Дикий цветок

– …и это, получается, уже седьмой раз, когда учитель Вэй отправился ловить рыбу в реке за источником. Седьмой! – Цзинъи. Лань Цижэнь сделал глоток травяного настоя из пиалы и покачал головой. Эти голоса он узнал бы из тысячи других, и дело даже не в том, что Цзинъи говорил недопустимо громко, а в том, что говорил он недопустимо часто. Зато Сычжуя небеса, должно быть, наградили добродетелями за обоих. Иногда Лань Цижэню было нестерпимо жаль, что в этом ребёнке не течёт крови клана Лань. – Нет, ну ты слышал, что на это сказал Ханьгуан-цзюнь? Он сказал: «Вэй Усянь будет наказан». Да все заклинатели клана уже знают, как он будет наказан! – Цзинъи. Учитель Вэй – спутник Ханьгуан-цзюня на пути самосовершенствования. Само собой, он не будет подвергать его строгим наказаниям. – Если ты не знал, то остальные чаще зовут его «спутником Ханьгуан-цзюня на пути грехопадения». Лань Сичэнь, сидящий напротив, непроизвольно дёрнул уголком губ, но тут же коротко взглянул в сторону дяди, и его лицо снова приняло отрешённое выражение. За одно это Лань Цижэнь передумал становиться в полный рост, чтобы обозначить детям своё присутствие. В последнее время он был всерьёз обеспокоен душевным равновесием старшего племянника, и если пустые разговоры детей могли хоть ненадолго вывести его из этого состояния – то так тому и быть. Наконец, всё ещё возмущённый Цзинъи и рассудительный Сычжуй безнаказанно прошли мимо, так и не заметив главу клана и учителя Ланя, расположившихся за ветвями раскидистой ивы, и их голоса стихли вдали. – Ты стал куда мягче относиться к поведению молодого господина Вэя в последнее время, дядя, – сказал Лань Сичэнь, рассеянно расправляя рукава ханьфу. – В один момент мне начало казаться, что ты не позволишь ему жить на территории Облачных Глубин. – Этот старик не является главой клана Лань, – нарочито покорно произнёс Лань Цижэнь. – Как он может решать, кому оставаться в клане, а кому нет? Лань Сичэнь в первый раз за всё время, которое они провели под ветвями ивы, поднял голову и посмотрел ему в глаза. – Ты знаешь, что я бы никогда не сделал такого, дядя. И всё же я не понимаю, – покачал он головой. – Конечно, не следует осуждать других – но мы говорим о Вэй Усяне. О том самом Вэй Усяне, который принёс много горя этому миру. А теперь он живёт в Облачных Глубинах и ежедневно, с попустительства Ванцзи, нарушает правила клана Лань. Я помню времена его обучения в Гусу, дядя, и тогда ты жаловался на его поведение каждый раз и призывал Небо взглянуть на этого нерадивого ученика. Но сейчас ты почти ничего не говоришь. Лань Цижэнь подхватил чайник, чтобы наполнить пустые пиалы, отмахнулся от Лань Сичэня, который вознамерился сделать это самостоятельно, как подобает по правилам этикета. Он не торопился начинать разговор: отпил травяной настой, вернул пиалу на место. Ветер шелестел в листьях ивы и гнал по ним лёгкую рябь. – В тот самый день, когда я впервые увидел Вэй Усяня, я сразу понял, чей он сын, – наконец, сказал Лань Цижэнь. – Он шёл в толпе последователей клана Юньмэн Цзян, одинаково молодых и радостных, но я тут же узнал его – кровь от крови, плоть от плоти бродячей заклинательницы Цансэ. Лань Сичэнь – этот славный ребёнок! – не перебил и не начал задавать вопросы, даже несмотря на то, что не получил внятного ответа на свой. Лань Цижэнь всегда был горд за племянника: из него вышел хороший глава клана и истинный праведный муж. А то, что произошло недавно – оно уйдёт, подёрнется дымкой воспоминаний. – Возможно, я должен был рассказать вам это раньше, – неспешно продолжил Лань Цижэнь. – Возможно, это моя ошибка. Но, может статься, Ванцзи не стал бы меня слушать или сделал неправильные выводы. Я никогда не говорил вам про себя, но теперь прошу тебя послушать этого старика. – Ты уже второй раз за сегодня называешь себя стариком, дядя, – отметил Лань Сичэнь. – Лучше уж – «этого учителя», раз, похоже, ты решил преподать твоему ученику новый урок. Лань Цижэнь усмехнулся. Он не был так уж стар, и его волосы пока даже не окрасило сединой, но все уже давно звали его только учителем и почитали за самого просвещённого мужа клана Лань. Но он ещё хорошо помнил те года, когда не был ни учителем, ни дядей, а просто юным заклинателем клана Гусу Лань, как и помнил тех людей, с которыми навсегда связал свою жизнь. *** Новый учебный год в Гусу начался без старшего брата. Молодой господин Лань отбыл в клан Цишань Вэнь, чтобы навестить своего хорошего друга Вэнь Жоханя, и Лань Цижэнь чувствовал на себе немалый груз ответственности. Они с братом были поздними детьми своих родителей, и те готовились в скором времени уйти на покой, оставив клан на старшего сына. Лань Цижэнь сознавал, что когда это произойдёт, он должен стать хорошим помощником своему брату, а потому стремился впитать в себя как можно больше знаний уже сейчас. В классной комнате было людно. Из великих кланов присутствовал только Цзян – наследники кланов Не, Вэнь и Цзинь были чуть старше и уже завершили своё обучение пару лет назад. Но Облачные Глубины никогда не пустовали: помимо великих кланов, многие семьи также могли позволить дать своим детям самое лучшее образование. Учитель уже закончил читать правила Гусу Лань и теперь рассказывал непосредственно про обучение. Лань Цижэнь слышал это великое множество раз, но всё равно сидел ровно и прямо, ни на что не отвлекаясь. Может так случиться, однажды настанет день, когда и он будет наставлять молодёжь на их жизненном пути. Со стороны улицы послышались шаги. Учитель остановил свою речь, посмотрел поверх голов молодых заклинателей – и остальные, конечно же, не удержались и повернулись. Лань Цижэнь подумал, что им ещё многому предстоит научиться. – Глава клана Лань просит Лань Цижэня пройти в его кабинет, – сказал посыльный. Лань Цижэнь вопросительно посмотрел на учителя и, когда тот дал разрешение, поднялся, поклонился ему и проследовал к выходу. Следуя между рядами учеников, он не мог не ловить на себе завистливые взгляды. Это он тоже видел из года в год – нетерпеливых молодых людей, которым не удавалось благочестиво высидеть всё занятие и которые только искали повод прогулять его. Но и умение быть хорошим слушателем тоже приходило с опытом. Лань Цижэнь дождался приглашения отца и, зайдя в его кабинет, согнулся в поклоне. – Цижэнь, – позвал тот. Они с матерью сидели рядом. Много лет, проведённых вместе бок о бок, сделали из них настоящих партнёров на пути самосовершенствования, и в их отношениях царила настоящая гармония. Лань Цижэнь иногда завидовал их счастью и желал, чтобы и их с братом жизни обернулись таким же образом. Он поднял голову – и только сейчас заметил, что кроме родителей в кабинете были ещё двое заклинателей клана, а вместе с ними и молодая заклинательница в ярких одеждах. Сперва он подумал, что она из клана Цзинь – её короткая туника отливала жёлтым. Но, присмотревшись, понял, что на ней вышиты вовсе не пионы, да и отделана она не золотыми нитями, а самыми обыкновенными. Куда более возмутительно было другое: слишком короткая, она доходила лишь до пояса, а ниже девица носила только лёгкие, не скрывающие никаких форм белые штаны. На поясе у неё висели ножны с мечом, а за плечом она держала небольшой дорожный мешок. Кроме того, её волосы были куда короче, чем полагалось – всего лишь чуть ниже плеч. – Теперь можешь говорить, – кивнул ей отец. – Да я же уже говорила, – сверкнула белоснежными зубами девица. – Бродячая заклинательница Цансэ, ученица бессмертной Баошань, прибыла с дарами в клан Гусу Лань, чтобы пройти обучение! Она немедленно развязала свой мешок, вынула из него резную деревянную шкатулку и с почтением передала главе клана. Лань Цижэнь не удержался и тоже заглянул внутрь со своего места – там оказались свитки. Наверняка не простые, раз это был дар от самой бессмертной Баошань, а значит, уж наверняка подходили в качестве платы за пребывание в Гусу. – Почему бессмертная Баошань направила тебя именно сюда? – задал вопрос отец. – Неужели обучения у самой прославленной заклинательницы Поднебесной недостаточно? Едва ли учителя клана Гусу Лань могут сравниться с ней в мудрости. – Это было решение не наставницы Баошань, – улыбаясь, ответила Цансэ. – Я сама решила покинуть гору и отправиться в странствие. Наставница лишь выразила пожелание, чтобы сперва я провела год в самом праведном клане Поднебесной, где можно получить лучшее образование и помощь в совершенствовании духовных сил. А уже после я вольна идти куда пожелаю. Эта ученица всего лишь выполняет последнюю просьбу своей наставницы. – Что ж, – признал отец, – я буду рад видеть среди молодых заклинателей, проходящих обучение в нашем клане, ученицу бессмертной Баошань. Цижэнь? Лань Цижэнь резко поднял голову, когда отец неожиданно обратился к нему. – Барышня Цансэ, – начал он, – я боюсь, что твой внешний вид не соответствует тому, как следует выглядеть заклинателю Облачных Глубин. Твоя одежда