Шрамы

Драко медленно нажал пальцами на темную полосу. Под подушечками будто вновь выступила кровь, окрашивая их в блестящий винный цвет. Из зеркала на него смотрел совсем еще мальчик, но уже сейчас, на первом курсе, было понятно, что через пару лет он станет объектом вожделения многих девчонок Хогвартса: несуразная худоба уступит место изящной стройности, детская пухлость окончательно уйдет с лица, заострив скулы и подбородок. Вся его родословная, будто у породистого пса, могла похвастаться выдающейся, исключительной внешностью, которая была поводом для гордости не одного поколения этой ветви английских аристократов. Платиновые волосы влажным шелком спадали на лоб в ленивом беспорядке, тонкие пальцы с аккуратными ногтями все еще задумчиво оглаживали скулу. Его мраморную кожу не касались подростковые проблемы, мучавшие Крэбба и Гойла, а холодное марево серых глаз выглядело даже чересчур цепко и высокомерно для его возраста. Малфой пропустил мокрые пряди сквозь пальцы и приосанился, с самодовольной усмешкой взирая на свое отражение, – с убранными волосами и приподнятым подбородком он еще больше походил на отца. Если бы не одно но… «Кем ты станешь?» Злой и тихий рык прокатился по ванной комнате, а лицо слизеринца исказила гримаса боли и отвращения к самому себе. Это новое чувство, доселе направленное только на окружающих, больно жалило по самооценке. Его наследственность, его чистая кровь, его идеально симметричное лицо – все было перечеркнуто темной полосой. Шрам уродовал его и совсем не прибавлял боевого шарма. Он пугал самого Драко и его мать. И он служил напоминанием о том, что не стоит связываться с дурацким Поттером. Черный росчерк цеплялся своими паучьими лапами вверх и вниз, расползался темными жилками по всей половине лица, сходя на нет у виска и подбородка. Он будто начинал пульсировать, когда Драко смотрел на него слишком долго. – Северус, ты не понимаешь! – Прости, Драко, но это не просто шрам. Он оставлен темной магией и навсегда его не свести. Можно только скрыть, но с этим ты и сам справишься. Скажи спасибо, что он затронул только щеку. Еще пара часов – и тебе пришлось бы зачаровывать и шею тоже. – Спасибо, – прошипел Малфой, снова повернувшись к зеркалу, и принялся с каким-то остервенением накладывать косметические чары, пока не добился хоть какого-то результата. Чернота сошла, тонкая бледная полоска издалека и вовсе была незаметна, сливаясь с легкой тенью под скулой. «Мне придется делать это каждый день. Всю жизнь», – такие мысли совсем не поднимали настроение, но он уже начинал смиряться. – Я жду еще пять минут, а потом начинаю искать подходящее проклятие! – крикнул Блейз из-за двери. Впрочем, без особого энтузиазма. За год жизни в одной комнате они все привыкли к тому, что Малфой занимает ванную дольше всех, но и вставал он обыкновенно раньше, чем его соседи. Комментарий Забини он оставил без ответа, аккуратно зачесал волосы назад, нагнал безмятежности во взгляд и вышел, забрав с собой все туалетные принадлежности. Его кривило только от одной мысли, что кто-то может мыть волосы его шампунем или ненароком перепутать зубную щетку. Очевидно это все же как-то отразились у него на лице, потому что Блейз вопросительно вскинул бровь, провожая взглядом друга, заправляющего за пояс брюк одну из своих белоснежных рубашек. – Что? – недовольно протянул Драко, ловко разбираясь со слизеринским галстуком. Его бледная шея красиво изогнулась, когда узел был затянут под наметившимся кадыком, а воротник рубашки опущен вниз. – Таскаешь палочку в ванную? Боишься, что Крэбб с Гойлом на нее случайно сядут? – вышеупомянутых в комнате не было, поэтому Забини легко усмехнулся, даже не отрываясь от проверки своего эссе по зельям. На