можешь остаться у меня, если захочешь

      Дверь захлопнулась за Азирафаэлем сама, повинуясь обладателю квартиры. Кроули бросил взгляд на ангела через плечо.       — Идём! — позвал он, слегка покачиваясь. Chateanuef-du-Pape давало о себе знать легкостью в теле и еле заметным гулом в голове. Последнее демон обозначил бы как «приглушенное жужжание мошек Вельзевул», а ангел как «шум лондонских улиц, пробирающийся в его магазин». К слову об этом: первое время Азирафаэль даже подумывал улучшить звукоизоляцию, чтобы не отвлекаться на городскую суету, но передумал. Он привязался ко всему человеческому. Проводить спокойные вечера в своём магазине с чашкой чая (или бокалом вина, если демон заглядывал в гости) и очередным томиком было замечательно, и ограждаться от жизни, кипящей снаружи, казалось предательством.       Ангел поспешил следом. Фигура Змия растворилась в темноте длинных коридоров, и Азирафаэль уже хотел окликнуть его (когда язык стал ворочаться с таким трудом?), как на потолке зажглись небольшие лампы.       Несмотря на их не подвергающуюся сомнениям функциональность, они казались здесь… лишними. Нет, изящные столпы света были безусловно красивы, но среди голых чёрных стен получался абсурдный контраст. Как будто кто-то рассыпал лепестки белых роз в террариуме, полном змей.       «Наверное, таким было дизайнерское решение!» — радостно подумал Азирафаэль, задрав голову и сравнивая лампы с озорными светлячками, освещающими тёмную рощу.       Кроули нахмурился, пробежавшись взглядом по шарикам света. Он видел их впервые: только что наколдовал в спешке, вспомнив, что ангелы, в отличие от демонов, ночным зрением не обладают. Непонятно только, почему фонари оказались… такими — а не в виде маленьких блестящих змеек, сомкнувшихся в кольцо света, достаточного ровно для того, чтобы не свернуть себе шею.       Неужели так на него действует ангельское влияние? Кроули задумался, не стоит ли поскорее изменить лампы на что-то более в его духе, как подоспел ангел.       — Красиво, — признался он, по-прежнему держа в руке бутылку. В той жидкости явно поубавилось.       Демон небрежно пожал плечами и пошёл дальше. Но лампы менять не стал.       Несмотря на царящие чистоту и порядок, на самом деле должное внимание он уделял только своим растениям — несомненно, лучшим в городе. И их путь в зал лежал как раз через комнату, напоминавшую кусочек тропического леса, который каким-то чудом оказался в чьей-то квартире.       Демон сверкнул змеиными глазами, зрачки которых сузились ещё больше, теперь напоминая две тонкие линии, капли чёрного в обрамлении жидкого золота.       Растения послушно замерли. Азирафаэль с нескрываемым восхищением их осматривал, и с несколькими даже поздоровался. Кроули наблюдал со стороны, засунув руки в карманы и оперевшись о стену.       Немигающий взгляд остановился на кудряшках. Они напоминали оперение ангела: аккуратные, безукоризненной формы, лёгкие и невесомые, словно облачко. Демону внезапно захотелось запустить руку в чужие волосы, узнать, какие они на ощупь, пересчитать каждый завиток, осторожно перебирая локоны. Желание становилось всё навязчивее и навязчивее…       Херувим наконец повернулся, готовый двигаться дальше, и встретился с застывшим взглядом Кроули, который был направлен точно на него. Он нередко «отключался» подобным образом, и каждый раз ангел задавался вопросом, куда же пропадает его дорогой друг. На этот раз разница была в том, что глаза демона не скрывались за тёмными стёклами его излюбленных очков.       И Кроули понял это чуть позднее, чем стоило бы. Он невозмутимо отлепился от стены и привычной вальяжной походкой скользнул в дверной проём.       