Сказки двух рек

Раньше мы с братом любили подолгу сидеть у окна на одном из низших ярусов и смотреть на ледяные реки. В этом была какая-то своя, особая магия: белый свет, сочащийся из ниточек-расщелин, тревожная рябь прозрачной как стекло воды и чёрные камни, окружающие нас, вздымающиеся ввысь и расползающиеся в ширь, сливающиеся со стенами города. В такие моменты мы в основном молчали. Духота и многолюдность верхних ярусов, несмотря на всю их живость и привлекательность, порой утомляли даже нас, а здесь, внизу, нас всегда радушно встречало одиночество. И когда мне приходится вспоминать о тех днях, о молочном свете в голубоватым сполохах и искрах огня спускающихся с небес, я думаю, что в них было гораздо больше волшебства, чем утверждают наши зануды-ученые. Потому что иных причин, почему мы вдвоём, будто заколдованные, часами пялились в воду, я найти не могу. Тогда это все казалось сказкой, феерией. И мы шепотом пересказывали её друг другу, спрятавшись в тени высокого подоконника. Мы создавали свои миры, химер и самых дивных из чудовищ, населяя ими пространство под нами. И конечно мы вплетали в чудное полотно наших историй пестрые нити городских легенд. Их в нашем городе было даже слишком много. Такова доля всех маленьких городов-поселений, как теперь я могу судить. Некоторые из тех удивительных историй я уже успела позабыть, хотя, я почти уверена, мой брат помнит каждую из них в мельчайших подробностях. Иные отпечатались в моей памяти настолько ярко, будто я и правда прожила их, став гостьей собственного новорожденного мира. Брат иногда шутит, что я помню лишь те сказки, которые смогли воплотиться в реальность. И в таком случае, сейчас я бы хотела познакомить вас с одной из созданных нами вселенных. — Скажи мне, Мойра, откуда берутся ледяные реки? — спросил меня однажды брат, когда, вдоволь наглядевшись на бледные отсветы, я спряталась в тени подоконника. Я задумалась. К тому моменту мы уже успели придумать такое количество легенд о белых реках, что выбрать из них одну единственную было задачей не из простых. — Я уверена, что в сумерках их зажигает фонарщик. — Я решила внести немного разнообразия в наши обычные сказки. Тем более фонарщик в те дни казался мне фигурой презагадочной. — Но если бы фонарщик зажигал их в сумерках, то к утру они бы обязательно успели бы погаснуть. — Резонно заметил брат отворачиваясь от окна. В его глазах ещё плясали голубоватые отсветы, так, что он и вправду походил на маленькое шальное божество. — Он зажигает их дважды в день. Тени прячут его, чтобы мы не могли увидеть как он делает это, а за это фонарщик даёт им побольше посидеть у таверны по вечерам и специально зажигает фонарь около неё последним. — Но разве тени не сказали бы нам, если бы дружили с ним? — он наконец сел и подцепил рукой обрывок старой занавески, закутавшись в него, как в плащ. — А кто сказал, что они дружат? Ты же видел нашего фонарщика, такому не откажешь. Я мельком глянула на окно. Уходит не хотелось, но тихий шёпот приключений неумолимо взывал к сердцу. Пока что они с завораживающим льдистым светом играли вничью, но я знала, что скоро шёпот победит. — Все дело в его глазах. — Убеждённо заметил брат. — Они сделаны из особого кремня самим подземным кузнецом, чтобы белая река никогда не угасала. Когда приходит время, фонарщик достаёт свои глаза и высекает из них холодные искры. Из искр он раздувается пламя, которое растекается по подземным руслам и питает реку. — И что же случиться, если она погаснет? — спросила я поднимаясь и аккуратно заглядывая в дверной проём. Там, как всегда, было темно и тихо. — Тогда ничто уже не сможет сдерживать огненную реку, она вспыхнет ослепительно ярко, заполнив этим светом целый мир, и настанет Конец Тьмы, — произнёс брат тем самым тоном, которым обычно объяснял мне совершенно очевидные, по его мнению, вещи. Но тут он был, конечно, прав, все было очевидно. — Небесная река всегда была в