и волосы… Цансэ покачала перед ним свой мешок. – Но у меня нет почти никакой другой одежды, – сказала она. – А что до волос – одна из моих младших сестёр по учению была неосторожна, и мои волосы опалило огнём. Пришлось их обрезать. Ничего не могу с этим поделать! Было видно, что она не сильно переживает по обоим поводам. Отец смотрел неотрывно, предлагая Лань Цижэню самому найти верное решение. – Что ж, – вздохнул он, – в таком случае я провожу барышню Цансэ на занятие. Не следует пропускать их и показывать неуважение к учителю. А после распоряжусь выдать другую одежду. Он поклонился отцу, и Цансэ, после краткого замешательства, повторила его жест. А затем они оба вышли из кабинета, и Лань Цижэнь повёл её в сад, чтобы кратчайшей дорогой вернуться в классную комнату. – Братец Лань – будущий глава клана? – полюбопытствовала Цансэ, следуя за ним. Лань Цижэнь сперва удивился, но потом понял, что ничего странного тут нет – вряд ли на горе, где обитала бессмертная Баошань, знали обо всём, что происходит в мире заклинателей. – Будущий глава клана – мой старший брат по прозвищу Цинхэн-цзюнь, – пояснил он. – Также в настоящий момент в Облачных Глубинах проходит обучение молодой господин Цзян из клана Юньмэн Цзян. – Как здорово! – простодушно сказала Цансэ, непонятно чему обрадовавшись. Лань Цижэнь чувствовал себя неловко, когда привёл Цансэ в классную комнату, поклонился учителю Ланю и объяснил ему ситуацию. И все присутствующие, конечно, глядели на её бесстыжие штаны, и неподобающую тунику, и короткие волосы, и слышали её звонкое: «Бродячая заклинательница Цансэ, ученица бессмертной Баошань, с позволения главы клана Лань прибыла на занятия, учитель! Хочу посмотреть, чему тут у вас обучают – и, может быть, задержусь на какое-то время!» Учитель Лань не сказал ей ни слова, лишь указал на свободное место, но было видно, как эти слова пришлись ему не по нраву. Лань Цижэнь тоже проследовал на своё место, стараясь не обращать более никакого внимания на Цансэ. Но вот внимание всех остальных заклинателей было приковано к ней, а по комнате витали лёгкие шепотки. – Эту девчонку следовало назвать не Цансэ, а Ехуа (1)! – в сердцах прошептал Лань Цижэнь. – Дикий цветок – она и есть дикий цветок! И тут же укорил себя за несдержанность, недостойную заклинателя клана Лань. Ближе к вечеру другого дня молодой господин из клана Цзян пригласил Лань Цижэня выпить вместе юньмэнского чая – не сказать, что он был чем-то лучше тех сортов, что выращивали в окрестностях Гусу, но его терпкий, горьковатый вкус Лань Цижэню нравился. С будущим главой клана Цзян и его лучшим другом, молодым господином Вэем, они познакомились достаточно давно и, можно сказать, даже приятельствовали. Обычно Лань Цижэнь сторонился заклинателей клана Юньмэн Цзян, слишком громких, свободолюбивых и жизнерадостных. Но Цзян Фэнмянь отличался спокойствием и дружелюбием, и с ним было приятно проводить время. Его лучший друг и помощник, Вэй Чанцзэ, который следовал за молодым господином неотступно, был чуть более проказлив, но и он оставался хорошим собеседником. – Эх! – воскликнул Вэй Чанцзэ, пока Цзян Фэнмянь заваривал чай, следуя всем правилам. – Какая же у вас здесь благодать! – Ты будто в первый раз оказался в Облачных Глубинах, – улыбнулся Цзян Фэнмянь, и вокруг его глаз разбежались лёгкие лучистые морщинки – оттого, что он улыбался обыкновенно всем лицом, а не только губами, они были заметны уже с юного возраста. – Так от раза к разу здесь красивее! Только, разве что, лотосов не хватает. – Что ж, это не Юньмэн, так что довольствуйся цветами магнолии, – сказал ему Лань Цижэнь, чем обратил внимание на себя. – А ты всё никак не приедешь погостить к нам в Пристань Лотосов, брат Лань! – нарочито покачал головой Вэй Чанцзэ. – Уж сколько мы тебя зовём. Лань Цижэнь хотел ответить, что непременно приедет, но не успел. Со стороны жилых покоев к ним приближались две фигуры, и по мере этого лица собеседников теряли всё веселье. – Так вот ты где, – громко сказала высокая, статная девушка с тяжёлым и острым взглядом. – Не смей меня игнорировать, Цзян Фэнмянь. Лань Цижэнь, хоть и не встречал никогда лично, но тут же её узнал. Это была барышня Юй Цзыюань из небольшого, но сильного и далеко не бедного клана Мэйшань Юй. До того к ним в Гусу уже приезжали её старшие братья, а теперь настала очередь и молодой госпожи, которая, по слухам, в заклинательском мастерстве ничем не уступала мужчинам. Девушка, стоящая рядом с ней, была чуть более знакома – барышня Цзинь являлась невестой наследника клана Ланьлин Цзинь, Цзинь Гуаншаня, и хотя свадьбу назначили только через семь лун, уже никто не звал её по имени рода. Владения её клана граничили с кланом Юй, и девушки с самого детства росли как лучшие подруги. – Как можно, барышня Юй, барышня Цзинь, – Цзян Фэнмянь придвинулся ближе к своему другу и взмахнул рукой. – Прошу, присаживайтесь к нам. В ногах правды нет. У Цзян Фэнмяня никогда не было такой привычки – принимать решение единолично, не удостоверившись в согласии окружающих, из чего Лань Цижэнь сделал вывод, что данный случай – вопрос жизни и смерти. – Ты не хотел разговаривать со мной наедине – что ж, давай поговорим при всех, – Юй Цзыюань села ровно напротив, аккуратно подогнув полы своих одежд. – Ты уже что-то решил насчёт нашей помолвки? Судя по лицам остальных, новость стала новостью только для Лань Цижэня. Значит, клан Цзян хочет породниться с кланом Юй? Неожиданно, но и не удивительно. Территория Мэйшаня славилась своими природными богатствами, и клан никогда не знал недостатка ни в природных ресурсах, ни в деньгах, ни в заклинателях. Как ни посмотри, неплохой союз. – Ты ведь знаешь, барышня Юй, что это решение наших отцов, а не наше, – спокойно сказал Цзян Фэнмянь, наливая чай, в первую очередь, девушкам. – И если мы откажемся, то они не будут настаивать. Та скривила губы. – Вот поэтому, – сухо сказала она, принимая пиалу из рук молодого господина Цзяна, – я и желала увидеть тебя, а не главу клана Цзян. И услышать ответ именно от тебя. Вэй Чанцзэ приобнял своего друга за плечи и громко зашептал – разумеется, так, чтобы слышно это было всем: – Послушай, старший братец, я дам тебе совет! Барышня Юй, разумеется, считается одной из самых красивых девушек среди заклинательниц, но уж точно и самой опасной! Ты разве не слышал, как её называют? Пурпурная Паучиха! Может статься и так, что она заткнёт тебя за пояс своим мастерством!.. – Вэй Чанцзэ, ты опять болтаешь всякий вздор! – гневно воскликнула Юй Цзыюань. – Разве я спрашивала твоего мнения? – Но барышня Юй сама захотела вести разговор при посторонних, так пусть теперь не жалуется, что посторонние высказывают своё мнение! – справедливо заметил Вэй Чанцзэ. – Послушай, а-Юань, – барышня Цзинь тоже ухватила её за плечо, отзеркалив позу молодых людей. – Я дам тебе совет! Если мужчина сомневается и даёт другим говорить за себя – это значит, никакой он не настоящий храбрец, так и будет всю жизнь мяться. Когда он придёт к тебе в другой раз, спусти его с лестницы – и дело с концом! Барышня Цзинь и Вэй Чанцзэ смерили друг друга презрительными взглядами: видно было, что не слишком хорошо они переваривают один другого. Лань Цижэнь почувствовал себя лишним на этой чайной церемонии – матримониальные дела кланов его не касались. Семья Лань, при всей своей консервативности и духовности, очень трепетно подходила к вопросам выбора спутника жизни, и межклановые политические браки почти никогда не заключались. – Барышня Юй, я прошу тебя отложить этот разговор, – спохватился Цзян Фэнмянь, увидев его замешательство. – Я не могу дать тебе ответ сейчас и прошу подождать до конца обучения в Облачных Глубинах. Я уверен, что наши кланы смогут разрешить этот вопрос. – Я не прошу тебя, чтобы этот вопрос решали наши кланы, я прошу, чтобы этот вопрос решил ты, Цзян Фэнмянь! – воскликнула Юй Цзыюань. Было видно, что она привыкла, чтобы последнее слово оставалось за ней – и Лань Цижэнь в душе посочувствовал молодому господину Цзяну. Что бы он ни решил, вряд ли это будет легко. Они вернулись к чаю, но и на этот раз тишина долго не продлилась – потому что теперь к ним стремительным шагом приблизилась бродячая заклинательница Цансэ, которую всё чаще звали не иначе как «дикий цветок». Лань Цижэнь не знал, кто тогда услышал его шёпот – а может, просто сошёлся мыслями – но прозвище разлетелось среди приглашённых учеников как лесной пожар. – Ах, как же красиво здесь, в Облачных Глубинах! – воскликнула Цансэ, подходя поближе и вдыхая воздух полной грудью. – Почти так же красиво, как у нас в горах. Я даже не знаю, как бы я смогла это описать, если бы меня спросили! – Ну вот, – сказал Цзян Фэнмянь, улыбаясь. – а-Цзэ, кажется, вы с барышней Цансэ нашли бы общий язык – ты начал наш разговор с того же самого. – А и правда! – засмеялся Вэй Чанцзэ. – Просто мы с сестрицей Цансэ понимаем толк в прекрасном! И в самом деле, как бы это