А раньше звезды здесь были ярче

      Автобус несётся по дороге, они проезжают какую-то деревеньку рядом с Йокогамой, и за окном мелькают магазинчики, маленькие домики, остановки и станции электрички. В солнечных лучах ярко переливается изумрудным зелень. Чуя смотрит в окно, прикрыв глаза и морщась от солнца, рыжая голова лежит на чужом остром плече. Осаму откинулся на спинку сиденья и вроде заснул с наушниками в ушах, музыка часа полтора назад выключилась, но замечать это некому. Такая знакомая дорога, столько воспоминаний, только теперь они едут в лагерь как вожатые, а не просто отдохнуть.       Рыжий закрывает глаза, устраиваясь поудобнее на импровизированной подушке. Он не спал несколько ночей подряд, как, впрочем, и Дазай, и точно бы заснул сразу после посадки в автобус, но постоянные остановки на светофорах и пробки так явно давали о себе знать, что парня начало мутить с самого начала поездки. Поначалу хотелось чисто из принципа распинать Дазая, чтобы не спал тут пока ему, мягко говоря, хреново, но удержался. Пусть спит, раз уж его не укачивает.       Сейчас комок от горла откатил, они выехали за город на ровную пустую трассу, и Чуя наконец почувствовал себя нормально. Им ехать ещё сутки. Лагерь достаточно далеко, а если ещё учитывать остановки, которые точно будут, потому что в автобусе едут дети, дорога может занять и лишних полдня. Зато будет возможность размяться и подышать свежим воздухом, пока шатен будет предпринимать тщетные попытки отцепить от себя детей, которые к нему почему-то привязались. К Чуе они не лезли и старались лишний раз не подходить. Их рыжеволосый воспитатель с первых минут знакомства не внушил доверия. Мрачный и раздраженный, с хриплым голосом и не самыми льстивыми речами относительно своего коллеги, он подошел к собравшейся кучке детей и бросил, что «чья идея тот и разбирается», оставив на Осаму всю организаторскую деятельность.        Накахара искренне ненавидел длинные поездки на общественном транспорте, даже пусть они и не останавливаются на каждой остановке и в автобус не набивается толпа незнакомого народа. Парень ещё вчера матерился Дазаю по телефону насчёт того, что лучше бы они ехали в электричке, ведь там хоть не укачивает и кондиционер есть, а шатену приходилось устало повторять, что им нужно ехать организованно и с детьми, за которых они отвечают головой, в одном транспорте. Правда никакие доводы не действовали и Накахара продолжал жаловаться на жизнь до полуночи точно. Потом шатен уже не выдержал и заявился к нему домой с вещами, чтобы угомонился уже и шел спать. Но рыжий воспринял это как повод поныть подольше, раз о нём так сильно заботятся.       Чуя перед каждой поездкой сначала долго возмущался, потому что его одного ведь укачает, остальным хоть бы что, потом ехал, умирая на задних сиденьях, но умирая молча, а по приезду в лагерь снова начинал материться и поливать грязью все автобусы, называя их адскими машинами, созданными дьяволом, чтобы уничтожить человечество. И всё это на протяжении пяти лет приходилось выслушивать одному Дазаю, который садился в автобусе рядом с «трупом» и засыпал под злобное урчание рыжего под ухом и жалобы о том, как же хреново и что больше в эту дыру не ногой. Но каждое чертово лето Чуя ехал в «эту дыру» и каждый раз повторялось одно и то же. Дазай уже привык и даже не пытался отвлечь парня разговорами, если Накахара выбрал себе роль мученика, то пусть играет её от начала и до конца.       — Эй, — рыжий тихо позвал Осаму, взъерошив волосы рукой и смотря в окно. Автобус остановился около какой-то лавки с сувенирами, на сиденье перед парнями кто-то зашевелился, несколько девочек поднялись, достали что-то из-под сидений и снова расположились на мягких креслах, активно обсуждая игру. Шатен приоткрыл один глаз, зевая и перекладывая руку Чуи себе на колени. — Не спишь, шпала двухметровая? — рыжий говорил тихо, хриплый спокойный голос звучит ласково, но Осаму уже знает, что на этот трюк вестись нельзя. — Посмотри в окно, пять лет назад автобус остановился в этом же месте, я помню эту ёбаную сувенирную лавку, и ко мне тебя пересадили, потому что, видите ли, тебе плохо стало, а ты просто перед поездкой таблеток наглотался, сука такая.       Дазай посмотрел в окно. Это место и вправду почти не изменилось с того времени, только деревья выросли и лавка перед магазинчиком теперь оказалась в тени, а крышу закрыли густые ветки. Пять лет назад. Столько всего случилось за это время, а лавка с сувенирами на окраине деревни осталась прежней.       Они с Чуей учились тогда в параллельных классах и даже не подозревали о существовании друг друга. Конечно, была возможность пересечься в школьном коридоре, но юный самоубийца постоянно мотался по больницам, то с переломами, то с отравлениями, то вообще с простудой, потому что иммунитет ни к чёрту, а Чуя не выходил из класса, предпочитая шумной компании общение со злобным преподавателем Куникидой-сэнсеем, и ка-а-ак только Дазай не стебал его за это потом. Э-э-э-э-эй, Чуя, тебя что, Куникида-сан покусал? Ученик пошёл в учителя, так и норовит плюнуть ядом. А у тебя, как я погляжу, цель выучиться так же забавно кричать, как Доппо, и заводиться от каждой мелочи?       