конфликте с рекой подземной. — Я покосилась на брата, подбиравшего с пола мелкие камешки с подозрительно пакостным выражением лица. — Её жителям никогда не хватало терпения и мудрости, чтобы сдерживать свой дурной нрав. Они были недовольны жителями белой реки, потому что те знали древние песни, которые усыпляли созданий небесного огня и не давали им окончательно обезуметь. А когда холодный огонь в белой реке погаснет, то жители её потеряют все свои волшебные силы, и тогда… Я задумчиво посмотрела на стену и ковырнула ногтем размывшийся рисунок старой фрески. — Тогда из огненной реки восстанут саламандры и химеры — давние враги теней. И уничтожат их, все, до самой-самой маленькой дневной тени, разнося огонь по всем уголкам и щелочкам. Вот почему тени помогают фонарщику. — А как же лекарка? — спросил неожиданно брат, тоже подбираясь к проёму. Мы готовились совершить вылазку. — А что лекарка? — удивилась в ответ я. Мы переглянулись и опрометью бросились сквозь длиннющий тёмный коридор, полный такой непроглядной тьмы, что в ней исчезал даже кончик собственного носа. Эту тьму мы оба искренне любили, но бег был частью игры. — Ты видела, как они перешёптывались пару седмицу назад? — прошептал брат ещё не успев справиться с дыханием. Мы оба стояли в просторной поросшей пылью зале, которая некогда натолкнулась нас на размышления о существовании призраков, и разгоняли своим жарким дыханием ледяных жучков. — Он, кажется, чуть не задушил её тогда. — Припомнила я тот далекий вечер. — Думаешь она приспешница созданий рыжего огня? — Конечно! Иначе из-за чего бы им так ругаться? — согласился брат, выискивая под одним из кресел заначку из кулька конфет и пучка отверток. — Лекарка хотела разбить все его фонари и не дать зажечь холодный огонь. Но глаза фонарщика она разбить не смогла, ни силой, ни страшными колдовскими ритуалами и тогда она решила попробовать его отравить, подсунув яд из трав небесной реки. Я пристроилась с одной стороны от широкой гардины, за которой пряталось окно с самым шикарным видом во всем замке. Пылевая бахрома со штор изрядно опала после наших многочисленных визитов, и за ними уже почти можно было дышать. — Но фонарщик обнаружил яд и так рассердился, что чуть не убил лекарку. Тени шептали ему на ухо самые страшные кары, которые он мог бы обрушить на шпионку, но в его сердце горела искра из ледяной реки, содержавшая его ненависть. Брат пристроился с обратной стороны окна и теперь вместе со мной смотрел как рыжая магма, почти достигнув грая пропасти, распадалась на десятки мелких ручейков, уходя куда-то вглубь скалы, а от никогда не замерзающего зеркала воды поднимались резные щупальца инея. — Выходит по нашему городу ходит вражеская шпионка и ненаказанная преступница? — Спросила прищурившись я. — Выходит, что так, — согласился брат. Мы внимательно посмотрели друг на друга, моментально придя к согласию. В конце концов, горсть камешков и набор отверток в умелых руках могли стать вполне неплохим оружием в борьбе за справедливость. К счастью, матушка успела перехватить нас до того, как мы добрались до уровня целительских комнат. У лекарей тогда было достаточно проблем и без наших мелких пакостей — кажется какая-то эпидемия, уже не вспомнить точно. А к вечеру мы успели забыть о важности возложенной нами самими на себя же миссии, и во всю окунулись в новый удивительный мир. Теперь мне порой до отчаяния не хватает их, наших невероятных вселенных, таких реальных сказок, оживлявших серость настоящего. Городских легенд, плотно переплетавшихся с былью. Простых людей, становившихся то богами, то изгоями. Силы и власти, которой мы обладали, пусть даже в нашем собственном сознании. В такие моменты я действительно скучаю по детству, как по времени, когда я была могущественнейших, чем когда-либо вновь смогу стать. И вспоминаю когда-то созданные нами с братом миры как отголосок ускользнувшей из моих рук по-детски всепоглощающей власти.