Достать Мане

— Всё просто. Veni, vidi, vici, — Вито заухмылялся: — Ну почти. Пришел, увидел… подменил. — Кто меня туда пустит-то? — Джино взъерошил пятерней волосы. — Кто они и кто я? — Всё схвачено, проход на вечеринку босс организует, а дальше дело техники и твоего природного обаяния, — Вито заржал и ухватил Джино за колено, тот недовольно сбросил ладонь. — А если заметут? — Ты несовершеннолетний, — напомнил Вито. — Если что, вытащим. Знакомишься и втираешься в доверие этого дурака Андреа, — перед Джино на стол легла фотография парня лет двадцати пяти. — Он падкий на таких смазливых чернявых школьников, как ты. — Я бросил школу, забыл? — Главное, что выглядишь школотой — никто всерьез не воспримет. Твоя задача не просто понравиться Андреа, а чтобы позвал вместе с остальными на виллу. Картина в кабинете старшего Герра, но он во Франции сейчас. Вот план, выучи наизусть! — На столе появился чертеж здания. — А вот картина, — Вито достал из тубуса холст и развернул. — Снимаешь ту, меняешь на эту, выносишь. Проще не бывает. — Эта мазня что-то стоит? — недоверчиво прищурился Джино. — Что у них с жопами? А у этого с ногами? — ткнул он пальцем в одного из изображенных солдат. — В первой позиции раскорячился, балерун хренов! У центрального вообще не лицо, а лошадиная морда. Ну чисто конь в пальто! И почему офицер держит поднятой саблю после стрельбы? А один солдат вообще отвалил в сторону, так бы ему и разрешили, ага. Фигня! Ну и художник, хоть бы в кино посмотрел, как расстреливают, — увлекшийся критикой Джино осекся под ледяным взглядом. — Твое мнение спросить забыли. Это этюд Мане, «Расстрел императора Максимилиана». — А-а, — протянул Джино глубокомысленно. — Не повезло императору. Ну и как я вынесу с виллы Этотюда? В руках, что ли? — поинтересовался он небрежно, стараясь не показывать страх — все же на такое дело пойдет впервые. — Этюд — набросок! Мане — художник! — рявкнул Вито. — Чего тут выносить-то, всего пятьдесят на шестьдесят размер. Всё продумано, и смотри не подведи, я за тебя поручился перед боссом. Наденешь широкие штаны, плотные такие, в них скрытый карман на всю штанину, картину туда сунешь. Аккуратно сунешь! Не дай бог, повредишь! — Да не ссы, — отмахнулся Джино. — Моя доля какая? — Пять кусков. Джино, внутренне замерев от восторга, насмешливо присвистнул: — Эта ваша Мане поди стоит дороже, не? — Тебе хватит, — Вито посмотрел на него в упор. — И не давай Андреа сразу в клубе, а то не позовет на афтепати. — Разберусь, — Джино в свои семнадцать мнил себя опытным и взрослым соблазнителем представителей обоих полов. С Андреа прошло всё гладко: «случайная» встреча в модном дорогущем клубе, парочка призывных взглядов и улыбок, сползший с плеча широкий ворот… Когда компания парней и девушек, гомоня и хохоча, ввалилась на виллу Герро, Джино уже был среди них своим. Самым трудным оказалось не давать пьяному Андреа лапать себя ниже пояса, чтобы не спалить содержимое карманов и спрятанную в штанине подделку. Пока все веселились в патио у бассейна, продолжая надираться спиртным и раскатывая белые дорожки, Джино незаметно зашел в дом. Сориентировавшись, направился в другое крыло виллы, вынимая по пути тонкие тканевые перчатки. Включив свет — опасаться некого, — Джино снял картину со стены. Вот богачи с ума сходят, не пойми за что такие деньжищи отваливают: вместо лиц пятна, сзади тоже размазюкано… — Настолько нравится Мане? — неожиданно раздался сбоку голос, и Джино подскочил от испуга. Чёрт! В руках картина, а штаны спущены до колен: в этот дурацкий потайной карман попасть можно только изнутри. На свет выступил мужчина лет пятидесяти, темноволосый, с длинным узким лицом и пронзительными черными глазами. — Леон Герра, — представился он. Чёрт-чёрт-чёрт! Его же не должно быть дома! — А ты один из гостей Андреа? Не думал, что кого-то из его приятелей может возбуждать искусство. — Да я, это не то, то есть, не так… — Джино бросил картину на стол и лихорадочно подтянул штаны. — Простите… Я просто обожаю Мане! — вложил он в голос как можно больше искренности. — Это настоящий шедевр! Сам не знаю, что на меня нашло, но эти солдаты так сексуально выглядят… — Конечно, — покивал головой Леон. — Не жарко в перчатках? — спросил он резко, и руки Джино замерли на поясе. От издевки в голосе действительно бросило в жар. — У меня грибок на ладонях… — Ты хотел украсть картину. — Эм-м, нет-нет, послушайте, разве я стал бы красть картину без штанов? — Леон хмыкнул с сомнением. — Я Гвидо, младший брат Джованни, — назвал Джино имя одного из друзей Андреа, с кем сегодня познакомился. — Вы же его знаете? — Леон задумчиво кивнул. — Ну вот, зачем бы мне что-то красть у лучшего друга брата? Дрочить на произведения искусства, конечно, странно, — признал Джино, — и некрасиво, особенно в гостях, но меня так возбуждают мужчины в форме… — Возбуждают? — подойдя вплотную, Леон грубо ухватил Джино за промежность. — Как-то незаметно. — Вы меня напугали, вот и упал, — буркнул Джино, придерживая пояс