Провокация

— Может быть, кофе? — Ты бы не провоцировал. Если бы Алексей знал, что эта самая безобидная из провокаций Леонарда, пожалуй, он бы застрелил пижона в пальто сразу. После убийства Васильева и смерти Анны, в которую он ни капли не поверил, несмотря на то, что докучливый спецагент ЦРУ, кажется, уверовал в это так же, как в святость своей страны, работы прибавилось. Иван Егоров со своим не совсем адекватным предложением о финансировании так называемых Воробьев вызвал у Алексея еле сдерживаемую конвульсию на лице, которую подчиненные Алексея трактовали как высшую степень бешенства. Внешняя разведка русских работала на более высоком уровне, чем отправка шлюхошпионов за границу. Именно так Ченков объяснил причину конфликта интересов между ним и Егоровым, отчего-то решившим, будто он стал заправлять отделом Ченкова. — Детский сад, штаны на лямках, — Ольга разве что глаза не закатила, когда услышала о мордобое, корректно прозванным конфликтом интересов, между мужчинами, представших перед ней в самом что ни на есть прекрасном свете, беря в расчет ссадины, разбитые носы и синяки. — Егоров, никаких Воробьев. У нас достаточно проектов, требующих финансирования. Ченков, а ты останься, — затягиваясь сигаретой, бросает она, когда видит, что оба оппонента берут курс на выход из кабинета. Теперь ее кабинета. Ольга не зря прикрыла Анну. Насколько она знала, Анна все же отправилась на Гавайи, тем самым, исполнив мечту детства, а также мечту настоящего. Анна получила свободу, а Ольга великовозрастного идиота с разбитым сердцем, даром что воспитанного ее руками. Алексей всегда вызывал у Ольги смешанные чувства — волчья преданность мешалась с удивительным цинизмом, а любил Ченков так, что становилось страшно представить, куда в следующий миг повернут чувства, и не станет ли крутой вираж в отношениях последним событием в жизни человека. — Отправляешься в Вашингтон в составе дипломатической делегации, — двигая папку ближе к стороне Ченкова, она прищуривает глаза за толстыми стеклами очков, внимательно следя за реакцией Алексея, которая не заставляет себя ждать. Держать себя Леша умел еще с детства, когда отец выводил в дождь, снег, холод, абсолютно не важно, на улицу, вынуждая стоять с вытянутыми руками, на которых лежала палка. Под конец дня хотелось плакать, но Леша не плакал. Обычно за это отец наказывал еще больнее. Поэтому сейчас ни один его мускул не дрогнул на лице, но глаза, живые глаза, они выдали вспыхнувшее раздражение, если не сказать, что агрессию. Америку Ченков не любил по понятным нынче причинам, и посылать его туда, словно в насмешку, было жестоким наказанием, если не сказать, что испытанием. Ольга знала, куда бить. — Я даже не шпион. Им известна моя личность. — Никто и не просит от тебя выведывать данные. Считай это отпуском, — Ольга осклабилась совсем нехорошо. — Отпуском? — переспрашивает Ченков, не сразу переваривая слова. — Да, отпуском. Ты ведь любишь архитектуру? Архитектуру он действительно любил. Даже хотел стать архитектором, восхищаясь, о боже, зданиями царских времен. Отец был иного мнения, а мама... Мама всегда молчала. Ее все устраивало. Оглядываясь назад, Алексей понимает, почему в тот день, когда Анна согласилась изменить свою жизнь, его сердце забилось в несколько раз чаще. Мария Ченкова бы малодушно приняла смерть следом за своим обожаемым супругом-тираном, чем ступила на путь новой жизни, к шансу начать все сначала. Алексей смутно помнит голос матери, но помнит крики отца, будто они звучали вчера. Нет, он не делает из этого драмы, в конце концов, он не жил на улице и не всегда голодал. Могло быть хуже. Ведь могло же? Отойди он чуть подальше, и услышит звон цепей, о которых так часто говорила Анна. И встреча с Леонардом только усиливает ощущение, что кто-то настоятельно тащит его за цепь к определенному месту. Миллер выглядит увереннее на своей земле, мелькает вместе со своими агентами на заднем фоне, что Ченков успешно игнорирует, посещая музеи и выставки, у него же отпуск, в конце концов, пока буквально перед его носом не происходит форменное безобразие в виде нарушения границ личного пространства Миллером. Ченков вскидывает бровь, не отрывая взгляда от купленной в