Зал. Наконец-то они находились в зале. Начавший трезветь демон тут же отправился исследовать полки настенного шкафа с антуражной стеклянной витриной. Её массивные ручки, напоминающие свернувшихся в клубок змей были продолжением своеобразного узора на дверцах — витиеватых линий, выложенных медью холодных оттенков. Они напоминали чешую — такую же гладкую, переливающуюся и блестящую.       Кроули выцепил пару бутылок уже хорошо знакомого им бренда и направился к кофейному столику на тонких ножках.       Какое-то время Азирафаэль молча смотрел, как демон ловко наполняет бокалы жидкостью.       — Мы спасли мир. — внезапно озарился он. — Мы выстояли против антихриста, Сатаны, и, самое главное, нашего начальства.       — Нашего бывшего начальства, — меланхолично поправил его падший, протягивая уже полный бокал. И тут же пожалел о своих словах: ангел поник, а улыбка, до этого момента достаточная, чтобы озарить всю комнату, исчезла. — Да брось ты! Они и не были особо приятными лю… де… личностями, в общем.       Азирафаэль привык к порядку. К стабильности. Было сложно принять, что уже ничего не будет как раньше. Кроули это понимал, но нужных слов для утешения подобрать не мог. Он же демон, это не по его части! Искушать, склонять к прегрешениям — да, пожалуйста, но эмпатия? Человеческие эмоции?..       Падший всегда спасал ангела, любой ценой, любым методом — а сейчас, как назло, в голове было пусто. Поступки давались ему легче слов.       Пока Энтони, сохранявший лишь внешнее спокойствие, терзался изнутри, Азирафаэль, похоже, даже не обращал на это внимания, уйдя в свои тихие думы. Он привык к резкости демона за столько-то лет — такова его сущность, и уж на это он совсем не обижался.       Как там говорилось? Всепрощающ?       — Хорошо, что Агнесса оставила нам предсказание, — заметил ангел, делая глоток.       Демон перестал гипнотизировать плещущееся в бокале вино, зачем-то поднял его на уровень глаз и посмотрел на друга через мутное стекло.       — Точно, — выдохнул он, растекаясь в кресле.       Послание ведьмы было достаточно легко расшифровать, но они не торопились с его исполнением. Армагеддон остановлен, мир в безопасности, можно и отпраздновать это бутылкой-другой.       Словно в подтверждение этих слов уже опустевшее Chateanuef-du-Pape приветственно звякнуло, здороваясь с приземлившейся рядом бутылкой. Пробка вылетела с задорным хлопком, а бокалы наполнились вином.       Кроули немного покачал бокалом в руке, задумавшись.       Обсуждать искусство, вспоминать знакомства с легендарными личностями (больше всего Азирафаэль гордился своим влиянием на Александра II, а Кроули любил как бы между делом упомянуть, откуда у Лавкрафта такие точные представления о демонических существах), говорить о прошлом — с осторожностью, обходя некоторые натянутые струнами моменты, смеяться над общими передрягами… Это было увлекательно и не надоедало, но иногда хотелось разнообразия.       Демон с довольной ухмылкой щёлкнул пальцами, вспомнив одно интересное изобретение у людей — на удивление находчивых созданий.       Во всём квартале погас свет. Кроули сделал это неумышленно — так уж сработали его демонические силы.       Ангел, скосив нефокусирующийся взгляд на окно и кромешную тьму в нём, прошептал пару слов, ликвидируя последствия щелчка. Он старался как можно четче выговорить звуки, но кое-где всё же промахнулся. У соседей напротив ожили цветы, что уже давно зачахли и годились разве что в готические декорации для фильма ужасов, а в квартире этажом ниже отца семейства на работе поджидал приятный сюрприз в виде повышения.       Свет, впрочем, тоже был на месте, и это главное.       Кроули изящно повёл рукой. Из абсолютного ничего появилась коробка с яркой обложкой и большими красными буквами.

