Ошибочно

Габи подходит вплотную, бессовестно нагло вторгаясь в его пространство — жизнь. Крутится на месте, вьется возле, не дает ступить и шагу, превращая свой ночной приход в настоящий спектакль. Но ему ведь плевать, он залпом допивает свой остывший кофе, вглядываясь в серый потолок, где под тусклой лампой пляшет мошкара — лишь бы не смотреть на нее. Не смотреть и не чувствовать этой притворной мятной свежести на измазанных блеском губах. Это ведь выдает её с головой, и Эрен почти не сомневается, когда видит в глазах эти блядские минорные аккорды, — она чертовски пьяна. — Ты что завис? — тёплый и чуть насмешливый голос согревает и будто ласкает. — Нет. — Эрен шумно пропускает воздух через губы и падает на мягкий диван, ругаясь совсем тихо, про себя. Глубокий вдох, затем ещё один. Это не поможет, он знает, а лишь отвлечет от того что где-то меж ребер ноющее паршивое чувство мешает сердцу биться. Габи стоит, по-прежнему почти рядом, пальцами теребя край застиранной юбки с черными пятнами; а он невольно кривит губы, с упоением пожирая каждый сантиметр подбитых и таких тёплых колен, что находятся вблизи от его собственных. В глазах мелькают разноцветные синяки, они слишком часто, их слишком много, они вынуждают жёстко сминать губы в поисках ответа: — «Откуда?» Не все равно ли, врет себе Эрен, сжимая пальцы в кулак до побелевших костяшек, и злость мало-помалу отступает. — Почему ты так редко называешь меня по имени? — Почти у самого уха звучит несмелый вопрос. Отвечать не хочется, как и дышать, в его лёгких слишком мало места для двоих, — воздуха и пьяной Габи. — Так не назовешь? — Губы Габи растягиваются в самодовольной, насмешливой улыбке, а глаза лихорадочно, никак не осмысленно, блестят. Она делает два шага назад, и подцепляет край футболки пальцами. Дальше он не видит. А она не думает — снимает, переступает, ломает, окончательно разрушает эту прозрачную, словно предутренний туман грань дозволенного, — бросает её мятой футболкой ему под ноги. Её тень нечеткая и какая-то расплывчатая, вся исчерчена тёмными оттенками алого неона что сочится из окна, и Эрен не смеет даже пошевелиться — вдруг окажется, что всё это мираж? Он тянет ладони к сжираемому темнотой силуэту и, кажется игнорирует то, что пальцы предательски проходят сквозь иллюзорные очертания гордо расправленных лопаток. Он мажет взглядом по выпирающим ребрам, и уверенной посадке плеч что так излишне хвастлива для нескладной девчонки, и так подходящая для Габи. Ему кажется, что всё это - не взаправду. Что всё это - не всерьёз. Она отвратительно близко, и в его глазах до жути пестрит красным — цвет пошловатого кружевного лифчика, который ей совершенно не нужен. — В этом нет ничего сексуального? — Габи передергивает бледнеющими в разлившейся черноте изящными плечами и смотрит с открытой насмешкой. Эрен качает головой, ведь говорить, что чувствуешь вслух бессмысленно, — ровно, как и чувствовать это. Между ними лишь миллиметры пропитанного сигаретной гарью воздуха, и Эрен знает что ближе им уже нельзя. Габи, кажется, плевать, и она отчаянно цепляется за плечи, приникает ближе, обвивая шею, неумолимо склоняя к себе – так, что нет сил сопротивляться. Он невзначай вдыхает запах волос, отдающих приторной сладостью ванили, и думает, что окончательно сошел с ума. Футболка липнет к спине, от осознания того что затёртый до чёрных дыр, сценарий самых сокровенных снов стал реальностью, что горчит на губах дешёвым алкоголем и мятой, — радуйся идиот. Тёплые пальцы вычерчивают невидимые узоры на груди, прямо возле сердца, где у него расцветает ядовитыми бутонами безумие. В голове лихорадочно кружатся мысли, и Эрен отчаянно пытается выхватить те самые, нужные. Не получается. У него ничего не получается, пока она рядом. Её расслабленные черты лица словно молят о прикосновении, а на животе тонкими змеями ползут куда-то вниз шрамы, и ему совсем не противно, правда, ведь он так хочет притронуться, почувствовать под шершавым пальцами эти ебанные изъяны чужого тела. Пусть даже мимолётно, вскользь. Капли липкой испарины покрывают её кожу, постепенно стекая в ложбинку между грудей, так что даже смотреть на это омерзительно аморально. Но не смотреть он просто не может. — Назови меня по имени. — Тянет противно сладким голосом Габи, и театральным жестом заправляет прядь за ухо. Эрен невольно накрывает ладонью тонкое запястье, ощущая слабый пульс артерии, и в этом движении нет ни капли греха, а лишь желание не расстраивать еще сильнее. — Габи, — он глотает вязкую слюну вместе с её именем. — Я вижу как ты на меня смотришь, — произносит она без нотки укора или претензии. Просто сухая констатация факта перед которым он бессилен и слаб. — Нам нельзя. — Слова рвутся изнутри, звенят в голове мерзким откровением, что сразу же отдает тревожной болью в висках. Им ведь правда нельзя. Потому что он так редко зовет её имени. Потому что всё рушится — рано или поздно. Потому что единственное место, где они смогут быть вместе, — это его ёбанные сны. Габи не отвечает, а лишь переплетает их пальцы, и шепчет одними губами: — Теперь можно.