Я так решила

Она приходит к нему под вечер. Шлёпает голыми пятками по бетонному полу, останавливается немного поодаль сбоку и пристально смотрит, молчит. Опять у этой ненормальной не пойми что на уме. — И долго ты так будешь пялиться, сучка? — работать под этим прожигающим взглядом невозможно, и нужно быстрее её выпроводить. — Говори, что хотела, или уёбывай отсюда. Морти вздыхает, слышится еле уловимый шорох одежды — подходит ближе. Почти невесомо кладёт руку на обтянутое лабораторным халатом плечо. Всё ещё молчит. Рик тоже молчит и даже не поворачивается в её сторону, он не намерен играть в глупые игры глупой девчонки. Делать вид, что работаешь, становится всё труднее, ледяная рука на плече отвлекает. Девчонка нервничает, переминается с ноги на ногу, скребёт короткими ногтями ткань его халата, то ли собираясь с духом, чтобы сказануть очередную глупость, то ли пытаясь привлечь его внимание. И когда учёный уже готов выгнать её взашей, тонкое девичье тело перегибается через накрытое отвлекающей рукой плечо, ловко хватая стоящую на другом конце стола бутылку. Она успевает сделать два или три хороших глотка, пока цепкие длинные пальцы не вырывают у неё алкоголь, предусмотрительно ставя подальше от полоумной внучки. — Ты совсем ебанулась, Морти? Какого, какого хрена ты творишь? — Рик наконец-то переводит на неё взгляд. — И оденься нормально, нечего бегать с голыми ногами. Завтра у нас важное дело, заболеешь — шкуру спущу! Она кашляет, обдирая горло — никогда раньше не пила ничего крепче газировки. Машет руками на деда, прося дать время отдышаться и давая понять, что сразу же всё ему скажет. —Я... У меня к тебе серьёзное дело. Д-дело... Рик разворачивается к ней на рабочем кресле, смотрит внимательно в покрасневшее лицо, обозначая, что готов выслушать. Взгляд опускать ниже лица совсем не хочется, его и так терзают определённые сомнения. — Я хочу... Я х-хочу, чтобы ты был у меня первым! — и, не оставляя себе пути отхода, тянет вниз молнию и без того короткого халатика. Рик следит взглядом, как он, повинуясь гравитации, слетает к её голым ногам, складываясь бесформенной тряпкой. Все эмоции учёного проявляются лишь в приподнятой половине брови, той, что слева. Он честно не знает, что на это сказать. — Я много думала и... Я так решила! —припечатывает безапелляционно. Вторая часть брови поднимается вверх. Рик качает головой, скрещивая руки на груди, закрываясь. Это слишком проблемно. Как ни удивительно, но он чувствует себя неуютно рядом с полуголой внучкой. — Думала она... — Санчез обречённо вздыхает. — Тааак... Проясни: ты хочешь, чтобы я был у тебя первым? Я? В плане... — Морти кивает, не дожидаясь окончания вопроса, ещё больше заливаясь краской, но упрямо не отводит взгляд. — Лад-ладно, допустим... Тебя совсем не смущает, что я престарелый алкоголик и по совместительству твой родной дед? Не кажется, что ты можешь найти кого-то помоложе, получше? Кого-то, не... Не меня? — Нет, н-не смущает и не кажется. Я правда долго размышляла над этим. Давай объясню... — она так же, как и сидящий напротив учёный, скрещивает руки на груди, переставляет удобнее ноги. — Ну, попробуй объясни... Только, блядь, сядь уже куда-нибудь — реально ноги отморозишь. Морти оглядывается и пятится в дальний угол. Садится на краешек раскладушки, а потом, немного подумав, забирается на неё вместе с ногами, отгораживаясь от Рика подушкой, обнимая её всеми четырьмя конечностями. Какие проблемы его ещё ждут с этой девчонкой? Он закидывает ногу на ногу, пьёт понемногу из своей фляжки, совершенно не торопя внучку. Разве что взглядом. Ему и правда не терпится узнать, что эта несносная девчонка успела придумать. — С чего, с чего бы начать? — Морти не выдерживает и отводит глаза. — Начни с начала. Почему сейчас? — Если ты не з-заметил, я уже выросла. Мне семнадцать, Рик! И мне тоже х-хочется... А сегодня дома мы одни, и никуда не н-надо лететь... — к концу