Only

Кажется, на фоне играет приглушённая музыка. — Скажи, почему ты постоянно приходил именно ко мне? — Ты уже столько раз слышал ответ на этот вопрос. — Это не было полноценным ответом. — Именно, что было. Акаши, оказывается, жуткий тактильный маньяк. В любой ситуации ему всегда нужно касаться — будь то простая прогулка, важная встреча или тихие вечера перед окном собственной квартиры. Куроко в такие моменты всегда старается находиться рядом, потому что Сейджуро в такие моменты не всегда бывает стабилен эмоционально, и обычные прикосновения или объятия чаще всего приводят его в норму. Самым постоянным были именно объятия — лёгкие, почти невесомые, но дарящие спокойствие и что-то сравнимое с уютом. У Акаши прикосновения всегда делились на несколько типов — те, что можно показывать на публике (нечто среднее между обычным прикосновением ладони к чужой руке), те, что нельзя показывать на публике, но можно при близком окружении (объятия, когда просто за плечи, а когда до хруста костей), и те, что нельзя показывать никому, кроме любимого человека. Именно такие прикосновения в большинстве своём носили интимный, личностый, секретный характер. Тецуе последний тип нравился больше всего, и даже гадать не надо было, почему именно. — Эй, дай мне тоже. — И когда ты только пристрастился? — С тобой поневоле начнёшь. — Ещё скажи, что я насильно пихал тебе её в рот. Сигарета выхватывается тонкими пальцами, фильтр скрывают аккуратные губы. Куроко курит совсем мало, приканчивая в день едва ли десятую часть пачки прописавшихся на кухонном столе Мальборо. Акаши по первости хмурился, выражая своё недовольство пагубной привычкой, были даже попытки отучить посредством банального выброса пачки через форточку окна. Не помогло, и пришлось смириться — проще позволить, чем пытаться идти против; была слепая надежда, что Тецуя одумается и сам прекратит. Не прекратил и, что удивительно, подсадил самого Сейджуро. Ну что за напасть. На самом деле, подобное тоже входило в третий тип прикосновений — когда одна сигарета на двоих как вид непрямого поцелуя. Выглядело слишком, на взгляд Акаши, откровенно, и всегда возникал закономерный вопрос: как почти незнакомые люди могут делать то же самое, прекрасно понимая в некотором роде сакральный смысл этого жеста? Куроко, всегда слушавший внимательно подобные мысли, только плечами жал, говоря, что раньше тоже мог делать что-то, что выглядело странным у других. Акаши всегда понимает такие намёки, потому развивать мысль дальше не пытается. Тецуя лежит не слишком удобно — ноги задраны на спинку дивана, голова свисает над полом; от такой позы чаще всего случается быстрый прилив крови в мозг, что не есть хорошо. Куроко, однако, затягиваясь, только улыбается расслабленно самыми уголками губ, вновь протягивая сигарету парню. Сейджуро только фыркает, но от предложенного не отказывается; на папиросной бумаге ещё чувствуется тепло чужих губ. — И всё-таки. — Что? — Видел во мне выход? — Именно. Они живут вместе уже несколько лет, и Акаши не жалеет о том времени. Наверное, именно оно в большей степени помогло понять личные эмоции и чувства относительно голубоглазого парня, что сейчас так самозабвенно втягивал дым никотина, сжигая лёгкие к чертям. Чувства, что, видимо, теплились слишком давно и слишком глубоко, не позволяя нарушать чужое счастье, но в итоге полностью получившие взаимность. Раньше Тецуя видел рядом с ним выход. Выход, которого он не знал сам, но к которому постоянно убегал, когда становилось не так. Раньше Акаши считал ненужным спрашивать, почему Куроко видит его, этот выход, в нём. Раньше просьбы прекратить звучали в стенах этой квартиры многим чаще. Сейджуро просто в какой-то момент надоело просить его, и он замолчал, лишь обыденно, но так необходимо для обоих оставляя дверь открытой. И не волновало, что у Тецуи давным-давно, ещё до всего этого, были запасные ключи. Раньше. Раньше, когда Тецуя ещё был с Ним. Как давно было это раньше? Акаши отгоняет от себя дурные воспоминания, туша окурок в пепельнице, что также прописалась в их квартире. Руку Куроко, тянущуюся за новой дозой никотина, останавливают холодные пальцы, непривычно обжигающие своей температурой разгорячённую кожу. Тецуя поворачивается к Сейджуро, ощущая неприятный шум, когда долго лежишь в одной позе с запрокинутой головой; смотрит в его глаза внимательно, словно пытается угадать ход мыслей. Акаши не считает нужным говорить что-то в данный момент — лишь тянется ближе, совсем не обращая внимания на, кажется, заевший на одной песне проигрыватель, и целует. Горячие ладони ложатся на щёки, даря приятное тепло, а алый взгляд из-под ресниц ловит нервное движение кадыка напротив. Целоваться вверх ногами — заезженное клише, но менять позу не хочется ни одному из них. — Почему ты не слушал меня тогда? — Ты мой выход, помнишь? — Ещё скажи, что тебя тянуло к мне. — Безумно. И сейчас тоже тянет. Раньше им было привычно ощущать ту безысходность. Когда ещё Куроко был с Аомине, а Акаши только осознавал, к чему всё идёт. А всё привычное становится однажды безвкусным. Пустым. — Ты ведь понимаешь, что я теперь тебя никуда не отпущу? — Я тоже тебя люблю. Просто однажды Тецуя снова пришёл к нему, когда на часах высветилось такое привычное «23.35». Пришёл, а уходить отказался.