мгновение его взгляд серьезно и подозрительно осмотрел шрам на щеке Малфоя, а потом вновь с напускным равнодушием опустился в пергамент, – Зачем? Поттер же свою молнию не прячет. Тонкие пальцы замерли под горлом, а потом медленно опустились вниз. Спина Драко напряглась, а губы сжались в тонкую полоску. Холодные глаза в эту секунду напугали бы и Снейпа, но Блейз, казалось, совершенно не замечал того, что рядом с ним вот-вот готовится извержение вулкана, и скользил кончиком пера по ровным строчкам. – Я, по-твоему, похож на Поттера? – тихое, почти змеиное шипение было удивительно четким. Яд чуть ли не капал с губ слизеринца, прожигая дыры в мягком ковре. Его пальцы привычно сжали палочку, но сила этого движения не ускользнула от Забини, который немного удивленно отметил, как выступили сухожилия на тыльной стороне ладони друга. Видеть его в такой ледяной ярости было, как минимум, очень непривычно. Он отложил эссе и открыл было рот, чтобы ответить, но не успел. – А это, по-твоему, похоже на молнию!? Шипение переросло в задушенный выкрик на последней фразе. Малфой росчерком Фините полоснул палочкой по щеке, разом снимая все наложенные чары. Глаза его метали молнии похлеще той, что красовалась на лбу Поттера. Блейз на секунду вскинулся, во взгляде промелькнул ужас, который, конечно, не остался незамеченным, несмотря на то, что Забини быстро взял себя в руки. Холодная и горькая усмешка еще сильнее перекосила темный, расползающийся шрам, и стало совсем жутко. Драко резко набросил мантию, скрывая лицо под капюшоном и, схватив с кровати собранные вещи, стремительно вышел, печатая шаг. От его развязной и нарочито ленивой походки не осталось и следа. – Нет, не похож, – запоздало ответил оставшийся в комнате слизеринец, понимающе покачав головой, – Но, думаю, хотел бы. *** – Мистер Поттер, думаю, вы уже можете снять повязку, – мадам Помфри порхала рядом, расставляя на столе зелья и поправляя цветы в вазе, – Но вам нужно будет наносить эту мазь утром и вечером на протяжении трех дней. Конечно, Вы все еще будете находиться в лазарете, но я говорю Вам это на случай, если меня не окажется рядом. Куда могла деться целительница, для Гарри оставалось загадкой, но он уже привык к ее невероятной щепетильности в отношении раненых учеников. Предусмотрительно оставив на тумбочке зеркало, Помфри вышла, задернув ширму, и он остался один. Последние лучи закатного солнца проникали в лазарет и тонкими полосами падали на одеяло и подушку, окрашивая стерильный белый в нежный персиковый. Казалось удивительным, что на улице не идет круглосуточный ливень, а небо днем остается светлым, только с прозрачным налетом мягких облаков. Природу мало волновало возрождение Волдеморта, в отличие от студентов и преподавателей Хогвартса. В отличие от Гарри. Последние месяцы он походил на отчаявшегося самоубийцу, да и сейчас выглядел ничем не лучше. На оставленный Люциусом шрам он решительно не хотел смотреть достаточно долго, но повязку пора было снимать, и у него не оставалось выбора. Потянувшись к зеркалу, юноша долго рассматривал себя: потрескавшиеся, сухие губы, синяки под глазами, которые не сошли и спустя несколько дней сонного лазаретного режима, осунувшееся, похудевшее лицо и впалые щеки. Даже яркие зеленые глаза, казалось, потухли и растеряли свой блеск, который так нравился всем окружающим. Когда так долго готовишься к смерти, случайный побег от нее превращается в пытку для искалеченного разума. Потянувшись рукой к пластырю, Гарри долго и нерешительно подцеплял клейкие концы с разных сторон, страшась того, что он там увидит. В прошлый раз Хвост оставил ему лишь царапину на руке, которую было почти не видно, но вот Малфой видел в ритуале куда больше смысла. Малфой