***
— Да нууу… — протянул один, отмахиваясь от разгорячившегося собеседника и гася сигарету о деревянный стол. Ему надоели эти россказни. И чего им неймётся? А сиплый опять завёл свою шарманку: — Да точно! Там точно что-то припрятано! Бабка кукухой поехала и завела себе тайник… — договорить ему не дали, так как третий с косым левым глазом недовольно крякнул, а его принято было слушать. Сиплый зло сплюнул, но замолк. Косой тянул паузу, почёсывая волосатую грудь, и затишье привлекло даже первого с куполами на груди, который отставил стакан и с интересом ожидал продолжения. — Значит ты говоришь, что у бабки деньги есть, — констатировал он. — Есть! — сиплый обрадовано хлопнул по столу. Косой предостерегающе поднял палец вверх: — Откуда знаешь? — А как им не быть? Она квартиру получила? Получила! А в квартире — голяк! Даже мебели нет! И дверь на соплях держится… — Откуда знаешь? — Да мы... — сиплый сконфуженно почесал затылок. Он явно не собирался это рассказывать, но и заднюю уже дать не мог, поэтому продолжил: — Да мы с Саней ходили к соседу её. Вот и увидел. — Ага. — Ну, а что?! Ну, а что?! Там у неё только доски и стол с плитой! А остальное где? Куда пенсию сплавляет?! -…Может родственникам? — лениво предположил первый, надеясь, что всё обойдётся, однако увидев горящий взгляд косого, вздохнул. Ничерта не обойдётся. — Допустим, — главарь их компании кивнул своим мыслям. — А где она деньги держит? На книжке? Сиплый хрипло рассмеялся: — Да нет у неё книжки!.. Мы тут это… следили за ней. Ходит она на развалины, где у неё квартира была. На несколько часов ходит и назад возвращается… Оно и понятно! Дома-то совсем плохенькие. Деревянные. Не обслуживаются… А она туда с лампой! Как только стемнеет, ползёт. Сосед говорит, много лет так ходит. Заметили года три назад, а до этого сколько ходила? Неизвестно. .Ну неспроста же! — Неспроста, — согласился косой. — А сам чего не полезешь? — Дык, я не знаю, какая её квартира. А тут ещё это, момент удачный. Бабка-то пропала. Никто её не видел давно… И, вот, с вами решил поделиться. А чо, я крыса, что ли?! Косой благосклонно улыбнулся и подлил всем в опустевшие стаканы водки: — Значит, будем эту задачку решать. На следующий же день он использовал связи в паспортном столе, чтобы узнать старую бабкину прописку. Все развалины, с тех пор, как жителей переселили в новые дома, были одинаково запечатаны, а порядочные старички ещё имели свойство традиционно закрывать двери. Дома должны были пойти сразу под снос, но что-то случилось не так. Земля оказалась непригодной и застройщики открестились от такого лакомого кусочка, тем более, его отрывала от города свалка, которая с каждым годом росла всё больше. В результате участок отключили, аварийные помещения постепенно рушились, и даже бомжи не рисковали их использовать, после того как рухнуло два дома и завалило троих людей. Что же там забыла бабка, придумать было легко. Через те же связи косой узнал, что она пенсию исправно получает, но сберегательной книжку у неё нет. Днём они собрались на дело полностью оснащённые. Взяли лом, дрель, целый чемоданчик для взлома из личной коллекции косого. Сиплый в сладком предвкушении взял с собой спортивную сумку, которая побрякивала на ходу, желая отпраздновать успех там же. А тот что с куполами, понуро плёлся следом. Его эта затея не вдохновляла, но с друганами спорить не стал, как и не стал переубеждать их. Район ему откровенно не нравился, хоть он не был суеверным. Поговаривали об этом месте разное. Его племянник недавно клялся, что здесь живет монстр. В монстров не верилось, но то, что в квартирах кто-то может жить — больше походило на правду. Когда они нашли дом и поднялись на нужный этаж, опасения подтвердились, когда тяжёлая металлическая дверь с решёткой в тамбуре оказалась неплотно закрытой. Дверь в квартиру и вовсе была