***
Почему все в Нью-Йорке хотят быть плохими ребятами? Это было смешно, сколько развелось суперзлодеев-подражателей с костюмами, сделанными из ржавой стали и автомобильных аккумуляторов. Питер никогда не думал о них, пока не вышел в костюме Человека-паука с Уэйдом. Это было абсурдно и занимало очень много времени. Чего, блять, они ожидали? Что они победят? Против заклятого защитника Нью-Йорка и его соблазнительного друга, известного всем своей жестокостью? В самом деле? Это просто смешно. Питер не мог вспомнить, кем был преждевременно лысеющий мужчина средних лет, или какое у него там суперзлодейское имя, но у него было чуть более внушительное оборудование, чем у большинства, однако, бояться было нечего. Бой, если он даже квалифицировался как таковой, длился не более пяти минут, что само по себе было впечатляющим подвигом. Скрип деформированного металла раздавался на всю улицу, четыре огромные железные руки быстро качались в разных направлениях и Питер был вынужден прыгать туда-сюда каждые пять секунд, чтобы избежать потери жизненно важной конечности. Ну знаете, обычный вечер вторника. — Всегда нам попадаются туповатые злодеи, всегда, — пробормотал Уэйд, — Интересно, какой у тебя мотив? Вероятно, такой же мягкий, как несвежая курица. Мировое господство или какое-то дерьмо в этом духе, — огромная рука начала с силой лететь в сторону Дэдпула, а Питер запаниковал. — Шевелись, Уэйд! — он отвлекся и сам не заметил, как попал под удар одной из рук. Питер бросился в сторону в самый последний момент, чуть не став кровавой кляксой на асфальте, но он не избежал пореза. Вернее сказать - раны, острые пальцы порвали край костюма под ребрами и не хило задели кожу. Все могло бы быть хуже, но Питеру все равно было безумно больно. Он закричал и упал на землю, костюм под ребрами становился бордово-красным, а Питер чувствовал, как сильно его дыхание сбивается, а рана пульсирует. Робот-злодей хотел было наступить на Человека-паука, и это была ужасная ошибка, потому что сзади него Дэдпул буквально весь кипел от злости. — Охохо, приятель, а вот это ты зря, — рефлексы робокостюма были явно не на должном уровне, Дэдпул одним ударом всем своим весом свалил мужчину на пол. Уэйд не был особо большим, но он становился чудовищно сильным, когда его провоцировали. Это, в сочетании с ужасным смехом, заставило скрипучие металлические руки мгновенно помяться и выйти из строя при ударе о землю. Уэйд был полностью невредим и, когда пыль рассеялась, он добил злодея и вышел из обломков к Человеку-пауку. Его маска скривилась в виде непонятного беспокойства. — Малыш, тебе больно? У тебя все хорошо? — Уэйд подошел к Питеру, который пытался подняться на руках с пола, — О, чёрт возьми, Спайди, это выглядит плохо. Ты можешь стоять? — Питер засмеялся, сразу же морщась от давления в ране, голова словно стала ватной и ему было тяжело дышать. Неудивительно, что кровопотеря и голодание не сочетались друг с другом. Питер отмахнулся от руки Уэйда. Единственным беспокойством Питера был его костюм, так как кровь надо было смыть, и никакие подкладки определенно не помогали его делу. — Я в порядке, в порядке. Мне просто нужно вернуться домой, — сказал Питер, указывая на свой костюм, — Со мной все будет в порядке, но мне нужно переодеться. Думаю, на сегодня все, — обычно, Питер, как бы случайно, пригласил бы к себе Уэйда, хотя мужчине и приглашение не нужно, если честно. В первый раз, когда он к нему завалился, Уэйд выслеживал его в своем красном костюме до самого дома, Питер еле успел натянуть маску. Но это была бы совсем другая история. С тех пор, Уэйд, время от времени (читать: регулярно), появлялся у дома Питера и забирался по стене через окно на диван. В другие дни Питер всегда получал смс сообщение за пять минут до его прихода и успевал скрыть свое тело и лицо. Секретность, как-никак. Сегодня же, был один из тех редких случаев, когда Питер наверняка не хотел видеть Дэдпула у себя дома. Уэйд заметил бы, что