***
Джоуи Дрю всегда считал, что студия — то, что он и Генри начали вместе, ровно как вместе и должны закончить. Директор не слышал объяснений художника, он пытался лишь переосмыслить его самую первую фразу. «Я сожалею, — сказал Штейн под конец, — я не могу здесь оставаться». «Это нормально, — сказал Дрю самому себе, — абсолютно нормально». Но чувствовал он себя совершенно не нормально, ему казалось, будто бы часть его души померкла. Всего одно событие полностью перевернуло его сознание. Неделя выдалась тяжёлой и хаотичной, под её конец Джоуи чувствовал себя полностью разбитым и подавленным. В процессе работы настал хаос, исправить который в ближайшее время было необходимо, но трудновыполнимо. Генри ушёл слишком неожиданно и без предупреждения, а именно на его плечах держалась основная часть работы — двигающиеся картинки. Привычный ход вещей разрушился. Дрю пришлось первое время рисовать всё самому, попутно пытаясь найти новых аниматоров. Он справлялся довольно хорошо, но некоторые мысли не оставляли директора в покое. Генри делал это быстрее. Генри делал это лучше. Генри был лучше всех людей здесь, вместе взятых. Генри всегда помогал ему поступать правильно. Без Генри всё может полететь к чертям. Для замены Штейна пришлось взять сразу несколько людей — чудо, что они нашлись так быстро. «Я заменил тебя, но не память о тебе», подумал Джоуи тогда. В конце концов, нельзя останавливаться на одном и том же. Подобные события происходят, никто не в силах контролировать прошлое и настоящее, будущее же изменить нельзя. Так Джоуи убеждал себя всю неделю, но больше у него не хватало сил. Документы о том, что когда-то в студии мультипликации работал такой человек, как Генри Штейн, Джоуи убрал в самый дальний ящик своего стола, похоронив их среди прочих бумаг, к которым он, в ближайшее время, явно не притронется. Документы — не фотографии, от них нельзя избавиться просто так. Кто знает, для чего они могут понадобиться ещё? Но если раньше Дрю убеждал себя в том, что, по факту, не произошло ничего ужасного, то теперь он хотел забыть о существовании Штейна, хотел вычеркнуть его из своей памяти. — Ты бросил их, чёртов предатель, — пробормотал Джоуи, пустым взглядом смотря перед собой, — ты бросил тех, кого создал, ты даже не подумал о том, что может произойти. Ты бросил их всех, ты бросил нас, ты… Ты бросил меня, когда как обещал, что этого не произойдёт… Всё, что испытывал Джоуи сейчас, было негативным — разочарование, боль, обида, злость… Всё, что преследовало директора на протяжении недели, нависло над ним, словно грозовая туча. А Генри, как никто другой знал, что в такие моменты Дрю может быть абсолютно непредсказуемым. — Да ты же просто издеваешься надо мной, — простонал директор, глядя на фотографию с первой страницы альбома, лежащего перед ним. — Ты смеёшься… Да как ты вообще можешь улыбаться, когда уже совсем скоро ты просто сбежишь отсюда, из моей жизни?! Он вытащил фотографию и посмотрел на подпись с другой её стороны. Как же наивно было полагать, что всё будет идти так, как ему всегда хотелось. Джоуи сжал пальцы, сминая фотографию — она стала для него напоминанием о том, что он потерял. Теперь он не мог остановить себя, а его рассудку этого оказалось недостаточным. — Если бы тебе было важно то, что мы создали, ты бы так не поступил, тогда почему мне должна быть важна память о тебе?! — с этими словами Дрю резко разорвал фотографию на две половины, словно отрезая фигуры на ней друг от друга. Он отбросил их от себя и закрыл лицо руками, опустив голову, практически кладя её на стол. Какими же глупыми сейчас казались ему мысли о том, что Генри всегда будет рядом с ним, но, с другой стороны, не его ли присутствие временами приносило Джоуи сильнейшую душевную боль? Нет, это — не то, с чем он готов расстаться, какая-то его часть любила эти странные ощущения. Фотографии — не документы, их гораздо легче уничтожить, но не легче это перенести. — Не-ет, — выдохнул директор, резко вскакивая с места, — нет-нет-не-ет… Джоуи дрожащими руками поднял с пола две половинки фотографии, отчаянно пытаясь приставать их друг к другу. Ломать — не строить, но именно это, всё же, было поправимо. Дрю снова перевёл взгляд на лицо Генри — неизменно на нём застыла эта растерянная, но искренняя улыбка. Джоуи всё смотрел и смотрел на него, не открывая для себя абсолютно ничего нового. Человек, который его бросил. Человек, которому он мог доверить даже собственную жизнь. Человек, без которого никакой студии сейчас бы и не было. Человек, которого он любил. Джоуи аккуратно вложил половинки фотографии обратно в альбом, решив для себя забрать в этот раз его домой — там он попробует исправить то, что натворил. — Выглядишь, как обычная истеричка, — криво усмехнулся он в пустоту. — Прекращай, Джоуи, это ведь не то, что должно тебя волновать.***
Человеческая память — удивительная вещь. Поразительно, как остальные сотрудники вычеркнули Штейна из своего сознания — или хотя бы создали для Дрю такую иллюзию. Немногочисленный «первоначальный состав» запомнил художника таким, каким он был в их глазах, но у них не было надобности говорить о нём, поддерживая свои воспоминания. — Ах, да, я помню о нём, но, к сожалению, не могу припомнить его лицо. — А я забыл его фамилию. — Но, кажется, что он был неплохим человеком, я полагаю? Или я ошибаюсь? — Да есть ли смысл говорить об этом? Джоуи всегда чувствовал некоторую агрессию, которую старался не показывать, когда кто-то при нём заговаривал о Генри — у директора было чувство, словно это лишь его воспоминания, и никто больше не имеет права хранить у себя в сознании этот образ. Подобное отношение было странным, и даже ненормальным, ровно как и некоторые фантазии и мечты Дрю, о которых никому не следовало знать. Их не должно было существовать, но они были, и директору приходилось жить с ними день за днём. — Это всё его вина, — продолжал убеждать себя он, когда понял, что не справляется. — Он всегда мог найти выход из ситуации, он всегда предвидел плохие последствия, но не задумался о последствиях своего выбора… Парадокс: присутствие Генри всегда напоминало Джоуи о том, что тот не сможет дать ему те чувства, в которых он нуждается, однако, его отсутствие ранило тоже ощутимо. Теперь же Дрю старался «испортить» этот образ для самого себя, не в силах терпеть то, что чувствовал. Но с желанием переделать свои воспоминания, он переделал и себя. Разочарование и равнодушие — вот что теперь Джоуи чувствовал к миру. Дело всей его жизни больше не доставляло ему радости, он чувствовал себя лишним, тем, кого не должно здесь существовать. День за днём, год за годом он старался исказить свои воспоминания, не желая признавать собственных ошибок, и раз за разом сознание говорило ему, что он готов обвинять кого угодно — но не себя. Директор всё так же любит пересматривать фотографии по вечерам, ровно как и ненавидит документы, строки которых по-прежнему плывут перед глазами. Хотя, «любит» — слишком громкое слово для того, что он чувствует. Скорее, это просто вошло в привычку. Может, он и пытался внушить себе ненависть к художнику. Но в глубине души Джоуи признавал, что Генри Штейн всегда будет для него тем человеком, которого он любил, и который не мог дать ему ничего подобного взамен. Это его прошлое, настоящее и будущее.