распахнута напрочь. Неужели их опередили? Косой не сдержал разочарованного вздоха, тихо отставляя свой чемоданчик. Остальные двери были закрыты и заколочены. Он глянул на них, примеряясь. — И чо? — сиплый протиснулся вперёд. — Тише ты! — тот, что с куполами, толкнул его локтем. — Здесь кто-то есть. Но тишина говорила об обратном. Они втроем переглянулись. — Может бабка это.. — сиплый цокнул и откинул голову, — того здесь, а? — Нам же лучше, — косой, пользуясь привилегией главаря, первым зашёл в тёмную квартиру. За ним последовали остальные, подсвечивая простенькими керосинками коридор, чтобы осмотреться. Свет из окна падал только в большой комнате. Оттуда же веяло свежим воздухом, продувая помещение насквозь и выветривая запах затхлости и гнили. Деревянный пол противно скрипел. Покрытие разошлось, закривилось, где-то проваливаясь, а где-то поднимаясь, обо что запнулся сиплый и налетел на шкаф в коридоре. Сверху на него посыпалась пыльная одежда. Он брезгливо её отбросил. — Ищи, ищи, — настоял косой. — Может она туда деньги прятала, — сам он открыл дверь в маленькую комнату. Вся мебель стояла на своих местах, поросшая пылью и закиданная хламом. Отсутствие следов обыска воодушевляли: — Не было тут никого! А кто найдёт старую — тот её и хоронит! Сиплый что-то промямлил, выкидывая вещи из шкафа и потраша их. Первый аккуратно обошёл его и заглянул на кухню. Деревянный покатый пол сильно искажал маленькое пространство, вкупе с забитыми окнами, делал его похожим на сарай. Только раковина и характерный холодильник напоминали о назначении помещения. — Вот, старая, даже холодильник не забрала… — он, помедлив, подошёл к агрегату. Бабка точно двинулась, если сама спит на голых досках, как заверял сиплый, а здесь оставила всё. — Может он исправный? Он потянул за ручку, в нос ударила страшная вонь, заставляя скорее захлопнуть холодильник и выматериться. Трогать больше ничего не хотелось. Кухня выглядела бедно. Фарфоровая посуда стояла на своих местах, загаженная мышами, которых привлекли остатки круп на полках. Проржавевшая раковина висела над мусорным ведром. Он задумчиво уставился на ржавчину. — А в каком году дом сняли с обслуживания? — Чо? Вот важно это? — сиплый уже перешёл на кладовку, с грохотом скидывая коробки на пол. Из-за шума не было слышно, что он ещё сказал. В детской этим же занимался косой. Тот, что с куполами, прошёл мимо в большую комнату. Там творился настоящий хаос. Больше внимания привлекало окно, с выдранными досками: оно было главным источником света, позволяющее рассмотреть всё хорошенько. Рядом с окном было расчищенное от мебели пространство, пол усыпанный обломками досок, маленькими камнями и осколками. Всю мебель словно наспех отодвинули от окна, как попало расставили, разбросали по остальной части зала. На ней лежали кипы старых газет, тряпок. Один шкаф был опрокинут. Рядом с окном, на каком-то почётном месте, стояло помятое жестяное ведро. Рядом с ним вился рой черных мух, как подсказчик содержимого. Мужчина перешагнул гору тряпья и опасливо подошёл ближе. Теперь было отчетливо видно, что пол равномерно покрыт узором параллельных царапин. Он вздрогнул, когда понял, что это царапины от ногтей на руке человека, только рука должна быть очень маленькой. Взгляд улавливал засохшую кровь в расслоении деревянных половиц. Под батареей торчала разлохмаченная верёвка, а ободранные до цемента обои демонстрировали её длину. — Что за чертовщина? — шёпот сам сорвался с губ. — Кого она тут держала? — У меня пусто! Бурда какая-то!.. А ты чо застрял? — косой зашёл в комнату, пнул тряпки по дороге, и завернул в дальную комнату, пинком открывая дверь и не обращая внимание на ступор «коллеги». — А вот и наша красавица, — послышалось из комнаты через секунду. Все подбежали посмотреть. На полу, неясным силуэтом в свете лампы, лежала женщина. В