Питер без костюма потерял много килограммов. Уилсон кивнул в знак согласия и готовился отправиться домой вместе с кровоточащим паукообразным, даже не сомневаясь в своем действии. Питер остановился, придумывая оправдание, будто от этого зависела его жизнь. И если Уэйд узнает, что он делает с собой, его жизнь, буквально, будет висеть на волоске. Ну или на паутине. Кто знает, что этот больной придумает. — Нет, Дэдпул, все нормально, дома есть аптечка, — начал говорить Питер, молясь, чтобы мужчина не пошел с ним. — Ну и что? Я пойду с тобой, иначе ты потеряешь сознание от потери крови, идем, — его тон был строг и не оставлял места для разногласий. У Питера не было другого выбора, кроме как вздохнуть и пойти дальше. Внешне он выглядел так, как и должен был бы выглядеть больной человек: взволнованный и, относительно, беспомощный. Однако внутри Питер так сильно паниковал и не знал что делать, чтобы скрыть то, что Уэйд неизбежно узнает. «Он узнает и возненавидит тебя. Ты будешь ему противен». На обратном пути до дома был типично утомительный разговор, но Питеру не хватало привычного подшучивания. Уэйд бормотал непоследовательные предложения, обращал внимание на всякую ерунду и получал неразборчивые звуки со стороны Питера в качестве ответа. Каждая его частичка бушевала в страхе, а руки дрожали. Что он ему скажет? Что он будет делать? Питер даже не мог дотянуться одной рукой до раны, он точно не сможет обработать ее сам. Боже. Они уже дошли до квартиры Питера. На протяжении всего мучительного путешествия Уэйд странно смотрел на Питера, его руки ни разу не касались его в «неприличных» местах, но задерживались на талии, будучи готовым поймать парня в любой момент. — Ладно, Спайди, раздевайся, — его тон почти мгновенно отошел от серьезного, и из-за маски виднелась улыбка. Уэйд начал хихикать, хотя для Питера ситуация была совсем не смешной, — Ну, это дерьмово, но из всех ситуаций, в которых я мечтал это сказать, это то, на что я не надеялся, — Брови пошевелились вверх и вниз в комической манере, но шутка не сработала, он сделал шаг навстречу Питу, и парень вздрогнул. Дерьмо, дерьмо, дерьмо, нет. О нет. — Уэйд, я могу сделать это сам в ванной, я буду через минуту, — Дэдпул снова стал смертельно серьезным. Этого не должно было случиться. Это — переломный момент. Когда Уэйд узнает, узнают все. Он сделал бы из этого такую шумиху, какую не устраивал даже своим потерянным кассетам «Секса в большом городе», (и уж поверьте, тогда были настоящие темные времена, без шуток). Это было одновременно весело и ужасно. Конечно, на другом уровне по серьезности всех вещей, но мало никому из его знакомых не показалось. Уэйд был не самым здравомыслящим человеком, с которым сталкивался Питер. На самом деле, он был сумасшедшим. Но он мог вести себя совершенно разумно в моменты, когда это имело значение, именно в те моменты, когда Питер бы не хотел, чтобы он это делал. Он знал, что Уилсон много раз стрелял себе в голову, когда ему было скучно или когда всего становилось слишком много, это было предметом многих его шуток. Питер никогда не находил ни одну из них смешной, они очень расстраивали его. Он говорил это мужчине слишком часто. Но Уэйд был бы лицемером, если бы он стрелял себе в голову из-за скуки. Однако, если что-нибудь случится с теми, кто ему нравился, придется заплатить целым адом. Он, на самом деле, не был таким психопатом, каким его представляли, или каким он сам себя представлял. — Нет, ты никак не сможешь сделать это сам, ты едва можешь даже увидеть рану, — его голос звучал словно грохот, который требовал послушания, — Принеси мне аптечку, — Он скрестил руки на широкой груди, по его стойке и наклону головы было видно, что бровь приподнята в предвкушении, а губы сомкнуты в строгой линии. Когда ты знаешь, что Дэдпул не одобрит то, что ты сделал — это определенно плохо закончится. Они смотрели друг на друга, в комнате царила такая тишина, что можно было услышать, как падает