Звездное Колесо: Канон Равновесия

Вдох. Тяжелый удар сердца. Выдох. Еще удар. Плотный поддоспешник, броня и налатник сверху мешают дышать полной грудью, но без них сейчас нельзя и шагу ступить. Времена такие — чуть ли не под каждым кустом на нежить наткнуться можно. И мороз такой, что дыхание замерзает, едва слетая с губ. Я чую ее тошнотворный запах даже не нюхом, а всем собой. Чую, как Хэйва вместе со мной дрожит от ужаса и отвращения. Мое сердце медленно бьется, и вместе с ним бьется свет Колонн в сером низком небе. Тухнет, вспыхивает и снова затухает вместо того, чтобы гореть мощно и ровно, как было от Становления. Боль земли выворачивает мне кости. Терпи, милая, терпи. Скоро это должно закончиться. Надеюсь, лучшим образом. Молодой белый грельв прыжками несся по снежной целине, оставив далеко позади отряд сопровождения. Я пригибался к самой холке зверя, стиснув когтями упряжные ремни на вздыбленном загривке. За спиной завывал, требуя крови, Ловец Душ. Встречный ветер бросал в лицо колючую снежную крупу. Шлем, даже самый удобный, больше мешает видеть, чем помогает, и мой болтался прицепленным к задней луке седла, колотя грельва по толстому меховому боку. Главное удержаться на спине, влиться в его движения — тогда не свалишься. В командах голосом эти звери не нуждаются, они прекрасно слышат мысли наездника и отзываются на них куда охотнее, чем на поводья и пинки. Я и Эльсин были ветром, спешащим навстречу родной крови. Остальное тонуло в этой самой важной надобности. «Стой, мать твою!» Ментальный рывок чуть не сбросил меня в снег, грельв остановился и взрыкнул, щелкнув саблезубой пастью. Он был недоволен тем, что его бег так бесцеремонно прервали. Я тоже. Следуя мысли, Эльсин развернулся и встал, как вкопанный. - Ты что себе позволяешь? – воззрился я на Димхольда. – Какого демона чуть меня с седла не свалил? - А ты прешь, как щиторог на случку! – гаркнул князь Райегар, натягивая поводья своей зверюги. – Что прикажешь мне делать, коли на тебя кинется кто-нибудь?! Кто-нибудь. Конечно. Очень деликатно высказался... Говорил бы уж сразу в лоб, как есть. Нечего церемонии разводить. Это была целиком и полностью моя ошибка. Длящаяся с тех самых пор, как единение со Смертью получил двенадцатилетний мальчишка. А я вместо того, чтобы тщательно проследить за неокрепшим разумом, приглушил его связь с духом и успокоился. Думал, обойдется, повзрослеет — станет крепче, справится. Не обошлось. Начнем с того, что Рейнан отнюдь не должен был стать Светлым. В мальчике с раннего детства кипела злость, и его переход во Тьму был лишь вопросом времени. Едва поняв, чем это может грозить, я изо всех сил старался не допустить окончательного озлобления. Во вселенной все относительно. В повседневной, обыденной жизни не существует абсолютного добра и абсолютного зла, нет четкой границы между белым и черным. Так бывает только в поучительных притчах для детей, на которых они учатся отличать одно от другого. На самом же деле часто все переворачивается с ног на голову: Свет становится острым и безжалостным, как боевой нож, Тьма — мягкой и исцеляющей, как вода святого источника. Отделить одно от другого значит разорвать вечное вращение мироздания. Начала сами по себе никогда не спорят меж собой, этим занимаются только разумные, бесконечно развязывая одни и те же войны во имя Веры, Идеалов, Справедливости или чего-нибудь еще в том же роде. У кого-то, вроде Волка или динтарского Хранителя Времени магистра Малефора, цвет Силы это всего лишь следствие зрелых взглядов на жизнь и принадлежности к одному из полюсов Оси. Но если бы во Тьму скатился мой Рей — пиши пропало. Мы получили бы как раз чистое незамутненное зло. Рей — бастард, полукровка даэйра и человека. Чешуйчатые иногда принимают человеческий облик, чтобы погулять и развлечься среди двуногих. Однажды так «развлекся» и Реев плотский папаша — давно сгинувший неизвестно куда сантекский блядун. С женщиной, скажем так, не слишком приличного поведения. Они встретились единственный раз, и плод этой ночи мать оставила себе, скорее, как забавную игрушку нежели как сына. Мальчик рос в дешевом портовом