***
Лондон был неприветлив и хмур. Дазай вместе с Хироцу и Рандо, прибыли в город только вчера. Мори-сан же остался в Йокогаме, решив, что слишком мало времени прошло с его назначения, и опасаясь оставлять Мафию без присмотра. Прибыли они, само собой, не на экскурсию. Дело было вот в чём: уничтожена некогда секретная лаборатория по искусственному созданию эсперов. И не просто уничтожена, а стёрта с лица Земли вместе со всеми, кто там был, одним из подопытных. Доказательством того, что она вообще существовала, служил лишь кратер на том самом месте. Как же так получилось, что солидная, перспективная лаборатория оказалось недостаточно защищена, и кто так сильно облажался — неизвестно. Да и не очень-то важно, так как отвечать уже за это некому. Но то, что этот эспер очень опасен, новоиспечённому боссу Мафии пришлось по душе. И Дазай, и Мори знали, что опасный — не значит неуправляемый и непобедимый. Просто нужно уметь просчитывать все ходы и находить слабые места. Разыскать и завербовать мальчишку — дело времени. Исходя из информации, добытой мафиози, и по наводкам британской подпольной организации «Баргест», которая была аналогом Портовой Мафии, одарённый находился в Лондоне. Британцы знали про Арахабаки, так как были заинтересованы работой лаборатории, но иметь дело с эспером, который представлял собой механизм часовой бомбы, не хотели и побаивались. А когда узнали про заинтересованных в нём японцев, были только рады избавить свой город от опасности в его лице. Где может прятаться мальчишка, было пока неизвестно. Тот появлялся и исчезал, оставляя за собой только трупы. Но, благо, люди из «Баргест» услужливо представили названия всех организаций Лондона, мелких и не очень. По прибытии было решено сразу заняться поисками. Мафиози разделились: Рандо с некоторых пор старался действовать в одиночку, да и способность позволяла. Осаму остался с Хироцу. Но Дазай не был бы Дазаем, если бы не решил сначала повалять дурака и пройтись по Лондону, размышляя, в какой канаве и каким образом лучше умереть. Это место было таким унылым и депрессивным, что он, как любой уважающий себя суицидник, просто обязан был попытать удачу. Шаги юного мафиози отдавались гулким эхом по пустынной улице. Люди забились по щелям — кто отсиживался на работе в душном офисе, кто дома. Лишь немногим повезло оказаться снаружи, когда тяжёлые свинцовые тучи нависают над городом дамокловым мечом. Упали первые капли дождя, затем ещё и ещё. С каждой минутой дождь всё усиливался. Откровенно говоря, Дазай любил такую погоду. Ему казалось, что весь мир в этот момент умирает вместе с ним. Он был не прочь пройтись по улицам Лондона и промокнуть до нитки, даже не задумываясь о совсем не радужной перспективе на следующий день слечь с простудой. Однако, когда в небе сверкнула молния, сопровождаемая громом, словно грозя воздать по заслугам какому-нибудь грешнику, суицидник решил, что такой вариант всё же не для него, и нужно срочно искать укрытие. Как на зло, по близости не было ни одной кофейни, где можно было бы отсидеться. Дождь набирал такие обороты, что всё чётче вырисовывалась перспектива не идти до отеля, а плыть. Карие глаза ещё раз обвели взглядом улицу, и, наконец, зацепились за вывеску, на которой большими буквами было написано «Гробовщик». Ещё совсем недавно равнодушное, казалось, ко всему миру лицо, озарила нездоровая улыбка, больше напоминающая оскал. Похоронное бюро? Да ему сам Бог велел. Уверенно толкнув дверь, парень вошёл в унылое серое помещение, которое тусклым светом освещала старинная антикварная люстра. Интерьер напоминал девятнадцатый век; многие вещи в этом похоронном бюро были подобны люстре, и, казалось, совсем нетронутые временем, служили хозяину верой и правдой. Кроме гробов, коими была заставлена добрая