можно было описать? – Персиковый источник вне пределов людского мира (2), – неожиданно для себя произнёс Лань Цижэнь и понял, что они с барышней Цзинь сделали это единовременно. Цансэ нахмурилась. – Ох – сказала она, – я что-то с трудом припоминаю… – «Каждый кличет другого, чтобы в поле с утра трудиться, а склоняется солнце, и они отдыхать уходят… Там бамбуки и туты их обильною тенью дарят. Там гороху и просу созревать назначены сроки», – нараспев продекламировал Вэй Чанцзэ и подмигнул. – Теперь-то сестрица Цансэ вспомнила? Барышня Цзинь тонко и презрительно улыбнулась, очевидно, чувствуя замешательство Цансэ. – «На заглохших дорогах не увидеть путников дальних, – неожиданно резко подхватила Юй Цзыюань. – Лай собак раздаётся, петухи отвечают пеньем. Форму жертвенной чаши сохраняют они старинной, и на людях одежды далеки от новых покроев». – Ах, сестрица Юй! – воскликнула Цансэ, нарочито прижимая руку к груди. – И в самом деле, как я могла забыть! Ты такая умная, сестрица Юй. Хотела бы я походить на тебя. И в каждом её слове и жесте чувствовалось, что она смеётся и забавляется над всеми собравшимися: над их условностями и знаниями, над их приверженностью традициям. Дикое дитя спустилось с диких гор – в этом была вся Цансэ. Юй Цзыюань на миг прикрыла глаза – на тот миг, за который в них, должно быть, промелькнула настоящая буря. Лань Цижэнь торопливо встал, ему не хотелось никаких распрей в Облачных Глубинах. В конце концов, это его обязанность как заклинателя клана Лань: помогать приглашённым ученикам достигать внутренней гармонии. – Если тебе так нравятся Облачные Глубины, барышня Цансэ, – сказал он, – то позволь провести тебя по ним. Ты, должно быть, ещё не успела побывать во многих местах, куда разрешён вход приглашённым заклинателям. Скорее всего, его замысел тут же был разгадан, но Цансэ дала своё согласие – и он, попрощавшись с остальными, пошёл вперёд. Откровенно говоря, он лукавил, когда говорил, что проведёт гостью по всей территории Облачных Глубин. Ему хотелось показать ей только одно определённое место, раз уж Цансэ опоздала на первое занятие. Вскоре они достигли большого камня с высеченными на нём правилами клана Гусу, и Цансэ задрала голову, пытаясь рассмотреть верхние строки. – Сколько-сколько? – выдохнула она. – И это всё – правила? Да не может быть такого! Я смогу их запомнить только когда у лошади вырастут рога, а ворона побелеет! Она подошла ближе, провела своей узкой, маленькой ладонью по выщербленным иероглифам, повторила пальцем каждую черту, как если бы писала тушью на пергаменте. – Но барышня Цансэ должна понимать, что правила пишутся мудростью предков, – сказал Лань Цижэнь. – Неужели во время обучения у бессмертной Баошань ей не приходилось придерживаться установленных порядков? Цансэ обернулась, улыбаясь. Лань Цижэнь готов был признаться сам себе, что спросил последнее лишь из праздного любопытства, недостойного заклинателя клана Лань. Но о бессмертной заклинательнице знали только то, что записано в древних исторических трактатах, а всё остальное – лишь людские выдумки. Вряд ли кто-нибудь смог бы обвинить его в неуместной жажде прикоснуться к тайне. – Правила? О, конечно, у нас они были. Целых три, – Цансэ показала ладонь и загнула один палец. – Первое и главное правило – всегда жить по совести. Второе – никому не рассказывать о том, где искать бессмертную Баошань. И третье – если ты решил уйти в мир людей, то никогда не возвращайся обратно. Людским страстям не место в священной обители. А кроме этого… у нас никогда не водилось лишних правил, братец Лань. Мы каждодневно совершенствовали свой дух, заботились о младших братьях и сёстрах по учению, работали в саду – вот как мы жили. Это Лань Цижэнь уже мог себе явно представить: распаханные поля и плодовые деревья, девушки и юноши в белом – прекрасные, полные духовных сил, живущие в гармонии с природой и с окружающим миром… Возможно, всё было и не так, как он рисовал в своём воображении, но вряд ли Цансэ стала бы рассказывать. – Вам запрещено возвращаться обратно, – сказал он. – Это значит, что ты решила навсегда покинуть своего бессмертного учителя и отправиться странствовать. История знает только одного человека, который поступил так же. – Ваша история знает только одного человека, – засмеялась Цансэ и присела на один из камней, глядя своими невозможными тёмными глазами снизу вверх. – Не обязательно рассказывать о себе всему миру – кто знает, сколько среди бродячих заклинателей тех, кто мог бы назвать себя учеником бессмертной Баошань. Я этого не ведаю, но не ведаешь и ты, братец Лань. – Но вам нельзя возвращаться, – упрямо повторил Лань Цижэнь. – Ты не будешь жалеть о том, как поступила? Цансэ поманила его к себе, и Лань Цижэнь, замявшись на мгновение, всё же наклонился. – Я расскажу тебе большой-большой секрет, братец Лань, – серьёзно сказала Цансэ. – Нам нельзя возвращаться – но никто не говорил о том, что наставница Баошань не может забрать кого-то назад. Она всегда говорит нам, что люди жестоки, и злоба в их сердцах ежечасно ищет новые жертвы. И разве она может бросить своих детей, сломленных вашим миром, запачканных чёрной ненавистью человечества? После этих слов лицо Цансэ мгновенно разгладилось, во взгляде вновь зажглись смешинки. – Но, разумеется, – добавила она, – со мной такого никогда не случится, братец Лань, ведь я уже люблю весь этот мир. И я обещаю тебе, что буду прилежно запоминать правила клана Гусу Лань, раз уж ты утверждаешь, что это мудрость ваших просветлённых предков! Весь следующий месяц Цансэ прилежно нарушала правила клана Гусу Лань – одно за другим, будто другим способом у неё не получалось их учить. Она громко смеялась и бегала быстрее ветра, ловила рыбу в ручье и забиралась на самые макушки деревьев, задерживалась допоздна на мужской половине и сидела по ночам на крышах, потому что оттуда лучше видно луну. Лань Цижэнь после очередной выходки самолично отвёл её к заведующему наказаниями, и Цансэ получила свои пятнадцать ударов ферулой, после чего ещё долго жаловалась белому свету на нелёгкую судьбу. Но, несмотря на это, не было в ней тех пороков, что правила клана стремились вытеснить из человеческой души: ни зла, ни ненависти, ни гордыни – лишь стремление объять и познать весь мир. Лань Цижэнь привык к тому, что всё чаще после занятий, когда не занимался делами клана, оказывался в компании заклинателей семей Цзян, Юй и будущей госпожи Цзинь. Они вместе ходили в библиотеку и в трапезную, выполняли задания и устраивали чаепития в саду – и более не поднимали неподходящие темы для разговора, тем более, когда к ним присоединялись другие молодые заклинатели. И Цансэ. В день, когда погода была особенно хорошей и они решили выполнить задание учителя снаружи, а не в библиотеке, им случилось натолкнуться на неё в абсолютно неподобающем виде. Цансэ лежала на траве, подставив солнцу лицо, одевшись ещё более вызывающе, нежели обыкновенно. Свои невозможные белые штаны она подвернула выше колен, а вместо туники на ней была лишь безрукавная рубаха. И пока рот Лань Цижэня открывался и закрывался, силясь выдавить хоть звук, она, наученная горьким опытом, успела выпалить: – Правила клана Гусу Лань предписывают не оголяться сверх необходимости, и я действительно разделась не больше, чем нужно! А иначе как бы мне удалось позагорать в такой чудесный денёк? Позагорать! На этих словах лица девушек приняли совершенно уж невероятное выражение. – Ты разве не знаешь, – сказала барышня Цзинь, – что солнце вредит твоей коже? Только крестьянки, что вынуждены целый день работать в поле, позволяют своему телу выгореть дочерна. «Белая кожа – красивая внешность»! Она наклонилась, схватила руку Цансэ, и разница стала очевидна: у барышни Цзинь кожа была нежной, цвета жемчуга – такая белая и тонкая. Конечно же, за наследницей клана с детства ухаживали наилучшим образом, да и будь она некрасива – разве обратил бы на неё внимание сам Цзинь Гуаншань, который слыл большим поклонником женских достоинств? Кожа Цансэ же была на порядок смуглее и грубее, но при этом, на взгляд Лань Цижэня, вовсе не делала её некрасивой. Напротив, Цансэ привлекала взгляды своей нетипичной для девушек-заклинательниц внешностью. – Что же мне теперь, сестрица Цзинь, не бывать на солнце, раз я его люблю? – пожала плечами Цансэ. – У нас в горах мы привыкли работать на полях, а разве так возможно избежать света? Мы носили соломенные шляпы, чтобы не вычернить лица, но прятать ещё и руки и ноги – это никуда не годится. Разумеется, ни одна девушка не сказала бы такого вслух – кроме дикого цветка с диких гор. И, несмотря на то, что приличия предполагали отвернуться, никто из молодых людей, конечно, не мог оторвать глаз от Цансэ, так хороша она была в своей непосредственности. – Оставь её, – произнесла Юй Цзыюань, обращаясь к подруге, притом неотрывно глядя только на Цзян Фэнмяня, который этого не заметил. – Пусть делает что