борделе, среди приходящих мужчин и разврата, мало что видя в жизни кроме «утонченных утех». Судьба его ждала, прямо скажу, незавидная. Заморской комнатной собачке и то жилось бы лучше. Он не единожды сбегал из дому, но его возвращали, учили уму-разуму ремнем или палкой «приобщали к делу» - то есть, подкладывали клиентам и обучали... В очередной раз этот умник попросту случайно убил слишком борзого клиента, случайно войдя в частичный оборот. Догадался прихватить с собой нож и ткнуть им преследователя, отправленного по его душу. Бил, разумеется, куда попало и не насмерть, так что получил сдачи увесистым кулаком по ребрам. И сделаться бы парню через десяток-другой ударов мертвым, не занеси нелегкая на эту улицу Димхольда, в ту пору кузнеца-оружейника при рыцарском Ордене. Кузнецы, как известно, народ тяжелый, хотя и спокойный, и уж если руку на кого поднимут — берегись. За мальчишку Дим рассвирепел и уложил головореза на месте, так что только кровушка по грязной мостовой растеклась. Подоспевшая стража связываться с матерящимся крепче ларийских пиратов великаном не стала, молча отволокла труп в канаву. А кузнец поднял на руки беспамятного бастарда и отправился к себе домой. Так Рейнан стал подмастерьем кузнеца. Отлежался, зарастил сломанные ребра и встал к мехам. Юный полукровка был молчалив, неласков, обидчив и до того задерган, что любое неосторожно сказанное слово могло обернуться срывом. На его счастье Димхольд дин Райегар тоже не любил болтать зря. За весь день они могли перекинуться парой фраз, а могли и вовсе промолчать с рассвета до заката. Кузнец в душу парню не лез, чешуей на спине и руках не попрекал, правильной мужской работой загружал так, что под вечер Рей валился с ног. Думать о том, что творится на душе было попросту некогда. А через год им на головы свалился я, ведомый чутьем и собственным видением плетений Судьбы. Долго ходил кругами, изображал блаженного идиота, старался устроить им выгодные заказы и прочую посильную помощь, травил при встречах байки, но с каждым шагом все ближе подбирался к этим двоим, предсказанным мне в сыновья и Хранители. Рей не единожды открыто заявлял, куда мне следует идти с моей настырностью и предложениями назвать его сыном, но на все выпады и рыки я отвечал широкой улыбкой. Уговорить обоих перебраться на север мне удалось лишь тогда, когда Колонны властно позвали их, и спящая Сила начала подавать признаки жизни и время от времени выплескиваться наружу. А потом началась война с Алден. Нет смысла сейчас рассказывать о том, почему эти рептилии с человеческими лицами покинули свою луну и двинулись отвоевывать Кхаалет. У себя на Акрее они вознесли науку до небывалых высот и творят такое, о чем мы, полагаясь большей частью на магию, можем лишь мечтать. Но большинство их поистине гениальных изобретений работает лишь там, на Акрее. Покидая его, они вынуждены браться за мечи, кнуты копья и самый простой огнестрел, который еще можно отвести в сторону; только это нас и спасло тогда. И Рей, впервые призвавший на поле боя Жнецов — духов, служащих Опоре Смерти. Он тогда всего год или два как начал изредка оборачиваться даэйром, и все еще оставался накрепко ко мне привязан. Я обязан был лично провести его через первое погружение на Грань, а потом за руку вытянуть обратно... В горячке сражения, давно превратившегося в свалку, мне было попросту некогда. Ведомый алчным голодом собственного меча и азартом хищника, я не стоял на холме под знаменем, как полагалось бы полководцу — я в клочки разносил алденский строй, стараясь добраться до офицеров и самого Лорэт Алден Каттуса — тогдашнего военного лидера Акрея. Стоял невообразимый гвалт, воины глохли от грохота, лязга, криков, визгов. С неба залпами то и дело сыпались отвердевшие броневые перья — Ирлерр под предводительством Яноса Джанрейва с клекотом кидались на врага, и перья их крыльев служили им не хуже метательных ножей. Пела сталь, лилась кровь. Казалось, мир сошел с ума. ...