Но очевидно сама судьба свела агрессивного карлика с двухметровым суицидником и отправила в один лагерь на одном автобусе. С того самого дня парни и начали общаться, а точнее, взаимно подкалывать друг друга и ненавидеть. Но что-то в их отношениях явно пошло не по плану прошлым летом.       — Я тоже тебя люблю, — шатен тихо вздыхает, понимая, что от Чуи таких слов не услышит никогда, но он и так знает, что «А я тебя ненавижу» из Чуиных уст означает «Люблю». Парень толкает рыжего в спину, вынуждая сесть ровно. Оглаживает щёку ладонью, заводя за ухо выбившиеся рыжие пряди, прикасается сухими холодными губами к чужим губам, проталкивается языком внутрь, не обращая внимания на недовольное шипение Чуи. Проводит языком по деснам и зубам. Шатен отстраняется, почувствовав, как Накахара сжимает ткань футболки на его спине. Лучше не злить спущенного с цепи пса, пока он не нападает на тебя. Рыжий пихает Дазая в бок и снова укладывает голову ему на плечо, отвернувшись на этот раз и скрестив руки на груди.       — Идиот — сквозь зубы шипит парень, Осаму смеется.       — Всё равно никто не видит.       — Ещё раз так сделаешь — язык откушу.       — Хорошо, хорошо. — Дазай складывает руки на животе парня в замок и укладывает его голову себе на грудь. — В следующий раз я подкараулю тебя в безлюдном темном углу, и никто не сможет тебе помочь.       — Это тебе там никто не сможет помочь.

***

      — Лежи спокойно, ты подушка.       Рыжий укладывает голову парню на колени, вытягивает ноги, упираясь ими в стену и прикрывая глаза.       — С каких пор я стал подушкой? — шатен зевает, понимая, что и сегодня ночью ему поспать не удастся, Чуя никогда не спит спокойно, постоянно вертится и невнятно бубнит. Дазай будет всю ночь смотреть на парня, чтобы ничего не побеспокоило его и без того тревожный сон и он выспался наконец. — Ладно, подушка так подушка, я не против.       Перебинтованные руки мягко обнимают, пальцы закручивают рыжие пряди, вплетаются в волосы.       За окном проносятся чёрные очертания деревьев, по одну сторону возвышается поросшая кустарником скала, по другую — обрыв, видно только верхушки лиственных шапок. Дазай сидит в темноте, все в салоне спят кроме него, такое странное чувство ностальгии… Чуя лежит молча, кажется, он так устал, что ему уже ничего не снится. По губам скользнула печальная улыбка, интересно, каково это, видеть сны? Накахара пару раз рассказывал шатену о том, что ему приснилось, и Дазай даже выдумал какой-то небольшой рассказ, чтобы не вдаваться в объяснения и не волновать рыжего лишний раз. Хоть и говорит, что ненавидит, а всё-таки переживает. Осаму уже давно ничего не снится. Сны становятся с каждым годом всё более редким явлением, но так, наверное, даже лучше. Сколько парень себя помнит, ему только несколько раз приснилось что-то хорошее, в остальное же время его мучили кошмары, если вообще снились. Обычно шатен спал крепко и ничего не видел, сон превратился в некий телепорт из одного дня в другой, не более. Кареглазый даже иногда завидовал Чуе, который бубнил во сне и улыбался, или наоборот, хмурился. Парень включает музыку в наушниках и запрокидывает назад голову. Впереди ещё целая ночь, долгая чёрная ночь, наполненная шорохами в салоне и шуршанием шин по асфальту.       Автобус останавливается на пустынной трассе, ещё не начало светать, снаружи прохладно. Чуя кое-как выполз на улицу, Дазай всё-таки заснул и рыжий старался выбраться из его объятий не разбудив. У него это неплохо получилось, хотя для этого особого мастерства и не нужно, Дазай спит как убитый, ни на что не реагирует.       Парня знобит, ему хуёво, другого слова и не подберешь. Кажется, он простудился. Только как, мать его, летом в жару, можно было это сделать?! Накахара попросил остановить автобус, ссылаясь на тошноту, и сам искренне верил в свои слова, но сейчас только голова кружилась и кровь в висках пульсировала, ну и куда без больного горла, без него мы все погибнем со скуки. Рыжий откашлялся, ёжась от холода и доставая из заднего кармана пачку сигарет. Нет, ну, а что ему мешает покурить сейчас, больное горло и раскалывающаяся голова это вовсе не помехи. Щелчок зажигалки, огонёк греет руки, тонкая струйка дыма поднимается вверх, вьётся и растворяется в темноте. Чуя снова кашляет, выкидывает окурок в сторону после нескольких затяжек и забирается в автобус, давая сигнал водителю, что можно ехать дальше. Парень снова усаживается возле окна. Шатен немного морщится, чувствуя едкий запах табачного дыма сквозь сон, но не просыпается. Рыжий кладет голову на чужое плечо, вдруг получится снова заснуть. За окном снова начинают мелькать силуэты деревьев. Интересно, долго Дазай спит или только недавно глаза закрыл?

