У меня есть только я

У меня есть только я. Об этом я думала, пока смотрела на сумасшедший поток людей, которые все спешили куда-то со станции метро. Все такие разные, интересные. Одетые иначе, чем тот, что идет рядом. Но, наблюдая за ними, я видела тех, с кем совершенно точно могла бы иметь близкие отношения. Знакомые, друзья, семья. Это угадывалось в движениях и взглядах: бережных и уверенных, точных и размашистых, немного нервных и спокойных. Я видела их всех, сталкивалась взглядами и точно знала: они понимают это точно так же, как и я. Но они проходили мимо. А я продолжала сидеть на скамейке посреди всего этого человеческого хаоса. Ветер дул в лицо. Звук метро оглушал, проезжался по ушам, но как-то заглушено-нежно. Я думала, что нельзя в этом городе просто стать самым-самым. Самым интересным, самым обычным, самым сложным, самым приятным, самым мерзким. Москва была похожа на огромный сборник других городов, как улей, полный сот. В каждой соте был свой маленький мирок, в котором непременно были те самые-самые. Они сосуществуют одновременно, редко сталкиваясь, редко узнавая себя в проходящих мимо людях. Я наблюдала. И все видела. Люди сновали вокруг. Кто с с кофе, кто в мятой одежде, кто с остриженной под ноль головой. Кто-то одетый ярко, кто-то двигающийся медленно, но стремительно, кто-то, нежно сжимающий чужую руку. Их было много. Но все схожи. Я думала, что где-то в другой части города есть другая Дарима - другая я. С похожими мыслями, проблемами, стилем одежды. С похожими тараканами и проблемами в общении. Думала, что у нее тоже есть свой круг общения, который похож на мой. думала, что будет, если мы столкнемся. Будет ли это то самое ощущение, похожее на дежавю, когда видишь знакомого человека в толпе, но это оказывается не он, а кто-то, с кем ты его перепутал. Будет л это словно очень-очень кривое, но верное зеркало? В такие моменты, когда мысли поглощают голову, я всегда была очень близка к тому, чтобы помнить, кто я такая. Почему я ценна, почему я вообще так решила? Чего во мне такого, что я решила, что у меня получится, что меня заметят? Что уже кто-то другой не занял мое место? А потом из толпы, откуда-то из просвета курток-пальто-кожанок и каре-хвостов-лысин выныривал мой брат. Он словно просто появлялся из ниоткуда, сразу же занимал все место в моей голове. Мысли уходили. И другие люди - тоже. Исчезали похожие на меня, похожие на друзей и даже на него силуэты, которые я заметила за прошедшие дни. Уходили в никуда чужие жесты-взгляды-места. Я вдруг снова оказывалась в своей жизни, на своем месте, в своей соте. Брат видел меня - в его глазах мелькало узнавание, уголки губ слегка приподнимались, - а затем он уверенным, в своем темпе шагом направлялся ко мне. Я всегда внимательно смотрела на то, как он идет ко мне. Высокий, уверенный, одновременно заметный, но не режущий глаз, он словно везде был кстати, везде смотрелся хорошо. Он всегда был на своем месте в толпе, в метро, в семинарии, на кухне дома, на диване перед телевизором. Шел быстро - сказывался большой город, а когда останавливался всегда немного переступал с ноги на ногу, оправлял рукой волосы по привычке, и одергивал правый рукав. - Привет. Долго ждала? - говорил он спокойным низким голосом. Когда слышишь такой голос и смотришь на такое его лицо, создается ощущение, что этот человек в жизни не смеется и не шутит. Однако, все самые смешные штуки, которые я слышала за свою жизнь, - а их я слышала немало, - всегда были его. Когда он был с настроении, он всегда говорил что-то язвительное. На каждую фразу него вдруг находилось что-то в тему, ставящее в тупик с ощущением, что ты ничегошеньки-то и не понимаешь. При этом, щеки краснели и в горле першило от смеха, который все равно хотелось подавить. В такие моменты он прищуривал глаза, в уголках которых собирались морщинки, а губ его кривился в самой хитрой улыбке в мире. - Привет. Да нет, недолго, - я улыбаюсь, очень довольно, - выгляжу как дурочка, наверное, но брат всегда очень довольно улыбается в ответ, - а потом лезу обниматься. Он никогда меня не отталкивает. Удивительно, но он чаще всего даже сильнее сжимает меня в объятьях и даже старается поднят, хотя сам не очень тактильный человек. - Ну все-все, Даримон, хорош уже. Хорошего помаленьку, - он хлопает меня по плечам, но не отстраняется, ждет, пока это сделаю я. - Ну