хочет. Барышня Юй несла в руках несколько свитков, и Цансэ мигом заинтересовалась ими – но тут же поникла, когда узнала, что это для учёбы. – Вы всё свободное время так и просиживаете на одном месте! – воскликнула она – Не смотри на меня укоряюще, братец Лань, я уже честно выполнила задание учителя. Ну-ка скажите мне теперь, в какие игры вы обычно играете? – Мы с сестрицей Юань привыкли играть в словесные игры, – изогнув губы в насмешливой полуулыбке, сказала барышня Цзинь и выпустила, наконец, чужую руку. – Уверена, что сможешь вместе с нами, барышня Цансэ? Молодой господин Лань, не окажете нам честь начать? (3) Лань Цижэнь дотронулся до подбородка – эта привычка появилась у него не так давно, с тех пор, как он, подражая почтенным заклинателям клана, начал отращивать бороду. Само собой, результаты пока были не впечатляющи, но терпение – добродетель. – «В любви к учению опирайтесь на искреннюю убеждённость; стойте до смерти за правильное учение», – не стал отказывать девушке Лань Цижэнь. – А вы, почтенный господин Лань, всё об учёбе да об учёбе, – засмеялся Вэй Чанцзэ. – Ну, что? Кто продолжит? – «Так узка здесь дорога, так высоки здесь травы густые, что вечерние росы заливают одежду мою», – нараспев произнесла Юй Цзыюань. Она, разумеется, была прекрасно образована – кланы заклинателей не жалели учителей для своих дочерей, вне зависимости от того, как хороши они в заклинательском деле. Чаще всего после замужества девушки становились полноправными госпожами в чужом клане, и обязанности на их плечи ложились немалые. – «Пусть промокнет одежда, это тоже не стоит печали: я хочу одного лишь – от желаний своих не уйти», – тут же подхватила барышня Цзинь, с оттенком превосходства глядя на Цансэ. – Эй! – снова вмешался Вэй Чанцзэ. – Так нечестно, это ведь тот же стих! – И где в правилах сказано, что такого не может быть? – тонко улыбаясь, спросила барышня Цзинь. – Ты, братец Вэй, лучше продолжи нашу цепочку, а не то мы решим, что тебе, кроме глупостей, больше и сказать нечего. Вэй Чанцзэ ненадолго призадумался, а затем хлопнул в ладоши. – «Отошли от Гу на семь ли (4), а жители Гу об этом не знали», – он хитро прищурился, и Лань Цижэнь узнал строку из сегодняшнего классного занятия. – Напомни-ка мне, сестрица Цзинь, когда в последний раз мне было нечего сказать? – Что ж, пусть это будет «не иметь ясного представления о целом», – ограничился короткой фразой Цзян Фэнмянь. И все они в ожидании посмотрели на Цансэ, которая слушала их словесную битву молчаливо, но со странным выражением лица. – И это ваши игры? – спросила она. – Вот уж точно, подходят только лишь для детей и женских покоев – слишком скучно! Что толку перебрасываться словами? Давайте лучше сыграем в ласточку! Не может такого быть, чтобы в клане Лань не нашлось ни одного волана (5). Волан в Облачных Глубинах сыскать бы не вышло, в этом Лань Цижэнь был уверен точно. Он, разумеется, знал все правила клана наизусть, но там ничего не говорилось про игру в ласточку – хотя, никому из заклинателей и в голову не пришло бы устраивать такую глупую возню. Время – драгоценность, и его следовало использовать на совершенствование духа, а не потакание плоти. – Да что мы, не сделаем волан для сестрицы Цансэ? – Вэй Чанцзэ подскочил и махнул рукой. – Старший брат, подсоби мне немного! Нам нужно поймать какую-нибудь птицу и достать перья. Или, может, спросить у кого-нибудь из Юньмэна, не завалялся ли у них случайно ещё с Пристани Лотосов? Учёба, к неудовольствию девушек и Лань Цижэня, тут же была заброшена. Цансэ велела подождать и вместе с юньмэнскими друзьями убежала прочь. Для того, чтобы отыскать волан, им потребовалось совсем немного времени. Лань Цижэнь смотрел на то, как хмурится барышня Юй, когда Цансэ и Цзян Фэнмянь шли рука об руку, споря о том, как лучше располагать на волане перья, и думал, что едва ли кланам Цзян и Юй в этом году удастся породниться. После того, как Цансэ взяла в привычку задерживаться по вечерам на мужской половине и веселиться наравне с молодыми людьми, слухи о её близких отношениях с Цзян Фэнмянем понемногу стали расползаться среди заклинателей. Для игры решили выбрать край леса, который начинался прямо за ручьём. Лань Цижэнь чувствовал себя, будто потворствует нарушению правил, хотя на деле это было не так. Вот если они не успеют к следующему дню закончить все задания учителя или опоздают на вечернюю трапезу – тогда, конечно, выйдет нехорошо. – Смотрите, – Цансэ взяла волан и подкинула его ногой – ещё раз, и ещё, и ещё, и ещё. – Это очень легко – только бы не уронить его на землю. Можем встать в круг и просто перебрасываться им, а можем устроить соревнование! Сперва они действительно просто перебрасывали волан друг другу. Лань Цижэнь пробовал играть в ласточку впервые – до того он даже и не знал о том, что есть такая игра. Было непривычно, но мало-помалу у него начало получаться. А вот девушкам приходилось сложнее. В конце концов, приняли решение соревноваться на выбывание – кто первый уронит волан. Не слишком честно, если учесть, что половина присутствующих уже умела играть достаточно хорошо. Так всё и вышло – первой, ничуть не сожалея, волан уронила барышня Цзинь и со словами, что игра глупа и не стоит её внимания, покинула круг. Следующим оказался сам Лань Цижэнь – ему стало немного обидно, что годы суровых тренировок в клане Гусу Лань никак ему не пригодились в простой уличной забаве. Потом Вэй Чанцзэ зазевался и пропустил свою очередь. – Кто бы мог подумать! – воскликнул он, делая несколько шагов назад и с восхищением глядя на то, как легко Цзян Фэнмянь подхватывает упавший волан, и тот взмывает выше его головы. – Не думал, что на целом свете найдётся кто-то, кроме старшего брата, кто сможет обыграть меня! – Рассказал небу и рассказал земле (6), – фыркнула барышня Цзинь. – Ну и хвастун же ты, братец Вэй. В какой-то момент волан так просто соскользнул с ноги Цзян Фэнмяня, что Лань Цижэнь даже не поверил. Но, глядя на его улыбку, понял, что тот просто решил уступить девушкам, а те даже и не заметили. – Сестрица Юй слишком хороша для той, что играет в ласточку впервые! – дразнясь, крикнула Цансэ. – Я уже начинаю думать, что она слукавила! Юй Цзыюань подбрасывала волан почти резко, без той плавности, что обыкновенно присутствовала в движениях играющих. Было что-то во всей её фигуре пугающее и жёсткое, вовсе не девичье. Игра затягивалась, но никому больше не пришло в голову жаловаться на скуку – настолько захватывающим казался этот негласный поединок. – Только посмотри, – толкнул Вэй Чанцзэ в бок своего лучшего друга, – я впервые подумал, как хороши девушки, когда соревнуются друг с другом во что-то серьёзнее словесных игр! А в Пристани Лотосов никогда такого не замечал. – Может, это оттого, что ты впервые смотришь на девушек, которые не являются твоими сестрицами по клану? – поддела его барышня Цзинь. Первой всё это надоело Цансэ. – Ну, сестрица Юй, давай сойдёмся на ничьей! – воскликнула она. – А то другие подумают, что мы нарочно бахвалимся своим мастерством, и не будут с нами дружить. Но Юй Цзыюань ответила ей только презрительной усмешкой. – Не останавливайся, пока не достигнешь Хуанхэ – вот как говорят люди, – отозвалась она. – Что ж, тогда мне, пожалуй, будет достаточно испить воды из Янцзы (7), – сказала Цансэ и вместо того, чтобы в очередной раз подкинуть волан вверх, попросту поймала его рукой. – Сдаюсь на твою милость, сестрица Юй. Юй Цзыюань не выглядела так, будто довольна своей победой – скорее уж, была разочарована. Но, на удивление, ни единым словом или жестом этого не показала. По счастью, как раз подошло время вечерней трапезы, и Лань Цижэнь поторопился напомнить всем об этом. Вэй Чанцзэ, конечно, тут же возмутился, что брат Лань найдёт способ прервать и испортить любое веселье, но слушать его себе дороже. К зиме вернулся старший брат. Ему пришлось задержаться и нанести визит в клан Цинхэ Не по случаю рождения первенца у его главы. Это возвращение одновременно и обрадовало, и огорчило Лань Цижэня – потому что теперь родители совершенно точно примут решение уйти от дел клана. Они с братом шли по аккуратно выложенным дорожкам от ворот Облачных Глубин. – Как прошла твоя поездка? – спросил Лань Цижэнь. – Хорошо, – брат глубоко вздохнул. – Почти хорошо. Глава клана Не очень рад рождению сына – из него вырастет славный воин, достойный потомок семьи Не. Что-то было не так в его этом «почти», и Лань Цижэнь терпеливо дожидался продолжения. – Мы гостили в Цинхэ вместе с Жоханем, – наконец, сказал он. – Мне немного тревожно от того, как изменился мой друг за прошедшие пару лет. Иногда мне кажется, что власть волнует его больше, чем здоровье отца… Впрочем, не будем об этом – может статься, я просто придумываю лишнего. Лучше расскажи мне о своих успехах – как проходит учебный год? Что произошло за то время, пока меня не было? И первое, что пришло в голову Лань Цижэню – вовсе не правила или