А когда нас накрыло Смертью, стало поздно что-то менять. Мой названный сын сам принял решение. Я видел, как юный даэйр, семнадцатилетний мальчишка, бежит, оскальзываясь в крови и грязи, среди мертвых тел, слышал, как разрывает его горло сдавленный звериный вой. Видел, как тугая спираль еще дикой, неприрученной Силы раскручивается прямо из его тела и накрывает землю серым маревом, как подымается стая Жнецов — клочья тумана, обращенные в подобия человеческих фигур. Незримые для прочих, они выплясывают среди живых и умирающих, хватают души Алден, чуть ли не силком выдирая их из тел, и утаскивают на Грань... И поет дареное древним личем копье в его руках, летят с плеч головы, и совершается Канон Смерти. Узы с Реем доносили волнами то страх, то ярость, то восторг от обретенного могущества, то холодное равнодушие. Он замер в центре вихря маленькой беспомощной фигуркой и мог разве что хватать ртом воздух. Под конец ноги его не удержали, и он рухнул на колени, воя от раздирающей его в клочья боли и теряя сознание. Он не слышал сейчас даже моих мыслей... - Рейнан! Стой! Прекрати немедленно! Бесполезно — мой крик потонул в грохоте боя. А путь к сыну неожиданно преградил Лорэт Алден собственной персоной — громадный, выше любого человека головы на две, в вычурной, но от того отнюдь не слабой броне. Покрытое узорной лиловатой чешуей худое тело на длинных «птичьих» ногах, хлесткий хвост, короткие перепончатые крылья, увенчанная роскошной короной костяного гребня голова с лицом, красивым до омерзения. Его алебарда встретила мой фламберг, и мы закружились среди трупов, взрывая когтями перемешанную с кровью грязь, которая еще утром звалась землей. Меня охватила злобная ярость. Какая уж тут красота поединка! Единственным моим желанием было разорвать треклятого супостата на кусочки и, желательно, побыстрее. Хотелось отбросить оружие к известной матери и вцепиться ему в глотку зубами и когтями. Перед глазами мелькала только круговерть стали, высекающей искры, ноздри забивал резкий змеиный запах. Я ненавидел его до судорог, до потери дара речи. Мне казалось, что все прочие замерли — так медленно текло время, так спокойны были равнодушные зеленые глаза с узкими вертикальными зрачками. Да сдохнешь ты, наконец, или нет?! От прыжка к жилистому горлу меня останавливала только неприятно зеленоватая кровь алден, премерзкая на вкус и запах. Он был легок и невероятно прыгуч. Но я не давал ему продыху, успевая наносить удар за ударом. Дрался на выгорающем запасе Силы, хлеставшей из меня наружу, как из пробитой плотины. Тянул себе мышцы и жилы неимоверным напряжением, но успевал, успевал загонять его в угол! Гнев выметнулся за моей спиной ядавито-огненным шлейфом, белым маревом. Потом я жестоко поплачусь за это и слягу не меньше, чем на неделю. Плевать! Свет раскаленной волной ярости выжигал меня изнутри. Чтоб ты сгорел, чешуйчатая тварь! Древко алебарды, наконец, сломалось под ударом черной стали Ловца Душ. Лорэт Алден присел по-птичьи, шатаясь от слабости — и впервые в его глазах промелькнуло что-то, похожее на чувство. Удивление? Досада? Просьба о пощаде? Меч с заливистым воем обрушился на гребнистую голову Лорэт Алден, расколов ее. Легкая, почти незаметная дымка души обвилась по всей длине клинка, чтобы впитаться в металл, но мне было все равно. Отшвырнув от себя труп, я смотрел, как пируют Жнецы. И никто уже не мешал им, потому что бой окончен. Лишившись своего повелителя, выжившие алден мгновенно сложили оружие и все как один опустились в позу повиновения, поджав длинные лапы и коснувшись руками земли. Они не сопротивлялись, когда измотанные люди и птицы добивали их, и молча уходили, если их гнали прочь. Более они не посмеют задержаться и скоро уйдут обратно на Акрей через свои «червоточины». Жнецы же пожирали то, что оставалось. Мне и это было все равно. Еле держась на ногах, я нес к шатрам лекарей холодное бездыханное тело сына. Крылья за спиной разлетелись зыбкими клочьями белого дыма, оставив мне лишь опустошение и слабость. Теперь предстояло самому идти за ним на Грань. Подошел Дим, весь в крови с ног до головы. Получив искру и став кхаэлем, он сделался еще огромнее, чем был. Молча взвалил на плечо тело Рея, другой лапой сгреб меня поперек туловища и поволок за собой обоих, ворча в усы. И