часть помещения, само собой. Гробы были абсолютно новые и совершенно разные. На любой вкус, можно сказать. Дазай прошёл вглубь комнаты и оглянулся. Атмосфера была мрачная и зловещая, но, вместе с тем, как показалось Осаму, довольно уютная; по крайней мере, для него. Ему было очень даже комфортно. То, что доктор прописал. Это место казалось совсем безлюдным. Однако, как показывает практика, и теория в виде страшилок на ночь, в этом самом месте просто обязан кто-нибудь, да быть. Мафиози уже хотел от скуки начать искать «кого-то», (благо его необъятная наглость и отсутствие понятия общепринятых норм позволяли), как вдруг раздался громкий мерзкий скрип медленно открывающейся крышки гроба. — Ооо, к нам посетитель, добро пожаловать! Я уж думал, что просплю здесь всю неделю. Всякие мысли начали посещать голову: все люди вымерли или всё же, наоборот, перестали умирать? Ни одного посетителя, представляете? — его виду предстал сам владелец похоронного бюро. Мужчина выглядел, мягко говоря, необычно: одет он был старомодно, в чёрную рясу и такого же цвета цилиндр, через плечо был перекинут серый шарф, завязанный узлом на бедрах; чёлка полностью закрывала глаза, но не длинный шрам, что начинался выше, от правого глаза и проходил через всё лицо; образ дополняла странноватая улыбка, которая почему-то вызывала симпатию у Дазая. Несмотря на то, что его улыбка, подобная этой, ничем хорошим для других не заканчивалась. — У меня давно, очень давно не было таких юных клиентов! Если мужчина и удивился, то никак этого не показал. Всё, что мальчик смог различить в голосе гробовщика, так это бесконечный энтузиазм и желание угодить клиенту… Хотя нет, было в нём что-то ещё, что парень пока так и не смог определить. — Здесь вы найдёте любые гробы, — продолжил гробовщик, с интересом наблюдая за реакцией внезапного гостя, — любого цвета и материала, взрослые и детские… Молодой мафиози с интересом смотрел на этого загадочного чудака, по лицу которого невозможно было что-либо понять. Дело усугубляли скрытые под чёлкой глаза, в которые невозможно было заглянуть и никак непрекращающееся хихиканье. Кого-то он ему смутно напоминал… — Детские… — мальчишка приложил указательный палец к нижней губе, изображая задумчивость, — да, то, что нужно! Можно сделать заказ? — на самом деле, Дазаю просто было интересно посмотреть на реакцию такого интересного человека, поиграть и развеять скуку. Впрочем, если ему вдруг улыбнётся удача, то и гроб пригодится. — Вам для себя или в подарок? — вопрос был задан тем же весёлым тоном, но в этот раз он был более наигранным. Наверное, всё-таки хорошо, что глаз не видно, по голосу можно определить гораздо больше, когда глаза такие же лживые, как и сам их обладатель. Обычный человек, ослеплённый скорбью, как, в принципе, и должно быть, когда умирает кто-то из близких, не заметил бы перемен. Но Дазай не был способен на столь сильные чувства. Его эмоции вообще крайне редко были настоящими. Чаще всего он их «проигрывал» — это помогало ему держаться на плаву; иногда он даже сам в них верил. Всё же самообман — неотделимая часть человеческой натуры. Мужчина явно что-то разглядел в нём. Что-то, что ему не понравилось. Мафиози понимал, что это было: бинты на руках и шее, вкупе с фразами, что он бросал, наводили людей на определённые мысли, и вовсе не нужно быть гением, чтобы догадаться. Гробовщик же обратил внимание совсем не на это. «Это», конечно, тоже не осталось незамеченным, но его больше зацепили глаза мальчишки. Если не всматриваться, на поверхности в них искрились детское любопытство и непосредственность. Любой обычный взрослый человек мог подумать, что это всё лишь глупые забавы и желание привлечь внимание. Однако, если вглядеться в самую глубину карих глаз, в них можно было увидеть что-то