюшные следы и с прищуром взглянул на Тома. — Кажется, помощник мне всё-таки пригодится… Гарри, наблюдавший за этой сценой, щедро предложенной ему к просмотру медальоном, в очередной раз поразился тому, как легко Риддл манипулировал людьми — он будто предугадывал их дальнейшие шаги. Вот и Горбин пал жертвой его интриг. Том не зря считал лавку перспективной: с помощью магазина он вышел на артефакты, связанные с именами основателей Хогвартса, познакомился с Хепзибой Смит. Он убил её и использовал для ритуала создания из чаши Хельги Хаффлпафф очередного крестража. Теперь же сам Волдеморт от него и избавился. Переоценкой своих сил страдали даже злодеи. Сейчас, оставшись один в кухне Мюриэль, Гарри вновь перенёсся в его сознание. Увиденное его не обрадовало: Волдеморт летел по небу. Впереди возвышался горный массив. — Дело дрянь, — заключил Гарри, возвращаясь. Он так крепко стиснул медальон, что символ Слизерина отпечатался на внутренней стороне ладони. Его охватила мигрень, от которой, казалось, череп вот-вот расколется. — С кем ты разговариваешь, Гарри? — спросила Гермиона, встав рядом с ним. Он сдёрнул с носа очки и провёл ладонью по лицу. — Сам с собой. — Бывает, — сказала Гермиона. Её фигура казалась тонкой, сгорбленной, а взгляд был задумчиво и горько устремлён вдаль. Она грела руки о бока пузатой кружки с горячим молоком. В призрачном свете казалось, что Гермиона пила лунную росу. — «Тот-Кого-Нельзя-Называть» нашёл Грегоровича, — слова с трудом давались Гарри, меньше всего на свете он хотел пугать друзей ещё больше, — но не Бузинную палочку, он ищет её, ищет. Мы должны его опередить, найти её самим! — Я тоже о ней думала, Гарри, но Дамблдор дал тебе совершенно ясное задание — отыскать крестражи. Поттер сжал края подоконника. Она не понимала. Он ощущал себя ребёнком, которому Санта вручил игрушку, но запретил в неё играть. Дамблдор хотел, чтобы он знал о Дарах, но не искал их? — Нам не нужно этого делать. «Тот-Кого-Нельзя-Называть» от них избавляется, — сказал Поттер и лишь тогда всецело осознал, что, по сути, так оно и было. Волдеморт облегчал им работу, в какой-то мере возвращая своей душе целостность. Он был вынужден собирать себя по кусочкам. Зло настолько укоренилось в нём, что человеческое тело попросту не выдерживало. — Что? Как ты узнал? — всполошилась Грейнджер. — И до сих пор молчал? — Я сам только недавно это понял, — пробормотал Гарри. — Опять видения, — Гермиона не спрашивала, а утверждала. Он не стал её разубеждать. Она недовольно глянула на него из-под упавших на лоб волос и всё же спросила: — Сколько у него осталось? — Змея и чаша больше не в счёт. — Уже что-то. — Угу. — Меч у меня в сумочке, — сказала Гермиона, медленно сделав глоток. — А медальон… он у тебя? — Нет, — солгал Гарри, сунув руки в карманы. — Я спрятал его на Гриммо вместе с клыком василиска. — Ну ты даёшь! Сколько дней прошло? А Снейп? Надо покончить с медальоном, теперь нет смысла ждать. Может, твои видения покажут тебе следующий шаг «Того-Кого-Нельзя-Называть» или наведут на оставшийся крестраж. Всего один, Гарри, представляешь? Мы как никогда близки к цели. — Ты не возражаешь? — удивился Поттер. — В смысле, не прочитаешь ни одной нотации о том, какой я самонадеянный дурень? — А что бы это дало? — устало откликнулась Гермиона. Она села на подоконник и прикрыла веки. Слова подруги не слишком утешали. — Ты всё равно останешься самонадеянным дурнем, — она негромко усмехнулась, стараясь звучать позитивно. — Самым везучим на свете. — С друзьями мне точно повезло, это правда. Расскажешь, что там у вас произошло? Гермиона открыла глаза и посмотрела ему прямо в лицо. — О чём это ты? Он пожал плечами. — Сколько дней прошло? Пора бы уже — колись. В последний раз, когда мы виделись в «Норе», Блэк не горел желанием помогать нам, а ты называла его эгоистичным избалованным снобом. — Он и сейчас эгоистичный избалованный сноб, — припечатала Гермиона. — Как скажешь, — Гарри попытался ободряюще ей улыбнуться. Они слишком хорошо друг друга знали. Гермиона не была бы самой собой, если последнее слово не оставалось за ней. Она пожевала губу и спросила, глянув на него из-под ресниц: — Почему ты спросил? — Потому что ты выглядишь так, словно тебе нужен совет хорошего друга, — простодушно ответил Поттер. — Обычно я занят по четвергам, но для тебя сделаю исключение. Консультирующий психотерапевт Поттер к вашим услугам, — он надеялся вызвать у подруги улыбку, но её не последовало. — Выкладывай. — Я сделала ему больно, — прошептала Гермиона, поставив рядом с собой кружку. Пар от быстро остывающего молока завитками поднимался вверх, гипнотизировал. — Регулус сказал мне кое-что, к чему я была не готова. — Он тебя обидел? — Нет! — воскликнула Грейнджер и, виновато покосившись на дверь, намного тише добавила: — То есть да, но уже потом. Я не знаю, как тебе объяснить. Я запуталась. Не люблю чего-то не понимать. — Никто не любит, но ты — Гермиона Грейнджер! Девочка, выдержавшая