Хороший мальчик

Ваня оттянул воротник толстовки почти задыхаясь, ему было жарко, волосы уже были мокрые и футболка влажная, в баре все было настолько огонь, что даже ноги в кроссовках горели. А стоило только вспомнить взгляд, которым его весь вечер прожигал Мирон... От этого внутри все сжималось и парню хотелось сгореть со стыда, особенно, когда Федоров улыбался, поглядывая так, словно готов прямо сейчас, в эту гребанную секунду разложить его на ближайшей горизонтальной поверхности и оттрахать до скулежа и всхлипов, пока он не будет умолять остановиться и прекратить, а на зрителей плевать. Евстигнеев дрожащей рукой открутил кран и плеснул себе в лицо воды, чувствуя, как горят щеки и тепло скатывается в низ живота. Это пиздецки возбуждает. Ваня понимает, что его уносит с одного только взгляда Окси, направленного на него и это явно, блять, не нормально. Нихуя не нормально реагировать так, когда на тебя просто нагло пялятся. У Охры еще на бедрах даже синяки не сошли после того, как его Федоров драл несколько дней назад, нашептывая на ухо, какой он восхитительно узкий, какой послушный и красивый, когда связан и не может выебываться. Вообще, повыебонить немного перед сексом — святое, не мог же Ваня в самом деле даже не пошутить никак и не подразнить Мирона. А от этого Федоров обычно только больше заводился и иногда доходило даже до того, что ему надоедали вечные шутки и он просто перекидывал Евстигнеева поперек колен и шлепал до красной задницы, а потом раскладывал и Ване казалось, что у него все горит снаружи и внутри. От подобных воспоминаний член начал крепнуть и Евстигнееву пришлось еще раз умыться, только теперь ледяной воды было больше, она потекла по волосам и под толстовку, холодными дорожками обжигая разгоряченную кожу парня. В туалет кто-то зашел, Ваня даже не успел обернуться, как его вжали в раковину и татуированная рука зажала рот, а в задницу слишком явно уперся стояк. Охра замычал, невольно пытаясь вывернуться из слишком крепкой хватки, потому что ебаться тут было явно не лучшей идеей и Мирон это прекрасно знал. Но он лишь еще раз потерся о Ваню сквозь одежду и парень почувствовал, что у него сейчас встанет и забарахтался отчаянней, умудрившись даже укусить Окси за палец. Тот отпустил его, но смотрел с невозможным возбуждением и злостью за то, что Ваня посмел нарушить его планы спалиться пред всеми ебущимися в толчке туалета и Евстигнеев уже хотел было высказать свое «пошел нахуй, не сейчас», но только сейчас понял, что и слова вымолвить не может, под этим невозможно горячим, сука, взглядом. Мирон что, загипнотизировать его решил, блять? —Федоров, блять, что ты творишь? — Охра отошел от мужчины, чтобы тот точно ничего не удумал, но Мирон не был бы Мироном, если бы не догадался про этот маневр и не придумал уже, как это решить. — Ты тут потрахаться решил? Ваня раздраженно выдохнул, но его уже втолкнули в последнюю кабинку и закрыли дверь, а в следующую секунду Мирон прижимал его к стене и крепко держал за запястья, пытаясь втиснуть между бедер колено. Евстигнеев засопел, сопротивляясь и чувствуя, что у него встал. Окси хмыкнул, очевидно, тоже это заметил и неожиданно ненадолго перестал пытаться что-то сделать, даже руки отпустил, правда, тут же схватился за волосы и заставил пригнуться ниже, чтобы он мог говорить прямо в ухо. — Ванечка, будь хорошим мальчиком сейчас, не зли меня. Дома разложу тебя на кухонном столе, тебе понравится, малыш. Потом отшлепаю так, чтобы ты сидеть не мог, чтобы вся задница красная была от моей ладони, и, может еще чего-нибудь интересное. Ты же хочешь кончить вечером, да? — все это время Федоров сжимал и гладил член Евстигнеева через штаны, так что стояк был каменный от чужих слов. Джинсы невозможно сжимали, а жар чужой ладони был слышен даже через одежду, словно Окси его просто ласкает, как дома. Ване уже не хотелось сопротивляться, чужие слова выбили из него все желание выебываться и огрызаться. А рука постепенно расстегнула ширинку и сжала член через тонкую ткань.. — Мм, Ванечка. Ты ж моя прелесть, молодец. Все-таки выдержал. Не давит? Охра помотал головой из стороны в сторону и чуть шире ноги развел, давая пространство для действий, но Мирон не спешил. Разглядывал Евстигнеева, который стремительно покраснел от такого пристального внимания и хотел уже начать снова выебываться, но Федоров его поцеловал требовательно, притянул к себе, все еще сжимая руку на члене, но не заходя дальше. Ваня простонал в поцелуй, думая, что если так продолжится, то он Мирону прямо тут даст, но мужчина отпустил его член, слегка отстранился и сам застегнул ширинку Охры, скрывая даже от своих глаз красивое черное кружево, что под штанами было. — А теперь на колени, — Федоров прислонился спиной к противоположной стенке и смотрел с ожиданием. Ваня шагнул ближе, открывая рот, чтобы высказаться и возмутиться, но Мирон заткнул ему рот красноречивым взглядом и фразой, от тона которой Евстигнеева пробрало до дрожи во всем теле. — На колени, я сказал. Ваня