наплевать ему было, что я во много раз его старше. - Несчастье мое, недоразумения божьи, дети малые. Взять бы да выпороть хорошенько, что одного, что второго, да жалко! Неровен час окочуритесь оба, едрить вас веником... Когда научитесь думать своими мозгами, куда надо лазить, куда нет? Я что, всю жизнь до костра погребального вас на себе таскать должен? Докатился, на старости лет нянькой у бессмертных хожу! То, что он сам с недавнего времени такой же долгожитель, как я или Рейнан, его волновало мало. - Дим... – устало прохрипел я сорванным горлом. – Меч потом забери... Кузнец ни слова не сказал в ответ, но через Узы отчетливо донеслось, кем он меня считает, и куда мне следует идти вместе с распоряжениями. Знатно он меня тогда послал, надо заметить. Далеко. Нет, я не заснул и не свалился в обморок ни по дороге до лагеря, ни потом. Я взялся отогревать и звать назад Рея. Он все глубже падал на Ту сторону, и душа его постепенно выгорала в мертвом холоде, растрачивая свой огонь. Устроив его на теплой лежанке возле походной печки, я лег рядом и, стараясь согреть своим Светом, отправился за ним в долгий полет. Огонь в печурке плясал и бился, словно хотел выпрыгнуть из ее нутра, за войлочными стенами шатра ходил кругами взволнованный Димхольд. Ему очень хотелось хоть чем-то помочь, но на страже у входа безмолвной статуей восседал так и не снявший доспехов Янос. Посему моей Опоре Земли оставалось только выплескивать распиравшие его чувства единственным возможным образом: вполголоса браниться, да так, что позавидовали бы любые портовые грузчики. - Что ж ты натворил, чадо неразумное, - вздохнул я, крепче прижимая к себе холодное, как ледышка, тело. – Я слишком долго тебя искал, чтобы ты в один момент все разрушил своей глупостью. У посиневших губ не было слышно даже тени дыхания, жилка на шее билась так редко и незаметно, что можно было подумать, будто Рей мертв. Я поспешно, положив его голову себе на локоть, и прикрыв глаза, погрузился в иную реальность. Внутренним зрением под закрытыми веками видел я сухие черно-серые просторы мира мертвых, где скитаются души, отказавшиеся от перерождения на Колесе Судьбы. Пылающий белый костер моей силы раздвигал и выжигал клубы плотного тумана, отпугивал хищных тварей. Крылья несли вперед, постепенно приближая к цели — маленькой беспомощной фигурке, уносимой прочь холодным потоком. Облик Рея дрожал и менялся, мальчик метался между ипостасями и никак не мог одолеть липкий, удушающий страх. Налетев и поймав почти совсем окоченевшую душу, я развернулся и помчался назад, продираясь сквозь разом озверевшую мглу. Если бы мне знать тогда, что в душу моего сына впился мертвый дух одного из его предков-даэйров, совершенно обезумевший от долгого блуждания на Грани. Рэолеорн Антрацит Ночное Сердце, герой самой первой из древних войн между птицами и ящерами, самый знаменитый вояка в череде Хранителей Смерти. Он слился с Рейнаном, заполнил собой выжженные дыры в юной душе, навсегда покалеченной миром мертвых, и до поры затаился. Мальчика удалось вернуть с большим трудом. Всю дорогу до Ареи-Калэн Мортан Рейнан пролежал оглохший и онемевший, безучастный ко всему, что его окружало. Молодой сильный даэйр на глазах превращался в иссушенный скелет. Его терзал озноб, и не помогало ни лекарское искусство Яноса, ни моя сила, которую я вливал в истощенное тело полноводной рекой. Лишь иногда уснувший разум отзывался на мое присутствие, и тогда удавалось хотя бы накормить парня. И, сидя над ним, я вспоминал второго. Того, которому повезло гореть Пламенем и обладать лишь отголоском серебряной дымки, красивого теплого мальчика, который взялся ниоткуда и должен был стать кем-то иным, которому… повезло. Просто повезло чкть больше, чем моему темному сокровищу. По возвращении домой я держал Рея подле себя день и ночь, отпуская, простите, только по естественной надобности. Грел во сне, оборачиваясь звериной кошачьей ипостасью, кормил чуть ли не с рук. Он жался ко мне, точно брошенный звереныш, частенько садился у ног и клал голову на колени, молча прося ласки. Молча. При его обычной сдержанности и нелюдимости выглядело