Самый лучший враг из тех, кого я знаю!

      Я однажды спросила своего мужа, Стефана Рибара, о том, что было с ним такого, что он запомнил на всю жизнь. Я думала, сейчас он расскажет что-нибудь о войне в России, где он сражался, как доброволец в Вермахте, или про бои с сербскими четниками или с югославскими партизанами. Он однако рассказал мне о странной, но смелой дружбе, что произошла с ним в 1941 году на границе с Болгарией.       «Знаешь, это было в марте сорок первого, в Вардарской Македонии. Я тогда только окончил военное училище, и меня отправили туда, где наши соседи болгары. Мне приходилось нести службу на целой пограничной заставе; надо же, лейтенант и командир взвода! Я ещё должен был доказывать своим людям, что командую по-праву. Но особых случаев неповиновения не было. Утром я просыпался и видел из окна своего здания удивительно живописный ландшафт этого края — леса, озеро и горы. А ведь Македонию у нас часто называли «Югославской Сибирью», до своей службы в армии я никогда там не был.       В один из дней в конце марта я проводил обыденное построение своего подразделения, командовал обычным взводом. В те дни шли переговоры о союзе Югославии с Германией, и мы знали лишь немногое. Также немногое предвещало беду, как нам тогда казалось. В моей части были сербы и македонцы, я был единственным хорватом. В тот же день наш патруль шёл обследовать территорию и видел двоих болгарских солдат, которые исполняли то же самое. Меня жестом подозвал к себе сержант Катич, говоря:       — Господин поручик, мы заметили чужих на нашей границе. — Я быстрым шагом поспешил подойти ближе.       Подойдя к нарушителям, которые были молодыми ребятами. Действительно, сверстники моих ребят, парни лет восемнадцати-девятнадцати. Один брюнет с узким, вытянутым лицом, белой кожей и карими глазами, а другой — такой же черноволосый, но с кучерявыми волосами; одеты, словно солдаты в старой России, на их головах были фуражки. Я спросил:       — Кто-нибудь из вас говорит по-хорватски? — Тишина. Тогда я задал другой вопрос: — А по-сербски? — Тоже молчание.       Но тут брюнет с узким лицом нерешительно поднял руку и произнёс вкрадчиво:       — Господин офицер, — начал он, — я говорю по-сербски, разрешите объясниться. — Его голос был мягким, но сильным.       — Разрешаю.       — Мы только намедни пришли нести службу сюда, и, когда совершали прогулку, то заплутали.       — Аха, я не вчера родился, будешь мне тут рассказывать небылицы, — вставил Катич, который прикрывал свою голову шайкачей, презрительно ухмыльнувшись, и взглянул на меня из-под тёмных бровей.       — Перестаньте, господин сержант, — ответил я, решив представиться. — Меня зовут Стефан Рибар, поручик королевской югославской армии, с кем имею честь говорить?       — Я рядовой Георгий Стойков Данаилов, болгарин, а это мой сослуживец — Антон Филов. Прошу, отпустите нас обратно, клянусь, мы это не со зла.       Я верил, что они это сделали не нарочно: в Македонии вполне можно заблудиться. Наш рядовой Трайковский, македонец, сам рассказывал и показывал нам трудности путей Вардарского края. В военной школе и в академии нам рассказывали про болгарский реваншизм. Говорили, что они исконные враги Югославии, сербов и других её народов. Однако, глядя на этих юнцов, мне было сложно видеть в них врагов. К тому же, тогда между Болгарией и Югославией не было войны. Так почему бы не отпустить их?       — Значит так, ребята, мы вас отпустим, но чтобы в следующий раз мои глаза больше вас не видели, — строго произнёс я.       — Хвала, — ответил Георгий.       Мог ли я догадаться, что увижу не только их, но и других болгар с той границы?..