холод, детка, холод;

Глеб мёрзнет уже третью ночь подряд, кутается в самое тёплое одеяло, которое только смог отрыть, и проклинает грёбаную вселенную за то, что ему приходится так мучиться из-за какого-то придурка, который никак не может нацеловаться и натрахаться. Холод по телу настолько сильный, что появляется какая-то фантомная боль в отдельных участках: будто ломит запястья и голова разрывается от несуществующего ультразвука, проецирующегося собственным мышлением. Обезболивающее помогает первые полчаса, потом всё снова по тому же адскому кругу. А на утро встречи со знакомыми и вопросы о том, почему у Глеба синяки под глазами и такой внешний вид, будто он не спал всю ночь. Потому что он, блять, и не спал. Метался просто между двумя своими самыми заветными желаниями: сдохнуть в момент, когда холод снова приходит, или найти этого своего суженного-ряженого и дать в ебало за то, что у него никакого чувства такта нет по отношению к своему соулмейту. Вот только во всей это закономерности одна главная проблема: неизвестно, кто именно этот счастливчик, который на грани того, чтобы получить по лицу. У Голубина было несколько вариантов, но после тщательной проверки либо он сам понимал, что не на тех напал, либо ему это открыто говорили, мол, «есть у нас уже соулы, счастливы, довольны и бла-бла-бла». Фара в ответ на такие подробности только морщится и, на всякий случай, ещё раз тихо, но вслух посылает своего соулмейта куда подальше. И вся суть же в том, что Глеб даже отомстить никак не может. Не потому, что просто-напросто не хочет (из-за этого только частично), просто не интересует его никто в сексуальном плане пока что. А спать совсем с кем попало не хочется, как-то это совсем бессмысленно. Он хоть и ублюдок полный, но специально причинять боль никому не хочет. Пиздец, ситуация такая, что никому не пожелаешь. Фара, однако, об этой своей проблеме никому не рассказывает, ходит себе спокойно на тусовки, пьёт, курит вдоволь. Такие вот вылазки даже помогают: получается хотя бы на несколько часов забыть о том, что в любой момент холод может напрочь сковать всё тело и довести до откровенного мандража. Он этого боится больше всего — что кто-то узнает об этой его «неразделённой любви» и смеяться начнёт. Или советы всякие давать, как поступить в такой ситуации, что говорить своей паре, если вдруг тот её встретит. Потому что всё нормально, ему советы никакие не нужны, он справится, со временем либо просто привыкнет к такому состоянию, либо умрёт, продолжая проклинать неизвестного человека, из-за которого всё это происходит. Голубину нравится зависать по ночам в барах и всяких малоизвестных клубах, алкоголь в крови согревает так быстро, а наличие хорошей компании настроение поднимает хотя бы немного. Неоновые вывески на стенах с самыми извращёнными английскими словами, яркие коктейли и прекрасные девушки, показывающие чудеса пластики прямо на пилоне, — всё, что нужно для создания иллюзии хорошей жизни и отсутствия плохих моментов в ней. Причём подобное действует действительно неплохо, потому что Глебу чертовски хорошо, он смеётся, слушая очередную шутку какого-то нового знакомого, вливает в себя ещё один шот чего-то довольно крепкого и наслаждается теплом. Как мало всё-таки иногда нужно для счастья — всего лишь не чувствовать противный холод и не дрожать от озноба, лёжа под одним и тем же одеялом, которое, кажется, иногда начинает каким-то образом душить. Из собственной эйфории вытягивает незнакомка, сидящая напротив него и улыбающаяся так ярко, тепло, будто маня к себе и призывая к самым крайним действиям. А Фаре несколько раз повторять не надо, едва заметное движение рукой — и перед девушкой появляется едва ли не самый дорогой и изысканный коктейль. И снова очаровательная улыбка, а потом поток типичных вопросов о том, как Голубину вечеринка, что он здесь забыл и так далее по списку. Глеб отвечает как можно более заинтересованно и старается не закатывать глаза на каждый новый глупый и абсолютно бессмысленный вопрос. И если ещё утром он не планировал мстить своему соулмейту, то сейчас этот план всё же кажется пригодным для реализации. Томный вопрос-предложение на самое ухо, и Фара чувствует, как его берут за руку и ведут в какую-то отдалённую комнату. Голубин счастлив, он, блять, наконец-то даст понять своему соулмейту, что тот заставляет его чувствовать, когда решает снять стресс или просто развлечься с очередной девушкой. Или парнем, что тоже не исключено. Но реальность иногда тоже может быть иллюзией, причём самой долгой и убедительной, от этого и жестокой. И Глеб в этом убеждается, когда волна безумного холода пробегается по спине, а рука девушки оказывается потеряна среди толпы танцующих вокруг людей. Сориентироваться и понять, что произошло, получается не так просто: тело отдаёт воспоминаниями о холоде, а разум отказывается принимать тот факт, что это снова случилось. У Голубина начинается ёбаная паническая атака, он двигается в уборную практически на ощупь, старается восстановить дыхание и не обращать внимание на людей, которых вокруг слишком много для того, чтобы нормально дышать. Краны в уборной крутит слишком агрессивно и нервно и расслабляется немного, когда понимает, что тёплая вода слегка замедляет распространение холода. Отпускает, впервые за несколько дней отпускает так быстро, что сначала даже не верится. Глеб лицо тёплой водой умывает и руками о края умывальника упирается, делая глубокий вдох и такой же выдох. Панические атаки явно никак не входили в его планы. — Голубин? Ты тут какими судьбами? Чужой голос прямо за спиной заставляет резко обернуться, а потом и сморщиться недовольно то ли от этого слова «судьбами», то ли непосредственно человека, который эту фразу произнёс. Перед ним собственной персоной Артём Шатохин, грёбаный Бульвар Депо, с которым отношения ни к чёрту уже, кажется, бесчисленное количество лет. А тут вот, пожалуйста, на расстоянии вытянутой руки. — Тебя не спросил. Шатохин на грубость в ответ лишь ухмыляется, совсем тихо назвав Глеба ребёнком, и уходит, оставляя в одиночестве. А Фара слегка подвисает, не понимает, что это была за странная, почти немая сцена, и хмурится по привычке, отгоняя вдруг вспыхнувшие в сознании флэшбеки. Находиться в этом противном клубе больше не хочется, ощущение холода всё ещё присутствует, а повтор полноценного его появления нет желания получать. И Глеб уходит, хватает свою джинсовку и плетётся к выходу, а потом вдруг останавливается недалеко от входной двери, снова обнаружив на одном из диванов Артёма. Тот о чём-то увлечённо беседует с какими-то дамами, улыбаясь им так мило, а у Голубина челюсть сводит от такого зрелища. А потом всё в каком-то тумане. Взгляд Шатохина прямо в глаза — его довольная ухмылка — он же, обнимающий девушку за талию и целующий так откровенно, — и полнейшее онемение тела Глеба, который с леденящим ужасом в глазах выбегает из клуба. Ноги отказываются слушаться, а в голове полнейшая каша из нужных и не совсем мыслей. И самая главная на репите — Артём его соулмейт.