совсем тёмное. Мало того, освещение сыграло злую шутку, придавая им кровавый оттенок. Многие, наверное, посмотрев в эти глаза, уверовали бы в ад. А ещё они были пустые и безразличные, словно у куклы. Хоть прямо сейчас клади в подарочную коробку и перевязывай красной ленточкой. — Для себя. Те, кому обычно везёт познакомиться со мной поближе, часто нуждаются в таких подарках, но не заслуживают их, — произнёс мальчик. Его мрачная усмешка тут же превратилась в шутливую улыбку, пытаясь скрыть правдивость слов. — Я бы всё-таки советовал Вам быть более предусмотрительным и взять «на вырост». Вот представьте себе, проходят годы, Вы умираете, а гроб Вам уже не по размеру. Неловкая ситуация, — с улыбкой протянул мужчина. — Мне незачем ждать так долго, — в подтверждение мыслей гробовщика на счёт своих суицидальных наклонностей, сказал мальчишка, здрав голову к люстре со свечами, которая была единственным источником света, так как окон в бюро не было. Пламя свечей отразилась в его глазах, придавая им ещё больше загадочности. Жнец внимательно посмотрел на подростка: на шее чуть сдвинулись недостаточно плотно облегающие тонкую шею бинты, из-за чего взору предстал след от петли. С одной стороны, в этом нет ничего такого уж удивительного, подростки всегда чересчур эмоциональны и многое драматизируют, смерть романтизируют, да и вообще, в двадцать первом веке карой Господней их уже не запугаешь. Библейские сказания действительно были столь нелепы, что воспримет всерьёз их только отчаявшейся. Когда-то давно, какой-то наверняка очень смешной человек, несколько переборщил, пытаясь вложить в них побольше морали и, куда уж без этого, внушить страх непокорным. На деле же, убивай, воруй — как таковой кары жнец не видел за всю свою жизнь и жизнь после смерти. Всё зависело от того, против кого ты будешь играть, и насколько ты умён. Лишь одно он мог подтвердить — пунктик про самоубийство. Знали бы эти юные создания, что на самом деле их ждёт после. Жнецам многое было открыто, человеческие эмоции в частности. Общаясь с самоубийцами, а, в особенности, с самоубийцами-подростками, можно было увидеть в их душе и смертную печаль, и горечь утраты, и всепоглощающую обиду на несправедливость этого мира, на подлых людишек, на родителей, что, как же так получилось, не понимают и не принимают своих детей такими, какие они есть. Несмотря на то, что нравы и требования стали мягче, самоубийств — стало больше. Было ли дело в том, что люди стали слишком размякли или в том, что исчез страх перед «страшным судом»? Однако, жнец не видел не того, не другого, не третьего. Юноша ни на кого не обижался, ничего не боялся и не злился.Гробовщик всегда мог заглянуть под маску человека, даже будучи когда-то им сам. Сейчас же, смотря под маску наигранной весёлости и беззаботности, которые мешали воспринимать слова мальчишки всерьёз, он не увидел ничего. Почему? Может быть потому, что там ничего и не было? Всё это слишком ему знакомо. Но тайной то, кто он такой, для мужчины не стало. В конце концов, знал всё об этом городе и следил за новостями, подпольного мира в том числе. То, что из Японии в город прибыли гости, и не простые, не было для него секретом. Как и то, что брать на «тёмную сторону» не брезгуют и детей. А мальчишку выдавало всё: деловой костюм, игнорируемый обычными подростками и едва заметные маленькие капли крови на нём; манера речи, умные глаза и их острый взгляд, отсутствие страха — грех было упускать такие кадры. Впрочем, не особо-то тот и скрывал. Но даже у детей с чёрной кровью было то, что они прятали за душой. — Ах, мой юный друг, может, расскажите, куда Вы так спешите? Похороны — это великий праздник, к нему нужно подготовиться, успеть собрать гостей, заслужить… А Вы присаживайтесь, присаживайтесь, — гробовщик указал