воздухе висел удушливый запах разлагающейся плоти, это помещение не проветривалось, но мухи сюда всё равно проникли. — Вонища! — сиплый закрыл нос рукой. — Давно она наверное тут валяется… Тот, что с куполами поднёс лампу ближе, и сиплый тут же отскачил: — Фу! Морщинистое лицо заливала кровь. Кровоподтёки неровными дорожками засохли в носогубных складках, очерчивая перекошенный рот с отвисшей челюстью. В распухшем, но уже немного смягчившемся веке блестел длинный стеклянный осколок. Будто, будучи ещё живой, бабка пыталась вырезать себе глаз. Щека была распорота. Жировая ткань желтела в разрезе под отопорщенной кожей. Иссохшие руки, которыми она прикрывала кровавую рану на шее, были исполосованы таким же параллельным узором, как и пол. Вдоль и поперёк. Настолько часто, что казалось, будто кожу и вовсе сняли. Некоторые порезы чернели сгустившейся кровью мертвеца, нанесённые когда уже тело остыло. — Её убили, — хрипло сказал тот, что с куполами. Он хотел посмотреть на человека, который держал пленника, и увидел обезображенный труп. Мужчина медленно поднялся, не отрывая взгляда. От перемещения лампы мерещилось, что бабка повернула к нему голову, открывая целый глаз, а отблеск света на зубе нарисовал оскал. — Кто убил — тот денежки и забрал! — психанул сиплый, швырнул попавшуюся в руки книгу из комнаты, попал в ведро, которое, гремя, покатилось по полу. Он истерично взвыл и вышел в большую комнату. Тот, что с куполами, хотел уже предложить убраться, как косой тихо попросил: — посвети-ка сюда! Они раскрыли старый саквояж полный бумажных купюр и лукаво переглянулись. Сиплый крушил шкафы, громко матеря весь свет и мертвую бабку. Они не сговариваясь решили, что ему о находке знать не стоит. Косой выразительным жестом закрыл саквояж и отставил его в сторону. Тот, что с куполами, согласно кивнул. Они всегда смогут вернуться позднее, но и позднее ему возвращаться не хотелось. На лицо косого, растянутое в улыбке, села муха и тот лениво отогнал её. Послышался нехарактерный шум, сиплый вдруг поднял крик. Его поддельники выскочили из комнаты и растеряно застыли. Сиплый, наполовину объятый огнём, метался по коридору, пытаясь потушить горящую одежду, бился об стены. От его ног шли быстро воспламеняющиеся следы. Разбросанные истлевшие тряпки быстро подхватывали пожар, и несмотря на то, что прошло пару секунд, коридор осветился ярким светом костра. Ярче всех горела разбитая керосинка. — Идиот! — закричал косой, хватая тряпки и подбегая, чтобы сбить огонь. — Мы же не выйдем отсюда! Сиплый этого не слышал, продолжая неистово кричать. Он даже не заметил косого в своём бешеном танце. Огонь моментально перекинулся на волосы. Кожанка прикипала к телу. Керосин горел на коже. Волдыри ожогов росли и лопались, оголяя мясо. В разваленной квартире стоял запах жаренной плоти, а сиплый всё ещё метался. Косой, обжигая руки, вытолкнул сиплого на кухню и ломанулся к раковине, поздно понимая, что воды нет. — Дебил! — зло прокричал он и развернувшись, ушёл, оставив оседающего на пол и тихонько постанывающего сиплого. Огонь, полностью поглотивший его тело, перешёл на деревянный пол. В коридоре, тот, что с куполами, пытался сбить пламя, но это не выходило. Он бросил испуганный взгляд на косого, который невозмутимо пошёл мимо за деньгами, и всё понял. Жар заполнил всё пространство, как огромную печь. Тот, что с куполами отворил дверь в тамбур, и воздушная тяга раздула пламя ещё больше, мгновенно повалил чёрный густой дым. Закашливаясь, он толкнул металлическую дверь, и в ужасе его пробил озноб. Дверь была закрыта. Дрожащими пальцами он нащупал замок без поворотника и только замочную скважину для ключа. — Чего там? — рядом в дыму нарисовался косой в обнимку с саквояжем. — Дверь закрыта. Наверное она автоматическая. Открыть можно только с ключом. — Как?! — косой пнул металлическую