успехи в совершенствовании духа, а время, проведённое с друзьями… и бродячая заклинательница Цансэ по прозвищу «дикий цветок». Но, вероятно, брат хотел знать не об этом. Впрочем, рассказать и не удалось – заклинатели клана окликнули Цинхэн-цзюня, и брат, коротко улыбнувшись, заспешил прочь. Лань Цижэнь только закончил с утренними делами, как всю округу потряс громкий крик. Конечно же, это была Цансэ – кто ещё осмелился бы так повышать голос в Облачных Глубинах. Когда Лань Цижэнь достиг её, неподалёку от женской половины, рядом уже стояли барышня Юй и барышня Цзинь. – Смотри! – Цансэ ухватила его за рукав, и её голос почти что дрожал от непередаваемого восторга. – Смотри, братец Лань, мэйхуа зацвела! (8) И в самом деле – тонкие деревья мэйхуа наконец-то начали разворачивать свои бутоны, и теперь на концах ветвей можно было увидеть белые или розовые цветы. – От того, что ты будешь кричать, они не распустятся быстрее, – недовольно сказала барышня Цзинь. – Вы не понимаете! – Цансэ едва находила слова. – Это первый раз, когда я вижу настоящие цветы мэйхуа! У наставницы Баошань были гравюры, и ещё я видела картины в трактате о растениях, но это совсем другое. У нас на горе они не росли. Ах, братец Лань, сестрица Юй, сестрица Цзинь! Мне стоило спускаться в мир людей только ради того, чтобы их увидеть! Лань Цижэнь даже не нашёл в себе сил отчитать её и пообещать наказание – и он решил, что в этот раз не будет заострять внимание, но, возможно, припомнит в другой, когда Цансэ совершит очередной проступок. А в том, что она совершит, сомневаться даже не приходилось. – Удивительно, – негромко сказала Юй Цзыюань. – Где же ты жила всё это время, что ни разу не видела мэйхуа? – Ну так в садах бессмертных растут персики, а не сливы, сестрица Юй (9), – лукаво улыбнулась Цансэ – ни разу ещё никому не удавалось подловить её на вопросах о наставнице Баошань и её месте обитания. Они вместе направились прочь, чтобы успеть на утреннюю трапезу. Цансэ, ещё мечтательно разглядывающая деревья мэйхуа, попадающиеся им на пути, вдруг сказала: – Мне только одно не понятно: как так получилось, что мы ещё ни разу не ходили на ночную охоту? Братец Лань, подскажи мне, а то я не могу припомнить – неужели в клане Гусу есть правило, которое запрещает приглашённым заклинателям в свободное время ходить на ночные охоты? Мы ежедневно закаляем здесь свой дух и свой меч, пора бы уже и применить умения в жизни. – Барышня Цансэ права, такого правила у нас нет, – согласился Лань Цижэнь. Признаться, вопрос с ночными охотами в последнее время обходил его стороной – с тех самых пор, как он начал больше заниматься делами клана. Времени на ночную охоту почти не оставалось, и он предпочитал тратить его на что-то иное, нежели ходить с другими молодыми заклинателями Лань искать неупокоенные души и лютых мертвецов. – Тогда почему бы тебе не задать вопрос главе клана? – предложила Цансэ. – Может быть, он бы дал нам разрешение выйти за пределы Гусу на пару дней – когда у нас не будет занятий с учителем Ланем? Мне кажется, юноши из клана Цзян с удовольствием бы к нам присоединились. Лань Цижэнь не стал ей ничего обещать, но вечером, в самом деле, зашёл к родителям спросить разрешения – и они, к его удивлению, согласились, при условии, что это не помешает занятиям. Теперь, когда брат вернулся, у Лань Цижэня появилось больше свободного времени. Он, конечно, продолжал тратить его на дела клана – но, вероятно, идея сходить на ночную охоту не с заклинателями клана Лань, а с товарищами, была неплохой. Им всем есть чему друг у друга поучиться. Снова лететь на мече на ночную охоту было здорово. А вот город Цайи, в котором они решили задержаться ненадолго, шумный и многолюдный, сперва оглушил Лань Цижэня. Он уже давно не покидал Облачных Глубин и успел привыкнуть к размеренному и однообразному ритму жизни. Девушки отошли к лоткам уличных торговцев, с интересом разглядывая товар. Цзян Фэнмянь, увидев это, тотчас же купил им корзинку с местными сладостями, чем поднял настроение даже барышне Юй, которая благосклонно приняла подношение. Цансэ же надолго задержалась возле лотка с женскими украшениями. Она взяла одну шпильку для волос, которая, очевидно, приглянулась ей больше всего, затем вздохнула и отложила её в сторону. Её волосы за минувшие луны немного отросли и, возможно, их бы уже удалось заколоть как полагается, – но пока она просто перевязывала их лентой. Когда они уже собирались двигаться дальше, Лань Цижэнь увидел, как Вэй Чанцзэ тайком скользнул к лотку, споро купил ту самую шпильку и спрятал её в рукав ханьфу. Потом, обернувшись, увидел, что был замечен, и заговорщически приложил к губам палец. Что ж, Лань Цижэнь и не собирался никому говорить. Место для ночной охоты выбрали благодаря донесениям осведомителей клана Лань. В одной из деревень, по словам местных, стали происходить страшные события: по ночам из леса доносился непонятный шум, а особо храбрые поговаривали, что даже видели лютых мертвецов на самой окраине поселения. А потому группу заклинателей, тем более – такую немаленькую, приняли со всем уважением. Лань Цижэнь с молчаливого одобрения взял на себя роль лидера на этой охоте. Они решили дождаться ночи и отправиться в лес, чтобы своими глазами увидеть, что же творится в окрестностях. В проводники им выделили крепкого немолодого мужчину, который деловито повёл их прочь от домов по тропинке – Лань Цижэню показалось, что он, несмотря на уверенный вид, сильно опасается как леса, так и самих заклинателей, но это было вполне объяснимо. – Шесть человек – так много для ночной охоты! – воскликнула Цансэ, когда они, выбрав укромную поляну, устроились на ней. – Я к такому не привыкла. Но мне нравится, это должно быть весело. – Ночная охота – не развлечение, – строго сказал Лань Цижэнь, хотя он тоже чувствовал совершенно неуместную радость от того, что вновь занимается самым что ни на есть правильным делом для заклинателя. – Мы в Мэйшане привыкли ходить на охоту только своим кланом, – добавила Юй Цзыюань, мельком посмотрев на барышню Цзинь. – Или с соседями, если случаи непростые и требуют больших усилий. Она так естественно выглядела с мечом на поясе, как будто привыкла не расставаться с ним никогда. Кроме того, она постоянно потирала кольцо на пальце – по его внешнему виду становилось понятно, что это оружие, а не украшение. – Фамильная реликвия, – сказала она, заметив взгляд Лань Цижэня. – Кнут Цзыдянь. Он принадлежит моему отцу, но меня учили управляться с ним с самого детства, и перед поездкой в Гусу я получила его себе. – Им может пользоваться только кровный родственник? – заинтересовалась Цансэ, подвигаясь поближе. – Им может воспользоваться тот, кого хозяин признает совладельцем, – пояснила Юй Цзыюань. Это, наверное, был чуть ли не первый раз, когда она разговаривала с Цансэ спокойно. – Но если у тебя когда-либо было зачарованное оружие, ты должна знать, как это сложно – доверить его кому-то постороннему. В него вложено души не меньше, чем в меч. В этот момент в лесу послышался невнятный шум, возня, а потом – отчётливый рык. Заклинатели переглянулись, поднимаясь с земли и обнажая мечи. Они осторожно обогнули деревья и, попросив проводника поднять фонарь повыше, смогли разглядеть, что впереди расстилается огромный овраг. – Смотрите! – вдруг взволнованно вскрикнула барышня Цзинь. – Там, на дне!.. А на дне происходило действо, которое никто из них, должно быть, никогда в жизни ранее не видел. Целая толпа лютых мертвецов разной степени целостности сражалась друг с другом, но делала это очень странно – не разрывала друг друга на кусочки, а будто стремилась ударить побольнее. Они рычали, кричали и размахивали руками. Некоторые пытались вскарабкаться по стенам оврага наверх, но другие стаскивали их обратно, и драка продолжалась. – Что это такое? – ошарашенно спросил Вэй Чанцзэ. – Что они делают? Цзян Фэнмянь нагнулся к самому краю оврага, напряжённо вглядываясь в темноту – фонарь им пришлось потушить, чтобы не привлекать внимания, и теперь единственным источником света служил только месяц на небе. – Их одежда, – сказал он. – У кого-то она из простой грубой ткани, а на других надеты лёгкие доспехи. И сражаются они так, как будто у них в руках до сих пор есть оружие. Лань Цижэнь повернулся к проводнику. – Что это были за люди? – спросил он. – Откуда они в этом овраге? Глаза мужчины забегали. – Но разве уважаемые господа заклинатели не должны просто усмирить этих мертвецов? – забормотал он. – Есть ли какая-то разница, кто они такие, если теперь это просто чудовища? – Разница очень велика, – Цзян Фэнмянь перегородил тропу на тот случай, если мужчина решит сбежать. – Лютые мертвецы не появляются просто так, их ведёт тёмная энергия, злоба, незавершённые земные дела. Мы должны знать всё, так что расскажите нам, что здесь произошло. История оказалось простой, но оттого не менее жуткой. Окрестности терроризировала разбойничья