В руинах счастья

По существу, мы не гениальные создания и нам дана возможность делать ошибки, но исправлять их мы не научились и, видимо, уже никогда не научимся. Я всегда делаю шаг вперед, куда бы то ни было, навстречу новому, может, не столь приятному, но от которого веет свежестью. Потертый глянец, что я крепко сжимаю в ладони, уже никогда не возобновится, а твое изображение, уж совсем стерлось. И я не могу проникнуться взглядом в то, чего уже по сути нет, оно сгорело во вчерашнем дне. Это горестное осознание, что мы уже далеки от прошлого, отдаленны от капель счастья на щеках, что уже не вернемся и не исправим тех ошибок, что стояли целой жизни давит на грудь невидимой тяжестью. На данный же момент я чувствую себя, как в заброшенном доме с протекающей крышей, где, когда то теплилась человеческая радость, искренняя улыбка, что щекотала душу, грела, как летнее солнце светлыми лучами. Теперь — улыбки сожгло солнце, оставив за собой только ожоги, напоминающее о тех искрах былого счастья, что горели огнем в ясных сердцах... Мы же глупые, растоптали все, что было у нас совместного, наплевали на чувства, считая, что сможем пережить все в одиночку, рассчитывая на исключения в правилах любовной игры. Наше расставание — свое родное поучение, так как со временем осознали — поодиночке мы усыхаем, с каждым днем задыхаемся душным воздухом. Осталась только гордость с нами и всего разбитые, как хрусталь судьбы, которые склеить будет сложно, а, может, и вовсе невозможно... И самое противное остается непоколебимой аксиомой наших отношений — я бы пожертвовал не только гордостью, чтобы вернуть тебя, опять взять за руку и послать тихий шепот в область шеи, что ты мой... Только мой. До последнего участка тела, до мельчайшей мысли, желания, порыва души, крика сердца — все мое — это твое... И осмыслив, все, взвесив, задыхаясь, срываюсь с места и бегу навстречу новому, навстречу судьбе. Дверь на распашку и уже не важно, что кто-то может заглянуть внутрь и осведомится, что этот дом пустой. Маленький, низенький, абсолютно неуютный, угрюмый домик в котором я закован один на один, но я покидаю его и бегу прочь в новое будущее с надеждой вернуть прошлые остатки счастья. Они в моей памяти, душе, приросли к коже и я никак не избавлюсь от этих воспоминаний... и я понимаю с каждым стуком сердца — этот мир не для нас... Ветер противостоит мне и будто пытается удержать, но я настырно иду бегом к нашей репетиционной, нашему маленькому дому. На улице все сливается и метушаться однотонные фигуры, что не уставляют в памяти не следа. Наши мечты упали в бездну литых слез и были растоптаны нашей глупостью. Так элементарно можно все разрушить, одним лишь словом, но да бы возобновить потребуется не мало моральных усилий, потраченных сил, бездна слез. Одна ошибка тянет за собой болезненные последствия, что может вылиться в потерю жизненно важного. Так, и мы потеряли друг друга. Запросто разрушили то, что отстраивали целых два года. Сейчас мы порознь, но я почему-то чувствую твое присутствие и часто оборачиваюсь в намерениях увидеть твое жизненное лицо, на котором сверкает искренняя улыбка. Поворачиваю голову в параноидальном преддверие, что иногда становится до немочи обостренным, и разочаровано вожу глазами по пустоте. Тебе нет. Горькое уяснения и опять укол в самую глубину сердца — так привычно. Говорят, время лечит, но меня только калечит, со дня в день разъедает губящая, нарастающая боль. Я давно забросил попытки забыть тебя убедившись, что это бесполезно и невозможно. Особенно, когда почти каждый день я вижу твое огорченное лицо на репетициях. Вижу, как солнечная улыбка сменилась фальшивой. А в глазах не мельтешит прежний отблеск чего-то азартного, как светлячок, что непокорно летает в воздухе, но принадлежит ночи. Сейчас в них бездонная, угасшая вечность. Слышу твое вранье друзьям, что все нормально и изучаю новые отмазки, почему