первого аргумента девчонка явно сдувается и сама уже понимает, как по-идиотски это звучит, но она не намерена отступаться. — Гениально, Морти! Просто, блядь, гениально! Мне уже хочется, а дома как раз никого. И этим ты меня хотела убедить?! — Рик раздражённо фыркает, вопросительно качает головой, чтобы она продолжила. — Что там дальше? Почему мне должна достаться такая честь? Может, давай, я тебе мальчика куплю, и всем будет проще? — Ну, Рик, не надо мне никакого мальчика... Смотри: я точно знаю, что ты хорош в-в в постели, — на этих словах краснота с лица переползает ниже, на шею и ключицы, но Санчез молчит, и она продолжает. — Это значит, что ты обо мне позаботишься, и я не разочаруюсь в первом своём опыте. — Хорошо, так и быть, этот аргумент засчитывается. — Спорить было бы преступлением против себя.— Дальше? Морти кажется, что это всё больше походит на какой-то изощрённый экзамен на пригодность. Рик может устроить цирк из чего угодно. Но не зря же она так тщательно продумывала все за и против, даже на листочке записала, как полная дура. А потом мелко порвала и выкинула, от греха подальше. — С тобой мне не придётся думать о болезнях и беременности. Ну, ты же достаточно опытен, чтобы себя контролировать. Не то, что эти малолетние придурки — спасибо, уже наслушалась в школе. — Она смешно морщит нос и показывает кончик розового языка, выражая своё отношение к подростковым школьным романам. — Контролировать... Ты думаешь, что для того, чтобы не залететь, надо просто вовремя вытащить?! Молчи, не отвечай, по твоему удивлённому взгляду и так всё понятно. Какая же она ещё наивная и глупая. Отдавать свою Морти в чужие неблагонадёжные руки никак нельзя. Вдруг попадётся такой же, не дружащий с контрацепцией рукожоп, как и её папаша. Нет, беременность, как говорится, дело поправимое, но если любовь?.. Вот если завтра внучка придёт и скажет, допустим: «Знакомься, дедушка, это Бред, мы скоро поженимся, и я жду ребёнка». И что тогда? Ещё одна загубленная перспективная девчонка, как и её мать, а ему останутся опять одинокие скитания по галактикам и Вселенным. «Если хочешь сделать хорошо — сделай это сам», кажется, так говорят эти, как их там, люди. — Так уж и быть, этот тоже засчитаю. В этом вопросе я вообще давно не опасен, и детей от меня уж точно никто ни дождётся. — Приходится пояснить, видя непонимание внучки. — До вазектомии, по-моему, додумались даже на нашей отсталой планете. Что насчёт возраста? Этот импровизированный опрос становится всё интереснее, видно, что Морти подошла к делу со всей серьёзностью, и Рик невольно увлекается. Да и какой Рик Санчез откажется от того, чтобы его воображаемый хуй ублажали с таким упорством, причём имея виды на настоящий. — Уж про свой возраст ты сам знаешь. Не надо напрашиваться на комплименты... — Морти почти смеётся — Рик такой Рик. — Давай-давай, Морти! Просто так я не сдамся! — Он откровенно подначивает внучку, и та принимает правила игры. — Хорошо. Раз уж тебе так хочется... Ты сам прекрасно знаешь, как выглядишь. Возраст тебя совсем не портит, даже наоборот... Все эти морщины и шрамы говорят о.... о твоём опыте и... — Девчонка замечает остановившийся, удивительно довольный взгляд и вспыхивает, как спичка. — Ооо, Рик, прекращай! Ты просто хотел потешить своё самолюбие?! — Ладно, ладно, молчу. — Он тоже невольно заражается весельем внучки, оттого, что она раскусила его маленькую хитрость. — Хорошо, как с нашим родством? Это всё-таки инцест, как-никак. — Я же сказала, дети мне не нужны, а моральная сторона вопроса меня не волнует. — Очень смело, особенно для такой соплячки, как ты. — Учусь у лучших! — гордо заявляет она в ответ. Она улыбается так искренне счастливо, что учёный не сдерживается и тоже смеётся, совершенно не злобно, так, как Морти давно уже не слышала. Они оба уже сейчас понимают, чем закончится этот вечер, но Санчез пока не намерен прекращать этот полу-шутливый, полу-серьёзный