иголка. То, что Уэйд заткнулся дольше, чем на пять секунд, было невероятно впечатляющим, так как его мысли всегда были озвучены до неумолимо раздражающей степени. Питер чувствовал, что все еще истекает кровью, рана на спине была открытая. Он совершенно не двигался, желая, чтобы Уэйд просто посмеялся и сказал, что он шутит, а затем прыгнул бы на диван и уставился в телевизор, поскольку он, в очередной раз, хочет посмотреть «Звездные войны». Этого не произошло, и Питер чувствовал, как белые линзы прожигали дыры в его костюме. — Снимай костюм, сейчас все сделаем. — Аптечка. Сейчас, — за месяцы лжи, чтобы избегать подобных ситуаций, все это, наконец, догнало Питера. Это была только карма, он предполагал, что кто-то собирался это выяснить в конце концов. Было просто бесконечно неудобно, что это, очевидно, должен был быть Уэйд. Не то чтобы Питер не доверял ему. Он доверял. Всю свою жизнь доверил бы, на самом деле. Но это было именно то, о чем он беспокоился. Ноги Питера стали ватными, это ощущалось так, словно он шел глубоко под водой. Он еле добрел до ванной комнаты и достал с полки аптечку. В последней попытке отсрочить неизбежное, он торопливо закрыл дверь на замок. В глазах начало темнеть и стало тяжело дышать. — Открой дверь, Спайди. Я, блять, не шучу, — Уэйд замолчал на секунду, — Я тебе всю квартиру переверну! Открой ебаную дверь, не хватало еще, чтобы ты упал в обморок! Дэдпул начал с силой бить по двери и Питеру стало очень стыдно. Он нащупал рану на спине, еле дотянулся до нее одним пальцем, на самом деле, его подкладка была насквозь пропитана кровью. Он чувствовал, как торчат его ребра и вдруг осознал, насколько острые его бедра. Подкладка костюма скрывала то, насколько он стал тощий, и теперь Уэйд узнает. Точно узнает всю правду. Его паучье чутье начало покалывать, едва Питер успел посмотреться в зеркало и столкнуться взглядом с мужчиной. Очевидно, взлом замков был навыком, которым обладал Уэйд, и о котором он так легко забыл рассказать. Питер был истощен, по-настоящему истощен. Он не должен был так сильно воспринимать все это, ситуация была похожа на долбанный сериал. — Я же сказал, что сам все сделаю, — устало и раздраженно ответил Питер. — А я сказал, что нет, теперь давай снимай костюм и поворачивайся, — сказал Уэйд, взял аптечку в одну руку и нежно обхватил запястье Питера другой, они прошли в гостиную и сели на диван. Спина Питера ослабла, он был готов упасть в обморок в любую секунду. — Блять, Спайди. Я действительно не знаю, какого хрена ты выкручиваешься, ты не зашьешь эту сучку самостоятельно, — Питер мог сказать только, что терпение Уэйда было почти на нуле. Он знал, что больше не было никакого возможного выхода из ситуации. Он мог пытаться сопротивляться еще, просто ради факта, но энергия уже закончилась, чтобы сделать хоть какую-нибудь попытку изменить все. Уэйд и Питер были одинаково сильны, просто сейчас парень был ранен и истощен и, если он вдруг выпрыгнет в окно, в попытках убежать, то Уэйд его определенно поймает и все будет только хуже. — Пожалуйста, — голос Питера едва превышал адски отчаянный шепот, голова Уэйда резко поднялась, его маска была удивительно бесстрастной, — Пожалуйста, просто позволь мне сделать это самому. Я смогу, — Уэйд выглядел только слегка потрясенным и, возможно, более чем взволнованным. — Ну да, конечно, — пробормотал Дэдпул и начал шарить по груди Питера, в поисках маленькой кнопки, устройства сжатия, чтобы костюм всегда сидел идеально. После патрулирования было так легко его снимать — как большую мешковатую пижаму, что сейчас было совершенно не к делу. Питер сбросил свой костюм вместе с подкладкой, которую он так отчаянно любил, как можно быстрее, не желая больше тянуть с этим. Шанса на спасение больше нет. Костюм был у него под ногами, теперь он стоял полуголый перед Дэдпулом. Уэйд стоял молча и совершенно не двигался. Хуже всего во всей этой ситуации было то, что большая рана и кровавые следы по всему туловищу