и молясь, чтобы Герро не догадался его тщательно обыскать. — Еще не напугал, — жесткие пальцы другой руки вздернули подбородок, не позволяя отвести глаза. Джино переступил, пытаясь отодвинуться. Пальцы, продолжавшие удерживать мошонку в захвате, сжались крепче, причиняя боль. — Я… Это случайно, я больше никогда! — Джино состроил жалобную гримасу. — Вон ваша картина, с ней ничего не случилось! Я же не успел! — Он спрятал в карман снятые перчатки и сунул ладони прямо Герра под нос: — Видите, красные пятна? Я не врал! Боялся, что зараза на член попадет… Никаких красных пятен, конечно, не было, но сработало. Герра отшатнулся. — Может, я пойду? — проныл Джино. — Андреа меня ждет. И брат. — Подождут, — Леон прошел к дверям кабинета и закрыл замок. — Изнасиловать хотите? — испуганно спросил Джино. — Я буду кричать! Мне всего пятнадцать! — скинул он пару лет. — Что? Испорченный мальчишка! Если ты не пытался украсть картину… — Джино затряс головой, показывая, что и не помышлял. — То все равно заслужил наказание. Осквернить Мане! Немыслимо! Ладони Герра легли на плечи, разворачивая и подталкивая к дивану у камина. — На колени. Животом на диван, руки на затылок. Тебя в детстве пороли? — Нет… — Джино удивленно обернулся: отшлепает и всё? — И вы потом не вызовите… родителей? — изображая богатенького избалованного подростка, он вовремя спохватился, что про полицию вообще не стоит упоминать.  — Я дам шанс твоей юной заблудшей душе, — Леон неторопливо вытаскивал ремень из брюк. — На искупление и исправление. Джино сглотнул. Ладно, порку он выдержит. Главное, что без полиции. И трахать не будут — раздеваться не придется. — Спусти штаны вместе с трусами, — будто услышав мысли, приказал Леон. Пришлось повиноваться. Обнажив ягодицы и старательно придерживая пояс, Джино опустился на колени и лег животом на диван, сцепил пальцы на затылке. Как ни пытался подготовиться, от первого удара перехватило дыхание, Джино инстинктивно дернулся, расцепляя руки. — Так не пойдет, — заметил Леон и отошел к окну, Джино следил за ним, повернув голову. Вернувшись, тот держал шнур от шторы. — Придется связать. И не смей орать, не выношу криков. Шнур обвил запястья, притянул вместе локти, заставляя неудобно вывернуть руки. Джино вновь уткнулся лицом в обивку дивана. Ремень второй раз обжег кожу. И еще раз, и еще… Сперва Джино пытался считать удары, но быстро сбился. Он кусал губы, чтобы не кричать, но с каждой секундой молчать становилось труднее. — Хватит! — не выдержал Джино на очередном ударе. — Не надо больше. Пожалуйста! Я все понял! Ниже спины всё полыхало будто в огне. Леон бил наотмашь со всей силы. — Терпи, я только начал. И снова удары. Сколько их было, Джино бы не ответил. Сжав намертво зубы, он чувствовал, как катятся из зажмуренных глаз слезы, пропитывая ткань дивана. Казалось, экзекуция длится несколько часов. И вдруг жалящая резкая боль прекратилась. Джино замер, боясь, что затишье ненадолго. За спиной слышалось только тяжелое дыхание, звякнул пряжкой о пол ремень, выпав из руки. «Что он делает? Пялится на мою высеченную жопу?» — не понимал Джино. И тут же вздрогнул от прикосновения к горящей коже. Показавшиеся ледяными пальцы потрогали ягодицы, словно проверяя достаточно ли им досталось, прошлись по вспотевшей пояснице, вызывая неприятные мурашки между лопаток. — Вот так, — прозвучало хрипло над ухом. — Да-а… — Всё? — неверяще выдохнул Джино, не рискуя шевелиться, по ощущениям вместо задницы остались кровавые лохмотья. — Ты усвоил урок? — уже другим, нормальным голосом спросил Герра, отстраняясь. — За грехом всегда наступает возмездие. Джино хотелось развернуться и плюнуть ему прямо в морду, но он сдержался, облизал соленые от слез губы и кивнул: — Да, синьор Герра, я усвоил. Я исправлюсь, никогда больше не трону чужого и не буду заниматься онанизмом. Развяжите, пожалуйста, мне больно-о! — взвыл он. — Путь очищения всегда тяжел, — Леон распутал шнур на предплечьях. — Можешь одеться. Он отступил на несколько шагов и отвернулся, но Джино успел заметить темное влажное пятно слева от ширинки — выпорол ребенка и кончил, сволочь, садист поганый! Все мысли Джино оставил при себе. Он с трудом подтянул штаны. Ткань обдирала воспаленную кожу как наждак — неделю, наверное, спать на животе придется. Всхлипывая и размазывая по щекам слезы, Джино спросил дрожащим голосом: — Можно я пойду? — Иди, — разрешил Леон. — Но сперва верни великого Мане на место. — Конечно, синьор, — Джино повесил картину на место, не забыв незаметно протереть краем футболки раму от отпечатков. — Спасибо, синьор, что не расскажете брату и отцу. Тот важно кивнул, и Джино выскользнул за дверь. Преодолевая боль, он спешил убраться подальше. Повезло, что Герра оказался извращенцем. И повезло, что появился как раз тогда, когда в широком кармане штанины занял место подлинник, а в раме закрепилась подделка. «Вот тебе, гад, возмездие за грехи!» — тихо произнес Джино на прощание на пороге виллы и, не оборачиваясь, захромал прочь.