это страшно. Из него словно вынули способность говорить, петь и смеяться. В глазах цвета червонного золота поселилась мрачная тоска. Именно тогда он стал проявлять склонность к занятиям политикой и делами княжества. Казалось, там, где требуется четкий расчет или план, где нужно решить задачу с множеством вариантов, Рейнан оживал. Но его совершенно перестало занимать все, что обычно мучает парней в его возрасте — он не ухаживал за девушками, не пропадал со сверстниками на рыбалке или в ближайшей деревне, охотился один. Его невозможно было вытащить на праздник, кроме тех случаев, когда этого требовала дипломатия, он избегал пиров, стал одеваться исключительно в черное с редкими проблесками золота. Его мрачная физиономия стала пугать и так немногочисленных при моем дворе вельмож. Только небо еще могло разбудить в нем живое веселье и беззаботность. Когда из зародышей на спине пробились и отросли крылья, он возжелал полета с такой страстностью, что остановить его стало невозможно. Несколько раз, падая с высоты, он ломал себе руки-ноги, но ни ума, ни осторожности это ему не добавило. Мне пришлось просить приятеля-даэйра, чтобы взялся за обучение. С годами характер Рея сгладился. Когда появились в семье младшие, которых нужно было воспитывать и опекать, он стал живее и мягче. Пройдохе Рахи, влюбленному в «старшего брата» до беспамятства, даже удавалось иногда рассмешить его или втянуть в какую-нибудь авантюру. А репутация моей правой руки и честь, которую он соблюдал неукоснительно, превратили Рейнана Даррея в одного из самых почитаемых правителей Хэйвы. До недавнего времени. ...Вынырнув из внезапно нахлынувших воспоминаний, я смерил Димхольда жестким взглядом. - Во-первых, не кинется. А во-вторых, ты не сделаешь ничего, что причинило бы ему вред. Ты и сам это знаешь. А теперь поехали, нас ждут! Я молча дождался остальных гваплейцев и развернул грельва к лесу. Скачка продолжилась, но теперь бойцы изо всех сил старались не отстать от меня. Позади слышалось угрюмое бурчание Дима. Я только крепче стиснул челюсти и постарался прогнать прочь мрачные мысли вместе с желанием послать его подальше. На опушке ельника нас встретили стражи — зверообразные белые тени, которых я некогда вызвал, чтобы отваживать непрошеных гостей. Я спешился и подошел ближе, дав им себя обнюхать и признать. Эти призраки, очертаниями напоминавшие сразу нескольких крупных хищников Кхаалета, запросто могли разорвать чужака, если у того не было при себе амулета или его не вел я. Они покрутились вокруг меня и разошлись, давая пройти. Я молча вернулся в седло и дал отмашку продолжать путь. Священный лес встретил нас мертвым молчанием. Не зимним, а именно мертвым. Умолкло все, даже проказник Юдар-Ветер не шумел в кронах. Жизнь-Лейв затаилась, ее шкодливая мордочка не мелькала ни белкой, ни соболем. Прочие Духи тоже уснули или спрятались, задавленные разжиревшим Мааром. Его присутствие я чуял четко. Мертвящий шлейф силы расползался меж деревьев, заставляя животных и кхаэлей нервничать. Едва до Колонн осталось не больше двух сотен шагов, я велел воинам оставаться на месте — дальше им дорога была закрыта. Могли пройти только я и Димхольд, как полновластные Хранители. Знакомую тропу занесло снегом, и нам пришлось пробираться сквозь сугробы высотой по пояс Диму — а мне едва не по грудь. Тяжелая боевая амуниция превратила его в живой таран, и он легко прокладывал тропинку для меня. Я брел сзади и пытался добиться отклика от Колонн или услышать детей. Тщетно — сердце мира лишь тяжко вздыхало и стонало, изводя меня болью в груди. Успели мы вовремя — едва я раздвинул перед собой пышные еловые лапы, как в кольце Колонн вспыхнула щель портала. Из прорехи в ткани реальности, держась друг за дружку, почти вывалились трое: Волк с заряженной под самую рукоятку копией моего Ловца Душ за плечами, на локтях у него с двух сторон висели Илька с Размйяром. Обоих не держали ноги. Правителю полагается оставаться спокойным всегда, что бы ни происходило. Стихии свидетели, мне хотелось крепко обнять всех троих, но я усилием воли заставил себя подойти сдержанно. Тайком вглядывался в