«МОНОПОЛИЯ»

***

      Падший пальцем вычертил завитушку в воздухе: чёрный, как уголь из заброшенной шахты Британии дым окутал одну из клеток, и когда он спал, припавший к полю игры Азирафаэль удручённо вздохнул.       Под собственностью Кроули теперь были не только подпольное казино, пара клубов и один наркопритон, но и бар. Ангел мог поклясться, что сотворённая постройка напоминала одно из мест, где падший считался завсегдатаем. Херувим невольно заулыбался: неоновые вывески притягивали взгляд, а в окнах даже можно было рассмотреть происходящее внутри, включая цвет плиток и узоры на них.       Когда кого-то из человечков на втором этаже огрели по голове барным стулом, и тот полез на обидчика с кулаками, Азирафаэль отшатнулся и перевёл взгляд на собственные владения.       — Ох. Ты выиграл. Мои поздравления.       Несмотря на поражение, ангел тепло улыбнулся. Кроули почему-то захотелось отдать ему весь город, на поле которого они расставляли фишки, а может, и подарить парочку настоящих. Интересно, это возможно? Найти бы пустое селение, вдохнуть в него жизнь и отдать Азирафаэлю на попечение. Он был уверен, что под его руководством город был бы населён самыми замечательными людьми. Такими же прекрасными и светлыми, как сам ангел.       — Что? — переспросил тот.       Кроули понял, что последние предложения сами соскользнули с его длинного языка. Ему захотелось обернуться змеёй и уползти куда подальше. Или нырнуть под кровать и свернуться в клубок; шипеть и обнажать клыки на всех, кто подойдёт — даже на своего пернатого друга.       Вместо этого он молча потянулся за вином, так что Азирафаэль, выжидающе разглядывающий его глазами, в глубине которых можно было увидеть саму историю мироздания, ответа так и не дождался.       У алкоголя есть удивительное свойство развязывать языки, тем самым конвертируя поток мысленный в поток словесный. Поведение тоже претерпевает некоторые изменения. Например, походка Кроули становится ещё развязнее, взгляд змеиных глаз — обескураживающе пристальным и слишком уж говорящим. Азирафаэль каждый раз это подмечает, и, по непонятным ему самому причинам, не противится этим изменениям, а поддаётся им. Сверкает глазами в ответ, подхватывает и задерживает взгляд, словно это — очередная игра, искушение, минутная слабость, которую Они не заметят. Не всколыхнётся масса жёстких серых крыльев Гавриила, не будет произнесён выговор — или приговор — не заулюлюкают в насмешке демоны, не поставят позорное клеймо, от которого падшему уже не избавиться.       А Кроули, в свою очередь, прекрасно всё замечает. И запоминает, вопреки попыткам пьяного разума подёрнуть воспоминания дымкой, завесой забытья: и как в небесно-голубых глазах мерцают звёзды и искры, когда ангел смотрит на него в моменты всколыхнувшейся искренности, и как мягкие пальцы задерживаются на его собственных, из-за чего лишняя пара секунд кажется вечностью даже для того, чей возраст равняется самой Земле, и как задумчиво ангел скользит по нему взглядом таким… несвойственным для чистого и непорочного существа, что демона пробирают мурашки. И сомнения в невинности первого.       Секунды становятся минутами, минуты — часами, и ни один из них не замечает, как это становится обыденностью. Бокалам даже не нужно наполняться игристым вином: они уже не «Азирафаэль» и «Змий», они «ангел» и «дорогой». Кроули знал, что такие прозвища значат в мире людей, но намеренно ничего не говорил Азирафаэлю. На самом деле, тот тоже был осведомлён — но его вполне всё устраивало, и он не собирался ничего менять.       Только на чужих он старался говорить «о, дорогой» громче; особенно если рядом с демоном начинали маячить какие-то назойливые особы. Кроули откликался, тянул «а-ангел» в ответ и по-свойски вставал рядом, облокотившись о что-нибудь. Глаз за тёмными стёклами видно не было, но тяжёлый взгляд всё равно действовал на непрошеных личностей. Для пущего эффекта можно было прошипеть что-то особенно недружелюбно, и всех в округе сдувало, словно охапку хлипких листьев на осеннем ветру.       