букинистической лавке книги за доллар. — Добрый день, — американец вежливо улыбается, снимая перчатки с рук и отточенным движением бросая их на стол с таким видом, будто и этому его могли научить в ЦРУ. — Ты вырубил трех наших агентов, — добавляет Леонард, когда не получает ответа. — Они были слишком заметными. Вам следует лучше учить агентов, — Алексей отпивает сладкий латте из чашки. Официант приносит вторую чашку, и тогда Ченков поднимает взгляд с книги, раздраженно смотря в ответ на вежливого до зубного скрежета Леонарда. И что Анна нашла в нем? Смазливый, да и только. Ума кот наплакал, обдурить Миллера достаточно легко, учитывая его святую веру в смерть Анны. Он вообще слышал о таком понятии, как двойная игра? Впрочем, посвящать американца в тонкости настоящих уловок агентов СССР он не собирался ни в коем случае. — Анна рассказывала мне о тебе, — Леонард привлекает к себе внимание раздражающими методами. — О том, что ты спас ее. — Я искал себе протеже. Не более, — это действительно жалкая попытка, но Алексей пытается. — Она назвала нас своей семьей. И ты пришел тогда, в Париже. Потому что она позвала, верно? — Леонард довольно растягивает уголки губ в улыбке, наблюдая за тем, как сжимаются губы мужчины напротив. — Если ты хочешь следить за мной, я не могу указывать, сейчас я на территории твоей страны, но если ты пришел меня анализировать, я допью кофе и сломаю эту чашку о твое лицо, — Алексей ведет плечами, пытаясь сбросить удушливую волну чужих взглядов агентов ЦРУ, наверняка навостривших уши при столь открытой угрозе, клянет Ольгу, запретившую ему брать поддержку из доверенных агентов, на чем свет стоит, и смотрит холодно. — Я хочу больше, чем просто указывать, — Леонард хищно прищуривает глаза. От такого ответа теряется даже привыкший к острой на язык Ольге Ченков. Их колени соприкасаются под столом, и Алексей захлопывает книгу, но Леонард уходит до того, как он успевает хоть что-то бросить в качестве контратаки, оставляя сомнительную, двусмысленную реплику висеть в воздухе Дамокловым мечом темного обещания. Алексей не любил провокации, а то, что это была именно она, он понял после того, как официант вежливо сообщил о том, что счет Алексея уже оплачен. Он возвращается в номер и не выходит из него добрых три дня, не считая, конечно, официальных мероприятий, где обязанность присутствовать на него накладывает сама поездка. — Для русского ты слишком красив, — Леонард появляется внезапно, но не на траектории удара, что несколько расстраивает Алексея. — Анна назвала нас семьей. Не хочешь по-семейному сходить и выпить? — Насколько я знаю, у тебя есть семья. Мать, отец, брат. Есть с кем выпить, — откровенно язвит Алексей, морщась. — И мы не семья. — Почему ты отказываешься от этого? — издевательское любопытство сквозит в голосе Миллера. — У тебя ведь никого нет, насколько мне известно. Ты сирота. — Если бы ты сказал что-то новое для меня, я бы удивился, — Алексей фыркает. Прицепленный жучок на плече становится очередной провокацией. Алексей в отпуске, он ведь не должен реагировать, верно? Но как же хочется свернуть шею наглому американцу, никому не понять, кроме, разве что его подчиненных, которых, Алексей просто уверен, он достает точно так же, как и его. — Так, значит, любишь клубничное мороженое? — Миллер, кажется, взял за привычку появляться неожиданно и действовать на нервы одному конкретному русскому агенту. — У агентов ЦРУ так много свободного времени? — Алексей уже пожалел, что повелся на яркую вывеску и купил себе вафельный рожок с шариком мороженого, достаточно аппетитного, чтобы потратить на него деньги в сентябре. — Достаточно для того, чтобы пообедать с семьей. Алексей хочет проткнуть рожком ему глаз. Вместо этого он молча идет, аккуратно сжимая рожок, и думает о том, что он никогда не обедал с семьей. Первым всегда ел отец, мать должна была стоять рядом. Если Алексей находился где-то в поле зрения отца, то немедленно получал по шее за свое безделье, вне зависимости от того, делал ли он что-то или правда бездельничал. — Я не твоя семья. — Ты прав, семью не хочется трахнуть, — и улыбается, улыбается так, что Алексей уже второй раз за время их общения не может придумать ответ, который бы заставил