на один из гробов, на который Дазай впоследствии беспардонно залез вместе с ногами и уселся в позе лотоса. — Как-то не по-христиански это, на гробах сидеть, — нашёл в себе дерзость сказать мальчишка. Гробовщик усмехнулся: — Действительно! Вот незадача, многих людей это останавливает, как бы они не устали с дороги. Дескать, грех. Но, самое интересное, ничего не мешало многим из них думать, что Бог, в самом деле, нет-нет, да предоставляет этакие акции. Например, пожертвуй на строительство храма и получи индульгенцию на убийство… — Свечка в подарок, — подхватил Дазай с полуулыбкой. Которая, впрочем, не отразилась в его глазах. Жнец на это захихикал. — А Вам, юноша, нет прощенья! — Бог и Дьявол, рай и ад, Библия… Им повезло, что они видят смысл жизни, пускай и в подобной нелепице. Боятся ада, живут ради того, чтобы попасть на небеса. А ради чего живёте Вы? — Ради смеха, друг мой, ради смеха! Поэтому я и беру им оплату. Не за гробы, конечно же, иначе я давно бы разорился. А ради чего живёт юный мафиози? — Дазай даже не удивился, в конце концов, тот явно не дурак, чтобы не увидеть то, что у него под носом; а только растянул губы в улыбке, но смотрел он всё теми же глазами бездушной куклы. — Ради свиданья со смертью. Видите ли, умирают все, но не все живут*, — подростку было интересно разговаривать с незнакомцем. Теперь у него было ощущение, что он находится не в похоронном бюро, а в исповедальне, только вместо лицемерного Падре — чокнутый гробовщик. Он нравился ему именно тем, что не позволял увидеть, что прячется за улыбкой и смехом, а ещё от него веяло смертью. А смерть — дама привлекательная, ей невозможно сопротивляться. Осаму казалось, что они одним лыком шиты, но в тоже время, будто по разные стороны баррикад. — Дайте угадаю, и Вы от неё ждёте, что она решит все Ваши проблемы и прекратит страдания… Чаю? — гробовщик выудил откуда-то из-под стола чайничек и тарелочку с печеньем. Дазай лишь равнодушно пожал плечами. Из исповедальни плавно переместились на сеанс к психотерапевту. — Моя проблема в том, что я даже не страдаю в общепринятом смысле. Я не бываю ни счастлив, ни несчастен. Все просто проходит мимо**, — парень хлебнул чаю, — верёвка, мыло, пару минут дискомфорта и всё. Конец бессмысленного существования и свобода… — его снова перебили. На этот раз его перебил хохот, который заглушил даже гром. — Люди такие забавные в своей наивности! К сожалению, мой юный мафиози, всё несколько сложнее, чем Вы думаете. Позвольте мне Вам доходчиво объяснить, почему не стоит злоупотреблять суицидом. Настроение гробовщика резко переменилось. Казалось, теперь он разрывается между смехом над «глупым мальчишкой» и каким-то безумным отчаянием. Когда тот ухватил его за ворот рубашки, Дазай никак не изменился в лице. Что-то на подкорках сознания ему подсказывало, что сейчас не та ситуация, чтобы доставать оружие и указывать на своё место. Да и опасности он как таковой не чувствовал, а его интуиция никогда не подводила. Второй рукой незнакомец поднял чёлку с глаз и растянул губы в безумной улыбке. На юношу смотрели два жёлто-зелёных глаза, напоминающие кошачьи, не видел ни у одного человека. Они словно заглядывали в самую душу, но Дазаю не было страшно. Подобный взгляд он наблюдал у Мори, да и сам умел и практиковал. Мальчик даже дискомфорта не чувствовал, потому что прятать ему было нечего. Не от него. Маску обаятельного простака и паяцы он надевал, когда выходил из тёмного мира Портовой Мафии, и только для того, чтобы он мог нормально общаться с людьми. Даже самых повидавших мафиози частенько пугал этот пробирающий до костей взгляд, что уж говорить об обычных людях. Он вдруг подумал о том, что работай он в Вооружённом Детективном Агентстве, с этой маской ему пришлось бы ходить, не снимая и