диалог. — Паршивка, ты меня почти уломала, вот всегда знаешь, как ко мне подобраться. Но я хочу выслушать все твои аргументы. Морти немного сдувается, теряет свой предвкушающе-боевой настрой. Ещё крепче обнимает подушку, что так и не выпустила из рук. Прячет в ней своё опять покрасневшее личико. — Что ты ещё хочешь услышать, разве уже сказанного не достаточно? — невнятно доносится через невинно страдающую подушку. — Самый главный аргумент — я хочу этого с человеком, который мне не безразличен. А тебе я доверяю, каждый день я доверяю тебе свою жизнь, а девственность — это такая, по сути, глупость... И я такая, такая глупая. — Ну всё, Морти, всё — можешь считать, что ты убедила меня. Точно решила? Сейчас? — Точно. Сейчас. Она кивает для убедительности пару раз, нервно приглаживает растрепавшиеся волосы. Глаза отводит, смотрит в пол, будто там есть что-то интересное. Нервничает. Как бы ни храбрилась, всё равно нервничает. Рик подходит медленно, будто боясь спугнуть. Гладит по волосам успокаивающе, задевая своими длинными сухими пальцами скулу. — Дай ты её уже сюда, вцепилась так, что скоро перья полетят. — Забирает из рук внучки подушку, последнюю фантомную защиту, и небрежно откидывает в сторону. С волос поглаживания переходят на шею и плечо, легко, совсем ещё невинно. Кожа под его рукой почти по-детски нежная, холодная. — Зачем, спрашивается, разделась раньше времени. Замёрзла... — Ну так согрей! — смотрит затравленно, но с вызовом. — Господи Иисусе, где ты этого понахваталась, в своих дебильных бульварных романах? — отчего-то сейчас не так уж и весело, как было буквально пять минут назад. Рик стягивает с острого плеча тонкую бретельку простого, без выкрутасов, лифчика. Оглаживает всей ладонью маленькую подростковую грудь, чуть сдавливает пальцами розовую горошину напряжённого от холода соска. Морти дрожит под его руками, явно не от холода и, конечно же, не от возбуждения. Сжимает в почти невидимую тонкую линию всегда покусанные губы. — Последний раз спрашиваю: ты точно решила? Я всё ещё могу сделать вид, что всего этого не было, — он просто обязан это спросить. — Я так решила. Давай уже... — Как, какие-нибудь границы? — Я тебе верю. Тебе можно всё. Глупая, какая же она глупая. Разве можно так безоговорочно доверять кому-то вроде него. Рик склоняется над ней, становясь коленями на край постели. Оттесняет её ближе к стене. Морти почти ложится, опираясь на откинутые назад руки, повинуясь напору, с которым Санчез выцеловывает её ключицы и шею. Рик с нажимом проводит рукой вниз, ощупывает выступающие под тонкой кожей рёбра, мельком проходится кончиками пальцев по груди, гладит впалый живот с подрагивающими косыми мышцами — всё-таки её глупые занятия бегом не прошли даром. Она хороша, хороша, как и любая молодая неопытная девчонка. Отзывчивая, немного стеснительная, но отчаянно пытающаяся показаться смелой — он сам её такой слепил. Выточил покладистый, удобный для себя характер из той нерешительной, забитой малявки, какой он её встретил впервые. А сейчас она лежит под ним, распластанная по его продавленной постели, готовая отдать всю себя без остатка. Она и так вся для него, а то, что происходит — так, мелочи. Он просто забирает то, что его по праву. Морти вздрагивает, поводит плечами от очередного неосторожного поцелуя-укуса. Но глаз не закрывает, не пытается увернуться или высказать недовольство. — Ты нормально? Могу выключить свет, если ты стесняешься. — Какая-никакая, а это забота, и она греет ей душу жарче всех поцелуев. — Вс-всё хорошо, Рик. Оставь свет — я хочу, хочу видеть тебя. Знать, что это ты. — Её голос дрожит вместе с ней. — Как скажешь. Руки сами собой спускаются ниже. Цепляют край самых обычных чёрных трусиков, тянут вниз, натыкаясь на препятствие из широко раскинутых ног. — Давай, детка. Помоги мне немного. — И, когда она подчиняется, помогая выпутать себя из остатков одежды: — Вот так, ты