американца подавиться воздухом точно так же, как сейчас давится им Алексей. — Но мы особенная семья, а, Алекс? Ты, я, Анна. — Убери руку, — рычит Алексей, как только чувствует чужую ладонь в перчатке на своем локте, и хочет взбрыкнуть, все же ударить гребаного пижона, раз уж он решил довести Алексея до нервного тика, пусть потом придется писать с тысячу объяснительных. Но Леонард усмехается, склоняет голову на бок, а после подается вперед, откусывая щедрый кусок вафельного рожка. Вытирает уголок губ с аристократической грацией краем пальца и облизывается. — Я предпочитаю со вкусом дыни. От смерти Леонарда спасает пожилая женщина, попросившая помощи в поиске дороги к главной площади города. Алексей выкидывает мороженое в урну. Он должен быть спокоен, должен быть спокоен. Сейчас он не просто агент, он в составе делегации от Советского Союза и не имеет права позорить родную страну. Его спокойствие не возвращается к нему ни на миг, ведь уже следующим вечером Олег Довлатов настоятельно тащит его в ресторан, не обращая внимание на очевидное нежелание Алексея покидать свой номер. Отпуск обещал превратиться в самой настоящий кошмар, терпеть который он уже был не в силах. У него начинает кружиться голова после второго бокала шампанского, и Алексей вынужден покинуть беседующих о новых попытках построить дружеские отношения между враждующими государствами соотечественников, когда слышит, как за ним закрывается дверь. Мир перед глазами идет волнами, но он точно помнит, что никто за ним не шел. Алексей трет лоб, пытаясь сфокусировать взгляд, тянется за оружием, всегда спрятанным под одеждой. Его заламывают, впечатывая лицом в кафель. Удивительно нежно, чтобы ничего не повредить. — Мы семья, Алекс, — Ченков рычит, без труда складывая свое состояние и появление агента ЦРУ. — А семья должна быть близка друг с другом. Тебя разве не учили этому в детстве? — в шею вводится игла, опять же, так аккуратно, будто Ченков состоял из фарфора. Леонард осторожно транспортирует тело Алексея, и совсем не потому, что в противном случае ему придется объясняться со всем руководством и руководством разведывательной службы СССР в частности. Анна редко о ком рассказывала, но Алексей присутствовал в ее рассказах чаще, чем ему бы хотелось. По началу. Для него не составило труда узнать после, кто составляет ему конкуренцию. Но кроме восхищения он ничего не испытал. Ни неприязни, ни опасения или страха, а ведь Алексей был представителем разведки недружественной страны. Слова Анны только подвели его к мысли об этом. Семья. Ченков рвется из его рук только по началу. Леонард терпелив, жесток, когда требует такового ситуация, но сейчас он ласков в своем желании доставить Ченкову удовольствие. В какой момент Алексей сдается и начинает разводить ноги сам, без препаратов, Леонард не знает, но вбивается в него с не меньшим рвением, покрывая тело поцелуями. Алексей стонет, как он стонет, черт возьми, Леонард бы слушал вечно, как срывается голос этого сильного мужчины. Он с наслаждением смотрит на искажающее в удовольствии лицо Алексея, на выгибающуюся податливо спину, сжимая упругие ягодицы, улыбается на попытку потянуться за ним в поцелуе, выпивая каждый выдох и жалобный вскрик Ченкова. — Если ты думаешь о том, что скажет твое начальство... За урегулирование проблемы с Васильевым, мне была обещана награда, — Леонард без труда игнорирует слабую попытку Ченкова дернуться при упоминании фамилии покойного начальника, туша сигарету о пепельницу. — И я выбрал себе награду. Семья должна быть рядом, Алекс, — гладя лежащего без сил русского по спине, Леонард целует его издевательски в висок. Алексей устало прикрывает глаза. Он хочет сказать, что Миллер, видимо, тронулся умом, и самое время для него лечиться, а не накачивать людей наркотиками и трахать в президентском номере, хочет сказать, чтобы он прекратил его трогать, оставил в покое, но молчит, проглатывая возмущения то ли из усталости, то ли из чувства самосохранения — у американца было еще около пяти ампул той дряни. — Твоя начальница, стоит отметить, милая дама. Именно она дала согласие на твой перевод на постоянной основе. Ты обошелся мне всего в несколько агентов, не так уж и дорого, Алекс.