были не самой страшной и противной частью тела Питера. Его живот был даже не плоским, а впалым, ребра торчали, ключицы вот-вот норовили разрезать изнутри кожу. Все его тело было болезненного цвета, с пушистыми светлыми волосами на руках и ногах. Питер чувствовал страх и вину, а Уэйд молча его рассматривал. — Я знал это, блять, я знал это, — тон мужчины пугал. Это была холодная и тихая ярость, которую он слышал от Уэйда только один раз, в тот момент Питер был жестоко избит впервые за год, после их знакомства. Это заставило его захотеть свернуться калачиком, чтобы никогда не видеть дневного света больше. Дэдпул поднялся на ноги, а Питер и не знал, чего ожидать. Руки мужчины еле заметно касались его плеч. — Что ты сделал? Какого черта ты сделал с собой? — Уэйд произнес, затаив дыхание, после чего замолчал на несколько мгновений. Паркер не знал, та ли была эта реакция, которую он ожидал, или нет, потому что он все еще был готов к тому, что Уэйд либо выскочит из окна, либо сам выбросит Питера из него. — Боже мой, Спайди. Господи, блядь, — он обратил внимание на рану парня и потянулся к аптечке. Было очень заметно, что Уэйд пытался сосредоточиться исключительно на поставленной задаче. Обеззараживание раны было крайне мучительным, Питеру хотелось выть от боли каждую секунду, особенно когда Уэйд дотошно зашивал порез. Когда он закончил, то встал перед Питером и посмотрел ему в глаза. Парень был ему ростом всего лишь по плечи, он раньше не обращал внимания на это. — Ты не ешь, я знаю, что нет, Спайди. Питер. Уэйд замолчал, быстро моргая. Он обработал всю информацию с внезапной жесткостью. Похоже, он не позволил эмоциональной бомбе взорваться внутри себя. — Ты не ешь, Питер, и я знал, я, блять, знал, что ты делал это нарочно. Я не знал, как убедиться на все сто процентов, но я просто понимал, что что-то подобное случится в конце концов. Вот вся правда и всплыла, и я хотел бы, чтобы это было не так. И, боже, господи мой, я ничего не могу сделать, — он замолчал. Его речь была удивительно последовательной, но, что еще больше поражало, так это то, что Уэйд звучал так, словно сейчас расплачется. — Почему ты еще не выпрыгиваешь из окна в ужасе? — Ты бежишь на пустом месте, малыш. Ты не можешь так жить, — между ними был серьезный зрительный контакт, из-за которого даже самые уравновешенные люди падали на колени, когда Дэдпул смотрел так, — Я не позволю тебе. — Прости, — сказал Питер, и его стена окончательно сломалась, когда он почувствовал, как по щекам текут слезы. Питер был не из тех, кто плакал, он редко плакал, правда. Последний раз на похоронах Бэна, и буквально ни разу до этого, не считая совсем детских годов. Все чувства и мысли накапливались слишком долго, проблемы и переживания становились неприподъемным грузом. Удивительно, что он не сломался раньше. Питер снял маску и провел ладонями по глазам, он шагнул в объятия Уэйда, который молча давал понять, что он его никогда не отпустит. — Когда я воображал, что увижу твое прекрасное лицо, я не хотел, чтобы это было именно так. Забавно, как сегодня все получается: без одежды и без масок, но никто из нас не наслаждается этим, — это была печальная попытка пошутить, но Питер все равно издал слабый смешок. — А ты, Спайди-Пити, ты чертовски красив. Останови это, прекращай. Питер не мог вспомнить, сколько плакал в своей жизни, но ему нужно было. Это должно было случиться. Сказать, что он испытал облегчение от того, что Уэйд не сбежал от него, было бы преуменьшением, потому что он был безумно счастлив, что он остался рядом. Он узнал сразу два его секрета — его настоящее лицо и проблемы с едой. Они сидели часами — буквально часами — пока солнце не зашло, и темнота не накрыла квартиру Питера. Парень рассказывал ему абсолютно все, прерываясь лишь на новые волны истерики, это было пугающе и одновременно приятно, рассказывать кому-то абсолютно все, кому-то, кто точно слушает и не осуждает. Много-много раз Уэйд выглядел раздраженным, почти