банда, из-за чего императору пришлось отправить отряд своих солдат, чтобы усмирить преступников. Они выследили банду и собирались уже изловить их и доставить на суд в ближайший большой город, но в дороге их нагнал другой приказ. Поэтому пленных решили не брать. Из-за спешки у солдат не хватило времени даже проводить в последний путь своих павших товарищей как полагается, и они были вынуждены заплатить жителям местной деревни за то, чтобы их людей достойно похоронили. А тела разбойников – просто сожгли. Но селяне поступили куда проще: они попросту сбросили тела в овраг. Это был ужасный поступок, но кто мог обвинить бедную нищую деревню в том, что они не стали тратить свои ресурсы на достойные похороны, а деньги разделили между жителями? Всё равно этот отряд солдат едва ли вернулся бы сюда ещё раз. Но мертвецы, не захороненные должным образом, превратились в чудовищ. И всех их заставляло подниматься каждую ночь незавершённое дело – близость своих врагов. Поэтому они и устраивали битву, не понимая, что уже давно умерли и лишились своего оружия. А те лютые мертвецы, которых видели селяне – разбойники, сумевшие выбраться из оврага и отправившиеся в деревню в поисках наживы. Но к утру они неизменно возвращались обратно в овраг, чтобы ночью продолжить сражение. – Это ужасно, – прошептала Цансэ, услышав весь рассказ от начала до конца; лицо её побледнело. – Это просто ужасно! Мы должны немедленно упокоить их! – Стой! – Юй Цзыюань успела поймать её за руку. – Ты хочешь сломя голову, ничего не обдумав, кинуться сейчас в овраг? Разве ты не видишь, сколько их? Слишком много даже для шестерых нас! – Дождёмся утра, – принял решение Лань Цижэнь, – и при свете дня предадим их тела огню. Мы не можем выполнить их последнюю волю, поскольку сражение уже давно закончилось. Остаётся только усмирение. Но если днём они прекращают свою бойню, то нам будет проще с ними справиться. Воспользуемся талисманами, а затем позаботимся о телах. – Так будет правильно, – согласился Цзян Фэнмянь. Но Цансэ гневно выдернула свою руку из чужого захвата и повернулась к Лань Цижэню. – Нет, это неправильно! – воскликнула она. – Они страдают! Мы должны начать немедленно. Кроме того, вдруг именно сегодня кто-то из них сумеет выбраться из оврага и, наконец, добраться до жителей деревни? – Это будет слишком сложно для нас, – отрезал Лань Цижэнь, – и я не вижу смысла посылать сигнальные огни в надежде на то, что в округе бродит кто-то из заклинателей из наших кланов. Барышня Цансэ, я прошу тебя проявить благоразумие… – Благоразумие! – яростно воскликнула она. – Это вот так вы, в клане Лань, относитесь к тем, кому нужна помощь? Она неожиданно проворно бросилась вперёд, выхватила свой меч – и Лань Цижэнь даже не успел среагировать и отклониться. Но, как оказалось, целью был вовсе не он, а всего лишь его борода, так долго и бережно отращиваемая. – Строишь из себя тут взрослого и важного, а простые вещи понимать не научился! – выплюнула Цансэ, и почти тут же Цзян Фэнмянь ухватил её за плечи. – Барышня Цансэ, не стоит, – примирительно сказал он. – Ты доставляешь проблемы брату Ланю. Я думаю, что мы можем найти решение, которое удовлетворит вас обоих. В самом деле, идти к лютым мертвецам сейчас, в темноте, слишком неосмотрительно, но уже через несколько часов наступит рассвет. А пока мы можем наблюдать и за оврагом, и за дорогой, ведущей в деревню, чтобы быть в полной уверенности, что селяне в безопасности. Ты согласна со мной? Он повёл её в сторону тропинки. Вэй Чанцзэ после краткой паузы проследовал за ними. – Что ж, – недовольно сказала барышня Цзинь, – Я думаю, это значит – нам с вами достался овраг. Но уж увольте, я не собираюсь вглядываться в эту бойню. Достаточно просто следить за тем, чтобы лютые мертвецы не карабкались наверх, и всё. Пойдём, а-Юань. Юй Цзыюань проводила нечитаемым взглядом Цзян Фэнмяня и Цансэ, после чего дала барышне Цзинь увести себя в сторону. – Ты тоже останешься здесь, – приказал Лань Цижэнь напуганному проводнику, украдкой трогая свой подбородок. – Дождёмся утра, а потом вернёмся в деревню. Нам нужно будет многое вам объяснить. К утру лютые мертвецы действительно успокоились и послушно улеглись на дне оврага. Он был столь глубок, что отвратительный запах наверху почти не чувствовался, зато чем ниже – тем сильнее становился. На счастье, они захватили с собой достаточно талисманов, чтобы их хватило на всех мертвецов. Цансэ выполняла своё дело молча, стоя рядом с Вэй Чанцзэ, и в сторону Лань Цижэня даже не поворачивалась. Но заклинательницей она была действительно талантливой, и делала всё быстро и чётко, нимало не смущаясь мёртвых тел. – Цансэ не держит на тебя зла, – тихо сказал подошедший Цзян Фэнмянь. – Мне показалось, ей даже немного неловко теперь. И я прошу тебя – пойми её точку зрения. Она славная девушка, справедливая и добросердечная. – Она хорошая заклинательница, – кисло согласился Лань Цижэнь. – Любой клан был бы счастлив, если бы она решила стать его последователем. – И эта борода тебе совершенно не шла, – с непроницаемым лицом добавил Цзян Фэнмянь и, несмотря на удручающую картину вокруг, всё же рассмеялся. – Может быть, барышня Цансэ ещё оказала тебе неоценимую услугу, брат Лань. С этими словами он отошёл в сторону, а Лань Цижэнь даже не нашёл слов от возмущения. Цансэ не начинала разговор ещё долго. Сперва они вернулись в деревню и разъяснили местным жителям, в чём их вина. Потом ещё долго возились с телами и погребением – работа не из приятных, но такая необходимая. Затем последовал путь обратно в Гусу, объяснения с главой клана Лань, что так задержало их в пути – и за всем за этим Лань Цижэнь даже позабыл о размолвке. Но не забыла Цансэ. Она пришла к нему вечером, почти перед самым отбоем в Облачных Глубинах – но ещё не настолько поздно, чтобы обвинять её в нарушении правил. – Я пришла извиниться, Лань Цижэнь, – сказала она, глядя ему прямо в глаза. – Я была неправа, когда начала кричать на тебя, и мне не следовало такого говорить. В конце концов, ты поступал верно. Так, как нужно. От её этого «так, как нужно» веяло едва уловимым недовольством, что означало – так, как нужно обычным заклинателям, но не так, как привыкла поступать Цансэ. – Я принимаю твои извинения, барышня Цансэ, и признаю, что тоже был в чём-то неправ, – кивнул Лань Цижэнь, не желая с ней спорить. – Твои необдуманные действия могли создать опасную ситуацию для нас, но и мне не следовало забывать о жителях деревни. Цансэ вдруг протянула руку вперёд и легко дотронулась до чужого подбородка – от остатков бородки пришлось, конечно, избавиться. Лань Цижэнь резко подался назад: прикосновения, тем более такие, были делом непривычным. В клане Лань не существовало прямого запрета, но излишняя фамильярность считалась неприемлемой. – Не принимай близко к сердцу то, что я сказала! – попросила Цансэ, складывая руки перед собой в извиняющемся жесте. – На самом деле я вовсе не думаю, что ты строишь из себя взрослого – ты действительно очень рассудительный и серьёзный, брат Лань. Такие слова были неожиданными. Но вдалеке ударили в гонг, а это значило, что настало время отбоя. Цансэ, видимо, не желая вступать в новую перебранку, торопливо поклонилась, прощаясь. – Цени моё расположение, братец Лань, – шутливо сказала она напоследок. – Нечасто я признаю перед кем-то свою неправоту! А ещё пару дней спустя, совершая вечерний обход территории Облачных Глубин, Лань Цижэнь возле источника наткнулся на Цансэ, которая целовалась с Вэй Чанцзэ. Волосы её, за время обучения уже отросшие на целую ладонь, теперь были аккуратно подобраны шпилькой – той самой, что Вэй Чанцзэ купил на рынке в Цайи. – Бесстыдство, – только и смог вымолвить Лань Цижэнь, поднимая повыше фонарь. Нужно было думать о нарушенных правилах, о соразмерности наказания, которое завтра оба, несомненно, получат, потому что он не станет молчать и закрывать глаза на выходки даже приятелей. Но пока получалось думать лишь о тонкой талии в чужих руках, о красиво уложенных волосах и раскрасневшихся щёках. – Ох, брат Лань! – выдохнул Вэй Чанцзэ, разжимая руки. – Ты же никому не станешь болтать? – Завтра ты будешь наказан, – сухо уведомил Лань Цижэнь. – И ты тоже, барышня Цансэ. Мне напомнить правила, которые вы нарушили? Цансэ выскользнула из чужих объятий. – Иди скорей, – сказала она. – Не будем добавлять брату Ланю лишних хлопот. Увидимся завтра. Вэй Чанцзэ хотел было запротестовать – может быть даже, предложить проводить Цансэ обратно до женских покоев. Но наткнулся на колючий взгляд Лань Цижэня и счёл за благо послушаться. Цансэ же никуда не торопилась. Она поправила одежды, дотронулась рукой до шпильки и мечтательно улыбнулась. Лань Цижэнь не знал, что сказать и что делать дальше – просто развернуться и уйти? Или отчитать прямо сейчас, не дожидаясь завтрашнего утра? – Ты ещё никогда не смотрел на меня так сурово, братец Лань, – сказала Цансэ. – Даже когда я нарушала