мстил. — Это тебе за шрам моего сына. Ненавистный и ненавидящий шепот стоял у Поттера в ушах, он резко и зло дернул пластырь в сторону, морщась от неприятных ощущений. Открывшийся вид в старом зеркале вызывал фантомный привкус железа на губах, привкус крови, стекающей в глотку, пачкающей рот и шею. Гарри сглотнул и прошелся языком по внутренней стороне щеки, которая перестала быть такой же гладкой, как раньше. Люциус резал насквозь. Шрам еще не зажил, кривой и бугристой полосой он рассекал щеку, ярким красным пятном выделяясь на мрачном лице. Но юноша решил, что никогда не будет его прятать. Никогда. В память о той ночи. О совершенных ошибках. О преданном доверии. О жестокости. И пусть все знают и видят, что совершил Люциус Малфой – Пожиратель смерти и приспешник Волдеморта. – Родственнички у твоего бойфренда не ахти, конечно – Хорошо, что папаша ничего более важного не порезал… – … а то было бы совсем обидно. Совершенно бесшумно подошедшие близнецы бесцеремонно сжали его с двух сторон, пытаясь уместиться втроем на больничной койке, а Фред цапнул из рук зеркало и отвел его подальше, чтобы их одинаковые хитрые лица помещались в отражении. – Ну и красавцы мы с тобой, Джорджи. – Не спорю, Фредди. – Вот выбрал бы Гарри нас, не пришлось бы ему этой вонючей дрянью лицо мазать, – справедливо отметил один из близнецов, поднеся к носу пузырек, оставленный мадам Помфри. – Но Гарри любит блондинок… – … как Полумна – … или как Малфой. – Вы закончили? – задушено просипел Поттер, пытаясь глотнуть воздуха сквозь крепкие объятия братьев. Это удалось сделать только когда оба парня поднялись, привычно переплетя пальцы и внимательно уставились на его шрам, в одинаковом жесте склоняя головы набок. В их взглядах не было ни отвращения, ни страха, только извечное любопытство и немного насмешливое понимание. – Мы вообще заскочили сказать, что Рон и Гермиона собирались к тебе после ужина. – Так, знаешь, на случай, если ты ждешь других гостей, – подмигнул Фред и картинным жестом провел рукой по волосам, зачесывая их назад, не забыв при этом высокомерно приподнять подбородок. Джордж пародию оценил, но с улыбкой все же пихнул брата в бок, вновь переводя внимание на Гарри: – И не переживай по поводу этого, – Уизли очертил кончиком пальца свою щеку, – До Ремуса тебе еще далеко, а он все равно красавец. – К тому же, тебе везет – с каждым новым шрамом ты становишься все популярнее. На душе у Гарри стало чуть теплее. Не зря магазин близнецов процветал в прошлый раз, они действительно могли разогнать тьму даже в самой отчаянной ситуации только своими улыбками. Их свет, их понимание, их шальные глупости и теплые объятия хоть на пару минут, но вырвали его из скользких лап Волдеморта, окутали заботой и успокоили. – Спасибо, – просто произнес гриффиндорец, но взгляд его выражал куда больше обычной благодарности. Близнецы уловили это и кивнули, скрываясь в коридоре, крепко сцепив пальцы. *** Робкий полумесяц давно взошел, но не давал яркого света полной луны. Он лишь серебрил светлые волосы и холодными бликами отражался от очков. Хогвартс был погружен в тишину и мрак, а каждый вздох и тихий шепот эхом отражался от стен больничного крыла. Тяжелый, болезненный, какой-то обреченный взгляд был обращен на него. А еще, где-то в глубине, в темных крапинках серых глаз был скрыт отчаянный страх. Чары с лица сходили, обнажая жуткую черноту, уродующую привычно правильные черты. – Мне жаль. Тонкие длинные пальцы мягко оглаживают темные вихры и невесомо опускаются на щеку, прикасаясь к кривой отметине. Другая ладонь на секунду перехватывает их, а потом ложится на искаженную заклятьем скулу, закрывая темные жилки, и нежно проводит по коротким волосам у виска. – Мне тоже.