не-е-е-ет, я не хочу-у-у-у... - тихо ною в ответ. Он только посильнее меня стискивает и немного раскачивает из стороны в сторону. Когда я собиралась поступать в Москву, я очень волновалась. Для меня не так важен был сам город - город возможностей, конкуренции, высшего общества, для меня важнее было ощущение того, что брат рядом. Это город, в котором живет мой брат. Я волновалась, что ему будет неприятно. Все наше (мое) детство я хвостиком носилась следом. Куда он - туда я, на что он обычно возмущался. Я излазала всю его комнату, переломала кучу его вещей, часто доводила до белого каления. Он терпел, сколько мог, а потом сводил грозно брови на переносице и выставлял за дверь. Я ждала пять минут, а потом просилась обратно. Он меня всегда пускал. И сейчас я боялась того, что просто буду его доставать. Мало ли, семнадцатилетняя девица, которая собирается носиться за тобой кругом и всюду и доставать когда не попадя. Но когда я подавала документы, когда уезжала на вступительные экзамены, он волновался больше всех. Он поддерживал, подбадривал, рассказывал о своем поступлении. Просил постараться. Всегда говорил: "Когда ты будешь студенткой тут, мы..." Меня никогда не волновало окончание. Я всегда уже была счастлива. Объятья длятся дольше положенного. Меня не очень волнует, если честно. У брата восхитительный одеколон. Он приятный, свежий и терпкий. Похож на стекло и свежее постельное белье. Я все-таки отстраняюсь и поднимаю взгляд. Я уже давно перестала бояться увидеть там раздраженный или скучающий взгляд в ответ. Его глаза ожидаемо поблескивают и собирают вокруг себя лучики-морщинки. Я беру брата за руку и запихиваю наши руки в его карман. Довольно щурюсь. - Пойдем? Он кивает, а потом ведет за собой. Брат всегда идет чуть впереди, а я цепляюсь за него. Он всегда знает дорогу (даже если он ее не знает), он прокладывает путь, а иду за ним, как за огромным ледоколом. Хотя, скорее как за волком. Или как за лисицей. Хм, тигром? Особенно мне нравится, когда он секундно мажет взглядом назад или чуть сильнее сжимает мою руку, словно проверяя, точно ли я иду следом. И это, несмотря на его настроение или слова, всегда выдает его с головой. Я долго волновалась о том, что я веду себя как полоумная фанатка. Каждое действие его мне казалось лучшим действием в мире, я ловила его слова. Я волновалась о том, что ко мне будут относиться так же, как и ко всем полоумным фанатам - с раздражением и пренебрежением. Боялась, что моя неловкая забота и искренность будут неприятны. Но в ответ на все страхи я получила нечто очень похожее. Брату, я думаю, очень был нужен родной человек в городе. Может быть, не просто родной человек, а именно я. Может быть, ему тоже было приятно знать, что я где-то здесь, поблизости, может, в шести станциях метро, а не в шести сотнях километров на северо-восток. Совсем редко уставшего брата развозило на нежности. Обычно он приходил очень уставший с работы, с очередного конкурса или поездки заграницу и, подозвав меня, без слов обнимал. Стоял долго, уткнувшись в макушку или в плечо носом. Я ничего не говорила и обнимала в ответ, прижимаясь ближе. Я знала, как дороги такие моменты. Несмотря на его любовь ко мне, инициатором общения или сближения всегда была я, просто потому что моему брату все это давалось нелегко. Ему нелегко было признаться в чем-то смущающем и он редко делал это первым. Такие объятия всегда показывали мне его доверие. Его готовность открываться, пусть редко и молчаливо. Не это меня волновало. Со временем я не перестала ловить его слова и все его решения все еще были лучшими для меня. Изменилось лишь одно - исчез страх. Я больше не волновалась, не думала и не репетировала слова. Я просто была рядом. Обычно я не отставала от него ни на метр. Я научилась идти следом или рядом шаг в шаг, находить везде его серый рюкзак и темную макушку. Он всегда меня ждал. Когда я не отогревала бессовестно руку в его кармане, он обычно делал небрежное мимолетное движение рукой назад. И, если я не успевала коснуться рукой в ответ, он обычно тут же оборачивался и начинался вглядываться в толпу, пока не находил меня. Наши отношения с братом сложно назвать такими, когда все знаешь о человеке. Пожалуй, это то единственное, чт решает время. Намного важнее то, что без всех этих знаний друг о друге, или даже вопреки им, наши отношения были доверительными.