Как Чернобыля на Новый Год звали

Бескрайние леса и степи были заботливо укутаны снежной пеленой, что тускло поблескивала, отражая свет миллион звезд, рассыпанных на таком же необъятном небе. Черное, оно ярко контрастировало с белым снегом, и тогда только на горизонте терялись границы мирского бытия и чего-то совершенно неземного. В такие моменты философские мысли гораздо чаще посещали голову любого, кто решил отрешенно побродить по этим бесконечным просторам и задаться вопросами о вечном.     В Полесье пришла зима.     Во власти этого времени года оказались не только множества болот и сосновых боров, но и деревни, сёла, города… Некогда жилые дома, давно оставленные хозяевами, с трудом выдерживали такой натиск природы, прогибаясь под толщей снега, щедро дарованной небом. Пустые глазницы окон жуткой кляксой чернели на фоне побелевшей природы, а убирать снег из подъездов было некому. Таков был Чернобыль, город, над которым уже много столетий горит лишь одна звезда, свет которой есть чернее смолы, но жарче солнца.     Около одного из домов столпилась необычайно многолюдная для этого места толпа. Она переговаривалась между собой, шепталась и ненаигранно вздыхала, озираясь. Но большинство же смотрело в единственное горящее окно облезлой девятиэтажки, словно события, происходившие за ним, имели мировую важность. — Выйдет, не выйдет, выйдет, не выйдет…- тихо и неразборчиво бормотал Киев, задрав голову и уставившись в мутное окно.     Рядом толпились и другие города, которые всё не теряли надежды и из года в год приходили под окна негласного представителя ЧЗО, по очереди заходили к нему и буквально вытягивали из дома. Порой их попытки увенчались успехом, и Чернобыль с миной великомученика покидал свою обитель, но как только в гостях у Киева (а раньше Москвы) все о нем забывали, парень драл когти с такой скоростью, с какой, наверное, не бегал даже в 86-м.     Зачем это делается — никто не знал, но все свято верили, что творят благое дело, вспоминая хотя бы раз в год о Чернобыле помимо апреля и без зазрения совести выгоняя его гулять. — Никак! — из подъезда вышла Одесса, отрицательно махая руками.- Что не говори, всё бесполезно. — Донецк, — устало протянул Киев, смотря на добротного паренька, который уже успел выпить. — Есть, — твердо ответил тот, отдал честь и, пошатываясь, направился в подъезд. — Еще один, — устало вздохнул Чернобыль и тоскливо посмотрел на дверной проем, в котором стоял новый мучитель. — О, Черни, вот ты где, а я уже все этажи оббегал… Ты хоть бы табличку повесил или лифт починил… Тяжело ж на седьмой этаж подниматься…     Пьяный взгляд блуждал по комнате, без стеснения пожирая все то, что в обычных квартирах не встретить. Какие-то советские плакаты, сломанный счетчик Гейгера, совсем уж древний шкаф и кривая елка, обвешанная потрескивающей гирляндой. Глупая улыбка застыла на его лице, глаза все так же бродили по интерьеру квартирки, пока не наткнулись на ее хозяина. Слишком уж трезвый и равнодушный взгляд уставился прямиком в душу Донецку, и тот пьяно икнув, перестал осматривать комнату. — Кому надо, те и на девятый поднимутся, — буркнул Чернобыль, опуская взгляд на руки, в которых был зажат обычный нож.     От простого столового прибора парня перевернуло, он даже представил, как этот самый нож вонзается ему в сердце или даже в печень, которую и так давно пора ампутировать. Но уходить так быстро нельзя, вон, даже Бобровица дольше продержалась, да и выполнить долг перед Родиной он все равно должен. — Ну вот что ты сидишь в своей Зоне, как в банке консервной, пошли, гульнём, отметим! — Вам, правда, еще не надоело? — Чернобыль изогнул бровь, но так и не оторвался от работы. Только сейчас Донецк заметил, что в другой руке тот держит кусок дерева и старательно что-то из него вырезает. Как камень с плеч. Жить будем! — Ну как оно надоесть может! — слегка раскрепостился Донецк.- Ты друг наш, без тебя и праздник не праздник. Ты ж раньше какие анекдоты рассказывал, даже Москве нахамить мог, а сейчас что? Ни жив ни мертв… — Говорю в последний раз: нет. И точка, — недовольно ответил Чернобыль и со всей силы воткнул пресловутый нож в стол. Произведенный эффект отчужденца слегка удивил, но и обрадовал. Всё же не придется прибегать к крайним мерам. — Так, все, понял, — Донецк тут же протрезвел, а страх за свою печень вернулся.     Он быстро выскочил в коридор, сильно хлопнув дверью. Послышались громкие шаги по лестнице и ругань, адресованная не то Чернобылю, не то Киеву, не то лифту. Ненадолго воцарила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов да тихим треском гирлянд с переключающимися лампочками. Но потом на улице раздались недовольные голоса, какие-то бранные выкрики, и вскоре вся украинская делегация двинулась в подъезд. — Ну, всё, — стиснув зубы, Чернобыль быстрым шагом пересек всю комнату и закрыл дверь. Но ржавый замок не может выдержать натиск такого количества городов Украины. Собственно, как и нервы Чернобыля. Хотя это даст ему немного времени, чтобы решить задачу с назойливыми «друзьями».     