поморщился. — Понимаете, — внезапно перебил его гробовщик, что сидел напротив, на другом гробу, — юный мафиози, смерть не любит, когда ей назначают свиданья. Она, гордая и независимая, приходит только тогда, когда захочет. А те, кто пытается вызвать её, как девку из публичного дома, дорого платят за это. Знаете, что в таком случае ждёт суицидника? — жнец притягивает мальчика за воротник так близко, что на лице должно чувствоваться его горячее дыхание… но его не было. Дазай, где-то на заднем плане слышит треск ткани. — Неужели ад? — иронически произносит он. — Не угадали, служба. Посмотрите в эти глаза. Это глаза совершившегося самоубийцы, который, как казалось ему в последние секунды жизни, смог реализовать свою мечту. Но они не были последними, хотя я и умер. Всё это было одна большая шутка. Я очень долго смеялся. До сих пор смеюсь, — в доказательство своим словам, жнец снова захихикал. Он смотрел в эти глаза и верил. Мафиози понял, кем на самом деле является гробовщик, уже видел подобных ему ещё в раннем детстве и узнал по глазам, но не знал о тех ничего. В памяти остались лишь их глаза, коих не было больше ни у кого, и мёртвые тела рядом с ними. Жнец не дышал и Дазай тоже задержал дыхание и широко распахнул глаза. За все эти годы его не удалось напугать никому. Ему было нечего терять, он не боялся боли, хотя и ненавидел её, и буквально бросался в объятья смерти. Оказалось, что всё, к чему он стремился — это длинный нескончаемый кошмар. — Как выяснилось, те, кто решил бессовестно уйти из жизни раньше времени, становятся шинигами, что вынуждены до скончания времён собирать души. В большинстве своём, весьма сомнительного качества. Для них правда, тоже придумана своя легенда, подобная той, что трактует церковь. Будешь хорошо работать, искупишь вину и переродишься. Правда, никому не известно, сколько душ нужно собрать, чтобы это сделать. Никто столько не собирал, и не соберёт, — говорил жнец, не уставая скалиться, — Потому, что это вымысел, чтобы жнецы не сошли с ума, чтобы у них была мотивация и они соблюдали правила, как примерные заключённые. Только я это знаю. А теперь ещё и ты, — внезапно перешёл на формальный стиль общения гробовщик. Но не на долго. — Надеюсь, Вы примите к сведению и не совершите самую большую ошибку в своей жизни. Сердце отбивало чечётку. Впервые он что-то почувствовал, что-то совсем незнакомое… Дазай не сразу смог определить, но, кажется, это были страх и сочувствие. Запоздалый страх того, на что он по своему незнанию шёл и к чему мог, собственно, прийти. И сочувствие тому, для кого слово «вечность» никогда больше не будет употребляться в переносном смысле. Ему пятнадцать и он впервые осознал что суицид — не выход. Дазаю нечего было сказать. Прошло не больше минуты, как жнец снова сел напротив, на другой гроб и словно так, между делом, сказал: — Кстати, я так понял, Вы уже не собираетесь гроб заказывать? Оно и к лучшему. У меня скоро будет очень работы. Придётся делать много детских гробиков для задиристых подростков, что тявкают на старших. Сказано это было таким весёлым и непринужденным тоном, что у Дазая проскользнула абсурдная мысль, будто этот спектакль был для того, чтобы отвязаться от ещё сопливого клиента, напугав того «страшилкой». Бывало он сам актёрствовал, дабы избежать лишней работы, или перекинуть её на кого-нибудь.