дверь ногой. — Кто закрыл?! Тот, что с куполами стиснул зубы, закрыл олимпийкой голову и прорвался назад в комнату, через горящий коридор. Он обернулся. Пламя ползло по потолку, заворачивало в комнату, лизало наваленную бумагу, оно тянулось к открытому окну и каждый порыв ветра помогал ему расти. Косой не вернулся. Тот, что с куполами, понял, что остался один, вместе с мёртвой бабкой в соседней комнате. Мужчина подскочил к окну и только сейчас вспомнил, что они на третьем этаже. Внизу была груда строительного мусора, осколки кирпичей. Он взял простынь и проверил её на натяжение — она с треском разорвалась в руках. Он побежал в комнату к бабке, в темноте рыская по углам, бесцеремонно отодвигая труп, но так и не нашёл ничего крепкого. Когда пожар по потолку заскочил в комнату, её осветило жутким жёлтым светом и на полу сделались видны полосы крови. Он выбежал в комнату к окну, прикрывая рот. Огонь уже плясал на мебели. Голова начала кружиться. Глаза слезились. Мужчина присел около батареи, посмотрел на подкрадывающийся пожар и заранее выкинул в окно деревянные доски. Под ними он обнаружил длинную верёвку. Дёрнув её изо всех сил, он убедился, что она привязана к батареи. Спасаясь от жара, он обмотал верёвку вокруг запястья и вылез из окна, упираясь ногами в окно второго этажа. Верёвка выдержала. На свежем воздухе ему стало легче. Кисть под собственным весом, обмотанная верёвкой, трещала и ныла, но гул в ушах медленно проходил, превращаясь в рёв пожара наверху. Голова по-прежнему кружилась, угрожая бессознательного его сбросить на строительный хлам, но он успокаивал себя тем, что после падения со второго этажа точно выживет. — Спасибо, Господи Боже, — пошептал мужчина, неуклюже спускаясь вниз. Когда вис одной рукой на решётке второго этажа, верёвка, за которую он держался, слетела вниз, но он уже успел поставить ноги на доски первого этажа. Он спустился. Шатаясь он отошёл подальше. Черный дым валил из окон всех комнат, пламя взметалось вверх, проедая путь через доски. Там остались сиплый и косой. Запах палёного мяса осел на стенках горла, вызывая тошноту. Там зажарилась бабка… Это место действительно проклятое, а то, что он выжил — несомненно чудо. Мужчина посмотрел на разлохмаченную верёвку, которую всё ещё сжимал в руке. Серая пакля была странно переплетена со старым бельевым тросом. Загрубевшими пальцами он потёр одно из переплетений, чтобы понять что это, а потом медленно опустился на траву. Это были настоящие волосы, сплетённые в свалявшуюся и много раз подплетённую косу и перепиленные на втором конце чем-то острым. Где-то пучки были выдраны и пестрели маленькими белыми луковицами. Тот, что с куполами решил ничего об этом не рассказывать. Он покинул место пожара, надеясь, что всё полностью сгорит и эти развалины разрушаться. Но развалины успели потушить пожарные, и дети продолжили ходить туда в поисках приключений. Не все возвращались домой.Часть 1
10 июля 2019 г. в 20:13
Агата ненавидела своё полное имя, поэтому и назвалась Агатой ребятам, которые играли внизу. Они прибегали редко, в основном мальчишки. Сбегали с занятий и рвались на край города, походить по развалинам. Агата разглядывала их с третьего этажа одной из этих развалин. Они её считали призраком. Самые смелые отваживались с ней говорить, но и они убегали, когда Агата просовывала в щели пальчики, чтобы доказать, что она живая.
Вскоре Агата стала осторожничать, чтобы не пугать своих друзей. Она их ждала неделями, а иногда и месяцами, каждое лето, прислушиваясь к звукам с улицы. Больше ей делать было нечего.
Из-за заколоченных окон в квартире почти всегда царил сумрак. Свет приносила только бабушка в старой керасинке, когда приходила вечером. Она предоставляла еду и проверяла, что делала Агастахис всё время. Девочке было положено ждать бабушку.
Сначала она не могла привыкнуть.