взгляд василиска и объятия великана, обуздавшая время. И я ещё ничего не сказал о твоём коронном хуке справа. Малфой в тот день челюсть уронил не только от удивления. Ты никогда не пасуешь перед трудностями. — Запиши эту речь, я хочу услышать её на своём дне рождения, а лучше получить в письменном виде. Гарри усмехнулся в кулак. — К сентябрю я сочиню новую. Какое-то время они провели молча, думая каждый о своём. — Я вижу, у тебя что-то на уме, — Гермиона внимательно посмотрела на него. — Только не исчезай, Гарри. Мы сильнее, когда вместе. Мы — команда. — Куда я денусь… — Это не шутки! — Только не надо накладывать на порог моей комнаты воющие чары. — За кого ты меня принимаешь? — Ты не хуже меня знаешь, какой можешь быть упёртой, когда захочешь, — сказал Гарри, отодвинувшись от окна и озорно поглядев в смешно округлившиеся глаза Гермионы. — В конце концов есть окно, — затем он тёплым тоном добавил: — Утром я отлучусь на Гриммо и сразу же вернусь. Обещаю. — И ничего я не упёртая, — пробурчала Гермиона. Она вытерла запотевшее от пара стекло и слезла с подоконника, прихватив кружку. Гарри легонько толкнул подругу в бок, её рука дрогнула, и часть молока выплеснулась на пол. — Ну вот! — воскликнула Гермиона. — Был бы здесь Живоглот… — Да уж. — Фред сказал, что они не успели его захватить, когда покидали «Нору». Он убежал. Но ты не переживай за него. Твой кот волшебный. Найдётся. Гермиона вяло кивнула. — Как и Хедвиг. Скучаешь по ней? — Она была моим первым другом в волшебном мире, — признался Гарри. — Когда она улетала на охоту, а я оставался в доме Дурслей, то немного завидовал. Мне пришлось выпустить её, когда мы собирались покинуть дом Уизли. А как там… — он запнулся, —…в Хогвартсе? — Не так, как раньше. — А ребята? — Настоящие львы! Невилл изменился до неузнаваемости: он так возмужал! Гарри ощутил прилив гордости, и вместе с тем пришла тоска. — Иногда я жалею, что судьба быть Избранным выпала мне, а не ему. — Послушай, так нельзя… — Знаю! — невольно вспылил Поттер и добавил намного тише: — Я знаю, Гермиона. Мне самому противно, но разве я виноват, что мечтал о нормальном детстве? Родители Невилла в больнице, уж лучше смерть… наверное… Но у него хотя бы есть бабушка, она его любит, а я… вот. Я — полный кретин, правда? — Ты мой лучший друг, — сказала Гермиона. — Остальное меня не волнует. — Когда всё закончится, мы вернёмся в Хогвартс, — проговорил Гарри, старательно пряча глаза, которые внезапно защипало, — зайдём на посиделки к Хагриду и съедим по каменному кексу, потом навестим Клювокрыла, обойдём весь замок и под вечер устроим в гостиной Гриффиндора самую крутую вечеринку за всю историю школы! — С вейлами и огневиски? — с дрожащей улыбкой спросила Гермиона. — Ага! А ещё с фейерверками Фреда и Джорджа, живыми «Ведуньями» и фонтаном из шоколада! — А фонтан-то тебе зачем? — Понятия не имею, — искренне сказал Гарри. — Но пусть будет! — А рядом фонтанчик «Vimto». (3) Я сто лет не пила «Vimto»! — Да будет так! — провозгласил Гарри, и они вместе тихонько засмеялись. — Как твои руки? — спросила Гермиона. — Ещё болят? — Мазь Флетчера сотворила маленькое чудо, — признал Поттер. — Ожоги прошли, и следа не осталось. — Удивительно, да? Тебе повезло, что этому проходимцу так всё к рукам и липнет. Эту мазь будто сам Агриппа сделал. — Ага… Остаток вечера они провели, беседуя обо всём и ни о чём. Давненько такого не было. — Я положу меч на твою кровать. Он должен быть у тебя, — наконец произнесла Гермиона. — А… хочешь, пойду в дом Блэков с тобой? — Зачем? У меня есть мантия папы, так что как-нибудь справлюсь без охраны. — Да ну тебя, — усмехнулась Гермиона и ушла, оставив Гарри в полумраке кухоньки. Всего один крестраж, не считая медальона. Гарри достал украшение из кармана, куда успел его незаметно сунуть. Шесть осколков души. Шесть ли? Может быть, они все ошибались?

* * *

Гарри впервые был на Гриммо один. Дом вызывал у него тоску и ничего более. Его мысли занимало другое. Клык василиска лежал нетронутым в буфете. Гарри сунул его в рюкзак, затем зажёг свет в коридоре и отыскал среди портретов многочисленной родни Сириуса единственного, кто мог ответить на его вопросы, вот только рама некстати пустовала. Помедлив, не зная, будет ли толк от его действий, Гарри постучал по её нижней части. — Профессор Блэк, — Поттер приблизил лицо к холсту и прокричал: — Финеас Найджелус! — Незачем так орать. На портрете появилась недовольная физиономия пожилого колдуна. Зелёная кисточка волшебной шляпы живописно спадала ему на ухо. Финеас элегантным жестом откинул её назад и огладил бороду. — Поттер. — Ожидали увидеть кого-то другого? — Моего праправнука, если на то пошло, хотя он не стал бы повышать голос на предка… — С Регулусом всё хорошо, — нетерпеливо сказал Гарри. Ещё не до конца понимая, откуда в нём взялась уверенность, он посмотрел в глаза мистера Блэка и спросил: — Кому вы рассказали, что мы с друзьями поселились в этом доме, и кто прислал сюда Флетчера?