Но и дураку понятно, что это явно не тот случай. — Вы про «Агнцев»? Тех, кого у вас считали больше кучкой одарённых оборванцев, нежели полноценной организацией? Но, примерно месяц назад, всё изменилось, так? — жнеца восхитило то, как быстро юноша отошёл от шока, хотя и хмурил брови. Как бы он не пугал взрослых дядек в Мафии, а гробовщик по большей части умилялся. Ему вообще симпатизировал этот юноша: перестал паясничать, быстро сообразив что к чему. Умный мальчик. — Город как всегда полон слухов, — улыбнулся он, — обычно я прошу плату за информацию, но Вы, можно сказать, уже заплатили. Хотя смех был и не того рода, что я привык принимать в качестве оплаты, — юноша на это медленно моргнул, давая знак, что понимает, о чём тот говорит и принимает к сведению. — С недавних пор к ним присоединился некий «король» — сильный эспер, управляющий гравитацией и организация стала гораздо наглее. Естественно, они начали с более мелких организаций, оттяпывая от них по куску. Контрабанда и грабежи в основном. Но, ясное дело, детки растут. Мне стало поступать всё больше заказов. А тут затишье перед бурей, — широко улыбнулся гробовщик. — Пока с ним не удаётся никому справится, но, как известно, даже на крупную рыбку всегда найдётся рыбка покрупнее, — Дазай встретился с лукавым взглядом жнеца догадываясь, что тот также знает и про его способность. Штучки шинигами? Кто знает, на что они были способны… Выдержав интригующую паузу, мужчина добавил: — «Баргест» и подобные им бьют тревогу, так как их начало задевать. А вас мальчишка, значит, заинтересовал? Думаете, сможете с ним управиться, юный мафиози? — вопрос был риторическим, потому Дазай не спешил на него отвечать. Допив чай, он подумал о том, что дождь наверняка уже закончился. Он получил достаточно большое количество информации, есть над чем подумать. А сейчас ему пора уходить в любом случае. На сегодня достаточно. Подросток направился к выходу, но у самой двери его остановил жнец. — Смерть просила кое-что передать и больше не беспокоить, — мужчина, оказавшись совсем близко, склонился над подростком и коснулся его своими холодными губами в целомудренном поцелуе. По спине пробегает холодок. Дазай от удивления приоткрывает рот, но жнец не углубляет поцелуй. Всё правильно, ведь смерть пока в нём не заинтересована, страсть тут не к месту. — И как мне Вас называть после этого? — А кто я по-твоему? — хихикает тот. — Жнец, — отвечает мафиози, проглатывая не произнесённое «педофил». Это была бы плохая шутка в данном контексте. Тот отрицательно качает головой и прижимает палец с длинным черным ногтем к губам. Секрет. — Гробовщик. Дазай потупив взгляд, снова потянулся к ручке и распахнул дверь, но его беспокоило кое-что ещё. — Что Вы сделали, когда узнали, что надежды нет? — Понял, что забирать человеческие жизни больше нет смысла и сбежал. Наблюдая за тем, как юноша исчезает за дверью, Гробовщик усмехнулся. Но не ехидно и насмешливо, как у него вошло в привычку, а со скорбью. Он так давно не позволял себе обратить на неё внимание, привык смеяться в любой ситуации, будь то свадьба или похороны. Хотя, учитывая специфику его профессии, нетрудно догадаться, что было чаще. Скорбь эта была по тому времени, когда он ещё был человеком и у него была возможность умереть, например, от туберкулёза. Но ему никто не сказал, что там, наверху, тоже не идиоты сидят, и всё заранее предусмотрено для таких хитрецов, как он. Нет, конечно, со временем жнец привык к тому, что он жнец и нашёл в этом свои плюсы. К слову, не то, чтобы у него был выбор. Всю жизнь он смеялся, не чувствуя при этом практически ничего. Гробовщик долгое время не замечал эту скорбь и вообще очень удивился, когда понял, что она есть. Что он способен на какие-либо эмоции. Сегодня, когда в этом мальчишке он увидел себя, у него возникло желание уберечь от роковой ошибки. Его тогда некому было предупредить, но никакой зависти по этому поводу жнец не испытывал. Он никогда не имел привычки тащить кого-то с собой на дно, лишь бы одному там было не скучно. К тому же, у мальчишки ещё есть шанс.***