не выспался и выглядишь подавленным. И только я виновато опускаю взгляд и молчу о главном. Какая же пытка смотреть в родные глаза полные боли и как только уже хочешь попросить прощения, лишь не видеть этой всепоглощающей мерклости счастья, гордость стает на горло и душит, будто, невидимыми руками. И оставшись один на один с этой болью, срываешь голос криком, глотаешь слезы дрожащими губами, что все безысходно, как-то непонимающе повторяют твое милое имя... Мир с треском крушиться в моих глазах, а осколки падают в пустоту отчаяния. Твое сбивчивое дыхание, родные губы, кажутся уже не моими, на них ставят клеймо чужие, отвратительные касания. Я просто напросто забываю, как дышать, этот кислород наполняется непонятной агонией. Эта черта становится ближе за пределами которой кроется пустота. Любимое тело, которое помнит прикосновение моих пальцев, сейчас поддается ласкам другого. Пытаюсь сосредоточится, уловить хоть одну мысль в голове, но все попытки вернуться в реальность — тщетны. Я только смотрю, как два самых дорогих человека для меня трахаются на диване моего, как ранее считал моего второго родного дома. Первый родной человек Кою — неотъемлемая часть меня и как недавнее считал — лучший друг — Акира. Они увлечены друг другом, этими полу стонами, что режут сердце не хуже острого ножа; грязными, истошно-вульгарными движениями. Они в своей томной эйфории и отстранены от окружающего мира. Никто не замечает моего присутствия, а я стою застыв в дверном проеме, как каменный истукан в немочи понять до конца картину происходящего. Это кажется какой-то нелепицей, бредом, сном в который не хочется верить. Акира ненасытно проникает в твое тело своим членом, а ты закусываешь губу и слегка моришься от боли. Царапаешь пальцами розовую кожу спину, откидываешь голову назад, томно стонешь. А я перехожу ту черту за которой все родное становится в один миг чуждым, холодным и далеким. Ты стал чужим мне, но что-то под кожей грациозно пульсирует и будто кричит, заставляет тянутся к самому любимому. Хочется дать в морду Акире, накричать на Кою и крепко прижать к себе и больше не отпускать, но ведь предательство не позволит и эта чертова гордость заставляет возненавидеть такого дорогого... Возненавидеть, но все так же жить твоими полу вздохами... Ты выгибаешься, так грациозно в такт движения Акиры и зарываешься пальцами в светлые волосы блондина. Он в свою очередь грубо целует твои губы, проводит рукой внизу живота скользя ниже — к твоему члену. И когда твои глаза сталкиваются с моими, хочется провалится сквозь землю, только не видеть этот блеск невинности в них. Удивленно замираешь и с ужасом смотришь в мои карие бездны, напрасно ищешь понимания в них. Не ищи в них смысл, который уже угас. Акира в недоумении поворачивает голову и никак не ожидав увидеть здесь мою фигуру лишь опускает голову. Ты имеешь право жить, как тебе вздумается, потому, что мы уже никто друг для друга, потому, что расстались. Но внутри мы все еще принадлежали друг другу. Что ж, иногда обыкновенная прихоть может угробить человеческие чувства. И поэтому ты с легкостью делаешь очередной шаг в другую сторону — мира где мы чужды, толкаешь меня в пустоту. Не желаешь все возвратить. Осознано рушишь своими руками наше счастье. Оно ведь у нас в руках, а ты его так запросто выбрасываешь вон. А почему это делаешь? Ты не знаешь, просто это и называется человеческою глупостью. Обнимаешь недоуменного Акиру и притягиваешь к себе, ведомо зная, что потом слезы неизбежно будут бежать одна за другой по шелковым щекам, а в сердцах ты будешь хранить ту ненависть, что будет угнетать тебя. Тянешься к его губам и впиваешься жадным поцелуем... Хочешь показать, что ты автономен, что не принадлежишь мне и независимо можешь жить без моего присутствия? Как хотелось в это верить. Но и ты и я знаем, что мы не разрывная часть симбиоза, один механизм, одна часть этого огромного мира.