В комнате повисло молчание: не из тех, что можно «резать ножом», или которое создаёт какую-то недосказанность, неприятную обоим. Оно было уютным и привычным. Существа спокойно наслаждались компанией друг друга и, в отличие от людей, для этого им не нужны были слова.       Падший громко отхлебнул из бокала и расставил ноги шире, пытаясь устроиться удобнее в смольно-чёрном кресле.       — Нужно заказать, как их… — он рассеянно махнул рукой. — Такие, как пуфики. Мягкие-мягкие крес-с-сла. — Кроули по обыкновению стал шипеть сильнее по мере повышения градуса.        — К… Кр… Кресло-мешок. — предположил Азирафаэль.       Демон лишь пожал плечами. Похоже, он уже забыл о своей внезапной идее приобретения новой мебели, и теперь его мысли были заняты чем-то ещё.       За окном забрезжил рассвет. Небо окрасилось в мягкий оттенок розового, приобретая сходство с сахарной ватой в руках ребятишек в парке аттракционов. Кучерявые облака белыми пятнами хаотично располагались тут и там: природа достала пастельные краски из запылённого ящика, и теперь ранние пташки Лондона могли наблюдать настоящее произведение искусства прямо над своими головами.       Азирафаэлю захотелось обратить на это внимание Кроули. Он подошёл к нему, мягко дотронулся до руки и взглядом указал на балкон.       Воздух был по-утреннему свеж. Установившаяся хорошая погода была редким явлением, и даже солнце вышло пожелать жителям города доброго утра.       Уже совершенно трезвые по магии удобных опохмеляющих чар Кроули и Азирафаэль немного постояли на балконе. Падший рассматривал сонных пешеходов, иногда забавы ради резко переключая светофор. Визжали шины, визжали люди, чудом избегавшие столкновения. Демон посмеивался, обнажая белоснежные зубы. Наблюдая за ними, как ребёнок наблюдает за муравьиной фермой, он облокотился на перила, бронзовая краска с которых уже начала постепенно сходить, сложил руки и водрузил на них подбородок.       Ангел, стоящий чуть позади, как-то необычайно притих, засунул руки в карманы белого пиджака и втянул голову в плечи.       «Хрупкие они всё-таки существа» — подумал Кроули, уже собираясь стянуть с себя верхнюю одежду и отдать её другу, как понял, что стоит лишь в облегающих штанах и чёрной тунике. «Стягивать» было решительно нечего.       Демон задумался на мгновение.       Азирафаэль вздрогнул, когда его внезапно подтянули к себе и обхватили за плечи. Кроули, увидев такую реакцию, заметно напрягся: уже собирался отстраниться, жалея о совершённом поступке, как ангел осторожно выдохнул и прижался к нему в ответ, слегка склонив голову ему на грудь. Демон сохранял нейтральное и даже заскучавшее выражение лица, но его хватка была крепкой, и… собственнической.       Отогревшийся Азирафаэль почувствовал, как его глаза сами начинают закрываться. Всё, что он помнит дальше через пелену сонливости — убаюкивающее покачивание в чужих объятиях, дыхание, обжигающее шею, прохладу свежих одеял и приземлившееся рядом тело.       Кроули ни в коем случае не нарушал личное пространство ангела: огромной двухместной кровати, отдающей покоями короля по своей претенциозности, вполне хватало им обоим.       Ангел заворочался, удобнее кутаясь в простыни; невнятно пробормотал «спокойной ночи, мой дорогой», и, с умиротворённым лицом ребёнка, отправился в царство Морфея. Кроули вытянулся рядом, даже не позаботившись о снятии чёрных кожаных ботинок. Он лёг на живот и внимательно посмотрел на Азирафаэля.        — Спокойной ночи, мой ангел.       С несвойственной ему осторожностью падший поправил его одеяло и щёлкнул пальцами. Тяжёлые шторы с шуршанием сомкнулись, и утренний свет перестал заливать комнату. Теперь и Кроули мог спокойно заснуть.       Их обоих поджидали самые приятные сны: такие возможны, только если ты засыпаешь с очень дорогим и близким тебе (не)человеком.       Чувство защищённости и тепла присоединилось к ним двоим и обещало никогда не уходить.