После судьбоносной встречи с Гробовщиком, Дазай в ближайшие сроки находит и выманивает Короля. Лёгким это не назовёшь: в первую же встречу Осаму получает тяжёлым ботинком по роже и пару сломанных рёбер. Им всё же удаётся это сделать с помощью способности Рандо, и Мори по телефону убеждает его, чтобы тот добровольно покинул Лондон вместе с мафиози. Разменной монетой становятся «Агнцы», взятые «Баргест». Босс Мафии говорит, что договорился с ними и те согласны отпустить одарённых подростков, если «Король оставит их королевство». По прибытии Дазай «открывает ему тайну», что вышел на Чую благодаря запуганным «овечкам», которые его сдали и иронизирует на тему того, что «хорошую вещь «Агнцами» не назовут». Коротышка в ярости, но о том, что сделал ради этих детей, не жалеет. Дазай тоже не жалеет о своей лжи, и ему приятно, и Огаю проще завербовать Чую и добиться его преданности Портовой Мафии. Рыжий коротышка заставляет испытать его такую гамму эмоций, даже часть которой он не испытывал за всю жизнь. Он был уверен, что не способен. Ему ещё никогда не доводилось испытывать такого наслаждения, выводя кого-то из себя, делая это обычно по инерции. Не желал заполучить, не чувствовал такого азарта, соперничая с кем-то, что от глаз Мори, конечно, не утаилось. Вскоре рождается «Двойной чёрный». Став напарниками, Осаму, само собой, не прекратил пакостничать и устраивал маленькие, (а иногда и не очень) подставы, попутно получая от Накахары по первое число. Вспыльчивость напарника и заводила, и раздражала. Иногда Дазай ненавидел его так, что хотел поцеловать, хотя бы чтобы увидеть, его выражение лица после этого. Но на губах ещё оставался привкус Смерти, и мафиози не хотел стирать его или с кем-то им делиться, даже с Чуей. Особенно с Чуей. Однажды, впервые напившись в баре с ним, Дазай всё же задаёт вопрос, который его интересовал. У него есть теория на этот счёт, но он хочет услышать её подтверждение. — Почему именно Лондон, а, коротышка? Там ведь больше по чаю тащатся, а не по вину, — Осаму старается выглядеть не слишком заинтересованным, но и убирает глумливые нотки, вечно сопровождающие его в диалогах с рыжим. Дазай удивляется, как с его грубыми замашками ужилась та эстетичность (чисто гопник с бокалом вина), которую ему привила Коё. В принципе, та же неопределённость была и с его «Сдохни, мразь суицидальная» и тем, что как раз таки Он и не давал сдохнуть в самый подходящий момент. Рыжий хмурит брови, гневно скалиться на брошенное Дазаем «коротышка» и отпивает из бокала дорогущее вино, название которого мафиози даже не потрудился запоминать. То ли напарнику надоедает молчать о наболевшем и он надеется, что суицидник, сидящий рядом с ним, скоро унесёт его секрет с собой в могилу, то ли алкоголь ударяет в голову, но Чуя рассказывает: — Я жил в Лондоне и был обычным оборванцем. Мать пила, отец умер ещё до моего рождения и я всё своё время проводил на улице, пытаясь заработать. Учитывая то, что мне было десять и эспером я не был, это было хоть и сложно, но возможно. Как раз таких беспризорников и прочих отбросов, которые были никому не нужны и похищали. Похищали, увозили и продавали куда и кому попало, — бокал оказался опустошён. Осаму не стал останавливать напарника, который захотел налить ещё. — По иронии судьбы я оказался на Родине матери. Она была японкой. Мне относительно повезло и меня продали в эту чёртову лабораторию, ставившей опыты над детьми, пытаясь сделать из них эсперов. Это было вовсе не безболезненным развлечением. Каждый день как первый: камера, пытки, камера. Я научился терпеть боль, даже получалось иногда забываться. Что ж, по крайней мере, в Мафии это пригодится… — его рассказ перебил тихий звон стакана с виски со льдом, по которому Дазай по привычке стукнул пальцами. Они встречаются удивлёнными взглядами. Этот звук показался таким громким и неожиданным в тишине, которую нарушал лишь тихий хриплый голос Чуи, что оба сразу будто