лицо дочери. Она стала старше и жестче, из черт совсем исчезла полудетская округлость, а вести о брате поселили в золотисто-зеленых глазах боль, перемешанную со страхом и гневом. На Динтар отпускал я хоть и выросшую, но неопытную девчонку, а вернулась ко мне обросшая колючей броней особа, уже принадлежащая другому, не телом так духом. Только слепой не узрел бы между ними связи. На несколько мгновений подняла голову отцовская ревность, но тотчас утихла, загнанная вглубь. С самого начала, отдавая ее в руки Волку еще ребенком, я был уверен, что союз этот принесет в свое время великие плоды. Да и, как-никак, этот рогатый дикарь мне тоже вроде сына. Но готова ли она к тому, для чего я ее растил? - Папа! Илленн подбежала сама, чуть ли не с визгом бросилась мне на шею. Ей не было дела до жесткого промерзшего меха и холодного боевого железа, она мощно и стремительно вливалась в мое сознание, единым махом вываливая все, что произошло с ней за эти несколько лет: события, радости, горести, тревоги и чаяния. Рахийяп на шею прыгать, естественно, не стал, хоть это и входило в его привычки. Отцепился от Волка и устало побрел к роднику, бьющему круглый год возле камней, на которых стояли Колонны. Плюхнувшись на колени возле теплых струй, он нырнул туда головой и принялся жадно пить, дрожа всем телом. - Где он? Что с ним? – вцепилась в меня Рысь мертвой хваткой. В ее голосе через край переливалась тревога. - Носится по всему материку, как бешеный, - вздохнул я. - Вляпались вы по самые уши, - подошел Ваэрден, нервно принюхиваясь и морщась. – Говорил я, что он опасен. - И что теперь, прикажешь его убить? – дочь при этих словах испуганно вздрогнула и уставилась мне в глаза — серьезно говорю или нет. - По нашим законам, если ифенху сходит с ума и становится опасен для окружающих, его немедленно убивают. - И ты так спокойно говоришь об этом при собственной невесте! - возмутился Димхольд, подойдя к Волку сзади и опустив тяжелую руку ему на плечо. Я насторожился, готовясь, в случае чего, перехватить удар — кузнец мог сгоряча и в морду дать. - Если так будет нужно, - внезапно отозвалась дочь сухим и хриплым голосом, - придется убить. Да, она воистину стала взрослой... Отличной спутницей моему будущему преемнику на посту главы миров Колеса. …Стихии, кому я вру? На посту раба этой прожорливой, идущей вразнос системы, неизвестно кем и когда созданной! Дом возле Колонн встретил нас запахом свежего хлеба, меда и молока. Жена не сидела без дела и, поджидая гостей, успела хорошенько протопить долго простоявший пустым дом, напекла пирогов и булочек, видимо, от нервов. В другое время сбор всего семейства стал бы поводом для веселья и большого праздника, но сейчас дом словно пропитался скорбью и страхом. За те полдюжины дней, что мы не виделись, Лира осунулась и как будто разом постарела лицом на десяток лет. Наверняка давно толком не спала и извела себя дурными мыслями. Вон и при виде дочери не удержалась, не прячась отирала слезы со щек. Хорошо еще, я благоразумно промолчал про отравление, иначе лились бы они в три ручья... Ужинали в тягостном молчании. Не задавали друг другу сотни вопросов, не перебрасывались шутками, не пытались подсыпать друг другу соль в чай или подложить мед в соленые грибы. Даже Рахи с Мефом сидели пришибленные и молча ковырялись в еде. В другое время оба не преминули бы высказаться по поводу предстоящей свадьбы сестры и надавать жениху советов... Но Рахийяр злился и едва держал привычную маску. Мне и самому было тошно так, что хоть топись. Перед глазами так и стояло осуждающее лицо Яноса: «Я же тебе говорил!». Выждав, когда все разбредутся спать, я снова засобирался. - Куда ты? - жена поймала уже на пороге. Пока никто не видит, вцепилась в меня мертвой хваткой, прижалась так, что перехватило дыхание. – Кхайнэ, мне страшно, не уходи. - Не бойся, я до Колонн. Может быть, найду решение. В ночь я ушел на четырех лапах. Беззвучно проскользнул по двору мимо огромной древней ели, маячившей в кромешной снежной темноте ночи огромной шатровой тенью. Только слабый отблеск света Колонн редкой бриллиантовой россыпью мерцал на кутавшей