Впервые попав в квартиру и оставшись здесь в одиночестве, она излазила все шкафы, все дальние ящики, как сокровищницы, нашла старые фотоальбомы и рассматривала их под узким солнечным лучом.
На фотографиях она узнала свою маму и забрала себе отвалившуюся со старого клея карточку. В тот же вечер бабушка избила её. Фотоальбом был брошен в дальнюю комнату к остальной куче хлама.
Агата давилась горькими слезами. Она так и не поняла, что сделала не так, поэтому на следующий день, как только смогла подняться, нашла отлетевшую фотокарточку и положила её на стол, словно исправляя то, что натворила. Конечно, бабушка это заметила, что послужило уроком для обеих: Агастахис потеряла два зуба, а бабушка придумала связывать свою внучку, чтобы та не шаталась по дому. Мольбы не помогли. Жёсткий шнур от старого утюга туго перетянул запястья, ломая их.
Агата и тогда не осталась на месте. Днём, когда руки опухли, она не смогла снять провод, но смогла дойти до двери из квартиры и открыть первую дверь в тамбур. После этого силы иссякли. На этом же месте её нашла бабушка.
Когда девочка пришла в себя, руки ещё болели, но были свободны, хоть и затянуты эластичными бинтами. Рядом сидела бабушка и тихонько гладила по голове. Вид травмированных рук, избитое в кровопоттёках лицо внучки, вероятно, подействовали на неё, и она нашла лучший способ остановить ребёнка.
Она рассказала про Агастахис и её маму, которая в молодости очень любила этот цветок и всегда высаживала рядом с домом, из-за чего они ссорились. Бабушка сказала также, только назло она выбрала это имя для дочери, но теперь она позаботиться об Агастахис и никому не даст в обиду.
Говоря всё это, сухонькая женщина плела лежащей на полу внучке косу, протягивая между прядей длинную бельевую верёвку. Агата плакала и вздрагивала каждый раз, как слышала своё имя обманчивым ласковым голосом. Конец верёвки был протянут под батареей, завязан на множество узлов, которые после опалили спичками, чтобы они сплавились в единое целое. Позже Агата изломала ногти об этот узел, и так и не смогла его развязать.
Так бабушка была уверена, что Агастахис никуда не денется. Оглядывая свою работу, она гордилась, что ни одна кость не сломана, как свидетельство её бережного отношения. В хорошем настроении бабушка даже отломила кусочек шоколадки и положила на пол, рядом с внучкой. Рядом же поставила ведро для отходов.
С этого момента бабушка меньше злилась, а у Агаты появился её собственный угол, маленькая тюрьма, где она знала каждую царапину на полу.
За долгие годы, она забыла как выглядит остальная часть квартиры и терялась, не понимая где она находится. Развлечением были звуки. Глаза, будто напитавшись сумраком, стали слепнуть, но Агата не переживала об этом: в этом мире глаза ей не нужны. Первый год длины её косы не хватало даже на то, чтобы сделать шаг от батареи, не то, чтобы выглянуть в окно. Себя Агата не хотела видеть. Только щупала своё избитое в очередной раз лицо. Сломанные кости срастались уродливо, шишками.
Бабушка приходила каждый вечер, и не каждый вечер была добра. Иногда, по средам (как говорила сама бабушка), она ставила тазик с водой, помогала внучке помыться, подстригала ногти и прятала ножницы. Трижды она приносила новые платья, некоторые сразу же рвала.
Они говорили мало. Агата боялась говорить, а бабушка рассказывала одну и ту же историю про цветок, однако внимательно следила, чтобы внучка слушала. Ей не нравилось, что девочка растёт и становиться похожей на свою мать.
Одиночество стало облегчением. Иногда, особенно часто холодной зимой, к ней прибегали мыши. Девочка без страха брала их в руки. Долгое время они были единственными живыми существами, которых она видела, кроме своей бабушки. Весной на окне, за досками, птицы свили гнездо, и Агата могла их только слышать: как они скребутся, как пищат птенцы… Целыми днями она следила за перемещением полоски света, пока не услышала, как на улице бродят дети.
