Запах мокрого асфальта

Падает, падает, кувыркаясь, беспомощно растопырив руки, которым не за что уцепиться; мир переворачивается; уши заложило от адского скрежета и визга; что-то страшно тяжелое наваливается на него, потом отпускает и снова прижимает с невероятной силой; асфальт, мелькнув под невозможным углом, вдруг прыгает к самому лицу, и с оглушительным пластиковым стуком он ударяется головой. Ладони обретают опору и сдираются в клочки, в нос шибает мокрый железный запах, и последнее, что он слышит – отвратительный чавкающий хруст, который тошнотворно отдается во всех его костях, как будто идет изнутри. Небрежная монтажная склейка. Он смотрит вверх, и темнота сменяется мучительно расплывающимися радужными огнями. Тишина. Нет, не тишина – какой-то монотонный гул, постепенно и невыносимо нарастающий. Il est commotionné… Нет. Там другое… Что-то важное, кто-то… Пятна сливаются, качаясь и увеличиваясь, но он не в состоянии сложить из них что-нибудь узнаваемое. Чьи-то руки хватают его, тормошат, тянут, кто-то снял с него шлем – шлем? – голова больно и холодно откидывается на асфальт. Из радуги наползает лицо, рот шевелится, но из-за гула ничего не разобрать; кто-то бьет его по щекам, а он силится выговорить и никак не может произнести: - Осторожно… Стекла… …Том просыпается, хватая ртом воздух, и пару мгновений не может сообразить, где он и почему. Тонкий, будто всхлипывающий свист – его собственное дыхание. Темно. Ночь. Кровать. Он дома. Он силой разжимает пальцы, до боли вцепившиеся в одеяло, и закрывает ладонями лицо. Черт. Рядом ворочается Стюарт, сонно вздыхает и вдруг открывает глаза: - Ты чего? Том мотает головой. Стю подвигается ближе, утыкаясь в его плечо. - Приснилось что-то? В горле хриплым крошевом застыл крик, слова вязнут в нем, как в песке. Он лежит неподвижно, пытаясь успокоить дыхание. Стю сейчас снова заснет, и почему-то от этого ему делается невыносимо. Он с трудом разлепляет пересохшие губы: - Вспомнил. Аварию. С Гектором. Стю приподнимается на локте, сна в его глазах как не бывало. - Ты? Ты вспомнил, как все было? Том мотает головой снова. - Не все. Только сам… момент. Он зажмуривается. Стю сжимает его руку в своей. - Расскажи? Том молчит. Рука у Стю тяжелая и теплая, Том чувствует, как она чуть подрагивает в такт его вдохам и выдохам. Он смотрит невидящими глазами в темноту. Он получил назад кусок своего прошлого, только не тот, который хотел. Не тот, с которым приятно жить, это уж точно – но, впрочем, это ли важно? Он длинно порывисто выдыхает, запрокидывает голову. Бедный, бедный Гектор, всю жизнь рассказывавший истории, копавшийся в словах. Ирония судьба: его смерть мог бы свидетельствовать историк, пусть и такой катастрофически не подходящий для этой роли, как Том - но она оказалась стерта из его ненадежной памяти и таким образом растворилась в небытие вместе с его жизнью. Кто-то сказал: мы живы, пока кто-то рассказывает истории о нас. Будет ли его собственная жизнь когда-нибудь рассказана целиком? Они долго лежат, деля между собой молчание. Наконец, Стю вздыхает и накрывает его рукой с одеялом, как крылом: - Спи. Спи. Том придвигается, прижимается щекой к теплому плечу. Слушает, как пульс у Стю постепенно становится чуть медленнее и пытается дышать с ним в такт – так же медленно и спокойно. Он придумал этот способ когда-то давным-давно, бултыхаясь ночь за ночью без сна, будто щепка в пене бессвязных мыслей. Он закрывает глаза и потихоньку уплывает, держась за дыхание Стю, как за мерно покачивающуюся лодку в теплом озере лунного света.