разъяренным, особенно, когда Питер рассказывал о его методах наказания себя путем лишения еды, но это было только потому что он чертовски сильно заботился. Когда Питер закончил говорить обо всем, что в нем накопилось, они все так же сидели на диване в гостиной, в объятиях друг друга. Уэйд снял маску, что было для них большим шагом, которого никто не ожидал. — Я знаю, что не могу вылечить тебя или что-то подобное, Пити. Но я обещаю помочь тебе настолько, насколько смогу, — одной рукой он коснулся своего сердца, а другой — сердца Питера, — Я — Уэйд Уилсон, торжественно клянусь под крышей кино-марафонов прошлого, настоящего и будущего, что помогу пережить это дерьмовое время с непоколебимой поддержкой Питеру, — Он замолчал, глядя в глаза парню, которые горели любовью и надеждой, — Паркеру. Питер улыбался так тепло, Уэйд перед ним казался совсем другим человеком. Мягким и заботливым. И еще немного сумасшедшим. — А теперь дай мне этот чертов пульт, я не могу притворяться, что слушаю Райана Рейнольдса, если телевизор не включен.Часть 1
16 июля 2019 г. в 23:18
Всегда можно было предполагать, что Питер Паркер, более известный, как Человек-паук, был здоровым и рациональным парнем.
Он известен своим учителям, как вежливый и порядочный ученик, он всегда сдавал все работы вовремя и ни разу не запятнал свою репутацию. Послушный и веселый. В конце концов, он стоял на защите Нью-Йорка, будь он проклят. Так что, несомненно, он не поставит под угрозу свое моральное и физическое здоровье, верно?
Тем не менее, многие полагали, что постоянная борьба Питера с психическими заболеваниями превратилась в битву, разрушающую душу. Конечно, Человек-паук не был эгоистом. Это не совместимо с его принципами. Но что, если он упадёт замертво от причинённого самому себе же вреда? Сколько жителей Нью-Йорка без него пропадут?
Это постоянное давление просто убивает — Питер все время живёт с мыслями, что недостаточно старается, недостаточно делает и, в принципе, недостаточно хорош. Он никогда не был, и никогда не будет. Никогда не будет по-настоящему достоин того, чтобы быть героем, чтобы им восхищались.
Маленькие мальчики и девочки по всему миру, которые боготворили Спайди и хотели быть похожими на него, ничего о нем не знали на самом деле.
Человек-паук голодал. Умирал от голода.
Он отчаянно желал не иметь таких проблем с психикой, он не хотел страдать и чувствовать себя униженным.
Кроме того, это было удивительно легко скрывать.
Поскольку учеба была постоянным источником стресса и занимала все свободное время, Питер понял, что теряет килограммы со страшной скоростью. Он больше не жил с тетей Мэй, по их обоюдному согласию, Питер хотел быть хоть в чем-то независимым. И это его разбило. Он предположил, что решение не есть было извращенным чувством независимости и контроля, и он старался остановиться, когда все заходило слишком далеко. Просто ничего не получалось.
В первый раз, когда Питер почувствовал неизмеримое чувство голода, было, когда он собирался на грандиозное представление научного проекта в школе, его учитель был крайне жесток и невнимателен, он не понимал, что истощение ребенка может повлиять на качество работы. И, впервые, то, что он был единственным, кто получил пять, заставило Питера чувствовать себя лучше других. Паркер определенно не был тем, кто сосредотачивался только на оценках, но даже Флэш, парень, который искусно вылизывал задницы учителям, получил тогда тройку с минусом. Это заставляло его чувствовать себя хорошо.
Паркер не спал, по крайней мере, четыре дня подряд, существуя только на энергетиках и кофе. Его желудок сужался, а аппетит исчезал. Мэй не забывала звонить ему и напоминать о заботе о себе, но Питер просто врал и отмахивался, что поел в школе.
И только на выходных, после адской недели, Питер понял, что двух яблок и нескольких кусочков протеинового батончика недостаточно для поддержания здоровья. Он буквально чувствовал, как его кожа натягивается на кости.