дерево снежной шали. Не утруждая себя поиском калитки, я перемахнул через забор и из домашних запахов окунулся в лесное благоухание. Пахло снегом, промороженной хвоей, уснувшей землей. Колючие снежинки цеплялись за шерсть, холодными мухами садились на нос. Лапы утопали в свежей снежной подушке, еще не расчерченной ниточками следов лесного зверья, деревья провожали меня, как молчаливые часовые. По этой тропе я зимой и летом мог бы пройти с закрытыми глазами. Впереди нарастал пульсирующий белый свет, привычно повеяло в морду теплым ветром. Холод перестал кусать нос и уши. Я с разбега перемахнул через валежину, брызнув из-под лап не успевшим слежаться снегом, пробил грудью сомкнутые еловые лапы и вылетел на священный луг, окунувшись в Свет и Силу. Восемь столбов горячего Света бесконечными копьями вспарывали ночь. Длань изначальной Силы накрыла меня, слегка придавив и погладив, так что сердце забилось возле самого горла. Ее было много. Она заполняла собой все пространство вокруг и казалась густой, как вода. Но это — пока не привыкнешь. Я взошел на чуть присыпанные редкими снежинками древние камни, дрожа всем телом от разлитого в воздухе пения. Здесь нет места сомнениям и страхам — Свет не оставляет им права на существование, будто обычным теням. Здесь всегда рождается спокойствие и приходит понимание. Что мне делать? Здравый смысл велел уничтожить или отсечь потерявшего рассудок Смертоносца. А душа и сердце восставали против этого. Разве можно уничтожить часть себя? Пустые слова... Никому не нужное объяснение чувств, понятных только самым близким. Жаль, что я не волк, не умею выть на луны. Задрать бы морду к темному ночному небу, к подсвеченным сиянием тучам, и... Ну что, старый драный кошак, облажался на посту Хранителя? Все свои надежды на ребенка перекладываешь вместе с ответственностью? Не удержал Равновесие, поставил излишней добросердечностью весь свой род на грань краха, глупостей наделал столько, что не приведи Стихии кому повторить... - Поделом тебе, алденова химера, - пробормотал я невнятно, сворачиваясь клубком у подножия Колонны. – Непонятный выкидыш скальпеля химерологов... - Отчего же непонятный, - прошелестел позади меня слегка пришепетывающий и каркающий змеиный голос. – Ты — наша лучшая работа. Нас-стоящий шедевр. У меня шерсть на хребте чуть не встала дыбом от этого голоса. Но я заставил себя медленно и спокойно повернуться к нежданному собеседнику, не поведя и ухом. В двух шагах, мерцая дымкой, возвышался Майр-Шхаэтт Шшиар тор Хэсс. К счастью, не собственной персоной, а всего лишь ее проекцией. Высокий и худой, как все они, с узорчатой переливчато-серой с оттенками лилового и зеленого чешуей и раззолоченным гребнем, выглядел он внушительно. - А то, что случилос-сь со С-смертоноцем — закономер-рно. Спеш-шите, затыкаете дыры как попало, а после что? Как исправлять будеш-шь? - Не трави душу, - отмахнулся я, дернув хвостом. – Маар сам выбрал носителя, а пойти поперек воли Духа невозможно, даже если он не прав. - Маар выбрал? Неуж-што? Не замечал за ним с-склонности к глупос-стям, - изображавшая правителя Алден проекция оставалась почти неподвижной. Только чуть колыхался из стороны в сторону хвост. Складки белого парадного кворда даже не думали колыхаться под ветром. Лицо оставалось равнодушным, как каменная стена. - Маар тоскует по Повелителю Мертвых. А этого парня шуганулся Даэрасаш, - я, сам того не желая, начал нервно подергивать кончиком хвоста, так и лежа вполоборота к собеседнику на поджатых лапах. Стоило вспомнить лича, резко потерявшего самообладание при виде привезенного мной пацана, и становилось не по себе. - Старая сказка о хозяине всех мертвецов Колеса, - алден хмыкнул. – не верю. - Тем не менее… и к тому же, Рея использует как сосуд один из прежних Смертоносцев. Рэолеорн Антрацит, ты наверняка помнишь его. - То есть? Твой с-сын еще и одержим? С-замечательно! - Маар не отвечает мне внятно. Все, что удается разобрать — болтовня о «времени Лорда». Дескать, надеялся вернуться к временам былой славы. Сухой каркающий скрежет был мне ответом — Лорэт Алден смеялся. Долго и от души. Только хвост