трезвеют на глазах. Осаму начинал волноваться, что у его рыжего напарника пропал настрой и тот раз решившись, уже не захочет снова погружаться в совсем не радужные события минувших дней, но Накахара удивляет его. Цокнув и недовольно посмотрев на своего напарника-раздолбая, который даже на страшном суде выкинет какую-нибудь херню и испортит к чертям всю драму, всё же продолжил. Видимо ему самому было необходимо выговориться. — В общем, уже не секрет, что однажды их эксперимент удался. Даже больше, чем они хотели. Они справились настолько хорошо, что даже сыворотка, которую вкалывали подопытным на случай непредвиденной ситуации, чтобы они не могли использовать способность и поубивать всех к чертям собачьим, и система безопасности, не остановили Арахабаки, — язык Накахары всё больше заплетался, — Та хрень, которой нас накачивали, не подействовала. В добавок ко всему, я не мог держать под контролем свою способность. Что дальше случилось, ты знаешь. Когда ты можешь позволить себе пройтись по крылу самолёта во время его полёта, не возникает проблем с тем, чтобы попасть в другую страну без паспорта. Договаривал Чуя буквально на последним издыхании, после чего уснул прям за барной стойкой. Осаму знал того «счастливчика», который будет тащить коротышку до машины, и был искренне благодарен за миниатюрность своего напарника, хотя весил он всё равно достаточно. Вид ночного города довольно красив, но мафиози был слишком погружён в свои мысли, чтобы любоваться Йокогамой. Многое прояснилось, когда Чуя рассказал ему о своём прошлом, хотя он задал всего один вопрос, на который вполне можно было ответить односложно. Но Дазай знал, что напарник или расскажет всё от и до, или не станет отвечать вообще, предварительно послав куда подальше. Информация эта была сомнительной важности и пользы никакой не несла. Теперь он знал про европейские корни Чуи, которые объясняли, почему он не выглядел, как японец, но имя у него было соответствующее, и чего его припекло лететь в Лондон. Хотя опять же, чем-то новым это для Дазая не было. Он и так догадывался. Но если мафиози кто-то интересен, (а это многого стоит), то он должен знать наверняка, ему интересна каждая деталь. Чуя не был для него загадкой, как Гробовщик, но имел иного рода привлекательность. Он был источником эмоций, к которым у Дазая никогда не было доступа. До того самого дня. Водитель внимательно следил за машиной, а Дазай за спящем на заднем сидении Накахарой. Проходит три года. Шутки Дазая о суициде остаются шутками, но постоять под градом пуль он до сих пор не против. У него появились друзья и остался рыжий коротышка, роль которого была в основном в том, чтобы синяки не заживали. И тем не менее, рядом с ним мафиози чувствовал себя в безопасности. Он ненавидел это чувство. Но Чую он любил. Когда умирает Ода, и просит его о том, чтобы он был на стороне людей, Дазай вспоминает слова Гробовщика и понимает. На месте Оды рано или поздно может оказаться Чуя. И каким бы он сильным не был, всегда найдётся рыбка покрупнее или под силой обстоятельств и чужих манипуляций на расход пойдёт он. Мафиози не хочет этого видеть. А ещё хочет избавиться от этого чувства безопасности и недостижимости своей цели. Он не видит больше смысла забирать чужие жизни, когда с этим отлично справляются и другие. Это работа жнецов, а он не жнец. Дазай уходит из Мафии. Чтобы отмыться от той крови, что он пролил и начать новую жизнь на «стороне добра», Осаму требуется залечь на дно. Он знает, где проведёт это время. *строчка из песни Миссии «Свидание со смертью» **цитата Осаму Дазая «Исповедь неполноценного человека» Баргест — в фольклоре северных графств Англии злой дух, предвестник смерти, преследующий обречённых жертв в облике лохматого черного пса с огромными горящими глазами