Когда он съел целую миску хлопьев, два бутерброда и целый кусок яблочного пирога, на Питера напало зверское чувство вины, потому что, внезапно, утраченное чувство пустоты и легкости показалось самым приятным в мире.
В этот раз его пронзали мучительные страдания не от боли непривычно пустого желудка, а от отвращения от количества еды, которое он съел за такой короткий промежуток времени. Он даже не был сыт, что было еще омерзительнее.
И он сделал то, что должен был. Последний шаг отчаяния, прежде чем еда обрела над ним контроль. Питер не был уверен, что было более постыдным.
Именно тогда это началось, и с этого момента ему неуклонно становилось все хуже. Потеря веса не осталась незамеченной окружающими, некоторые похвалили его, сказав, что он стал выглядеть «здоровее».
Напротив, то, что он делал, было совсем не здоровое поведение, его тело покрывалось волосами, пушком, если быть точнее, ему постоянно было холодно, а кожа становилась бело-серой. Это было совсем не красиво. Он все время думал о еде. Вечный голод накрыл все его мысли.
Питер чувствовал себя плохо, когда смотрел в зеркало после приема пищи, он больше не мог фотографироваться, хотя и раньше делал это не часто. К счастью, все это будто перестали замечать, что, на самом деле, усугубляло ситуацию.
Питер стал воспринимать пищу, как наказание. Уснул за работой? Нет ужина. Пропустил срок сдачи задания? Нет завтрака в течение двух недель.
Кофе снижал аппетит, и единственное, что он получал регулярно - несколько ложек молока в каждой кружке.
Он сказал тете Мэй, что он просто устал, но женщина и на секунду не выглядела так, словно поверила ему. Но, если она и сомневалась в его оправданиях, то все равно ничего не говорила, поскольку знала, что Питер оттолкнет и спрячется от нее, стоит ей начать лезть к нему с более личными вопросами.
Тони Старка было намного сложнее успокоить, он предлагал все, чтобы помочь Питеру. Он предложил ему взять перерыв от учебы на год, или даже переехать в новую квартиру с центральным отоплением, поскольку он (конечно) заметил дрожь, которая иногда била Питера из ниоткуда. Вообще-то, это было довольно мило, но Питер, очевидно, никогда не принял бы ни одно из его предложений. Он знал, что у Тони денег, скорее всего, больше, чем у кого-либо в мире, и что он едва ли повлияет на его ежедневные заработки, даже если мужчина купит Питеру особняк, тем не менее, он не принимал жалости. Никогда никакой жалости. Другая проблема в том, что если Тони купит ему новую квартиру, то это заметит некий красно-черный наемник.
Уэйд был единственным человеком, которому было чрезвычайно трудно лгать, поскольку он превзошел по наблюдательности даже Тони. Это было удивительно, что он не заметил. Наверное, стоит похвалить бдительность Питера, на сколько иронично это бы ни звучало. Был продуман каждый шаг, от подкладки в костюме, чтобы скрыть кости, до обогрева каждые десять минут.
Питер был начеку просто постоянно, потому что, если Уэйд узнает, вряд ли случится что-то страшнее в мире.
Уилсон был полной противоположностью Питеру в этом отношении — во всех отношениях, на самом деле — он был голоден просто постоянно. Это была какая-то научная мерзость, честное слово — то, сколько тако он мог потреблять каждые полчаса, и Питер понятия не имел, как Уэйд не срет гуакамоле до сих пор.
Отказ от тако в присутствии Уэйда был эквивалентом обезглавливания щенка в его глазах. Всякий раз, когда он отрицал, что проголодался после трехчасовой тренировки, Уэйд сужал глаза за своей слишком выразительной маской и с любопытством наклонял голову, рассматривая парня. Мужчина редко был серьезным, но, если вы хотите, чтобы Уэйд перестал валять болвана, упомяните Питера. А точнее, его привычки в еде. Как человек, который имел репутацию хладнокровного убийцы с наклонностями психопата из фильмов ужасов, Дэдпул, несомненно, был самым любопытным другом и защитником Питера. Именно поэтому ему нельзя знать правду.