хлестко ходил туда-сюда, узкое лицо с изумрудными глазами не изменило выражения. - Ты с-сам-то веришь в то, что говориш-шь? - наконец, спросил он, перестав скрежетать. – Духи не руководс-ствутс-ся подобной чуш-шью. Тебе ли не з-снать. Зараза. Все-таки вынудил меня встать, повернуться к нему и вздыбить шерсть на загривке. Правда, толку-то, он меня опасаться даже не подумает — слишком хорошо знает созданную ими же химеру. - Либо говори толком, зачем пришел, либо проваливай! - невнятно прорычал я. Майр-Шхаэтт, если так можно выразиться, вскинул бровь — мимолетно приподнял чешуйчатое надбровье. - О, неуж-што великий Кхайнериар эль Шиар-ад'Дин наконец-то из-сволил показать характер? А я решил было, что ты с-совсем скис-с, - вот же мерзкая ящерица. Кажется, ему доставляет удовольствие выводить меня из себя! Алденская кровь премерзка на вкус, но я во всех подробностях и весьма «громко» думая, представил себе, как мои челюсти с хрустом смыкаются на жилистой шее. - Говори прямо, я не настроен играть с тобой в загадки! – я придвинулся еще на шаг и показательно оскалил зубы. Его этим, разумеется, не испугаешь, но я мысленно пообещал непременно попробовать это сделать при личной встрече. - Я прос-сто хочу с-сказать, что с-столь глупые критерии выбора с-создателями Колонн наверняка не были предус-смотрены, - вкрадчиво ответил Лорэт Алден. – Маар вс-сего лишь с-стихийный элементаль, пус-сть и вес-сьма умный. Неуж-шели ты думаеш-шь, что они допус-стили бы подобную погреш-шность в его раз-свитии? Я как на стену налетел. Неужели действительно кто-то мог вмешаться в выбор Духа Смерти? Более того, запретить ему выбрать Рею пару. Да нет, бред полнейший, это невозможно! Но правитель Акрея улыбался — насколько улыбка вообще могла проявиться на его лице. Нет. Нет. Я уж скорее повкерю в переродившегося Повелителя Мертаых. Мощь сына росла скаждым днем, планету сковывал мороз, неестественная смертная стынь. Но, коли Лорэт Алден угодно так считать – пусть считает. - Брос-сь ис-стерику, - проекция начала все больше истекать дымком. Наверняка поддерживать ее, пробиваясь через границу измерений, становилось тяжело. - Какой идиот в с-своем уме полез-сет менять с-систему без дос-статочных з-снаний? А таковые ес-сть только у Хранителя. Воз-смож-шно, это с-самопроизвольный с-сбой. Или ты сам не понял, что произошло? Сознаться чешуйчатому в собственной растерянности я никак не мог, а посему загнал ее подальше за щиты. Сбой, конечно, многое объяснял, но и вопросов рождалось еще больше. Выходило, что я проглядел что-то важное... Стоп. Нет. Не сбой. Чьи-то эмиссары Слишком много за все время было попыток опосредованного убийства Рея. Слишком «удачно» он сейчас сорвался и выкашивает все жеивое. Слишком много нитей ведет к вторжению. - Ес-сли желаеш-шь, я могу прис-слать лучших бойцов кас-сты А-нон-Сет и нес-скольких Тек-Сагар для охоты за С-смертоносцем. Они выдержат его напор. - Пришлет он... - небрежно фыркнул я. – А то я не знаю, что алден ничего не делают просто так! Что ты потребуешь взамен? - Пос-сле сочтемс-ся, - столь же небрежно ответил Майр. – Тебе, - с нажимом добавил он, - это точно без-с надобнос-сти будет. И проекция окончательно исчезла. Я фыркнул ей вслед, снова свернулся клубком у подножия Колонны и крепко задумался. Что сподвигло тор Хэсса на такое предложение? К делам обитателей планет Алден обычно подчеркнуто равнодушны, а с Темными так и вовсе откровенно враждуют. - Мне оно не надо будет... Ишь добрый какой сыскался. Даже если мне не надо, я тебе это все равно не отдам, от греха подальше... - ворчал я, стараясь скрыть удивление. – Что же такое ему надо, что он элитных бойцов только за обещание предлагает?.. Цена-то немалая. Ладно, сами справимся. Должны. Раздраженно махнув хвостом еще пару раз, я встал, потянулся, скребнув когтями по камням. И скачками помчался обратно к дому — Лира совсем извелась от ожидания, и ее страх подбрасывал меня, словно мячик. А над словами чешуйчатого хитреца стоило крепко подумать. Во-первых, перевести все сказанное с заумного языка на нормальный. А во-вторых, он, как всегда. Сказал не все, что знал...