умница. Рик проходится ладонями по гладким икрам, острым коленям, невесомо пробегает кончиками пальцев по покрытым прозрачным, совсем незаметным глазу пушком, бёдрам. Оглаживает с нажимом их внутреннюю поверхность, мягко побуждая раскрыться. Морти сдаётся сразу же, широко раскидываясь под внимательным взглядом. Скрещивает щиколотки где-то там, за его спиной — притягивая ближе. Даже такой маленький жест, минимальная отдача с её стороны, заставляют член нетерпеливо упереться в неприятно грубую молнию брюк. Раздеваться самому ещё не время. Он ложится на неё прямо так, в одежде, и она несмело хватается за отвороты лабораторного халата. Тянет к себе, будто хочет поцеловать. Рик касается дыханием её уха, сжимает губами мочку — всем женщинам это обычно нравится. Морти тоже отзывается, дышит прерывисто и призывно прижимается всем своим молодым телом. Самое время. Поглаживания концентрируются на самой границе и незаметно переходят на лобок, ниже, ещё ниже, он просто накрывает всю её промежность своей большой рукой, прижимая тесно, невесомо потирая, кожа к коже. Морти приятно гладкая, тщательно выбритая — готовилась, маленькая сучка. Реагирует спокойно, не зажимается. И он решается действовать, разводит пальцы в стороны, одним пробираясь дальше, в самую глубину. Она практически сухая, что даже одним пальцем не протолкнуться внутрь, не говоря уже о его огромном, сейчас налитом кровью под завязку члене. Это нормально, чего ещё ожидать от маленькой глупой целочки. Ей нужна нежность, и он ей её даст. Когда он убирает руку, она тянется за исчезающим прикосновением, взволнованно заглядывает в глаза, будто спрашивая: «Что я сделала не так?». — Всё нормально, Морти. Не спеши. И от его тихого вкрадчивого голоса она расслабляется, растекается, как подтаявший воск. Лишь руки настойчиво пытаются стянуть с плеч халат. — Рик, ты не мог бы... не мог бы раздеться, — она так мило краснеет на этих словах. — Просто кофта у тебя ужасно колючая. Ага, как же. Он привычно, в два движения избавляет себя от верхней части одежды. Поражённо-восторженный взгляд девчонки становится приятной наградой. Он, конечно, давно разучился стесняться себя, но такое внимание льстит. Расстёгивает ремень, пуговицу, осточертевшую молнию. Осмелевшие девичьи руки касаются его плеч, груди, исследуют его кожу, испещрённую шрамами. И, по мере того, как он склоняется к ней, переползают на живот, к расстёгнутому поясу брюк. Рик прижимает её к себе, обнимая за спину, стараясь найти уже застёжку и снять болтающийся где-то слишком низко лифчик. Это не занимает много времени, потому что Морти выгибается дугой, давая его рукам свободу и одновременно вминая себя в его жилистое напряжённое тело. Рик припадает к ней губами: шея, ключицы, маленькая крепкая грудь удостаивается особого внимания. В ложбинку между грудей он вжимается всем лицом, спускается ниже до самого пупка. Она пахнет божественно — чистой кожей с лёгким цитрусовым оттенком, молодым сладким потом, молодостью и невинностью. Крышесносно. Такой она больше не будет никогда и ни с кем. И всё это сейчас достанется ему. Рик Санчез никогда не поддерживал концепцию девственности, но когда ему доверяли такое — ценил. С возрастом секса в его жизни не убавилось, но вот именно таких, построенных на доверии моментов стало значительно меньше, а последние лет двадцать они так вообще пропали из его жизни. Морти, сама того не зная, преподнесла ему лучший подарок. И когда его пальцы проникают туда, где мокро и жарко, это непередаваемо. Поцелуи не прекращаются, обходят весь подрагивающий живот, задерживаются в самом низу, там, где начинались бы волосы, не убери она их. Рик не спешит, дразнит её, пока умелые пальцы разминают неподатливые мышцы влагалища, чтобы она смогла принять его полностью. Ему хочется попробовать её на вкус, она должна быть чертовски вкусной. Он немного отстраняется и под непонимающим, потерянным взглядом девчонки