опустился на колени. Мирон довольно хмыкнул, почти прорычав какую-то очередную похвалу и внутри потеплело мгновенно. Евстигнеев почувствовал, что Окси заражает своей ебливостью и возбуждением, хочется расстегнуть его ширинку и.. Федоров за волосы тянет, заставляя уткнуться носом в его пах и почувствовать, что напряженный член уже полностью встал. Теперь понятно было, чего Мирон хотел. Ваня поерзал, поудобнее устраиваясь коленями, и, закусив губу, поднял на Окси взгляд, параллельно расстегивая его ремень, а затем и ширинку. Пальцы не дрожали, вопреки ожиданиям, Ваня был почти спокоен, кроме того, что до пизды возбужден, женское белье ему жало, потому что член стоял колом и хер там что сделаешь, уже никакая холодная вода не поможет. Охра взял в руку ствол и почти машинально облизнул губы, поглядывая на Федорова, а тот совершенно неожиданно подтянул поближе, заставляя ткнуться губами в головку и Ваня послушно открыл рот. Взял внутрь сначала головку, обвел ее языком, слегка надавливая на уздечку языком, затем взял чуть глубже, второй рукой перебирая и лаская яйца Окси. Так будет приятно, Евстигнеев по себе знал, что эта часть у любого мужика даже почувствительней головки будет, но конкретно сейчас Ваня был нихуя не готов сосать и слюной давился, хером давился, чувствуя, как эта самая слюна течет по щекам. — Старайся лучше, Вань. Не спеши, детка. Осторожнее, вот так, молодец, хорошая соска, блять, — Ваня чуть успокоился и постарался расслабить горло и опустить корень языка, чтобы можно было взять еще глубже, рвотный рефлекс пошел нахуй, хотя Евстигнеев все еще чувствовал, что если не сдерживаться, то он мог бы и подавиться, но чужая рука настойчиво, но осторожно, насадила его до конца на член так, что он носом утыкался в мироновы русые волосы на лобке. Это было привычно, пару секунд Евстигнеев не дергался, потом попробовал сглотнуть и услышал тихих стон сверху, почувствовал, как рука на затылке сжала волосы сильнее. Он отстранился, стараясь не сглатывать слюну, чтобы было мокро и влажно, пошло и горячо, до судорог приятно, так, как любит Мирон. Сейчас было важнее всего его удовольствие. Окси взял в руку член и провел по полуоткрытым губам Вани, обтер о щеки слюну и Евстигнеев снова принялся за дело. Он сосал почти жадно, причмокивая и поднимая лихорадочно блестящие глаза на Федорова, который чуть ли не рычал от удовольствия, толкаясь бедрами навстречу и сжимая волосы. Слюны было слишком много, но это было не важно уже, Охра достаточно привык, чтобы не давиться больше и двигал головой, намеренно шевеля языком. Казалось, что время растянулось и этот момент будет длиться бесконечно. Вот, Ваня выпустил изо рта член, от головки до губ протянулась тонкая ниточка слюны, но Евстигнеев тут же губы облизал, смотря в глаза Мирона и дыша тяжело, вот он снова взял в рот, но сейчас только головку, чуть сжимая ладонь и двигая рукой по члену, в то же время облизывая головку так, словно это был леденец или самая сладкая конфета, которую ему доводилось видеть и пробовать. Парень так старался, что Мирон чувствовал, как хочется его трахнуть прямо тут, до всхлипов, до стонов и тихого «Мирон, бля-я-ять», которое обычно было тогда, когда Ванечка охуевал от удовольствия, перед самым оргазмом, почти на выдохе, но неизменно тихо и так охуенно, что Федоров недолго после этого выдерживал. Обычно, всегда следом за Ваней всегда кончал, только прямо в него, зная, что Охре это нравится, как бы он не выебывался. Только вот сейчас чужой вид возбуждал слишком сильно. Слегка опухшие, красные от минета и влажные от слюны губы, глаза, так же немного покрасневшие и влажные, слегка вытянувшееся лицо и член во рту. Лучшее, что Мирон когда-либо видел. А Ваня старался, чувствуя, что ему осталось недолго сосать. Федоров тяжело дышал и пристально его разглядывал, значит, точно скоро кончит. Евстигнеев с пошлым звуком выпустил хер изо рта и провел языком от самого низа ствола и до головки, слегка подул на нее и снова взял в рот, с нажимом лаская уздечку и вот сейчас Мирон сорвался. Он задрожал всем телом, и Ваня рывком взял глубже, чувствуя, что чужая рука уже не дает отстранится, а в рот ударила терпкая, теплая и солоноватая сперма. Пришлось сглотнуть, пока Федорова все еще дергало, видимо, ему было очень хорошо, но постепенно он начал отходить от оргазма и погладил Охру по затылку лениво, парень же в последний раз лизнул еще слишком чувствительную головку и поднялся, снова облизнувшись. Мирон застегнул штаны, а Ваня наоборот, расстегнуть хотел, чтобы быстро передернуть, но его руку Окси за запястье взял и мягко отвел в сторону, застегивая пуговицу и ширинку. — А тебе этого делать никто не разрешал, Ванечка, — после этих слов Евстигнеев обреченно вздохнул, чувствуя, как в тесных штанах почти пульсирует возбужденный член. — Дома продолжим. Мирон улыбнулся и поцеловал его в губы, потом первым выскользнул из кабинки и Ваня только слышал, как шумела вода в раковине. На языке все еще был привкус чужой спермы.