Не прошло и пяти минут, как дверь была грандиозно выломана, а почти всю комнату заняли неугомонные города. Быстро расположились и… замерли, увидев, чем их решил встретить радушный хозяин. — Я же, кажется, просил, чтобы весь этот цирк происходил где-нибудь в другом месте.     Даже теперь невозмутимый Чернобыль загонял крупную дробь в старый обрез, отобранный, наверное, у Народичей, у которого не дом, а склад этого добра. Зарядив ружье, Чернобыль сразу же снял его с предохранителя и небрежно перекинул через плечо стволом в гостей. — А сколько раз я вас просил? Десять? Двадцать?     Он поправил такой же гнилой ремень от ружья и по-деловому скрестил руки. Воспитательная лекция явно планировалась долгой. — Вот вы мне объясните, неразумному, в чем счастье каждый год нажираться так, что мать родная узнать не может. А потом лежать ещё полмесяца и стонать, что голова болит, печень разлагается.     Чернобыль снял ружьё с плеча и начал ходить взад-вперед, наслаждаясь моментом, хотя ничего эпического из этого не выходило, ибо обрез то и дело врезался в лица городов, заполнивших здесь всё. — Но ладно, допустим, это у вас традиция такая, — парень развернулся на мысках и пошел обратно, ненавязчиво наступив на ботинок Львова.- Но это совсем не значит, что вы должны вовлекать в это меня.     Он снова пошел назад, но дойдя до середины пути, остановился и снял многострадальный обрез. — Так что запомните раз и навсегда! — Чернобыль победоносно вскинул ружьё. — Придете сюда снова, и я с порога разнесу вас этой дрянью.     И нажал на курок.     Секундный шок всех присутствующих первой нарушила какая-то дамочка, истошно завопив, которую подхватили остальные, и вот уже все в срочном порядке, толкая друг друга и ругаясь на все лады, выбегают из квартиры. Выходило это слишком медленно и сумбурно, и в роли катализатора выступил второй выстрел, после которого в доме Чернобыля не осталось никого. — И почему я раньше до этого не додумался? — хмыкнул отчужденец, поднимая дверь и пытаясь приделать её на место. Но напрасно. Буквально через минуту после того, как последний крик умолк в подъезде, в квартиру влетел Славутич, вышибая многострадальную дверь и бешеным взглядом смотря на Чернобыля. — Ты… что… устроил… там… эти… говорят… опять… рвануло… у тебя… не в том месте… и что пора тебя к психологу… вести!     Он, тяжело дыша, прислонился к стене и поставил рядом пакеты, из которых по дороге уже успела вывалиться провизия. Потом медленно перевел взгляд на комнату, ожидая увидеть полную разруху, но не заметил ничего странного, кроме снега, тающего на линолеуме. — Что устроил, что устроил… — передразнил его Чернобыль, выдергивая нож из стола.- Это у них там «что-то рвануло», я ж не идиот, чтоб из Народичского ружья палить в своем доме.     Он снова сел за работу, аккуратно вырезая какую-то фигурку и больше не обращая внимания на Славутича. Тот быстро собрал выпавшие продукты, попытался приделать сломанную дверь назад, но поняв, что это бесполезно, сел на потрепанный диван. — Так ты куда выстрелил-то? — негромко спросил Славутич, когда спала неблагоприятная атмосфера. — А сам не догадываешься? — иронично ответил Чернобыль, продолжая странную работу. — Если бы догадался, то и не спрашивал, — насупился молодой город. Обследовав взглядом всю комнату, и так изученную ещё с малых лет, он посмотрел в открытое окно. Черное небо, застланное такими же черными тучами, и только одна звезда, словно фонарь, озаряет своим полынным светом заброшенные дома. — Туда и пальнул, — усмехнулся Чернобыль, потом постучал ножом по столу, стряхивая с него стружку, и встал со стула.- Пошли, нам ещё до Припяти телепаться и телепаться. И набросив легкий плащ на плечи, перешагнул через выломанную дверь. Фигурку же он аккуратно положил в бездонный карман. — Слушай, а чего ты так на них взъелся? — спросил Славутич, когда они уже шли по пустынному шоссе. — Видишь ли… — Чернобыль задумчиво прикрыл глаза. — Что вообще есть Новый Год? Определенный промежуток времени, в который принято вспоминать всё, что за прошедший год успели приобрести и потерять. А я приобретал лишь потери.     Он странно усмехнулся, невидящим взглядом смотря на горизонт. — К тому же, следуя старой-доброй пословице, не хотелось бы провести весь год в окружении этих идиотов лицом в салате да еще и пьяным. Восемьдесят шестого хватило. — Ты даже к Новому Году так серьезно относишься?! — Вот когда тебе будет восемьсот лет, то я задам этот же вопрос. — Я не буду таким занудой и в тысячу лет. — Ты намекаешь на то, что мне следует рвануть еще раз? То есть приходим к прозаичной философии жизни путём бесконечных лишений?..     А на горизонте по-прежнему были неясны границы миров, но никто не пытался провести их. Зимой Полесье может жить спокойно, ведь не бывает полынных вьюг. Зато бывают праздники, такие, как Новый Год, например. Тогда даже Чернобыль может позволить себе немного повеселиться. Так что пусть Звезда Полынь посветит в гордом одиночестве, которого так долго хотела.