проходится широким мазком языка от самого входа в её тело, там, где сейчас его пальцы, раздвигая влажные складки, по уретре, вверх, оставляя почти невинный поцелуй над клитором. — Н-не надо. Прекрати, Рик. — Она смущена и приятно взволнована. — Давай уже начнём. Рик кивает согласно, всё ещё смакуя её вкус на языке, немного солоноватый, отдающий химической горечью — видимо, переборщила с гелем для душа — но всё равно очень приятный. Он хочет ещё. И обязательно сделает. Морти, осмелев, пытается стащить с него брюки, но терпит неудачу. Он приходит ей на помощь, чуть приспуская одежду до середины бедра, высвобождая свой подрагивающий от нетерпения член. — Ох! Ты и правда большой... — шепчет она озадаченно. — Не волнуйся так. Я аккуратно. Размазав большим пальцем каплю выделившейся смазки, он приставляет головку, пару раз проходясь от клитора почти до ануса. Толкается на пробу, пропуская внутрь только крупную, потемневшую от прилившей крови головку. И, не видя болезненной реакции, проталкивается весь, до основания. Морти вскрикивает, вцепляется в его бока короткими ногтями. Рика обдаёт жаром её тугого, невинного до этого момента нутра. Хочется двигаться, ужасно хочется выйти и засадить ещё раз, чтобы она вся сжалась вокруг него. Но нельзя, он терпит, пока Морти сама не начинает потихоньку ёрзать под ним. Он старается сдерживаться, ходит в ней медленно, с чуть нарастающим темпом. Наслаждаясь её тихими поскуливаниями и хлюпаньем истекающей соком вкусной пиздёнки. Теребит её клитор, растирая по нему естественную смазку. Минут через пять он сдаётся. Она не кончит так, вагинальный оргазм в первый раз — это сказки для наивных дур. А сдерживать себя всё труднее, она так мягко, но плотно обнимает его член, что борьба с собственным оргазмом кажется всё более идиотской задачей. Он ускоряется, делая подряд несколько шикарных фрикций, таких, что яйца шлёпают по влажным девичьим ягодицам. Видит её закушенную от боли губу и сжаливается. Выходит из такой манящей тесноты, додрачивая мокрый от её соков пенис, в почти незаметных разводах крови. Сливая на живот, бёдра, в расселину между сжатых худых ляжек. И, не давая себе передышки, спускается с кровати, подтаскивая девчонку к самому краю. — Что ты... Вопрос обрывается, когда Рик начинает вылизывать её промежность, собирая собственную сперму и вкуснейший естественный вкус Морти. Она стонет, уже не противясь таким ласкам. Выгибается навстречу проникающим пальцам, что раскрывают её для нежных поцелуев прямо туда, где недавно был его член. Он трахает её двумя пальцами, пока она сама трётся о его вытянутый вперёд язык и губы. Захватив губами плотное навершие клитора, играет с ним кончиком языка. А когда начинает посасывать его, Морти сжимает бёдра вокруг его головы, сама насаживаясь на уставшие пальцы, трётся о его лицо, наконец-то достигая оргазма. Кричит так, что он благодарен отсутствию семьи дома. Когда она, расслабленная, встречается с ним глазами, то моментально заливается краской. — Рииик, ну зачем? — полностью довольная, но смущённая донельзя, восклицает Морти. Рик находит свой халат и сначала вытирает собственные мокрые щёки и подбородок, затем стирает следы подсыхающей спермы с тела внучки. Заправляет ещё полувозбуждённый член в брюки, небрежно застёгивая только пуговицу. — Ну и чего ты развопилась?! Сама же пела мне тут о моих умениях и опыте. Я просто не мог ударить в грязь лицом! Морти смеётся, сложившись пополам, пряча глаза за растрепавшимися волосами. — Ага... не ударил... лицом... — она хохочет, не в силах выговорить фразу целиком. Рик подхватывает её на руки. Лёгкую, как пушинка, довольную, разомлевшую. И только его. Идёт к выходу в дом, толкая дверь плечом. — Пойдём, приведём тебя в порядок, пока родители не вернулись. Рик сам посмеивается, ведь таких глупых слов он не произносил лет так пятьдесят. А эта невозможная девчонка возвращает ему давно позабытую привычку заботиться.