Коса отросла, и она смогла встать на батарею и посмотреть в самую большую щель на настоящих детей. У Агаты сердце колотилось так, словно оно могло пробить грудную клетку и, когда она впервые их позвала, легкие зажглись огнём, а свет ослепил глаза. Они её испугались, но это было неважно. Иногда они говорили, чаще — они её дразнили и кидали камнями в окна. Агата собирала все камни, которые случайно залетали в щели и играла ими, пряча в рваной одежде.
Свободно гуляющие дети стали главным событием жизни, и больше всего на свете Агата боялась, что бабушка узнает про них. Она слышала, как её называли призраком, но не знала, правы они или нет. Она мечтала выйти к ним, выйти на солнце и зелёную траву, погреться… Её коса вырастала, и она уже могла свободно карабкаться по доскам, подтягиваясь до самой верхней, выглядывая в самую большую щель. Она проводила там целый день, вдыхая аромат лета и свежий ветер, давая глазам привыкнуть.
Но один раз, когда Агата встала на доски, они со скрипом проломились и она упала на пол. Гнилая древесина трухой посыпалась сверху. Солнечный луч пробил комнату насквозь, подсвечивая витающую в воздухе пыль. Агата в страхе замерла, сжавшись у батареи. Когда луч света сдвинулся ближе к ней, девочка осмелилась протянуть под него руку. Бледная синюшная кожа на солнце просвечивала, обнажая рисунок вен и кровоподтеки. Она почувствовала почти обжигающее тепло.
Девочка медленно повернулась к окну. Заколоченные доски остались только сверху, а в середине зияла дыра, в которую открывался вид на лес и старый двор. Теперь она могла видеть пейзаж целиком. Дыхание спёрло от такой красоты, но лицо исказил ужас. Бабушка это увидит! Она её убьет. Агата не сомневалась: бабушка не поверит ей, она подумает, что Агастахис хотела сбежать. С губ сорвался звериный вой. Девочка сведёнными пальцами схватилась за голову. Позади болталась тяжёлая коса, напоминая пленнице о неизбежности.
Сколько она плакала, Агата не знала.
Камень, прилетевший в окно, весело заскакал по полу и привлёк внимание.
— Да нет там никого! — послышался недовольный голос с улицы.
— Есть-есть! — ответил второй, и в окно залетел ещё один камень.
Агата умолкла. Она знала уже, что сегодня был последний день, поэтому она захотела увидеть ребят, пока они не ушли. Цепляясь за подоконник, она поднялась и улыбнулась, пытаясь вспомнить, как это делают. Из глаз снова побежали слёзы. В этот момент она чувствовала себя прекрасной. Наверное, она была очень красива, раз дети не отрываясь смотрели на неё.
Ребята застыли, вглядываясь в светлый силуэт в черном окне.
— Ты видишь?! Видишь?! — закричал мальчик, что был помладше. Старший не отвечая достал из кармана разбойничных штанов рогатку. Ему хотелось проверить настоящая ли она. Он зарядил камень, отпустил резинку. Агата ухватилась за рассеченную бровь и села на пол.
— Это монстр! — завизжал мальчик. Он отбежал подальше и принялся звать: — Что ты делаешь? Он же сюда придёт!
— Пусть только сунется, — его друг выбирал камни побольше. В окно полетел град камней. Второй мальчик начал помогать. Агата сжалась от стука и звона остатков стекла и больше не показывалась, принимая правила игры.
Когда ребятам надоело, они пошли за подмогой, громко рассуждая, как устроят засаду для монстра. Только тогда Агата ухватилась за подоконник и отважилась проводить взглядом своих друзей. Она смотрела как они уходили. К кому они идут? Сколько у них ещё друзей? Конечно, они идут к ним, а у неё больше никого нет. Девочка подняла камень и кинула вдогонку, но ребята слишком далеко ушли, чтобы что-то заметить. Тогда она взяла другой камень. Он тоже остался незамеченным. Злясь, она не глядя схватила осколок с подоконника и, вскрикнув, с удивлением посмотрела на свою руку. С пальцев текла красная кровь, безумно яркая на солнечном свете. До этого Агата не видела такого цвета. С ещё большим удивлением она провела пальцем по стеклянному сколу. Девочка сразу забыла о своих друзьях и стала играть окровавленным осколком оконного стела.