куда большее количество ваших правил за раз. Может ли такое быть, что ты просто мне завидуешь? Ты когда-нибудь целовался? Лань Цижэнь попросту опешил. Цансэ, тем временем, подошла поближе и прошептала: – Хочешь попробовать? И вдруг, глядя на его лицо, которое, наверное, застыло с непередаваемым выражением, рассмеялась. – Я пошутила, братец Лань! – воскликнула она. – Я просто пошутила. Не нужно думать обо мне плохо. Я понимаю, чем ты недоволен, и клянусь, что впредь буду осмотрительнее. Только не думай обо мне плохо, прошу. Ведь любовь – это самое естественное из всех чувств. – Но и вы – не муж с женой! – наконец, нашёл, что сказать, Лань Цижэнь. – Не мне тебя наставлять, барышня Цансэ, но ты подумала ли о своей репутации? Цансэ упрямо вздёрнула нос, как делала всегда, когда была уверена в своей правоте. – А зачем мне репутация, если взамен я могу получить весь мир? – спросила она. – Какие-то условности, что должна и не должна делать приличная девушка – оставим это для тех, кто ограничен рамками своего клана! Зачем безупречная репутация бродячей заклинательнице? Под репутацией Лань Цижэнь имел в виду другое, но решил, что даже если он изменит вопрос – то ответ Цансэ всё равно останется неизменным. Даже в их мире она жила только по своим законам, и кто он такой, чтобы пытаться её переделать? – В таком случае, не смею больше задерживать барышню Цансэ. – Лань Цижэнь указал ей рукой, что не преграждает пути. – Прошу, поспеши вернуться на женскую половину. Час Мыши (10) – слишком позднее время, чтобы праздно шататься по Облачным Глубинам. Цансэ открыла рот, будто хотела что-то добавить – но вдруг передумала и быстрым шагом бросилась прочь. На следующее утро Цзян Фэнмянь ещё до утренней трапезы позвал Лань Цижэня поговорить. Они сидели друг напротив друга, между ними стоял глиняный чайник и две пиалы, и молодой господин Цзян всё медлил. – Я решил принять предложение клана Мэйшань Юй, – наконец, сказал он. И не то чтобы эта новость была как гром посреди ясного неба, но Лань Цижэнь уж точно ожидал не такого начала разговора. – Это из-за… – начал он. – Нет, нет, – Цзян Фэнмянь покачал головой. – Ты хочешь сказать, это из-за того, что произошло вчерашней ночью? Нет. В конце концов, Чанцзэ – мой самый близкий друг, и, конечно, я уже давно знаю, что у него на сердце. Весь этот год мой отец и господин Юй отправляли мне письма, и я отвечал обоим, что мне нужно время на раздумья. Но, может быть, теперь это излишне. А что до вчерашнего – прошу тебя, Цижэнь, не будь к ним слишком строг. – Ты ведь знаешь о тех слухах, которые ходят среди заклинателей? – задал вопрос Лань Цижэнь. – Что вы с Цансэ очень близки и что, скорее всего, она станет следующей хозяйкой Пристани Лотосов. Людская молва беспощадна и в будущем может породить немало недопониманий. На это Цзян Фэнмянь только улыбнулся, хотя улыбка и затронула только его губы, но не глаза. Он, разумеется, знал, даже если в его присутствии язык никто не распускал из уважения к будущему главе клана. – Всё те же слухи ходят и обо мне и Цзыюань, в том числе и менее безобидные, – он отпил из пиалы и без единого звука мягко поставил её назад. – И, если бы барышня Цзинь не была уже помолвлена, уверен, она также стала бы частью этих разговоров. Людьми правит любопытство, и я не могу их в этом обвинить – ведь речь идёт о будущей госпоже одного из великих кланов. Лань Цижэнь не мог не признать его правоту. Однако его беспокоило и иное. – Но всё же Цансэ пришлась тебе по сердцу с первого дня, – заметил он. – Ты бы мог обернуть дело по-другому, и никто бы и слова не сказал. Барышня Юй красива и умна, но если бы это была любовь с первого взгляда, ты бы не затягивал так с заключением помолвки. Лёгкий ветер гулял по Облачным Глубинам, колыхал ветви деревьев и уносил за собой цветочные лепестки. Цзян Фэнмянь вытянул руку и поймал один – ярко-розовый, почти красный лепесток отцветающей мэйхуа. Он полежал на его раскрытой ладони, подрагивая, а затем вдруг вновь вспорхнул в воздух, подхваченный очередным порывом ветра. – Ты говоришь, что мне нравилась Цансэ, – начал он, – но, признайся – кому она не нравилась? Своевольная, жизнелюбивая, верящая в свою правду и, к тому же, отличная заклинательница. На неё смотрели все. Я знаю, что это ты первым назвал её диким цветком – и был совершенно прав. Посмотри на эти лепестки мэйхуа: они прекрасны. Цветы распускаются раз в год, в самое холодное время, и вдохновляют художников и поэтов. Им посвящают картины и произведения, считают одними из четырёх благородных цветков, символом зимы в Поднебесной. Но люди не властны над мэйхуа, проходит время цветения – и лепестки подхватывает и уносит ветер. Другое дело – лотос. Его цветы не менее прекрасны, но лотосы уходят корнями глубоко в почвы озёр – там и остаются круглый год. Их стебли и корни служат пищей всем людям с незапамятных времён, их цветы превращаются в коробочки с семенами, чтобы дать жизнь следующим поколениям. Цзян Фэнмянь говорил необычные вещи, но Лань Цижэнь понимал, к чему идёт весь этот разговор. – Ни мне, ни моему клану не нужна хозяйка, которую в любой момент может подхватить и унести ветер, – сказал Цзян Фэнмянь. – В конце концов, в Пристани Лотосов лучше всего растут именно лотосы. Я не торопился с вопросом о помолвке, поскольку мне стоило о многом поразмыслить. Но за минувшие луны я сделал выводы – и хотел бы надеяться, что верные. – Так, значит, ты решил, что домашний цветок лучше дикого (11), – хмыкнул Лань Цижэнь, и Цзян Фэнмянь посмотрел на него удивлённо, будто не мог поверить в то, что он способен на иронию. – И всё же, что ты будешь делать дальше? Пригласишь Цансэ в клан Цзян? – Ты ведь сам говорил, – напомнил Цзян Фэнмянь, – что любой клан будет счастлив пригласить такую талантливую заклинательницу, и Цзян – не исключение. Кроме того, должен сознаться, что куда больше я переживаю за Чанцзэ. Мне будет нелегко справиться без него, и я не готов расставаться со своим верным другом – а потому сделаю всё, чтобы уговорить бродячую заклинательницу Цансэ выбрать наш клан. Должно быть, они уже опаздывали к утренней трапезе, и Лань Цижэнь поднялся, показывая, что время на исходе. Молодой господин Цзян понятливо кивнул и принялся убирать пиалы. Он выглядел абсолютно спокойным и умиротворённым – как человек, чьё сердце и разум наконец-то пришли к согласию и к гармонии. Это радовало, но Лань Цижэнь тем не менее не мог не беспокоиться. – Тебе будет тяжело с ней, – сказал он. – С Юй Цзыюань. Быть может, она и похожа на цветок лотоса, но ваши с ней характеры слишком разные. – Зато с ней будет легко Пристани Лотосов, – улыбнулся Цзян Фэнмянь, и в этот раз морщинки вновь собрались у его глаз. А дальше жизнь полетела так быстро, что чужие заботы отошли на задний план, поскольку куда важнее были свои собственные. Родители решили уйти на покой и поселились в отдалённом углу Облачных Глубин, так что клан перешёл к Цинхэн-цзюню. Лань Цижэню, будучи правой рукой своего брата, приходилось решать много дел. Он ещё успел посетить клан Цзинь и свадьбу Цзинь Гуаншаня, а вот побывать в Юньмэне ему так и не довелось – ни на свадьбе супругов Цзян, ни на праздновании в честь рождения их первенца. Брат часто покидал клан Лань, и из одной из таких поездок он привёз ужасающие вести о смерти одного из старших заклинателей клана – и эту женщину. Лань Цижэнь, разумеется, как и прочие заклинатели, был против их помолвки, но его брат настоял, и она – убийца и преступница – стала полноправной хозяйкой Облачных Глубин, а значит, недосягаемой для закона. Теперь судить её мог только клан Лань, и Цинхэн-цзюнь сам определил ей меру наказания, как и себе самому. После свадебного обряда эта женщина поклонилась Лань Цижэню как ближайшему родственнику мужа. Он не знал, какой она была раньше – жестокой и хладнокровной убийцей или же случайной жертвой обстоятельств; светлой и открытой или желчной и неприступной. Сейчас же её глаза казались тусклыми и неживыми, а вслух она сказала лишь одну фразу: «Лучше бы он отпустил мою душу». Лань Цижэнь был с ней полностью согласен, но выпущенная стрела уже не возвращается назад. Теперь заботы о клане целиком легли на плечи Лань Цижэня, и ему пришлось разрываться между ними, братом, а чуть позже – ещё и новорождённым племянником. И, глядя на брата, видя его судьбу и результат его решений, Лань Цижэнь закрыл своё сердце от любых иных чувств: путь праведности оказался единственно верным для того, чтобы возглавить великий клан и вести его к процветанию. Покидать Облачные глубины всё же приходилось, несмотря на беспокойство. Но на советах обязательно требовалось присутствие главы клана или, в силу непреодолимых обстоятельств, его первого помощника или родственника. Лань Цижэнь всеми силами поддерживал историю о болезни жены своего брата и его медитации, но различные кривотолки было уже не обойти. Там, на Совете кланов, он впервые с времён обучения в Гусу