***

      Чуя проснулся от того, что его упорно тянули за край футболки, и нет, это не Дазай решил растолкать парня потому, что уже утро, шатен преспокойно спит, рядом стоит девочка лет девяти и тянется через колено Осаму к Чуе. Парень тут же выпрямляется и откидывается на спинку сидения, протирая глаза, понимая, что за ночь съехал на колени Дазая, но делает вид, будто всю ночь просидел рядом. Ага, конечно, никто из детей ведь не подходил к ним с утра пораньше и не сваливал потихоньку при виде чудесной картины.       — Чуя-сан, — девочка выпрямилась, смотря снизу вверх на своего вожатого. — А мы скоро приедем?       Парень ещё не до конца проснулся и с недоумением смотрит на ребенка. Куда приедем? Зачем? Рыжий осматривается вокруг. Ну, точно, они ведь уже в автобусе. Чуя достает телефон и смотрит на время.       — Ну да, немного осталось, — парень зевает. Из-за спины девочки выглядывает белобрысый мальчишка, девятилетка как и девочка, только храбрости явно поменьше, чем у Кёки. Накахара улыбается, стараясь быть похожим на человека, а не на труп. — Лучше садитесь на места, пока автобус не поехал, мы скоро приедем.       Дети убежали, уже отойдя на несколько шагов, начиная что-то громко обсуждать и усаживаясь на места. Вообще в автобусе достаточно шумно, странно, что Чуя до этого сам не проснулся. Парень посмотрел на Дазая. Шатен ничего не заметил, всё так же мирно спит. И как только у людей это получается? Рыжий замечает провода наушников и теперь ему понятно, почему этот чёртов меломан не проснулся до сих пор. Жалко будет его сейчас разбудить, пусть уж лучше останется один в автобусе, и потом не поймёт, какого черта происходит, где дети, Накахара и собственно он сам. Чуя сам не знает, почему так хочет напакостить суицидальному своему другу, наверное, это уже стало привычкой, ведь с самой первой их встречи они продолжали общение исключительно, чтобы отомстить друг другу и жизнь испортить.       Парень потягивается, ощущая, как во всём теле ломит кости, распускает забранные в хвост волосы и пытается распутать их. Еще остается надежда привести себя в человеческий вид. Ему сейчас намного лучше, чем ночью. Даже голова прошла, но это, кажется, ненадолго. Жаль, что здесь нет зеркала, а то парень точно бы удивился, как его дети не шарахались. Под глазами залегли тени, растрёпанные волосы, болезненно бледная кожа, дрожь во всем теле, которую рыжий упорно игнорировал, но которая прекрасно заметна окружающим. Ему прямая дорога на кладбище или в морг, распугивать всех живых, а он едет в лагерь. Где-то под сиденьем валяется сумка Дазая, в ней точно полно таблеток, только вот каких? Вряд ли Осаму брал с собой что-либо кроме снотворного, обезболивающего и от чего там еще можно умереть?! Остается только надеяться на его заботу. Он прекрасно знает, как легко Чуя заболевает и возможно захватил с собой что-нибудь от температуры. Парень наклоняется, шарит рукой под сиденьями, нащупывая сумку и пытаясь её вытащить. Потом щипает шатена за ногу, чтобы тот не мешался, а то сумку хуй достанешь. Дазай тихо ойкает и шипит, растирая рукой ногу и смотря на Чую.       — Мне твои ноги мешали сумку достать, — бросил рыжий, роясь в чужой сумке.       — Может, хоть извинишься? — шатен обиженно тянет слова. Ага, конечно, принцессу оскорбили.       Рыжий притягивает за ворот футболки и небрежно целует в уголок губ. Он не собирается извиняться перед Дазаем, шатен все равно никогда не обижается.       — Можно было и по-нежнее, — парень недовольно фыркает, косится на Чую. Тот, кажется, беззвучно матерится, не может найти что-то в его сумке. — Помочь?       — Обойдусь, — рычит парень, не оборачиваясь. — Да бля! — рыжий уронил злосчастную сумку на колени. — Ладно, где таблетки, я знаю, они у тебя есть.       — Даже и не знаю, стоит ли их тебе давать, — шатен тянет слова. — Ты всегда такой грубый…       — Что ты хочешь? — Чуя обреченно вздыхает, понимая, что Дазай от него теперь не отвяжется.       — Не что, а кого, — парень хитро улыбается. Холодная рука убирает челку, шатен целует в лоб и с беспокойством смотрит в глаза. — У тебя температура.       — Да похуй, таблетки дай.       Дазай только вздохнул, дотягиваясь до полки и доставая оттуда рюкзак, протягивает рыжему. Чуя уже не удивляется, обнаруживая веревки, потрепанные книги и кучу лекарств, последнее даже хорошо, можно выбрать, а не закидывать в себя единственное, что было. Парень выуживает обезболивающие и какую-то дрянь от температуры, а шатен протягивает бутылку воды, непонятно откуда вытащенную.       Между деревьями начинают мелькать корпуса, забор. Они уже едут мимо территории лагеря. Чуе стало лучше после таблеток, но парень всё-таки заснул на плече шатена. Кажется, кому-то придётся как минимум сегодня развлекать детей в гордом одиночестве, пока другой отлёживается. Автобус останавливается у ворот, шатен трогает Чую за плечо, он бы конечно мог отнести рыжего на руках, под предлогом того, что будить не хотелось, но тогда самоубийство покажется единственным — а главное безболезненным — выходом из ситуации. Парень встряхивает головой, осматриваясь и вставая.       — Приехали? — рыжий потягивается, приоткрыв один глаз и смотря сверху вниз на шатена, тот кивает и тоже встаёт. Сейчас начинаются его страдания и возня с детьми. Парень обречённо вздыхает, наблюдая, как половина уже повыскакивали со своих мест. — Построй их.       Дазай, кажется, хотел огрызнуться, но смолчал, признавая, что сам он бы это понял только минут через пять, когда дети уже бы разбежались по территории лагеря. Иногда у Чуи мозги работают лучше.       — Хэ-э-э-эй! — шатен привлекает внимание маленьких демонов к себе, стоя посреди прохода. — Сейчас все берём вещи, строимся по парам и выходим из автобуса!       Послышались громкие весёлые крики. Парень уже думал, что его с ног собьют, но водитель предусмотрительно открыл только переднюю дверь.       — Вали с ними, — хрипит рыжий. Вот ведь, у него ещё и горло болит, выходит. — А я, так и быть, и твои вещи захвачу.       — Я сам вещи отнесу, лучше ты иди, — парень наклоняется, целует в висок и буквально выталкивает из автобуса. — Не беспокойся, я захвачу твои манатки!       Рыжий тяжело вздыхает. Дазай сейчас о нём заботится или сплавляет всю работу на больного человека? Чёрт его разберёт, оба варианта вполне правдоподобны, от Осаму можно ожидать вообще всего. Чуя окидывает взглядом собравшихся перед ним детей. Из всей толпы в глаза бросаются два мальчугана, один — Ацуши Накаджима, второй — Акутагава Рюноскэ, они держатся за руки и брюнет периодически огрызается на блондина. Накахара вскидывает голову, жмурится от солнца, проникающего сквозь густую крону. Кажется, ещё недавно они так же стояли с Дазаем перед Мори и Юкичи. Столько воспоминаний связано с этим местом, столько смеха и улыбок. Дазай толкает в спину, держа в руках сумки, намекает, что пора бы заканчивать с ностальгией. Ну конечно, он-то вообще ничего не чувствует, ему плевать, а это место памятно только тем, что у него почти получилось повеситься на ветке. Но только почти, Мори разрезал веревку и Дазай просто упал на землю, тут же начав возмущаться и доказывать взрослому человеку, что жить не хочет, а ему тогда было лет… одиннадцать вроде.       Тусклые выцветшие стены корпусов, немного обшарпанные, пыльные окна, старые деревья, сломанные качели и проржавевшая от дождя горка. Солнечные лучи будто проходят сквозь все это, оставляя всплывать перед глазами туманные воспоминания. Вон там, на тех качелях Дазай подарил ему цветы первый раз, с той горки рыжий столкнул юного суицидника, а за медпунктом шатен прижал Чую к стене и поцеловал… Парень замечает боковым зрением, как Дазай улыбается, рассматривая что-то вдалеке, тоже оборачивается. Ах, ну да, его давняя возлюбленная — ветка, та самая. Рыжий цыкнул, вот может ведь эта двухметровая падла испортить момент одним своим видом.       — Ну что, это наш корпус. — Накахара первый заходит, доставая из кармана список и распределяя детей по комнатам, Осаму ждёт пока все зайдут.       — Накаджима и Акутагава, последняя комната, — парень убирает бумажку и смотрит на Дазая, которому пришлось все полчаса держать в руках вещи Чуи. «Это твои пакеты можно на пол кидать, а мои вещи попрошу не пачкать». Пришлось послушаться. Теперь наконец можно было отнести все в комнату и понять, что не чувствуешь левую руку. И что можно было такого тяжелого напихать?! — Собираемся в час перед корпусом! — Чуя обращается к собравшимся вокруг детям, потягивается и первый уходит. Технику безопасности им Дазай еще в начале поездки рассказал, можно не повторять по сто раз, а пока нужно отлежаться. Парень смотрит на часы. И поспать хотя бы пятнадцать минут.       Чуя заходит в комнату. Дазай уже успел сдвинуть кровати и развалился на них, закинув руки за голову и хитро поглядывая на вошедшего. Ох, и нехороший же это взгляд, особенно когда у тебя температура только спала. Шатен двигается к стене, чуть приподнимаясь на локтях. Рыжий брезгливо фыркнул, придвигая стул к кровати и садясь на него, закидывает ногу на ногу и запрокидывает голову. Знобит.       — Ты неисправим, — шатен вздыхает, хватает Чую за руки и тянет на себя. Точнее роняет.       — Ты ахуел! — если бы не больное горло парень крикнул бы громче. Дазай прижимает к себе, обнимая за плечо и перебирая рыжие отросшие пряди. Накахара несильно пихает локтем в бок и закрывает глаза. — Разбуди, если засну.       — Обязательно.       Дазай, не задумываясь, врет, он прекрасно знает, что не разбудит парня, а наоборот сделает все, чтобы его не разбудили, но ведь ложь во благо никому еще не навредила? Чуя тихо спокойно дышит, засыпает, наверное, он так не хочет слушать бесконечной болтовни суицидника, что привык моментально отключаться рядом с ним. Шатен выуживает из чужого кармана сигареты и зажигалку, придется поделиться с ближним, раз подсадил на вредную привычку, сам же показал надпись на пачке «курение убивает». Накахара потом очень пожалел о своей шутке, Дазай регулярно пиздил сигареты, отшучиваясь, что мол, это он просто новый способ самоубийства изобретает, а не перенял привычку. Из-за него пачка всегда заканчивалась за пару дней или вовсе, только начатая, пропадала в небытие, «культурно позаимствованная» Осаму. Парень закурил, выпуская дым в потолок и стараясь не закашляться, у него всегда начинает болеть грудная клетка, но легкое головокружение приятно, поэтому похуй на то, что ему дышать потом будет больно, вообще не проблема.       На часах без пяти час, Чуя уже крепко спит, можно не боясь вставать, парень не проснется. Дазай убирает руку, забирает с собой сигареты, потому что негоже больным курить, накрывает рыжего пледом и, тихо прикрыв дверь, выходит из комнаты. До вечера Накахару никто и ничего не побеспокоит, может спать столько, сколько захочет, только бы вечером чувствовал себя нормально. Дазай выходит из корпуса, оглядывает собравшихся. Веселый же однако выдастся денек…       Комната погружена во мрак, несмотря на свет фонарей, проникающий сюда с улицы. На фоне окна вырисовывается знакомый силуэт, Дазаю не составляет труда понять, что Чуя негодует, но чувствует себя, несомненно, лучше, чем днем. Шатен, ничего не говоря, подходит и достает из кармана сигареты — да, взбесить сейчас рыжего еще больше это основная цель — закуривает, облокотившись о подоконник. Он готов хоть сейчас упасть на пол и спать так несколько дней подряд, работа с детьми, оказывается, выматывает куда больше, чем Осаму предполагал. Рыжий ничего не говорит, только забирает пачку и тоже закуривает, затягивается и поворачивается к шатену, выпускает горький дым прямо в лицо. Дазай уже привык, но все равно кашляет, стоит вдохнуть едкий дым. Чуя довольно ухмыляется.       — Просил же разбудить.       — Зато тебе лучше.       — Мразь, — парень цыкнул и выкинул окурок в приоткрытое окно. Суицидник с облегчением выдыхает, наблюдая за его действиями. Рыжий любит тушить сигареты о забинтованные руки когда злится. На коже остаются только несильные ожоги, которые быстро проходят, но вот бинты жалко. — Слушай, пойдем на крышу? — Дазай повернулся к Чуе. Что? Крыша?! — Хочу на звезды посмотреть.       — Вот как, — шатен усмехается. — Тогда я буду считать это началом свидания.       Рыжий закатил глаза, подобные заявления от Дазая уже порядком надоели. Романтик долбаный. Парень сгребает с постели плед и подушку, кивая шатену, чтобы тоже взял.       — Ты там ночевать собрался? — суицидник усмехнулся.       — Дурак, там холодно.       Дазай медлит, стоя у кровати и смотря на плед, Чуя уже вышел из комнаты, шаги разносятся эхом по пустому темному коридору. Шатен стянул с кровати одеяло и накинул на плечи, схватил подушку и выбежал из комнаты. Рыжий старается идти тихо, чтобы никого не разбудить. Мимо проносится Дазай, за спиной развивается несчастный плед, повязанный на плечи как плащ, парень успевает ударить подушкой по плечу.       — Кто последний на крышу тот пидор!       — Ты, блять, что делаешь?! — шипит рыжий, но шатен уже не слышит. Парень печально смотрит вслед, улыбаясь, клетчатый плед исчезает за углом. Вот ведь идиот, главное чтобы никого не разбудил.       Чуя поднимается за Дазаем. Тяжелая железная дверь немного скрипит, холодный ветер пробирает, по коже пробегает волна мурашек. Шатен уже скинул плед на пол и, подложив подушку под голову, смотрит в небо. Надо же, делает вид, будто сейчас и не он вовсе страдал полнейшей херней. Рыжий подходит и ложится рядом.       — Дорогой, а ты пидор, — шатен тихо смеется.       — Долбоеб, — Чуя тоже усмехнулся. Рядом с Дазаем тепло, по небу рассыпались тысячи белых сияющих точек.       Парень вглядывается в темное пространство, с каждым годом звезд становится все меньше и меньше, еще в прошлом году млечный путь было видно, а сейчас его уже почти не различить. Рядом вырастают парки аттракционов, новые лагеря, магазины, из-за ярких огней звезды тускнеют и исчезают, их не видно. Чуя помнит, как они с Дазаем в их первую поездку сидели на этой крыше и искали созвездия, любовались млечным путем. Он словно белая лента пересекал все небо своей широкой полосой, а сейчас от него осталось только бледное напоминание. Мир вокруг меняется, а этот лагерь остается таким же как и был, только кажется медленно умирает, стареет. Чуя протягивает руку к руке шатена, сжимает холодную ладонь в своей. В тусклых карих глазах отражаются звезды.       Ветер треплет волосы и срывает с деревьев сухие листы. Улицу внизу заливает желтый свет фонарей. Взгляд цепляется за прочерченную на небе яркую полоску, быстро потухшую, голубоглазый поворачивается к Дазаю и встречается со взглядом карих глаз.       — Что ты загадал? — парень смотрит в глаза, уверенный в том, что Чуя видел падающую звезду. Рыжий покраснел и отвернулся.       — Если скажу -не сбудется.       — А я не верю в это, — шатен садится, обхватив руками ноги и поднимая голову. — Я загадал, чтобы ты вышел за меня.       — Чего?! — Чуя вскидывает голову. Дазай только смеется.       По телу разливается что-то приятное, теплое. Хочется остаться на этой крыше навсегда, сидеть ночами и вместе улыбаться.       — Думаешь, я никогда не сделаю тебе предложение? — шатен протягивает руку к лицу, оглаживает и заводит за ухо пряди. Рыжий молчит. Неожиданно. Суицидник целует в уголок губ и, положив ладонь на голову, треплет волосы.       Чуя начал засыпать в объятиях шатена, устроив голову у него на груди и обхватив под руками. Дазай все время что-то тихо мурлыкал, то вспоминал стихи, то напевал песню. Рыжий не вслушивался, пропуская мимо ушей, все равно не к нему обращаются. На небе ярче вырисовывались звезды, заполняя все пространство своим тусклым свечением. Ветер стал холоднее, а внизу погасли все фонари, возвещая о том, что уже минуло за полночь.       — Пойдем в комнату. — шатен потрепал по голове, приподнимаясь на локтях.       Чуя молча забирает плед и подушку, сонно смотрит на суицидника и пихает вещи ему в руки. В голове пустота, ничего не хочется. Дазай идет следом за рыжим, прожигая взглядом и довольно улыбаясь. Дверь на крышу захлопывается с глухим стуком и парень останавливается, роясь в карманах ища ключи чтобы запереть ее. Шаги Чуи уже разносятся эхом по пустому коридору и шатен догоняет его, пинает дверь их комнаты ногой и первый проскальзывает в темное помещение. Дазай кидает вещи в угол кровати и подходит к окну, задвигает шторы, включает настольную лампу, оборачиваясь на Накахару и окидывая его взглядом с ног до головы. Яркий свет режет глаза.       — Выключи — рыжий зевает, прикрывая рот рукой и облокачивается спиной о дверь, запустив руки в карманы, смотрит в карие глаза. — Я спать хочу.       — Со сном придется повременить, — шатен подходит ближе, Чуя хмурится, прижимаясь спиной к стене.       Ох, неужели опять? Решил устроить достойное завершение свидания, но в итоге все равно закончит одной из своих тупых шуток и останется спать на полу. Парень кивает сам себе, устало прикрывая глаза.       — Ну чего тебе? — рыжий отворачивается, не хочет снова встречаться взглядами. Дазай склоняется над парнем, упираясь руками в дверь по обе стороны от Чуи. Накахара вздыхает, закатывая глаза, закидывает руки на плечи шатену и приподнимается на носках.       Дазай не исправим. Всегда ждёт полной отдачи, требует внимания и ласки. Иногда это даже приятно, потому что шатен бесконечно привязан, нежен, влюблен по уши в голубые глаза и рыжие волосы. Но по большей части бесит. Особенно когда дело доходит до импровизации и суицидник пытается удивить партнёра.       Теплые губы прижимаются к чужим, холодным, Чуя кусает за нижнюю губу, намекая открыть рот, толкается внутрь языком, проводит кончиком по зубам и вылизывает щеки. Суицидник не может не подметить что за год рыжий стал целоваться лучше. Дазай кладет одну руку на талию и прижимает к себе, больно кусает за язык и отстраняется, довольно ухмыляясь.       — Сссссуууука, — рыжий недовольно шипит. — Больно же. — голубые глаза метают молнии и если бы взглядом можно было убивать Осаму уже давно перестал дышать. Ну вот она, одна из тех неудачных попыток. — Уйди от меня нахуй.       Парень выскальзывает из объятий и подходит к кровати начиная поправлять постель. Достает из шкафа простынь, расстилает, подбирая края, укладывает подушки в изголовье и поправляет смятый плед. Один из них кидает на пол, вслед за ним летит рюкзак шатена, с глухим стуком падая примерно туда, где будет лежать кудрявая голова. Нехуй кусаться раз хочет спать рядом. А кровати отодвигать уже в лом.       Дазай наблюдает за парнем, скрестив руки на груди и щурясь. Губы расплываются в хитрой ухмылке. Узкие черные джинсы обтягивают бедра, футболка задралась открывая пресс и, черт возьми, это тело выглядит идеальным. Не единого шрама, царапины, синяка. Нежная кожа словно чистый лист бумаги, хочется запачкать ее, оставить укусы.       Шатен подходит сзади, вжимается пахом между ягодиц и наотмашь шлёпает по заднице. Реакция моментальная. Чуя вздрагивает, резко выпрямляясь и стукаясь затылком о чужие ребра.       — Ты ахуел?! — рыкнул парень, собираясь развернуться.       Дазай такой теплый, но, сука, так бесит. Руки распускать никто не разрешал.       Запястья перехватывают не давая пошевелиться, Дазай целует костяшки рук, пока рыжий злобно рычит, готовый переломить хребет как только его отпустят. Тяжёлое дыхание над ухом, сносит крышу. Парня разворачивают за плечи и толкают на кровать, шатен усаживается на колени, ерзая и притягивая к себе за чокер. Языки сплетаются, суицидник оплетает руками шею, проводит языком по губам и целует с пошлым причмокиванием. Рыжий срывает с себя майку, откидывает за спину и прижимает к себе Дазая. Чуя оглаживает бока, пересчитывает легкими касаниями выпирающие ребра и спускается на бедра. Задевает под тонкой тканью рубашки бинты, оплетающие словно змеи израненную кожу. Шатен отстраняется, расстегивает верхние пуговицы рубашки, ерзая на появившемся бугорке и заглядывая в глаза, как щенок склоняет голову к плечу и невинно смотрит часто моргая.       Ну не строй такие невинные глазки, мать твою!       — Блядь.       Рыжий хватает парня за волосы, притягивая к себе и глубоко целует, вплетается пальцами в темные пряди, больно натягивая. Срывает рубашку, игнорируя недовольное мычание. Пуговицы отлетают и падают на пол, Дазай снова отстраняется, растягивает между языками тонкую нить слюны и смотрит на разбросанные по полу пуговицу рядом с опустившейся бесформенной белой тряпкой рубашкой. Потом придется долго собирать их и пришивать, парень довольно жмуриться снова ерзая на коленях.       — Чу-у-у-уя, неужели ты так сильно меня хочешь? — шатен улыбается чуть ли не мурлыкая от удовольствия. Смотреть в блестящие голубые глаза, видеть как Чуя взбешен из-за него — бесценно.       Парень резко притягивает к себе, кусает за плечо, вгрызаясь в нежную кожу, оттягивает бинты закрывающие шею со следом от петли. Приторная улыбка на чужих губах выводит из себя, такая ненастоящая, хочется стереть ее и больше никогда не видеть. Дазай вздрагивает, закусывает губу и мычит. Чуя оставляет дорожку из поцелуев от плеча до шеи и прикусывает кадык, спускается на ключицы, втягивает бледную кожу, оставляя краснеть засос. Дазай рвано выдыхает, когда кончик языка задевает бусину соска, кожу прикусывают и Чуя отстраняется.       Шатен приподнимается на коленях, пальцы путаются в ремне брюк, но парень быстро от него избавляется, стягивает брюки вместе с бельем и откидывает их в сторону. Накахара облизывает губы, наблюдая за суицидником. Обхватывает ствол вставшего члена и проводит ладонью вверх вниз. Возвращает руку на бедро, целует в уголок губ.       — Ты ведь будешь хорошим мальчиком и растянешь себя?       Теплое дыхание опаляет шею, мочку уха прикусывают и оттягивают. Рыжий выпрямляется, убирает спавшие на лицо пряди. Вскидывает бровь видя что суицидник медлит, шатен отводит взгляд в сторону, рвано выдыхает и опускает голову. Подносит сложенные пальцы к губам, надавливает и проталкивается внутрь, вбирает в себя, обильно смачивая слюной. Чуя закусывают нижнюю губу, наблюдая за его действиями. Внизу живота все горит, в джинсах слишком тесно, но рыжий не двигается продолжая смотреть на Дазая. Тот снова приподнимается, заводит руку за спину и тихо охает, проталкиваясь сначала одним пальцем, прокручивая его, а затем добавляет второй, насаживаясь. Двигает внутри, сгибая их, царапает ногтями стенки. Разводит пальцы внутри ножницами, вздрагивает задевая простату и с хлюпом вынимает. Добавляет третий палец, прокручивает, снова насаживается, начиная тихо поскуливать. Тянется к ремню на чужих брюках, кое-как расстёгивает, подцепляет ширинку и достает сочащийся смазкой член. Чуя обхватывает ствол, утыкаясь головкой в сжатое колечко мышц и толкается. Шатен сильнее сжимает чужие плечи, вздрагивая и насаживаться. Рыжий входит на половину, опускает руки на напряженные бедра и резко входит на всю длину. Внутри узко, неразработанные стенки сильно сжимают. Дазай сдавленно стонет, двигает бедрами стараясь подстроиться под грубые толчки. Насаживается сам и целует парня, проводит кончиком языка по зубам. Очередной резкий толчок, головка бьёт по простате от чего шатен отстраняется, запрокидывает голову и стонет. Чуя обхватывает член, смазывает выступившие белые капли и проводит ладонью по стволу в такт толчкам. Суицидник закусывает губу. Как же это чертовски приятно. Перед глазами все плывет, в ушах только тяжёлое дыхание рядом и хлюпающие звуки. Хочется быстрее, глубже.       Головка бьет по простате, парень сжимает пальцы на чужих плечах сильнее, перед глазами плывут круги. Шатен кончает в руку, прижимаясь к рыжему и тяжело дыша. Тот продолжает размашисто двигаться, убрав ладонь с члена и до синяков сжимая чужие бедра, кончает глубоко внутрь, вгрызаясь в нежную кожу на шее и вынимает член, растягивая тонкую нить спермы.       Дазай приподнимается, опираясь о плечи парня. Ноги дрожат и он опускается на постель рядом с Чуей, начиная осторожно разматывать спавшие бинты. Рыжий поправляет одежду и растрепавшиеся волосы, тянется к прикроватной тумбочке за сигаретами и ложится на кровать закуривая. Шатен падает рядом, отбрасывая бинты на пол и отводит руку с зажатой между пальцами сигаретой от припухших губ. Смазано целует, берет смятую пачку и тоже закуривает, выпуская дым в потолок.       Слышно как по стеклу начинает барабанить мелкий дождик. Шатен тушит окурок о зажигалку и откладывает на тумбу.       — Прекрати превращать комнату в свалку. — Чуя недовольно цыкает, говоря хриплым голосом.       — Потом уберу. — Дазай укладывает голову на грудь парня, прикрывая глаза и обнимая по руками. Голос дрогнул и парень откашлялся. — Потом.