***

Глеб прекращает бежать только спустя несколько промелькнувшихся кварталов, потому что дыхание, как всегда, подводит, а ещё холодно настолько, что губы приобретают настоящий синий оттенок. Всё вдруг становится на свои места: Шатохин всё время знал, делал больно специально, а теперь просто нашёл повод и выискал момент, чтобы добить до конца. Голубину хочется плакать, нет, рыдать, как самому настоящему ребёнку, только не от игрушки, которую кто-то отобрал, а от несправедливости, которая постоянно вокруг него и не даёт никакого покоя. Глаза предательски слезятся, а нахождение на одном месте усиливает дрожь, гуляющую по всему телу. Жить хочется ещё меньше, он всё-таки позволяет себе заплакать, даёт волю своим эмоциям и перестаёт различать всё то, что появляется перед ним по дороге буквально в никуда. Глебу плевать на светофоры, машин ведь минимальное количество. (Или он убеждает себя, чтобы сделать вид, будто ничего прямо сейчас не закончится) Уверенный шаг вперёд — красный свет впереди — гудящий звук машины по правую сторону. Вот, кажется, и всё. Голубин готов к этому, это ведь единственный выход, больше ничего не поможет. И он чувствует, что падает, вот только явно не на асфальт, на что-то неровное и, кажется, движущееся. Открывает глаза и матерится про себя, думая о том, что жизнь явно решила над ним посмеяться далеко не один раз. Его спасли, точнее, это сделал один определённый человек. Шатохин. Чёртов Артём Шатохин. — Ты ебанулся совсем, Голубин? Перепил или что? — крик на самое ухо и абсолютное непонимание всей ситуации. Глеб смотрит на уже стоящего перед ним Артёма и ему кажется, что он прямо сейчас ликует, давится удовольствием и тем, что может ещё некоторое время поиздеваться. Жить не хочется совсем. Холод не унимается, превращая все относительно хорошие эмоции в сплошную агрессию и желание хотя бы морально сделать больно в ответ. Голубин не собирается больше терпеть, надоело. — Ебанулся, представь себе! А что ещё может случиться с человеком, который медленно мёрзнет из-за какого-то долбаёба, продолжающего над ним издеваться? Тебе весело, да? Я вижу. Смотри, просто почувствуй, что со мной происходит из-за тебя! И Глеб рук свою тянет, чуть касаясь ей ладони Шатохина, но этого, кажется, достаточно, потому что у того взгляд леденеет за считанные секунды и выражение лица становится не читаемым. Фаре страшно, впервые страшно от невозможности определить эмоции человека. Если это злость, то он поймёт, другого, наверное, даже не ждёт. Но Голубин падает в грёбаную бездну, теряется, когда оказывается зажатым в чёртовых объятиях. Сопротивляется, мечется, словно рыба, выброшенная на песок, пытается остановить это прямо здесь и сейчас. Но Артём держит крепко, прижимает к себе и не даёт отстраниться ни на сантиметр. И Глеб осекается, перестаёт отталкивать Шатохина и успокаивается. Кладёт голову на чужое плечо и дышит совсем тихо, будто лишний вдох может разрушить всё прямо сейчас. — Ты идиот, Глеб. Из-за меня хотел это сделать? Серьёзно? Даже не думая, блять. Не смей ещё раз пойти на подобное. А Глеб молчит, слушает внимательно и молчит, потому что не знает, что должен ответить. Свято верит каждому слову Артёма и только кивает едва ощутимо, прижимаясь ближе и начиная просто наслаждаться моментом, пока есть такая возможность. Шатохин не прекращает его обнимать, только шепчет какие-то угрозы вперемешку с откровенно слащавыми словами, по спине гладит, успокаивая, как самого настоящего ребёнка. И Глеб наконец-то понимает самую важную сейчас истину — Артём его греет.