встретил Цзян Фэнмяня, теперь уже полноправного главу клана Цзян. Юй Цзыюань тоже присутствовала – материнство сделало её чуть мягче, но всё равно госпожа Цзян – госпожа Юй, как шептались остальные – излучала собой достоинство, величие и строгость. После завершения совета Цзян Фэнмянь отвёл Лань Цижэня в сторону и сказал ему: – Чанцзэ и Цансэ покинули клан Цзян. В его голосе слышалась тоска, но Лань Цижэнь не смог разобрать, почему – из-за потери лучшего друга, ухода талантливой заклинательницы или по иной причине. Наверняка решение отпустить дорогих людей было принято непросто, но клан Юньмэн Цзян никогда не неволил и не ограничивал своих людей. – Пусть Небеса будут милостивы к ним, – склонил голову Лань Цижэнь, не показывая своего смятения. – Пусть Небеса будут милостивы ко всем нам и позволят ещё хоть раз встретиться друг с другом на бесконечных тропах этого мира, – добавил Цзян Фэнмянь. Но обе эти молитвы остались безответными. *** Лань Сичэнь выслушал всю историю, от начала до конца. Иногда, сквозь гордость за племянников, пробивалась кроха сожаления: оба они умели держать лицо так, что даже родному дяде было непросто уловить их эмоции. Он, конечно, знал, что Сичэнь чересчур сострадателен, а внутри Ванцзи бушует настоящий шторм эмоций, но их реакцию не всегда удавалось предугадать. – Дядя… – наконец, сказал Сичэнь, и по голосу стало понятно, что рассказ сильно впечатлил его. – Я и не мог подумать. Почему ты раньше никогда не… Лань Цижэнь не ответил. Он воспитывал своих племянников в строгости и аскетизме, как и полагалось последователям клана Лань. Но за давностью лет он уже и забыл, что не все ответы можно найти в свитках и трактатах, а неукоснительное следование правилам, случается, вступает в противоречие с моралью. Жизнь куда более сложна и многогранна – и, может, если бы он иногда разговаривал со своими племянниками более доверительно, им бы удалось иначе повести себя в противоречивых ситуациях. А может быть и нет. – Я рассказал тебе это не просто так, – покачал головой Лань Цижэнь. – Много разных слухов ходило среди заклинателей эти годы, какие-то ближе к правде, какие-то дальше. Теперь, когда ты знаешь, как всё было на самом деле, скажи мне, кто же из нас, по-твоему, поступил тогда правильно? Глава клана Цзян? Отец Вэй Ина? Я – или мой брат? – Я не могу сказать этого, дядя, – почтительно склонил голову Сичэнь. – Разве мне позволено судить? Это был ожидаемый ответ – едва ли Сичэнь высказал бы свои мысли вслух, даже если для себя уже что-то решил. – Прошлые дела остаются в прошлом, – вздохнул Лань Цижэнь. – Кроме меня уже не осталось никого, кто помнил бы их. – Знаешь, дядя, – помолчав, неуверенно сказал Сичэнь, – возможно, тебе стоит рассказать об этом Вэй Усяню? Он не помнит своих родителей и по крохам собирает воспоминания о них. Я думаю, что ты мог бы… Он, конечно, мог бы – и, скорее всего, так будет даже правильнее. Усадить рядом с собой обоих, и Ванцзи, и этого бедового ребёнка Вэй Усяня, и сделать то, что нужно было сделать уже давно. – Я надеюсь, что теперь ответил на твой вопрос? – спросил Лань Цижэнь. – Почему я позволяю им жить в Облачных Глубинах, хотя мне это и не по душе? Вэй Усянь унаследовал дух своей матери, и я боюсь, что однажды настанет тот день, когда и его подхватит ветер. И я навсегда потеряю Ванцзи, который уйдёт за ним – так же, как я потерял своего старшего брата, а прошлый глава клана Цзян – своих лучших друзей. И пока этого не случилось, я готов мириться со всеми выходками этого ребёнка. В этот миг низкие ветви ивы всколыхнулись – и на поляну буквально выпал Вэй Усянь. Вид у него был встрёпанный, как будто ему пришлось долгое время бежать, продираясь сквозь самую чащу леса. В руках он держал палочку с зажаренной рыбиной, и этот запах тут же перебил тонкий аромат травяного настоя. – Ой-ой, – пробормотал он. – Не ожидал вас здесь увидеть, учитель Лань, глава клана Лань! Почти тут же за спиной Вэй Ина вырос Лань Ванцзи. Обвёл своим строгим взглядом всю поляну, оценил обстановку и немедленно поклонился с почтением. – Дядя, – сказал он. – Брат. Прошу нас простить. Вэй Ин попытался спрятать рыбу за спину, не преуспел в этом, поскольку Лань Ванцзи стоял к нему почти вплотную, изобразил на лице скорбь и раскаяние, но было видно, что он с большим трудом сдерживает усмешку. – Это ради того, чтобы прилично вести себя за вечерней трапезой! – поклялся он. – Нельзя брать больше трёх чашек риса – я помню, учитель Лань, я всё помню! Лань Цижэнь почувствовал желание немедленно начать браниться или же наставлять этого нерадивого бывшего ученика. Как такое могло получиться, что ни одна наука и никакой жизненный опыт не пошли ему впрок! Но, с другой стороны, даже сейчас, в чужом теле, он всё ещё был ребёнком Цансэ, и после пережитого мог улыбаться и радоваться так искренне. И даже заражал своей этой любовью к жизни Ванцзи, который, казалось, тринадцать лет назад навсегда потерял счастье. Сичэнь обернулся к Лань Цижэню с такими редкими смешинками в глазах, и тот прочитал по его губам: «ты сказал, что готов мириться со всеми его выходками». Может быть, однажды он и расскажет Вэй Усяню про бродячую заклинательницу Цансэ. Но вот своё расположение не покажет никогда – иначе тот тут же почувствует вседозволенность и будет творить настоящее бесстыдство, как будто мало того, как он ведёт себя сейчас. Ну уж нет! _____________________________________ Примечания: 1. «Ехуа» – дословно «дикий цветок». Лань Цижэнь говорит о том, что такое имя подошло бы Цансэ по смыслу больше. 2. «Персиковый источник вне пределов людского мира» （室外桃园）– фразеологический оборот, который обозначает Рай на земле, обетованную землю, тихое и укромное местечко. Далее герои цитируют произведение китайского поэта Тао Юаньмина «Персиковый источник», откуда и появилось это выражение (это очень, очень короткое произведение буквально на одну страничку, оно есть на русском в пер. Л.Эйдлина. В нём повествуется о скрытой от людских глаз деревне, где люди живут в мире и гармонии с природой вдали от цивилизации). 3. В Китае во все времена были очень популярны словесные игры. Данная игра очень похожа на наши «слова», но люди называют целые предложения из каких-то известных произведений, стихов, канонических книг, или просто фразеологические обороты. Предложение заканчивается иероглифом, и следующий человек должен начать новое предложение с этого же иероглифа. Обычно в неё действительно играли женщины и дети. Таким образом, герои говорят друг за другом предложения, составляя такие цепочки. На русском языке в тексте, конечно, никак это не передашь, но, поверьте, на китайском принцип игры соблюдается, чисто ради принципа я подобрала подходящие фразы : ) Вам это может быть неинтересно, но, справедливости ради, перечислю: Лань Цижэнь цитирует «Лунь Юй» Конфуция, девушки выбрали строки из стихотворения Тао Юаньмина «Вот бобы посадил я», Вэй Чанцзэ приводит пример из исторической хроники «Цзо-чжуань», Цзян Фэнмянь говорит просто фразеологизм. 4. Ли (里) – стандартная мера длины в древнем Китае, примерно 570 метров. На русский при желании можно переводить как «верста». 5. «Игра в ласточку» – ещё одна древняя китайская игра, но на этот раз – подвижная. Она заключается в том, чтобы всячески подбрасывать в воздух ногами волан. Волан не такой, как для бадминтона, хотя принцип тот же. Он чуть больше, а основание тяжелее. Сейчас эта игра всё ещё популярна – в любом китайском парке можно встретить китайских тётушек в спортивных костюмах, перекидывающих друг другу волан. Спорт полезен для здоровья. 6. «Рассказать небу и рассказать земле» – говорить громкие слова, хвастаться. 7. «Не останавливайся, пока не достигнешь Хуанхэ» – фразеологизм, означающий, что нельзя останавливаться, не достигнув цели. Фраза, которую говорит Цансэ, что ей «будет достаточно испить воды из Янцзы», не является фразеологизмом – она просто шутит. Территориально река Янцзы располагается ближе к Гусу, нежели Хуанхэ, и Цансэ намекает, что будет довольствоваться малым, а не пойдёт до победного конца. 8. Мэйхуа – китайская слива (не сакура и не вишня, это разные деревья). Цветёт зимой. Очень любима китайцами, изображается где только можно, цветы мэйхуа являются символом зимы. 9. Цансэ шутит. Есть древняя легенда о том, что далеко на западе Китая есть гора, на которой живёт богиня Сиванму, а в её саду растут персики бессмертия. И созревают они раз в 3000 лет. Очень, очень известная байка, а персики в Китае в принципе считаются символом бессмертия. Цансэ намекает, что на горе бессмертной Баошань должны расти персики, а вот мэйхуа (слива) – не обязательно. 10. Час Мыши – время с 23:00 до 01:00 11. «Домашний цветок лучше дикого» – Лань Цижэнь имеет в виду то, что словосочетанием «дикий цветок» （野花） в переносном значении можно назвать любовницу. А «домашним цветком» （家花）, соответственно, жену. Этот удивительный китайский язык и его игра слов.