Тебе больно, а мне приятно

      Большая стальная дверь открывается с трудом и с глухим хлопком закрывается обратно. Флаг лёгкой походкой отправился вперёд по коридору — к своей комнате — попутно поправляя воротник рубашки, стараясь прикрыть укусы на шее. В особняке стояла мёртвая тишина, даже с улицы не доносились и малые звуки природы или же чей-нибудь звонкий писк, который так всегда манил доктора к себе. Однако ему и думать о посторонних не хотелось бы в такой не подходящий момент, в добавок ко всему этому ему и в ушах неприятного гула хватало, от которого голова начинала разрываться по швам, а неприятные мысли ещё и добавляли плохого настроения. Сейчас бы хотелось накричать на кого-то, ударить или же просто рассказать обо всём и поплакать в плечо партнёра; но вместо этого всего ему приходилось держать всё в себе, буквально сжимаясь всем нутром и готовым взорваться от этого, но при этом же придерживаться непробиваемым видом, будто всё даже слишком хорошо и ничего не происходит да и вообще не происходило. Да и какая разница, к утру всё равно всё придёт к своим местам, и он снова будет тем самым недочеловеком. Усталый вдох и выдох.       Парень, к своему счастью, доходит до своей комнаты без происшествий и посторонних глаз. Он всё так же с трудом открывает дверь, не смотря на то, что эта уже легче, чем дверь в ту напасть, которую он даже описывать или придумывать название не хочет, как для него обычная пыточная, только с кроватью. Закрывая дверь за собой и хлопнув в ладоши один раз, в комнате зажигается свет, который на несколько секунд ослепляет парня, заставив того недовольно поморщиться, но затем с грязной душой свободно выдохнуть и присесть на свою кровать, сложив руки на коленях. — Чертов демон, — не сдерживается доктор и уже в пол голоса огрызается на него в пустоту своей комнатушки, в этот миг уже тяжело вздыхая, думая, что вот-вот прорвёт, но нет. Он не смеет права на слёзы, как он часто себе говорит, другие ещё хуже живут. Однако в этот момент он утихает, размышляя, кто же может жить хуже него.       В момент монотонных закатывания глаз и призренного взгляда на мрачного цвета стены, будто ища её тёмные бесстыжие очи, его взгляд падает на крошечное открытое окошко, в котором виднелось небо и яркие звёзды. В эту секунду ту боль и переживания будто рукой сняло: он снова окунулся в ту прелестную тишину, наблюдая за тем, что происходит за пределами этой клетки, ловя себя на светлой мысли. Он снова почувствовал те невидимые прохладные руки, которые проводили своими нежными пальцами по его щеке, опускаясь к плечам и маня его на улицу, на свободу. Эти прикосновения были намного приятнее, чем прикосновения того чёрта, и это всё вселяло в него надежду, заставляло маленько улыбнуться. Но каждому счастью есть конец.       Окно резко захлопнулось, заставив парня дёрнуться от неожиданности. Комнату вновь окутал мрак и уже красный оттенок на полу от стекла. В этот же момент и вернулось чувство тревоги, боль по всему телу, будто эти «руки» забрали всё то спокойствие, умиротворение, в котором так сильно сейчас нуждался Флаг. Даже с лампочкой, которая довольно ярко светила, он ощущал темноту. Всё это вновь вдолбило ему в голову те светящиеся глаза и зверскую улыбку, эти блестящие острые клыки, которые прокусывали его светлую кожу снова и снова, отдирая вместе с плотью и с чавканьем проглатывая, этот шипучий язык, который что-то шептал тому на ухо и лизал его мочку, перебираясь к щекам и к самой шеи. Те ледяные руки, которые оставляли синяки на его животе и ногах, те когти, которые раздирали его кожу по всем возможным местам, не смотря на то, что они уже там проходились. В нос опять ударил тот самый запах клубники от догорающий свечи, которая в тот момент раздражала и изнемогала его душевное состояние. Флаг резко взялся за голову, стараясь всё это выкинуть из головы. Его ещё и бесило то, что происходит это ежедневно, а ведёт себя он так, будто это произошло в первый раз. Он совсем не может вести себя нормально, он не может принять это как обычное дело, он боится боли и довольно хорошо это признаёт. Его всего трясёт, хочется выть и лезть на стену. Но, кажется, они совсем не хотят его отпускать, и с каждым новым воспоминанием становилось всё больнее и больнее.       Беспомощность — единственное, что он ощущал тогда, находясь в запертой комнате со злодеем. Но, к сожалению, ничего с этим поделать не мог и приходилось принимать и соглашаться со всеми действиями сумасброда. Время тогда пролетало то очень быстро, то очень медленно.       Вскоре всё же глаза сами закрываются, покрывая его разум тёмной оболочкой, но оставляя где-то в далеке воспоминания его беспомощных всхлипов.